Окружающие стены, нетронутые дварфийскими инструментами, чуть искривлённые, напомнили ему полузнакомое место из глубин памяти. Поднапрягшись и внимательно осмотрев всё вокруг, Келгар окончательно удостоверился, что это именно оно. Лабиринт Разума, так его называли в его клане. Небольшая пещера на нижнем уровне их подземного комплекса, как раз за последними постами стражи, охраняющими город дварфов от опасностей окружающего Подземья. Когда дварфы только заселяли свой новый дом, много лет назад, когда Келгара ещё и в проекте не было, на этом нижнем уровне они обнаружили иллитида-отшельника, изгнанного своим родным городом-ульем за занятия магией. Дварфы не стали мириться с опасным соседом и постарались поскорее избавиться от него, но само место, которое монстр облюбовал для своего дома, осталось нетронутым.
Холодные капли стекали с потолка пещеры, проникая сквозь тончайшие трещины в камне и устремляясь вниз с мерным стуком. В некоторых местах капли падали всего лишь раз в минуту, а в других — раз в четверть часа. Вода разбрызгивалась по каменному полу, а осадок оседал в том месте, куда упала маленькая капля. Содержащиеся в воде соли застывали в холодном воздухе пещеры, скрепляясь друг с другом в горки отложений. Так, год за годом, столетие за столетием, на полу наплывали огромные соляные столпы, а на потолке повисали не уступающие им размером сосульки. Некоторые успевали объединиться друг с другом в колоссальные колонны, внутри которых можно было по наплывам прочитать историю всех эпох, прошедших с создания мира.
Вся огромная подземная пещера, вместе со своими отростками протянувшаяся на целые мили во все стороны, была заставлена неразличимыми друг от друга колоннами, сталагмитами и сталактитами. Толстый слой заплывшей соли покрывал пол и потолок, и даже далёкие, невидимые в темноте стены, превращая пещеру в громадный мавзолей, в котором выставлялись легионы застывших навеки фигур. Для зрения подземных жителей, не полагающихся на источники света, это были всего лишь неприметные каменные образования, но в свете факела вся пещера засияла бы переливающимися один в другой светлыми тонами, холодными и вечными, как звёзды.
Как и любой другой дварф, Келгар интуитивно ориентировался в подземных пещерах, позволяя своему чувству камня вести себя прямо к цели, избегая тупиков и не задумываясь на развилках. Он примерно понимал, где находится, знал, в каком направлении нужно бежать, и очень скоро без всяких промедлений должен был добраться до поста стражи. Вот только его сердце стучало, как бешеное, кровь с трудом пробивалась по жилам, и в ногах ощущалась невиданная прежде слабость. В конце концов, дварф запнулся и рухнул на изогнутый каменный пол пещеры, загремев так, что его было слышно, наверное, за многие мили в абсолютной тишине и спокойствии Подземья.
Соляные столбы безмолвно взирали на него, неспешно ожидая, когда он наконец-то затихнет и присоединится к ним. Застынет под наплывами тысячелетий, превратившись в прекрасный соляной саркофаг.
С трудом приподнимаясь на колени, Келгар расслышал вдалеке чей-то злобный хохот. Обернувшись, он, конечно же, никого не заметил. Только с противоположной стороны теперь почудился тихий шёпот, словно шелест листьев на ветру, несущий с собой неразборчивые слова. Встряхнув головой, дварф отбросил прочь всю отвлекающую его от цели чепуху и просто пошёл вперёд, больше не оборачиваясь. Вот только ноги против его воли подворачивались и понемногу теряли чувствительность. Вскоре он уже не мог чувствовать пальцев, болтающихся безвольно, постоянно запинающихся о выступы на каменном полу. Дварф сцепил покрепче зубы и снова побежал, стремясь пройти как можно больше, прежде чем…
— Убийца!
… он снова упал, и на этот раз все ступни чувствовались так, как будто он целую ночь проспал в неудобной позе, отлежав их до потери чувств. Келгар проклял себя за то, что не закончил дело и не успел развязать ещё и руки. Со связанными за спиной ладонями, он каждый раз в кровь разбивал лицо при падении, и подниматься на ноги было гораздо труднее.
