Белый волк

Дождь лил весь день. Стучал по стёклам мрачных витражей залов и гостиных, шелестел, стекая по тонким шпилям пяти высоких башен, журчал, огибая жутких химер, что расположились на пологой крыше центрального строения. Дождь шумел, проникая в сон графа Мейло, словно навязчивая зубная боль, гарантируя плохое настроение по пробуждении. Хозяин замка дождь не любил, не то что бы тот мог нанести ему какой-либо вред, нет. Граф Мейло с презрением относился к байкам о нечисти неспособной пересечь бегущую воду, но дождь терпеть не мог, да и возле открытых водоёмов чувствовал себя неуютно. Вокруг замка не было даже обычного крепостного рва, заполненного водой. Впрочем, графу Мейло не раз и не два приходилось пересекать реки по мостам в закрытой карете, и ничего плохого при этом не случалось. На вечерней заре, когда отведённая под личные покои хозяина замка северная башня уже начала погружаться во тьму, дождь постепенно стих. Потоки воды всё ещё лились из пастей многочисленных горгулий, которые оккупировали каждый мало-мальски подходящий для их целей участок. Эти странные существа, обитающие исключительно на крышах и никогда не спускающиеся ниже первого этажа (во всяком случае никто не мог похвастаться тем, что видел путешествующую горгулью), казалось, собрались здесь со всей страны, так много их было. Они составляли своеобразный симбиоз с замком, питались благодаря нему и, в свою очередь, способствовали его сохранности, отводя дождевую воду подальше от стен, не позволяя ей подмывать фундамент и попадать в подвалы. Вода уходила по специальным канавкам в подземные резервуары или питала большой тщательно спланированный сад, чьи извилистые дорожки соединяли между собой выходы из башен в единый узор, и, будучи широкими и светлыми с южной стороны, у центрального входа, практически терялись в зарослях вокруг северной башни. В подвалах же, вопреки расхожему представлению о древних готических замках, ничего страшного или загадочного не было, а благодаря горгульям они не были даже сырыми. Там не было ни застенков для несчастных узников, ни пыточных с кровавыми потёками на полу и стенах, ни страшных, исчерченных зловещими символами ритуальных помещений, в которых всегда дует потусторонний ветер и хохочут демоны… там располагались ледник для мяса, кладовые, да винный погреб. Все, что стоило хоть как-нибудь прятать от любопытных глаз, строители расположили наверху. Впрочем, рабов, пленников и пыточных не было и там. Примерно на двух третях высоты, в каждой башне находилась потайная комната, соединенная с остальными узкими коридорами, замаскированными под массивные контрфорсы. Все проходы сходились в центре, в обширном помещении с низким потолком, расположенным прямо над главным залом замка. Вкупе с дополнительными элементами, имитирующими внешний декор, вся конструкция представляла собой огромную пентаграмму, вписанную в саму структуру замка и строго ориентированную по сторонам света. И пусть её не активировали уже более трехсот лет, о ней знали и содержали в полной готовности. Как в тайных комнатах, так и в Ритуальной Зале регулярно убирали, меняли масло для лампад, а иногда там появлялся и сам хозяин замка. Проводил небольшие эксперименты, или просто сидел, разглядывая сложные геометрические построения. Он говорил, что их вид помогает ему думать.

