Victory

Совершенно обычным декабрьским днем, я собрался сделать себе татуировку. Давно, конечно, хотел, но как-то времени не было, да и финансов тоже… Но вот настал мой звездный час. Так как я чемпион и победитель с рождения, то надпись соответствующая: «Victorу». Эскиз готов, хороший мастер найден. Но, по всей видимости, не очень, блять, хороший. То ли с эскизом что-то не то, то ли татуировщик ебанутый в конец, но у меня теперь на запястье красуется красивой вязью выведенная надпись: «Victor» Я, конечно, все понимаю, но его даже никак не затронуло что это мужское имя. Уже начинаю совсем сомневаться, что этот мир вообще адекватен… И ладно, проблема решаемая, но мне нужно еще неделю с этой буйней на руке проходить, чтобы потом набить недостающую букву! Нет, у меня к Никифорову, конечно, были чувства, не отрицаю. Буря, искра, безумная любовь и все такое… Но на этом поставлена жирная точка. Все что было — все прошло. Фууух… Какой же все-таки я спокойный сейчас, сам удивляюсь. Хотя нет, просто всю ярость я выплеснул уже давно. Да еще и эта тренировка… Я, конечно, попытался наплести что-то Якову про больную руку, но он в ответ дал понять, что рука — не нога, и у меня в принципе нет выбора, я обязан пойти. Даже не смотря на ужасное положение вещей, благодаря дедушкиным пирожкам я все еще остаюсь в хорошем расположении духа. Откатав программу несколько десятков раз, русская команда заметно устала и упросила Фельцмана дать им перерыв. И как только было дано разрешение на свободу, фигуристы без умолку начали болтать о всякой всячине, нужно ведь стольким поделиться! В это время наш светловолосый юноша «вовремя» вспомнил о том, что хотел предложить сходить всем вместе в закрытый аквапарк. И вот, в самый кульминационный момент, когда он хотел всем показать, какая там са-а-амая высокая горка, блондин поднял руку вверх, и тут… Свободный рукав свитера спустился с кисти парня к локтю. Перед взорами юных спортсменов открылась прекрасная надпись. Мила тут же подскочила ближе к Юре, пытаясь получше разглядеть тату. —Ох, Юрочка, что это у тебя такое? Не татуировка ли? — ехидно спросила фигуристка. —Агрх, ничего особенного, -прошипел Плисецкий, пытаясь вырваться из Милиных тисков. — Оу, Юрио, — нарочито длинно протянула Бабичева, — ты же говорил что все это в прошлом, и между вами ничегошеньки нет, — начала подкалывать голубоглазая, разглядев вязь. На тот момент и Гоша понял, что к чему, присоединившись к Миле. — Неужели русская фея снова влюбилась? — столь же ехидно спросил Попович. — Да блять, я же сказал, отстаньте! — вскрикнул Плисецкий, вырвав руку из захвата девушки, и буквально пулей полетел к раздевалке. Никифоров, крикнув вслед друзьям что-то невнятное, на подобие: «Я скоро вернусь», побежал за блондином. Он застал подростка, сидящего на лавочке и пытающегося развязать коньки. Спустя секундную паузу Витя понял, что уже пора нарушить неловкую тишину. — Юрио, ну ты что, не нужно скрывать свои чувства, — с долей ехидства начал фигурист, сразу же поняв, что этого делать не стоило. — О каких ты, нахуй, чувствах говоришь, а? Я же уже повторил, что это всего лишь ебаное недоразумение, такое же как и ты, Никифоров! Мразь ты, Витя… Сволочь. Ни слова не сказал. «Уходи по английски»… А обо мне подумал…? Эгоист. Ты даже сейчас не понимаешь, насколько мне было хреново… — Плисецкому все еще удавалось сдерживать слезы, — «Юри! Вдохновение мое! Поросеночек мой!», да? А про «котенка своего» ты уже давно забыл… Ты меняешь людей, как перчатки! Раз уж ты нашел свое «новое вдохновение», так и оставался бы в Японии со своим япошкой, кацудоном и любовью к японской культуре! Нахуя