Застывший перед ним сталагмит, показалось ему, склонил к нему верхушку, осуждающе глядя на маленького дварфа. Соляная статуя была похожа на приземистого человечка с головой ворона, склонившего к нему чуть приоткрытый клюв, взирая гроздями невидимых глаз.
Прислонившись спиной к ближайшей колонне, дварф расслышал в давящей на уши тишине какое-то мерзкое хихиканье. Понадеявшись, что ему не понадобится добегать до поста, чтобы предупредить город о вторжении, Келгар закричал во всё горло, но всё, что вышло из его губ, были лишь несвязные звуки и сиплый свист. Проклиная свою беспомощность, он изо всех сил саданул головой по столбу, пытаясь привести мысли в порядок. Дварф постарался медленно и спокойно повторить свою фразу, по слогам, выговаривая каждый звук отдельно, как маленький ребёнок. Язык, распухший и необычно твёрдый, чувствующийся во рту каким-то чужеродным придатком, извратил каждую букву в произнесённой им фразе.
— Глупый…
— … бессильный…
— … где же твои кулаки?
Голова была как чугунная, и Келгар с трудом мог отличить доносящееся до него эхо от камнями перекатывающихся в голове мыслей. Он снова, переполняясь яростью, ударил головой по соляной колонне. Всё всегда было так просто! Если что-то ему не нравилось, дварф просто хватал это и разносил на части голым руками. С последствиями он разбирался позже, если это вообще требовалось. Так почему? … Почему же сейчас, впервые, наверное, когда это по-настоящему важно, сколько бы он не бился об стены, это ничуть не помогало?! Яд, отравляющий его тело и сознание, невозможно было ударить, нельзя было избить до потери пульса. Но, именем Клангеддина, как же ему этого хотелось!
Так нельзя, подумал Келгар. Нельзя просто биться в истерике. Если удары ему не помогут, он найдёт другой путь разобраться с убивающей его отравой. Если бы только у него было больше времени… или хотя бы свободные руки…
Он поднялся выше, скользя спиной по колонне, приподнимая тело плохо гнущимися ногами, и попытался отвалиться от своей ненадёжной опоры. Несколько биений сердца в нём всё ещё теплилась надежда, и дварф по инерции полушёл-полупадал вперёд, но затем его колени безвольно подогнулись, и Келгар в последний раз обрушился навзничь.
Одинаковые, как близнецы, колонны закружились вокруг него в безумном хороводе. В приступе паники и отчаянья дварфу показалось, что он видит на мягких, расплывающихся гранях камня собственное отражение. У основания каждой колонны была небольшая вертикальная табличка, залитая неравномерным слоем окаменевших отложений, покрытая наплывами, так что невозможно было разглядеть, что когда-то было на ней высечено. А внутри камня как будто стояли древние дварфы, глядящие на него мёртвыми вынутыми глазами, шепчущие что-то недвижимыми губами, гневно сжимающие в кулаках рукояти топоров и секир. Их заплетённые в тонкие косички волосы медленно, жутко медленно развевались, как будто застрявшие в медленно текущей смоле. Они все смотрели на него презрительно и яростно, готовые шагнуть вниз, замахнуться и…
Келгар закричал, отказываясь повиноваться надвигающемуся на него ужасу, и бешено затряс головой. Видение. Это всего лишь дьявольское видение, вызванное проклятым зельем! И ничего больше. Он отказывался верить в ту жуть, что шептал ему помрачневший рассудок…
Сопровождаемый осточертевшим ему уже шёпотом на грани сознания, он пополз вперёд, извиваясь, как змея, яростно рыча, почти цепляясь зубами за землю. Шепчущие голоса вдруг показались ему знакомыми. Он вспомнил, где мог их слышать — это были голоса его сестёр по оружию, гордых и сильных дварфиек, бившихся вместе с ним, плечом к плечу, на тренировочной площадке. Келгар мрачно покачал головой. Видимо, гибнущее во мраке сознание заставляло его узнавать в бессмысленном шёпоте Подземья голоса знакомых людей.