***

Не успели закатные лучи в последний раз отразится в стрельчатых окнах пустующей западной башни, озарив напоследок темные после закончившегося дождя стены, как в личных покоях хозяина замка, графа Мейло де Вож раздались тихие шаги. Дворецкий пришёл пожелать доброго вечера своему господину. Но молодой граф опередил своего слугу, самостоятельно откинув тяжелый полог и усаживаясь на кровати. — Добрый вечер, Ваша Мылость. Как спалось? — Почему так долго, Родион? Я давно проснулся. Мерзкий дождь лил весь день, разве можно спать под эту какофонию? Граф Мейло недовольно дернул плечом и вскочил с кровати, стягивая ночную рубашку через голову. — Ну что там у тебя? Бессмысленные церемонии?.. Я вполне мог бы одеться и сам. — Таковы традиции, Ваша Милость. — Да-да… я помню. И, кстати, где Лина? Опять проспала? — Я уволил её на рассвете, как Вы и приказывали. Наш зеленщик взялся отвезти её в город. — А кто тогда?.. — Новая горничная должна прибыть через час после заката. Её зовут Ангелина и она блондинка — всё в полном соответствии с традициями. Дождавшись, пока Родион медленно натянет чулки на его стройные ноги и застегнёт пряжки на сапожках, граф Мейло снова вскочил, самостоятельно натягивая остальные детали наряда. — Надеюсь, что, вопреки сложившейся традиции, она хоть немного разбирается в своей профессии и в состоянии отличить чулок от носка, а чайную чашку от кофейной. Поднявшись с колен, Родион скрупулезно осмотрел своего хозяина, поправил на нём камзол и, поклонившись, вышел. Только тогда граф Мейло, наконец, смог облегченно выдохнуть, одно небо знало, как его нервировали эти одевания. Он вполне мог бы справиться и сам, но Родион был дотошен до фанатизма и считал этот ритуал своей прямой обязанностью, чуть ли не привилегией. Блондинки раздражали молодого графа не меньше, хоть он и старался вести себя прилично и не срывать своё недовольство на ни в чём неповинных девушках. Странная, многовековая традиция предписывала главе рода, а точнее его дворецкому, нанимать на работу как минимум одну молоденькую и симпатичную девушку в качестве горничной или любой другой «белой» прислуги. Девушка обязательно должна была быть блондинкой, желательно одинокой, и её комната располагалась в непосредственной близости от покоев господина. Как минимум в той же башне. Родион следовал традиции неукоснительно, и череда сменяющих друг друга совершенно одинаковых девушек слилась для графа в одну, чуть испуганно улыбающуюся фигуру со стопкой белья или посуды в начале ночи, и такое же абсолютно не запоминающееся тонкое тело, расслабленно спящее на большой кровати под утро. Одинаково рассыпанные по подушке волосы, одинаково тонкие, белые шеи, синяя венка с парой точек незаживающих ранок. Хоть какое-то различие было только тогда, когда девушки менялись, и связь устанавливалась впервые. Впрочем, последняя горничная запомнилась. Настолько неуклюжую девицу надо было ещё поискать, и то, вряд ли нашлась бы вторая такая же. Графа её криворукость в основном веселила, внося разнообразие в устоявшийся распорядок. К тому же обычно невозмутимый Родион был вынужден извиняться за неё, спешно исправлять её ошибки, менять скатерть, собирать разбитую посуду, сдерживать рвущиеся с губ ругательства… Наблюдать за этим доставляло графу Мейло ни с чем несравнимое злорадное удовольствие. Но две разбитые старинные вазы, перевернутый котел на кухне, испорченный костюм, да и сама девушка, слетевшая по длинной лестнице, поскользнувшись на разлитом её же руками чае, и чудом не свернувшая себе шею, стали последней каплей. Стихийное бедствие было решено уволить ради её же безопасности и сохранения конспирации доброго имени графа. Только погибших горничных им не хватало. В общем, всё это послужило причиной того, что сегодня завтрак не только готовила, но и подавала Ася. Лонгер*, как и Родион, совершенно седая красавица, живущая так долго, что сама уже не помнила сколько. Она занимала несколько помещений в восточной башне, единолично владела кухней, небольшим огородом лекарственных и не только Трав в глубине сада и распоряжалась всем, чем хотела распорядиться. В том числе без памяти влюблённым в неё Родионом и даже иногда самим графом Мейло, с детства привыкшим относиться к ней с опаской и уважением. Отчаянно краснеющий и смущающийся, обычно невозмутимый и безупречный дворецкий больше мешал, чем помогал накрывать на стол, путаясь под ногами у занимающей должность кухарки ведьмы, суетясь и не зная, куда девать руки. Лишь когда граф появился в обеденном зале, Родион