Белый волк

Риваль несся через лес: привычно, собрано, ловко перепрыгивая через коряги и съезжая в овраги по высокой траве. Бежать пришлось всю ночь и, несмотря на его выносливость и сноровку, дело было плохо. Он уже невероятно устал, а преследователи всё не отставали. Гнали с собаками, целым отрядом, во всю пользовались хорошим знанием незнакомой для него местности. Обходили совсем уж непроходимые буераки, в которых он увязал, как в патоке, и пытались перехватить на выходе. Несколько раз догоняли, почти брали в кольцо, но он прорывался на пределе своих возможностей, обдирая одежду о колючие кусты, счесывая в кровь руки при падениях. Не переставая мысленно ругать себя. Это же надо было так глупо попасться, сорваться в самый неблагоприятный момент. А ведь всё так хорошо начиналось. Ему действительно понравился городок. Такой спокойный и чистый. В эти тёплые летние дни и люди казались приветливыми. На рынке повсюду продавали забавные звездочки в коробках, свечи в виде звездочек, игрушки со звездочками, даже нарезанные в виде звездочек какие-то фрукты. Он подумал, что все готовятся к какому-то местному празднику, и даже спросил на правах невежественного приезжего, но ему ответили, что так здесь всегда, такая традиция. Звездочки рисовали на домах, украшали ими одежду, вешали над детскими кроватками, по-видимому, считая чем-то вроде оберега. Традиция была откровенно странной, кто же в здравом уме будет считать изображение пентаграммы — самого распространенного магического символа, предназначенного для темных ритуалов — оберегом? Но, в то же время, забавной: местные, явно по невежеству не вкладывали в этот знак негативного смысла, и разноцветные звездочки украшали городок, создавая ощущение праздника. Риваль приехал сюда в поисках тихой гавани, и уже решил было обосноваться в этой мирной звездчатой глуши. Шатался по улицам, гулял, заходил наобум то в один, то в другой трактир, пил, говорил с кем-нибудь — присматривался, всё более убеждаясь, что это место ему подходит. Когда… Ну почему он не оказался бесчувственной сволочью, чтобы просто пройти мимо, отводя глаза? Почему оказался настолько пьян и взвинчен, что не смог вовремя остановиться? Проклятье! Хватило бы пары ударов, чтобы привести в чувство здоровенного бугая, избивавшего совсем мелкого мальчишку в переулке. Да что там, практически на одной из центральных улиц городка. Риваль поймал взгляд огромных от страха и боли зелёных глаз и пройти мимо не смог. Точным мощным ударом отшвырнул мужика от мальчишки, впечатывая в стену. Заметил, что на груди у пацана расплывается темное пятно, что тот пытается отползти в сторону, явно не имея сил встать, что кто-то уже бежит к нему… И его повело. Кровь, выпивка, разочарование и обида, злость на ублюдка, испоганившего очарование мирного городка с его цветными звездочками, напряжение последних дней. Всё вылилось в слепую, бесконтрольную ярость. Он наносил удар за ударом, с наслаждением ощущая, как тяжелые кулаки погружаются в мягкое податливое тело. Как затапливает рассудок багровая пелена, вымывая из него все посторонние мысли… Когда рядом засвистели и закричали про стражу, Риваль будто очнулся, осознавая, что кровавое месиво, в которое он превратил этого ублюдка, уже давно не дышит. А увидев стражников, понял, что у него есть все шансы прожить в этом милом городке до конца своей жизни, просто потому, что закончится она прямо сейчас или в лучшем случае завтра на рассвете, если его решат сначала судить, а потом только казнить за убийство. Хранителей закона и порядка было двое, высокие, не ниже его, чем-то похожие друг на друга, словно недальняя родня. Одинаковые доспехи с выгравированным изображением расправленных крыльев только добавляли сходства. «Ангелы» — знак цеха охотников, или «Стервятники», как называли их такие, как он. Его зрение позволяло не только увидеть, но и опознать их чуть ли не с другого конца длинной улицы. Они встречались раньше, он их знал, и друзьями они не были. Авэ и Нэй не были родственниками по крови, но родственными душами были несомненно, если конечно у таких есть душа. Надменные, жестокие, не упускающие возможности позабавиться за чужой счёт, задирающие и простых горожан, а уж тем более проезжих: оскорбить и унизить даже невинного, что уж говорить о том, кто явно нарушил закон? Остатки хмеля выветрились мгновенно, это была реальная угроза. Да что там говорить, если бы он знал, что эти двое здесь, то обошёл бы злосчастный городок десятой дорогой. Хуже расклада не придумаешь: пара самых настырных охотников и он посреди города, весь в чужой крови, с красными от возбуждения глазами. Оправдываться или драться было бессмысленно. Риваль рванул по улице, ловко лавируя между горожанами, и припоминая, в каком именно месте удобней всего перемахнуть через городскую стену так, чтобы не переломать ноги при приземлении. Первые несколько секунд в нём ещё теплилась надежда, что пронесёт, и его не узнают. Не может же так тотально не везти? Но удивлённый возглас позади, а потом зычный оклик: — Эй, Белый! — и радостное улюлюканье вдогонку, не позволили питать иллюзий на этот счёт. Теперь обложат по полной, позовут подмогу, конных. Пойдут по следу с собаками. Они не отступятся, не упустят его во второй раз. Будут гнать до изнеможения, до кровавого кашля, пока он не свалится замертво. Потому что если они схватят его живым, то он очень и очень пожалеет об этом. Всё, на что он надеялся этой ночью: что успеет понять, почувствовать нужный момент, что успеет умереть раньше, чем его схватят, но лишь после того, как не останется другого выхода. Гнали профессионально, не давая времени отдышаться и тем более перекинуться. Да он и не стал бы, слишком вымотался, да и выпитый ранее алкоголь ещё давал о себе знать. В таком состоянии потерять контроль было плёвым делом, превратиться в загнанного зверя, способного бежать только вперёд, прямо на ожидающих в засаде охотников. Нет, он не поведется на заманчиво лёгкий путь. Ему нужен холодный рассудок, опыт и изобретательность. Он не позволит загнать себя в ловушку и уйдёт от погони. Не впервой. Когда обезумевшие от запаха его крови собаки кинулись ему на спину, то он убил пару особо ретивых, сумевших опередить остальных. Одной вспорол брюхо коротким кинжалом, второй перерезал горло, в третью кинжал пришлось бросать, времени на ближний бой не было, как и на то, чтобы вернуться и забрать нож. Запасной отсутствовал, но жертва не была напрасной, трупы вожаков немного задержали свору до появления хозяев, позволили выиграть драгоценное время. А на рассвете начался дождь, и поначалу никакой радости Ривалю это не принесло. Бежать, поскальзываясь на влажной траве и прелых прошлогодних листьях, то и дело скатываясь в грязевые бочажки, вмиг превратившие его добротную одежду в черные склизкие лохмотья, удовольствия было мало. Однако, без устали рвавшиеся вперёд, практически неуправляемые от запаха его крови собаки начали всё чаще терять след, отставать, а потом и вовсе остановились и завыли, протяжно и зло, признавая поражение и наверняка обещая месть и расправу в будущем. Он не вслушивался, продолжая бежать вперёд, стараясь не ломать ветки и не обрывать о них одежду, чтоб не оставлять слишком явный след. Лишь удовлетворённо ухмыльнулся, поняв, что погоня прекращена. Этот бой он, похоже, выиграл, теперь бы победить и в войне. Дождь всё лил и лил, монотонно шелестя по веткам и превращая лощины в зыбкие топи. Риваль понятия не имел, где находился, впервые оказавшись в этой части страны. Знал только, что если достаточно долго идти вперёд, соблюдая однажды выбранное направление, то рано или поздно куда-нибудь придёшь. Его устраивал почти любой вариант: город, деревня, дорога, даже река. Что угодно, кроме бесконечного леса вокруг. Он любил человеческое общество и достижения цивилизации: тёплые дома, мягкие постели, крепкое, ароматное пиво. Становиться отшельником, обустраивая себе нору посреди огромного, раскинувшегося во все стороны леса, совершенно не хотелось.