— Келгар.
— Помоги!
— Где же ты…
— Почему ты покинул нас?!
Дварф в изумлении увидел вдалеке перед собой фигуру коленопреклонённой девушки. Издали он не мог разглядеть, кто это был, но он видел, что дварфийка подняла на него лицо…
… и в одно мгновение она несколькими рывками приблизилась к нему, оказавшись вдруг совсем рядом. Её руки, прижатые к животу, были залиты горячей кровью, и она изо всех сил зажимала страшную рану, как будто нанесённую размашистым ударом топора.
— За что, Келгар? — только и прошептала она, глядя ему прямо в душу умоляющими огромными глазами. Всё её лицо было безжизненно бледным, и губы дрожали в предсмертной агонии. Девушка медленно завалилась на бок, и её замершие навечно глаза уставились в потолок пещеры, чтобы уже никогда ничего не увидеть.
С трудом пытаясь сглотнуть, Келгар сжался и бросил своё тело вперёд последним усилием замирающих мышц. Он рычал, он рвался к ней, но когда несколько секунд спустя дварф прополз разделяющее их расстояние и поднял глаза, он уже ничего не увидел. Очередная галлюцинация…
Только и всего. Почему же тогда его сердце грызла боль и стыд, как будто он увидел нечто совершенно настоящее?!
Теперь ему казалось, что он слышит вдалеке их крики, пронзительные, замирающие, наполненные болью. Девушки кричали что-то, что он не мог разобрать, но их перекрывал зловещий, издевающийся над ним хриплый хохот, как будто захлёбывающийся собственной властью. В своём воображении Келгар представлял, как они стоят на пороге своих домов, из последних сил сдерживая рвущихся внутрь захватчиков, и он с новыми силами бросался вперёд, вгрызаясь в камень и стараясь продвинуть тело ещё на несколько дюймов. Даже если всё это бессмысленно, и его организм сдастся в борьбе с отравой, он должен хотя бы увидеть своими глазами…
Задница Клангеддина! И почему он не тренировал их лучше? … Если бы только это могло что-то изменить, он бы и днём, и ночью только тем и занимался, что гонял их по тренировочной площадке, заставляя готовиться к предстоящим битвам…
Вдруг перед его глазами вновь возникла окровавленная, мёртвая девушка. Впервые в жизни мысль в голове дварфа связала эти две картинки. Он вспомнил, как точно так же валились на пол его соперники на тренировках, обессиленные и истекающие кровью. Но живые! Он никогда бы не посмел довести до чьей-то смерти, он никогда не хотел этого!
Ты. Уверен?!
— За что, Келгар?
— За что ты нас ненавидишь?
Я вовсе не ненавижу вас! — попытался вымолвить подросток, но язык, застывший во рту, как кисель, совершенно отказывался шевелиться. —
Я люблю вас всей душой! Всё, что я делал, всё было ради нашего клана! Чтобы сделать вас сильнее…
Он уже довольно долгое время впустую блуждал между подпирающих своды соляных колонн, не ощущая направления, забыв, куда он должен попасть. Только призраки совести обитали здесь вместе с ним, увлекая дварфа всё дальше в лабиринт столбов…
— Зачем ты убиваешь нас?
— Наши братья лежат, окровавленные…
— Некому защитить дома, некому грудью закрыть сестрёнок.
— То не серый дварф их клинком пронзил, то Келгар, наш
друг, их к жрецам отправил…
Люси, — узнал дварф маленькую, скромную девушку, которая всегда отличалась странной манерой выражения мыслей. —
Беги, прошу тебя! Не дай им до тебя добраться!