немного пришёл в себя, пододвинул ему стул, и стал на своё обычное место слева от господина, представляя блюда. — Сегодня на завтрак варёный лосось с салатом из мяты, в качестве дополнения приготовлены тосты, пшеничные лепёшки и французские пирожные. Чай «Эрл Грей Джексон» дополнит своим ароматом Вашу трапезу. — Добрый вечер, Ася. Благодарю, Родион. Кивнув, граф Мейло сел и со всей возможной церемонностью принялся за завтрак. Ася всё ещё стояла в дверях, и проявлять при ней хоть малейшее непочтение к приготовленным ею блюдам хозяин замка опасался, не рискуя даже представить себе, на что способна эта женщина, если ненароком её обидеть. Когда, удовлетворенная увиденным, ведьма вышла, облегченно выдохнул не только молодой граф, но и проводивший её долгим тоскливым взглядом дворецкий. Завтрак не занял много времени. Граф Мейло, невысокий и изящный, словно изысканная статуэтка из слоновой кости, ел мало. Так что уже минут через десять, прихватив чашку с ароматным чаем, он перебрался в массивное кресло у открытого окна, намереваясь заняться делами. Тучи после недавнего дождя совсем разошлись, открывая изумительный вид на ночное небо, всё усыпанное крупными, будто свежевымытыми звездами. Прохладный, немного влажный ветерок проникал в гостиную, теребил занавесь у дальней стены, перебирал страницы расходной книги, пытался скинуть со стола, разложенные на нём бумаги. Родион — высокий, статный (миниатюрный граф едва ли доставал ему до груди), в своём неизменно черном костюме с белоснежной рубашкой кажущийся ещё выше — застыл рядом с креслом, совершенно не обращая внимание ни на игривый ветер, ни на восхитительное небо. Он был не только дворецким, но и главным поверенным графа, с успехом совмещая обе должности, и всегда старался выглядеть безупречно. Что обычно означало: «как каменное изваяние». — Родион, сядь, у меня от тебя болит шея, — граф кивком головы указал на стоящий поодаль стул с высокой спинкой. — Хотите, чтобы я размял Вам плечи? — О, нет. Просто сядь. Я хочу, — продолжил граф, когда Родион сел таки на стул, — сменить интерьер в гостевых комнатах юго-западной башни. Все эти массивные столы и кресла, которые невозможно сдвинуть с места в одиночку. Побитые молью гобелены со всеми кругами ада, витражи со сценами пыток. Это всё так устарело, Родион. — Хорошо, Ваша милость. Я пришлю художника, чтобы сделал новые эскизы для витражей. Что желаете вместо библейских сцен? Граф де Вож отставил пустую чашку и покрутил в воздухе рукой, размышляя. — Хочется чего-нибудь современного, лёгкого. Сцены охоты, пейзажи, может быть, нимфы и сатиры. Теплая цветовая палитра: зелёный, желтый, голубой. — Слушаюсь, — Родион кивнул и начал вставать, спеша выполнить указания, когда в помещение влетел растрёпанный и запыхавшийся мальчишка. — Господин! — мальчик испуганно застыл, пытаясь перевести дух и отдернуть одежду, как будто это хоть чем-то могло помочь. — Слушаю тебя, Вард, — Родион сел обратно. Оставшийся совсем один, после гибели брата, пацан выполнял работу садовника. К слову, выполнял из рук вон плохо, от чего сад стал намного живописней и зеленее, чем при предыдущем работнике, что было даже к лучшему. — Там это… — в остальном толку от Варда было немного, но и граф и его дворецкий терпеливо ждали, пока тот приведёт в порядок хотя бы мысли и выдаст какое-нибудь связное предложение. — Того… новая горничная приехала. Привезли. А у ворот труп лежал. Точней не труп. Почти. Живой ещё. Дальше слушать не стали, поднялись оба и, не мешкая, направились к центральному, южному входу в замок. Родион, правда, попытался возразить что-то на счёт того, что не графское это дело на трупы смотреть, но поймал настолько выразительный взгляд от своего господина, что счёл за благо промолчать. Всё, что он смог сделать — это обогнать спешащего к раненому графа, да и то только благодаря длине своих ног, а не потому, что тот медленно двигался. Так что в вестибюль он вошел первым, мгновенно оценив обстановку, отметив заплаканную белокурую девушку, пытающуюся стереть грязь с окровавленного тела на полу кружевным платочком; само тело, выглядящее так, как могущие выжить, выглядеть не должны; растерянного мужика, вероятно кучера, привезшего новую горничную, и явно не собиравшегося попадать внутрь замка и так же явно мечтающего оказаться отсюда как можно дальше; выплывающую из боковой двери Асю; неспешно, будто и не бежал сейчас через весь замок, входящего за ним графа. ------------- Лонгер — формально человек, долгожитель, живёт несколько сотен лет.