clouds

Если честно, Кайе далеко не такая сверхобщительная и коммуникабельная и всё такое, какой старается казаться. Да, у неё может занять меньше трёх минут, чтобы расположить к себе человека, да, она может с уверенностью, достойной лауреатов каких-нибудь там премий рассуждать на темы, о которых имеет знание поверхностное, да, она может развеселить самую тусклую компанию. Но. Но она проводит чёткую и с горизонта видную stay-out линию, разделяющую «ты мой знакомый» и «ты мой близкий человек». В её «ты мой близкий человек» списке людей, может, семь-восемь, и половина из них занята семьей. Чтобы туда попасть, надо с Кайе провести полжизни и как следует ей дать понять, что никуда от неё не денешься. Стоит ли говорить о том, что в её убежище, представляющем собой крохотную съёмную квартирку недалеко от вокзальной площади, попасть сложнее, чем в Белый дом к президенту на чашку чая? — Ты кофе как? Чёрный, белый, сладко, горько? — слышит Кайе с кухни и с гортанным рыком зарывается лицом в подушку. От подушки тащит вонючими конпимуковыми духами и пивом. Пиздец? Пиздец. Она переворачивается на спину и слышит, как на кухне под стремные ретрохиты из старого радиоприемника зажигает Конпимук. Через пару секунд она появляется на пороге её комнаты с туркой в руках. Кайе хочет дать себе в челюсть, но, честно, взгляд оторвать не может. Конпимук стоит в старой промасленной рабочей рубахе Кайе и трусах, на голове какой-то кавардак, её словно насквозь просвечивает солнечными лучами, и, да, Кайе была бы не против видеть у себя тут такое каждое утро ближайшее как можно дольше. Сколько они там знакомы? неделю? две? — Я же слышу, что ты проснулась, — улыбается та ей. — Давай шуруй на кухню, я у тебя тут нашла какие-то лепешки и украла с соседнего балкона немного зелени. Потом Конпимук совершенно очаровательно ругается матом, попробовав чёрный без сахара, который Кайе глушит по утрам. Оказывается, что из, казалось бы, сгнивших ещё полвека назад лепешек можно соорудить чудесный завтрак, а ещё понятие похмелья в личном словаре красноголовой бестии, походу, отсутствует в принципе. — Мы с тобой хоть вчера того… ничего? — хрипит Кайе, сжимаясь внутри от двойственной надежды и на то и на другое. — Ты, чудище! — Конпимук хохочет, запрокинув голову, и чуть не роняет пепельницу. — Ты выпила вдвое меньше меня, ты серьёзно? Наткнувшись на хмурый взгляд подруги, она, однако, осекается: — Нет, конечно нет! Кайе, ты будешь удивлена, но я не из любительниц остановок на одну ночь. Кайе хмыкает себе под нос и внезапно ощущает себя чужой в собственной квартире. Когда она, наконец, поднимает взгляд, то обнаруживает Конпимук, опирающуюся щекой на ладонь и нечитаемо улыбающуюся. Они смотрят друг на друга секунд двадцать, пока Конпимук не открывает рот: — Если совсем честно, то у меня планы посерьёзнее. Кайе (Кайе! с выкрученными на минимум настройками скромности и позиционирующая себя как неизменное солнце любой компании!) чувствует, как у неё горят уши и не может и не хочет ничего с этим делать.