Свет померк в его глазах. Вместо всего мира вокруг остался лишь бесконечный Лабиринт Разума, сияющий своими бесчисленными оттенками серебра, звенящий в его ушах, за одно биение сердца переходя от тихого, незаметного свиста в оглушительный грохот, вырывающий с мясом уши, прижимающий Келгара к заплывшему подтёками полу. В тёмном отражении он увидел, как дрожит загнанная в угол Люси, умоляя оставить её в покое, как дуэргары отвратительно смеются, распахивая полные жёлтых, кривых зубов пасти, как они перекидывают её друг другу, утробно рыча, обдавая девушку зловонным дыханием, а она молча рыдает, слишком испуганная, чтобы сопротивляться…
— Ты нас убил.
— Убийца!
— Убийца!!! Из-за тебя одного мы все мертвы!
Я не виноват!!! — взревел Келгар, на чистой злости продвигаясь вперёд ещё на несколько мелких шагов. —
Не виноват… Кто же мог знать, что эти твари нападут именно сегодня…
Разве в любой другой день что-то бы изменилось?! Разве ты не калечил своих братьев каждый день, невзирая на то, что происходит вокруг и какой на дворе год?
Дварф из последних сил завернул за угол, не чувствуя всей нижней половины тела, смог кое-как продраться, проползти вперёд, на что-то надеясь… но перед ним оказалась лишь стена пещеры, покрытая наплывами соли. Он был в тупике. Со всех сторон возвышались высокие колонны, готовые вот-вот обрушиться на него и погрести под собой…
— Келгар никогда не любил нас.
— Нет, нет. Ему доставляет удовольствие наша боль.
— Убийца. Если бы не пришли дуэргары, Келгар бы сам перебил нас всех.
Нет… Н-ет! Я не хотел этого…
Смертельно холодные пальцы ощупывали его тело, медленно пробираясь всё выше от пояса. Чьи-то многочисленные руки тыкали в него, словно пытаясь разбудить, но Келгар лежал неподвижно, как труп. Глоток холодного воздуха обдал его ухо, наполненный мерзким кладбищенским запахом, запахом разложения и сырой земли.
— За что? — прошептали мёртвые губы прямо у него над ухом.
— За что ты так с нами?!
Его сознание полностью затуманилось, и стало трудно дышать. Воздух отказывался лезть в глотку, мышцы горла застыли, как будто парализованные. Каким-то образом дварф сумел перевалиться на спину, совершенно потеряв представление о том, где находится и что ему делать. Но, конечно же, вокруг него ничего и никого не было… лишь тьма и мрак, спускающиеся на него.
Перед тем, как тошнота и паралич полностью охватили его тело, Келгар ещё успел расслышать среди соляных колонн отзвуки других, с самого детства родных ему голосов. На этот раз ему чудились отец и мать. Они словно бродили по пещере, разыскивая его между соляных столбов– а может, это были лишь их неупокоенные души? Дварф взглядом пытался нащупать их в темноте, но у него ничего не выходило. Голоса в его голове продолжали нашёптывать, а он внимал им, уже лишь с горечью и отчаянием:
— Ты убиваешь и их тоже…
— Мы все — твоя семья.
— Почему ты щадишь одних, и калечишь других?
— Уверена, он и свою мать тоже бьёт по ночам.
— Когда никто не слышит её криков!
Нет… — отрёкся от обвиняющих голосов Келгар, из последних сил цепляясь за ускользающее сознание. —
Я никогда не трону… мою семью…
* * *
— Вот же он! — вскрикнула Тегма, разглядев впереди, на полу туннеля скрючившееся без движение тело. — О, Берронар, что же с ним сделали?! Весь бледный, и глаза такие широкие, будто он саму смерть увидел! Келгар! Мальчик мой, очнись, посмотри на меня! Он совсем не реагирует! Берронар, он не реагирует!!!
— Не волнуйтесь, Тегма, он просто не видит вас, — ответила Джинна, тут же бросаясь на колени рядом с телом и осторожно приоткрывая его губы, вливая внутрь мерзко выглядящее противоядие, шипящее, как настоящая кислота. Волшебное зелье начало действовать сразу же, заново наполняя кожу цветом и расслабляя сжавшиеся, парализованные конечности. — Похоже, что его накачали какой-то отравой. Снадобье поможет организму справиться с ней, что бы это ни было.
