«Cтрасть и Высокомерие, или Что важнее гордости?»

Лиззи с нетерпением ждала приезда Джейн. Конечно, она соскучилась и по отцу, но Джейн всегда занимала особое место в сердце Элизабет. Они с самого детства были вместе; делили одну комнату на двоих, одни игрушки, и со временем научились делить друг с другом свои мечты и мысли. Лиззи до сих пор помнит, как в детстве сестренка утешала ее во время ночной грозы, как, обняв, шептала на ухо веселые сказки под яркие вспышки молнии и раскатистый гром. Поэтому теперь, став взрослой и оказавшись совсем одна и так далеко от дома, Лиззи тосковала особенно остро по негромкому голосу Джейн и всегда спокойному и разумному восприятию всего, что бы ни происходило. Вопреки настоятельным советам мужа поселить сестер в одной комнате, она подготовила для Джейн место в своей спальной, надеясь, что Джейн так же не захочет разлучаться с ней. Ведь им обеим было необходимо там много всего обсудить и рассказать друг другу. Лидии она приготовила комнату справа от своей, с окнами, выходящими в сад, а отцу комнату рядом со спальной мистера Коллинза. Расставив вазы с букетами на столики и расправив занавески на окнах, Лиззи переоделась к долгожданной встрече. Они приехали вечером, немного опоздав к обычному времени ужина. После всех объятий и приветственных поцелуев, Джейн внимательно заглянула в глаза Лиззи: — Ну как ты? — негромко спросила сестра, улучив момент, когда и отца и Лидию увлек мистер Коллинз. — Не сказать, что счастлива, но вполне сносно, — успела быстро шепнуть Элизабет, прежде чем к ней подбежала веселая Лидия. Спальни, которые приготовили для гостей их вполне удовлетворили, а Лидия была в полном восторге от вида на сад из своего окна.Оставив гостей на полчаса в своих комнатах перед ужином, Лиззи спустилась вниз. За столом в промежутках между сменой блюд мистер Коллинз не уставал расхваливать все таланты своей дорогой супруги, чем несколько удивил мистера Беннета. Отец, конечно, и сам знал все лучшие стороны характера своей дочери, но вовсе не ожидал услышать столько хвалебных речей в первый же вечер. Восторги зятя позабавили его и еще раз утвердили во мнении, что мистер Коллинз склонен вообще все преувеличивать, как хорошее, так и плохое. Наконец, после всех разговоров и обсуждений, после общей молитвы, которую прочел хозяин дома, после всех ритуалов, Лиззи и Джейн смогли остаться наедине. — Как ты живешь? — спросила Джейн, когда в коридоре стихли все звуки и дом погрузился в сонную тишину. Она уже разделась и, устроившись на своей половине кровати, наблюдала, как Лиззи задергивает занавески на окнах, аккуратно поправляет ткань, не оставляя утренним лучам солнца ни единого шанса забраться в комнату раньше, чем это позволит сама Элизабет. — Я ужасно за тебя тревожилась, это твое замужество… — тяжело вздохнула Джейн, обняв свои колени. — Только мама и довольна. Даже отец, кажется, стал понимать, на что он обрек тебя. Лиззи отошла от окна и села на кровать, устроившись у изножья. Взяв руку сестры, она улыбнулась: — Не волнуйся, Джейн, мистер Коллинз оказался совсем не так плох, как можно было думать. — Что ты хочешь этим сказать? — не поняла сестра. — Понимаешь, Джейн, — Лиззи опустила глаза и немного помолчав, продолжила, — моя жизнь почти совсем не изменилась с тех пор, как я приехала сюда. Мистер Коллинз зачастую занят в приходе, он много работает; сочиняет проповеди, ходит к прихожанам, опекает леди де Бёр. Он очень устает и бывают дни, когда мы видимся лишь несколько минут утром. Он не досаждает мне, не старается обременить мое существование здесь и по большей части мы неплохо ладим. — Но как же его постоянные наставления и поучения? — Джейн недоверчиво улыбалась. — Помнится, он еще при первом знакомстве утомил нас своими речами. — Я научилась не обращать на них внимания, когда у мистера Коллинза появляется настроение о чем-нибудь порассуждать, я просто думаю о чем-то своем, — слегка пожав плечом усмехнулась Лиззи и тут же весело добавила: — В такие минуты главное вовремя соглашаться с ним и кивать головой. Обе девушки негромко рассмеялись, стараясь не потревожить покой других обитателей дома. Отсмеявшись, Джейн, все еще недоверчиво улыбаясь, сжала руку сестры. — Но я не могу поверить, что ты полюбила его по-настоящему. — Конечно, нет, — девушка прислонилась спиной к опоре кровати и подумав, негромко сказала, — но в каком-то смысле я действительно полюбила его. Она замолчала и через несколько секунд задумчиво произнесла: — Знаешь, Джейн, несмотря на все его недостатки, я благодарна ему, в одном. Он не слишком сильно изменил мою жизнь. Девушки замолчали, вместе размышляя о мистере Коллинзе. — И все же, не может быть, — наклонила голову Джейн, — что Господь уготовил для тебя такую жизнь. Но Элизабет вновь потянулась к руке сестры и, весело сверкнув глазами, улыбнулась, — А я не могу поверить, что мистер Бингли отказался от тебя. Джейн вскинула на нее глаза, но невесело покачала головой, давая понять, что утратила всякую надежду. — Нет, Джейн, — горячо возразила Лиззи, — нет, я уверена, он не мог забыть тебя! Всякий, кто хоть раз видел вас вместе, согласился бы со мной. Он любит тебя! — Любил… — печально поправила Джейн, — если бы ты была права, Лиззи, он бы нашел способ не мучить меня неизвестностью. — Я уверена, что это не его решение. Элизабет встала и, скинув с плеч теплый платок, подошла к туалетному столику. — Твой Бингли, хоть и добрый человек, но весьма подвержен чужому влиянию. — расчесывая волосы, продолжила она, — Как мне кажется, он настолько хороший человек, что просто не может предположить в остальных людях отсутствие таких качеств, как доброта и благородство. Он судит о других по себе, а ведь это ошибка! И мы знаем, что его окружение отнюдь не так благородно, как он сам. — Но Кэролайн производит впечатление очень воспитанной и образованной девушки. — Образованной — да, но отнюдь, не доброй. — Лиззи повернулась к сестре, — Прости меня, Джейн, если я скажу сейчас о своих наблюдениях; за все время, которое я знала Кэролайн Бингли, я так и не увидела в ней теплого отношения к людям. Мисс Бингли вежлива и умна, она образована и элегантна… — Лиззи отложила расческу, — в обращении с людьми эта мадемуазель никогда не нарушает правил приличий, и при этом ее трудно назвать доброжелательной и милой девушкой.