running

Они бегут по мощеной дорожке, что ведёт — им плевать, по правде, куда она там ведёт. Главное подальше от шумного старика, что злобно выкрикивает что-то про наглецов и нищих отбросов. Хайне привык и лишь беззаботно подбрасывает монету, что они утащили у морщинистого мужика только что; Виктор привыкнуть ещё не успел, но бежит вслед за Хайне, словно от этого зависит его жизнь. Они оказываются на центральной улице, и вокруг народу тьма тьмущая. Виктор пытается отдышаться и почти сгибается пополам; Хайне едва слышно покашливает и, кажется, совсем не устал. — Расслабься, — маленькая ручка небрежно хлопает по плечу Виктора, и тот поднимает свой взгляд. — Он бы нам ничего не сделал. Хайне еле заметно поглаживает плечо парня в успокаивающем жесте и быстро одергивает руку, когда спина Виктора распрямляется. В глазах у Хайне ни страха, ни беспокойства, лишь безразличие и, самую малость, раздражение — Виктор снова струсил в последний момент и не утащил ни копейки. Виктору стыдно очень, но поделать ничего не может. Виктору взрослые эти кажутся совсем не такими, как во дворце; здешние взрослые грубые, грязные и отчего-то страшные (особенно, когда пытаешься увести у них из-под носа что-нибудь). Но Виктор приходит и через день, и через два. Виктору страшно, но так же и весело. Они с Хайне исследуют город вдоль и поперёк; они с Хайне бегают по подворотням от противных стариков; они с Хайне…. Виктору просто весело с Хайне, поэтому он пытается украсть жалкую монетку и через день, и через два; через три у него получается. // Они бегут по траве, запинаясь о ветки и громко хохоча, когда один из них (Виктор, не иначе) падает лицом прямо в грязь. Они останавливаются у какого-то ручья и спускаются всё ниже, потому что недоразумение под названием «лицо Виктора» надо отмыть. Уже поздно и на небе давно взошла луна; Виктор опять улизнул посреди ночи. Хайне тянется к холодной воде, чтобы почерпнуть немного, и со смешком выговаривает «терпи» в ответ на викторовское «нехочунебуду». Ручонка ловко стирает с носа землю и быстро проходится по щекам; когда кожа остаётся чистой от земли на одной из них виднеется едва заметная царапинка. — Не больно? — Пустяк. Виктор откидывается спиной на траву и устремляет взгляд в небо; смотрит долго и упорно, что даже Хайне не выдерживает, ложась рядом. — Ну и что ты там нашёл? — вопрошает Хайне, так же рассматривая небо. — Там же одни облака, ни одной звезды. — Это романтично, Хайне, — вдруг оживляется Виктор, подскакивая. — Атмосфера ночного неба, эта тишина, полумрак — никакие звёзды не нужны. — Ро-ман-тич-но? — проговаривает Хайне, поднимаясь вслед за другом. Виктор в непонимании склоняет голову чуть на бок и внимательно наблюдает за Хайне, силясь понять, правда ли тот не понял или просто пошутил. Хайне выглядит растерянно и отчего-то взволнованно, поэтому Виктор усаживается обратно и начинает без остановки говорить. О книге, что недавно прочёл; о девушке, что с парнем любовалась на звёзды; о том, что вот это и называется «ро-ман-тич-но, Хайне». Хайне внимательно слушает, завороженно кивая и про себя повторяя новое слово. Оно Хайне нравится; ему вообще всё нравится, что связано с Виктором. И Виктор тоже, наверное, нравится, думает Хайне, когда тот начинает новый рассказ с характерного «а вот вчера...». // Хайне бежит; на этот раз в полном одиночестве. Его карета несётся быстро, как и приказано. Чувствуется каждая кочка, и Хайне каждый раз подпрыгивает на месте. Бежать одному удивительно легко; совсем не волнительно, тихо и спокойно. Бежать одному — не удивительно — одиноко. Хайне мимолётно улыбается; Виктор, наверное, только сейчас получил его письмо. Пейзаж мелькает за окном неразличимо быстро; Хайне бежит как можно быстрее, чтобы не появилось мысли повернуть назад. Будь Виктор рядом, наверное, понимающе кивнул бы и сказал, что решение Хайне единственно верное и тот поступает правильно; будь Виктор рядом, то сказал бы, что всё это чепуха королевская и он просит остаться, просит как друг, не король. К счастью, Виктора рядом нет, а в карете лишь Хайне, что устало трёт переносицу и улыбается чему-то своему. Бежать одному не так уж и плохо, думает Хайне; бежать одному удивительно легко.