— Спасибо, девочка моя… Спасибо тебе! Да благословит тебя Берронар! — запричитала женщина, кланяясь перед коленопреклонённой девушкой, порываясь обнять её. Джинна даже вся зарделась, смущаясь от такого к себе отношения. — Если бы ты не нашла его здесь… ах, я даже думать не могу, какая страшная вещь могла бы приключиться!
— Пусть Сияние в Глазах всегда пребудет с тобою, — добавил бесконтрольно трясущийся отец, пожимая ей руки. — За то, что ты для нас сделала, не может быть достаточной благодарности.
Стареющая женщина неудержимо рыдала, содрогаясь над застывшим без движения телом своего сына. Она прижималась к его груди, шепча какие-то слова утешения, осыпая её бесчисленными поцелуями, пытаясь расслышать внутри стук бешено бьющегося сердца. Когда Келгар наконец-то шевельнулся, тронулся с места, прикрывая глаза и погружаясь в здоровый сон, Тегма вскрикнула, как раненая птица, вновь обрушиваясь на его грудь и уже отказываясь отрываться от неё. Женщина обнимала единственного сына, медленно успокаиваясь, слушая, как становится ровным его дыхание, чувствуя всем телом, как мощно и размеренно поднимается и опускается могучая грудь. Её муженёк только бестолково суетился вокруг, пытаясь приложить к чему-то свои усилия, и ничего не находя. Он шептал про себя какие-то высоко-философские мысли, неумело поглаживал жену по волосам и то и дело замирал, будто задумываясь, как вообще подобное могло произойти.
— Да… конечно, — помимо воли согласилась девушка, пряча глаза. Это было хуже всего — необходимость обманывать этих добрых, беспечных людей, которые теперь считали её своей благодетельницей. Каждое их слово казалось ей издёвкой собственной совести, каждая искренняя благодарность осуждала её всё больше, так что в конце ей больше всего на свете хотелось просто закричать и признаться во всём. Но она держалась. Всё это было ради Кероса. Ради тех мальчишек, которые сегодня от безысходности скопом навалились на своего врага, которых жрецы до сих пор пытались откачать в храме. Ради того, чтобы такое никогда не повторялось.
Если так нужно, чтобы хотя бы на время пробудить внутри этого здоровенного бугая зачатки будущей совести, Джинна была готова вытерпеть любой стыд.
* * *
Келгар молча лежал на койке, погружённый в собственные мысли. Сейчас ему больше ничего не оставалось, кроме как лежать и предаваться размышлениям. Осматривавший его жрец объяснил, что яд в организме был в основном уничтожен, и осталось только дождаться, пока тело само восстановится после перенапряжения. Он чувствовал себя уже совсем неплохо, но заплаканные глаза матери, с которыми она уговаривала его отдохнуть и не вставать, пока не разрешит лекарь, эти страшные покрасневшие белки, и синяки под глазами, от бессонной ночи, которую она провела возле его постели, заставили парня передумать. Так что он просто лежал здесь и глядел в каменный потолок.
Да, ему сказали, что все его видения были не настоящими. Он, впрочем, и сам до этого догадался. Никакие дуэргары на город так и не напали, и хотя стража была удвоена, и лучшие разведчики бороздили ближайшие туннели Подземья, ничего необычного найти не удалось. Это было только к лучшему. Это было прекрасно. Но увиденное не давало Келгару покоя. Прожитые им чувства, мысли, до которых он дошёл, ползя на животе по каменным коридорам, по-прежнему роились в его голове, не торопясь отпускать его.
— Эй. Как ты тут?
Джинна нерешительно застыла у порога, издали посматривая на вскинувшегося на её голос дварфа. Честно сказать, после того, как она увидела, к чему привела собранная ею самой же отрава, она чуть не придушила Эрку на месте. Просто за то, что впутала её в такое страшное, злое дело. Но чувствовала ли она себя виноватой перед этим молодым бычком? Если бы он, как его матушка, взирал на неё сейчас беспомощными, жалостливыми глазами, она бы так и сказала. Но он сам не был невинной овечкой. Смотря на Келгара, девушка не могла побороть в себе презрение, и главное, не считала себя обязанной ему сочувствовать.