ты вообще вернулся в Россию?! — Юра без раздумий говорил обо всех своих чувствах… И это была лишь малая часть того, что он хотел высказать Никифорову. — К тебе. — прошептал Виктор, настроение которого разом сменилось. Даже в этих двух маленьких словах можно было услышать… Раскаяние. Тут Плисецкого будто током шарахнуло, а его собеседник сел рядом на лавочку и тихо продолжал свой монолог. — Юр, прости, я такой дурак… Я просто хотел чтобы ты немного поревновал, но так далеко зашел… Я заигрался… — он понимал, что этих слов будет недостаточно, но молчать уже не мог, — Как же мне тебя не хватало… — слова давались ему с трудом и прерывались всхлипами. — Прости, котенок, я такой кретин… — из голубых глаз фигуриста невольно потекли слезы. Юрий ожидал услышать все что угодно, но только не это. Он был готов простить ему все на свете… Давно, давно уже всё простил. И забыл. Лишь бы только услышать, что Никифоров любит его. Любит по-настоящему… И вот, они уже сидят на скамейке вдвоем, в обнимку. Юра гладит свою любовь по шелковистым волосам, а тот, уткнувшись ему в грудь что-то невнятно бормочет, про все накопленное за долгие годы. Про то, как он любит этого «котенка», который сидит сейчас перед ним, про то, как он сильно по нему скучал и что больше никогда его от себя не отпустит, про то, что всегда будет рядом, и про то, какой он дурак, идиот, дебил, сволочь, кобель…со всеми вытекающими последствиями. А Юра просто прижимал его к себе и говорил, что любит, что безумно соскучился по тёплым и нежным рукам, по невероятно бархатистому голосу… «Какая ирония, я всегда думал что все будет наоборот», — подумал Плисецкий и мысленно себе улыбнулся. Сегодня такой же обычный зимний день, как и неделю назад. Но от чего-то так радостно на душе… Сегодня я снова иду на тренировку. Но мне уже глубоко наплевать на то, что болит запястье. Ведь за это самое запястье меня держит любимый человек и шепчет на ухо какую-то любовную ересь. И пусть, ересь, зато, она про то, как он меня любит… Ой, а вон и Мила с Гошей идут. Еще одна парочка влюбленных. Весело помахав друг другу, ребята направились к спортивной арене. По дороге они все так же болтали о всякой всячине, и, как-бы между прочим, Мила вдруг спросила: — Ну что, Юрочка, сходил к татуировщику, набил себе недостающую буковку на руке? — Ага, мы с ним вместе сходили, — блондин указал на Никифорова, и щеки последнего слегка покраснели. — Юр, а, Юр, дай взглянуть на эту прелесть, — проворковала Бабичева и резко задернула рукав свитера.— Ой… Так ты там не одну букву решил набить, а целых девять, — засмеялась голубоглазая. — Слушай, Вить, а ты чего с ним ходил? Тоже решил себе тату сделать? -вступил в разговор Попович. — Ага, могу показать, — игриво ответил Виктор. — Ох, так вы два сапога пара, как мило, — протянул шатен, разглядывая надпись и улыбнулся. — Ага, сначала я просто хотел написать «Юри», но татуировщик невнимательный попался и написал мне на букву больше, — надул губки Витя. — Ага, ага, и еще штук десять букв виде фамилии совершенно случайно набил, — продолжил представление Гоша. Состроив обиженную рожицу и скрестив руки на груди, зеленоглазый отвернулся, всем своим видом показывая, как сильно он ревнует. Заметив это, Никифоров незаметно подошел к предмету своего обожания, и нежно обняв за плечи, прошептал на ушко: «Не обижайся, котенок.». Его «котенок» для правдоподобия фыркнул, но дуться перестал. Более того, он даже пробурчал ему в ответ что-то романтичное. Заметив ехидные взгляды Милы и Гоши, Плисецкой покраснел аки белорусский помидорчик, а вся компания, посмотрев на такого мило смущенного Юру, дружно рассмеялась.