***

Сложно было сказать наверняка, солнце так и не показалось из-за тяжелых, совсем не летних туч, но, вероятно, уже перевалило за полдень, а по внутренним ощущениям так и вовсе подходила к концу вторая вечность. Он давно не бежал, брёл едва переставляя ноги. Но всё равно упрямо толкал себя вперёд, стремясь максимально увеличить расстояние между собой и преследователями прежде, чем силы окончательно покинут его. Риваль не верил, что его просто так оставят, дадут спокойно уйти. Нет. В отличие от глупых шавок, стервятники свою добычу не бросят, не из-за какого-то там дождика. Пройдут ещё раз с собаками, постепенно расширяя круг, проверят тракты и ближайшие деревни. Раз вцепившись, будут держаться рядом, пока добыча, обессилив, не свалится замертво к их ногам или, не выдержав напряжения, сама не выйдет на них в поисках смерти. От таких мыслей хотелось упасть на колени и завыть в голос на луну, но луны днём не было, а на коленях он стоял и так, не успел подняться, выкарабкиваясь из очередного грязного оврага, по дну которого проложил себе путь поток дождевой воды вперемежку с листьями и глиной. Он прорвётся, выберется из проклятого леса, снова сделает больше, чем от него ждут, и уйдёт от преследователей. Он уже делал это не раз. Вот только бы дождь перестал. Спасший ему жизнь ливень сейчас откровенно мешал, утомлял, сбивал с направления, и никакое обострённое восприятие тут не помогало. Ни зрение, ни нюх не справлялись с мокрой зыбкой завесой, сбоило даже чувство направления, не рыба же он в конце концов. Так что, выйдя через несколько часов из-под крон деревьев и видя впереди слипающимися от дождя и усталости глазами темное марево, он лишь мельком подумал о довольно большой поляне. Пока не уперся лбом в высокую замковую стену, черную и гладкую, как и положено добротным стенам. С зубцами по теряющемуся в высоте над ним краю и узкими щелями бойниц немного ниже. Бездумно погладив камень перед собой, Риваль побрёл вдоль стены в поисках ворот, а может и просто по инерции, плохо соображая после почти суток погони. Идти по вычищенному периметру оказалось легче, чем по лесу, к тому же, одной рукой Риваль опирался о стену, словно боялся потерять её в мутных сумерках. Ворота нашлись относительно быстро, гораздо раньше, чем он решил, что выбрал неправильное направление. Достаточно быстро, чтобы изо всех прибавившихся от радости сил заорать и начать колотить в массивные кованые створки, прося впустить одинокого путника. Но ворота остались закрытыми, и стражи, похоже, на них не было тоже, изнутри не доносилось ни звука. Замок казался мертвым и, вероятно, таковым и являлся. Отчаянье накатило черной волной, лишая воли, выбивая воздух из лёгких, подгибая колени. Даже если бы от этого зависела его жизнь, он бы всё равно не смог больше сделать ни шагу. Только кое-как подполз вплотную к воротам, облокотился о них спиной, пытаясь укрыться от дождя под массивным надвратным выступом, закрыл глаза, и через мгновение провалился во тьму, забывшись тяжелым беспокойным сном.