— А! Привет, — весело откликнулся он, радушно взмахивая рукой. — Ничего так. А что там с вторжением? Никого до сих пор не поймали?
— Нет-нет, до сих пор никаких новостей. Я просто зашла навестить тебя…
Девушка вдруг искренне улыбнулась, поглядывая на него лукавым взглядом.
— Знаешь, в твоём положении можно найти мало приятного, но мне радостно уже и то, что ты не приветствуешь меня сейчас вскинутыми кулаками.
Келгар осёкся, мрачнея на глазах и устремляя взор внутрь себя.
— Нет, я… я бы не стал набрасываться на тебя, даже не будь я прикован к этой койке. Честно сказать, меня ведь и сейчас ничего на ней не удерживает, так что…
— Но почему? — искренне недоумевала Джинна, внимательно всматриваясь в него. — Это же просто ещё одна тренировка, ведь так? Настоящий воин должен поддерживать себя в форме, чтобы не запустить навыки. И не то, чтобы это было в первый раз, так что я бы даже не обиделась. Не за что уже…
Келгар стиснул зубы, пытаясь удержать внутри себя бессильное рычание. Как он мог ей объяснить, что всякий раз, когда он оглядывался на девушку, на неё накладывалась другая картинка — то видение, которое напало на него в лабиринте… осуждающие глаза, залитые слезами, бессильно сжатые руки, пытающиеся зажать истекающую из раны кровь… Он не был напуган такой картиной, на своих тренировках он частенько видал и не такое, но всё же, сейчас дварф не мог допустить, чтобы из-за него кто-то вот так же страдал. Он как будто чувствовал внутри себя новую беспощадную личность, глодающую его разум, терзающую его постоянными сомнениями.
— Знаешь, пока во мне была та странная отрава, я чувствовал себя как-то… сообразительнее, что ли, — признался он, не глядя на вслушивающуюся девушку. — Легко догадывался до всяких вещей, полезных или нет, всё равно. В голове была такая ясность, всё казалось так просто и понятно, что сейчас я даже не могу объяснить, как я дошёл до чего-то, что тогда казалось совсем очевидным. Жрец говорил, что некоторые яды могут вызывать такой эффект… невероятное возбуждение и неожиданно приходящие в голову мысли. Ей-богу, хочется ещё раз принять отраву, лишь бы снова понимать всё так же чисто, как тогда…
— Нет уж, — усмехнулась Джинна, подходя поближе к нему. Если только парень успел каким-то образом догадаться о том, кто устроил для него этот спектакль, всё пропало. — Нет никаких гарантий, что твоё сердце, пусть даже молодое и сильное, выдержит хотя бы ещё один раз… Это уж
слишком безумный эксперимент.
— Так значит, пережитое изменило тебя. В этом ничего удивительного нет, такого ни с кем из нас не случалось… — намеренно-беспечно ответила она, пытаясь скрыть собственное волнение. — Но что теперь? Ты же не хочешь сказать, что побоишься пальцем тронуть кого-то, после такого?
— Что? Это я-то?! — громогласно воскликнул дварф, искренне хохоча над таким предположением. — Да я же Айронфист! Битва у меня в крови, это то, ради чего я живу и чем дышу!
Какая-то слабая надежда разбилась в сердце Джинны. Она посмотрела на своего врага с осуждением, быстро разгорающимся в гнев. Что, и после всего этого он так и останется неразумным борцом, озабоченным лишь собственной крутостью? Может, ей и не стоило… нет, так же нельзя. Почему ей в голову постоянно лезут эти тёмные, отвратительные мысли?!
— Понимаешь… я же всё делал правильно, — с трудом подбирая слова, он попытался выразить свою мысль. — Я же сам приучался к войне и других учил тому же, так? Когда я думаю об этом теперь, я не могу найти того места, где я свернул не в ту сторону. Это… здесь есть очень тонкая грань, между тем, чтобы просто делать то, что должно, и наслаждением битвой, когда все причины превращаются для тебя лишь в оправдания. Так что теперь, я полагаю, я просто постараюсь чувствовать, что я делаю с другими, так ведь? Это же то, чего мне недоставало…
Келгар понурился и растерянно махнул рукой, понимая, как глупо и непонятно должны звучать его слова, но девушка счастливо улыбнулась ему. Она была, на самом деле, приятно удивлена его осознанию себя.
— Наверное, мы все должны быть благодарны неизвестным похитителям за то, что они привели тебя в чувство, — лукаво ухмыльнулась она, и дварф расплылся в улыбке, довольно смеясь.
Джинна по-доброму распрощалась с ним и ушла, а он остался лежать на койке, немного успокоенный тем, что смог наконец-то выразить тревожащие его мысли. Прошло некоторое время, прежде чем он услышал гулкое эхо множества ног, бредущих по коридору.
Ещё посетители? подумал дварф, подбочениваясь. Но в комнатку ввалилась компания молодых мальчишек, судя по всему, тех же самых, кто только вчера получил от него по первое число.
— Ну, надо же! — заголосил вошедший первым, очевидно, считающий себя их главарём. — Только посмотрите, кто у нас тут! Лежит, совершенно беспомощный, как будто специально для нас! И правда, Хоар сегодня нам благоволит!
— Беспомощный?! — заорал Келгар, вскакивая с койки и наставляя на них угрожающего размера кулаки. — Это мы посмотрим! Ну, подходите, если такие смелые! Побить меня на тренировочной площадке не получилось, значит, решили попробовать на больничной койке?
— А ну-ка, прочь от него! — донеслось из коридора, и вслед за мальчишками в залу вкатился пациент из соседней палаты. Керос, наверное, расслышал их тяжёлые шаги и сразу же поднялся, как только раздались первые крики. Стараниями жрецов он уже совсем оправился от полученных переломов и ссадин, и только покрывавшие его бинты всё ещё напоминали о такой серьёзной драке недельной давности.
— Ты что, Керос? — изумлённо обернулся на него парнишка. — Ты же сам только встал после того избиения! Ты должен быть здесь, на нашей стороне!
— Вот ещё! — возмутился воин, толкая его в грудь, отчего мальчишка отскочил к стене. — Ты хоть знаешь, на кого ты решил напасть?! Келгар только что вернулся с поля боя! Он дрался с проклятыми дуэргарами, которые напоили его страшным дроучьим ядом, и смог выжить, чтобы вернуться в город и предупредить об их появлении! Он защищал нас всех, а ты после этого хочешь мстить ему за какие-то царапины?! Да ты недостоин называться дварфом-защитником!
— Убирайтесь отсюда! — приказал он неукоснительно. — Или у кого-то тут есть иное мнение? Кто-то ещё может похвастаться, что спас наш город от подземных захватчиков?!
Пристыженные мальчишки толкнули своего лидера под руку, и они все вышли прочь, удаляясь с повешенными носами.
— Керос, — Келгару было и приятно, что за него вступились, и совестно за то, что он этого не заслуживал. — Ты же знаешь, всё было совсем не так. Я толком ни с кем не успел схватиться… да и до города добрался уже на носилках, когда меня нашли, уже без сознания…
— Брось, друг, — безразлично отмахнулся воин, подходя ближе и весело хлопая его по плечу. — Немного приукрасил всего лишь. Этим мальчишкам полезно. Они теперь видят в тебе героя, на которого могут равняться. Разве это плохо? Нам нужно больше таких примеров, чтобы заставить их отдавать всех себя на тренировках. Чтобы каждый из них был готов вот прямо сейчас, не раздумывая, отдать жизнь за родной дом! За клан Айронфистов! Это то, чему мы их и должны учить, не так ли? Как старшие.
Келгар с удивлением взглянул на протянутую ему широкую лапу. До сих пор никому не приходило в голову здороваться с ним за руку или, тем более, предлагать свою дружбу.
— Точно, — подтвердил он, крепко вцепляясь в протянутую ладонь. На его губах блестела счастливая ухмылка. — И уж мы-то их научим! …
