В полночь решаешь уйти

      Время около полуночи. Я стою у окна своей комнаты, оно как раз выходит на наш дом. Я вижу, что в доме никого нет. Наверное, Киллиан остался у Питера. Хотя он ничего не говорил о том, что пригласил его.       Боже, как мне хочется вернуться к Киллиану. Я каждый день наблюдаю за ним и каждый раз не могу сдержать слёз. Я вижу, как он мучается. Как он страдает. Мне хочется прижаться к нему. Почувствовать его тепло. Вернуться к прежней жизни, где мы были вместе. Вернуться в то время, когда мне ещё не позвонили с угрозами. Ведь именно после этого звонка моя жизнь перевернулась с ног на голову. И теперь мне приходится страдать и наблюдать за тем, как страдает Киллиан.       К дому подъехала машина, из неё вышел Киллиан и, кивнув головой, зашёл в дом. Поначалу в течение нескольких минут в доме не было признаков жизни. И я начала волноваться. Ведь мы договорились, что я не буду связываться с Киллианом, и они оставят его в покое, а самое главное — в живых. Я подошла ближе к окну и коснулась стекла руками. Я смотрела, не отводя глаз. Я боялась упустить любую мелочь.       На первом этаже зажёгся свет, и я вздохнула с облегчением. Возможно, в гостиной перегорела лампочка, и Киллиан её не заменил. В голову приходили разные мысли, и я остановилась на самой безопасной. — Ты опять наблюдаешь за ним? — я не слышала, что ко мне в комнату кто-то зашёл, и от неожиданности подскочила и машинально сделала шаг назад, отходя от окна. — Только не выдавай меня им, пожалуйста, — я умоляюще посмотрела в глаза мужчины. Хоть в темноте их было не видно, я всё равно сделала это. В надежде, что он видит мои глаза. — Хотя они, наверное, уже знают об этом, — фыркнула я и повернулась к окну. — Тебе никто не запрещал наблюдать за ним. Так что можешь не бояться, — совершенно спокойно произнёс мой собеседник. Меня всегда раздражало, как он говорит: безэмоционально, совершенно спокойно и холодно. — Тебе легко говорить, — выпалила я и тут же пожалела о таком тоне, но деваться было уже некуда, поэтому я продолжила, — ведь тебя не пугают каждый день тем, что тебя могут убить, — я достаточно давно не говорила с кем-либо, поэтому сейчас меня было уже не остановить. Меня переполняла злость. — Ты не знаешь, каково это — ложиться спать и думать, что этот день может быть последним для тебя. Думать о том, что уже завтра ты можешь не увидеть свет, не выйти на улицу, — мой голос дрогнул, и я остановилась. Мужчина по-прежнему стоял и смотрел в окно. Я словно со стеной говорила. Я повернулась к окну и снова начала наблюдать за домом Киллиана. Когда-то и я жила там. Жила и была счастлива. Но сейчас я обязана жить здесь, в здании, которое находится на несколько километров дальше.       Мы долгое время стояли молча, но потом я повернулась и задала вопрос уже более спокойным тоном: — Мне можно завтра выйти на улицу? Пауза. — Да. Завтра тебе разрешили выйти, но только на несколько часов.       Слава богу, что завтра я хоть смогу прогуляться по улице. Три дня я провела взаперти. Я часто проводила время дома, но там хоть было чем заняться. А здесь полная скукота. Я совершенно не понимаю, почему меня здесь держат? Зачем я вообще нужна этим людям?       Каждую неделю меня отпускают по нескольку раз. Но перед этим мне читают лекцию, как я должна быть осторожна и, если я не буду придерживаться этих правил, меня могут убить.       Уже почти три года я нахожусь здесь, и каждый раз всё одно и то же. Как будто всё идёт по заученному сценарию. Каждый день, ложась спать, я вспоминаю тот день, когда мне позвонили и почти в полночь я ушла. Ушла, не сказав ни слова. Я думала, что вернусь и смогу всё объяснить Киллиану, но меня заперли в этой комнате и всё. Несколько раз меня выпускали на улицу, но под надзором охраны. Поэтому вернуться к нему у меня не получалось. Один раз мне удалось сбежать, но далеко я не ушла. Именно тогда мне и пригрозили, что они убьют его, тем самым отбили у меня желание к следующему побегу.       Я задавала вопросы по поводу того, зачем они меня здесь держат, но на это я слышала только один ответ: «Скоро сама всё поймёшь». За три года я уже вполне привыкла, что здесь ко мне относятся, как к животному. Мне было это знакомо. То же чувство у меня было, когда я жила в детдоме. Я как будто вернулась на несколько лет назад.       После того, как прошёл год и я узнала, что Киллиан тоже в опасности, я нашла ближайшую библиотеку с компьютером и прислала ему письмо на электронную почту. Конечно, после этого мне крепко досталось. Кажется, этим людям нравится наблюдать за тем, как я страдаю. Им доставляет удовольствие наблюдать, как мне больно.       Я всей душой ненавижу этих людей не только за то, что они держат меня взаперти, я ненавижу их ещё и за то, что когда-то они убили моих родителей. Я до сих пор помню тот роковой день. Это осталось в моей памяти на всю жизнь. Тот день, когда я осталось одна.       Я помню, как плакала каждую ночь в детдоме. Два раза меня брали в семьи. Первая семья была очень добра ко мне, но у них что-то произошло, и меня вернули обратно. Вторая семья меня взяла, когда мне было тринадцать лет. Там я прожила до своего восемнадцатилетия, но эти люди никогда мне не были семьёй. Помимо меня, в семье ещё было четыре ребёнка, и я всегда чувствовала себя лишней. После того, как я переехала в другую квартиру, мне почти каждый день звонила миссис Ворхес — она была моей приёмной матерью, она интересовалась, как я живу и нуждаюсь ли в чём-то, но со мной было всё в порядке.       Когда мне исполнилось двадцать, я пошла в кино в полном одиночестве в свой день рождения. На сеансы, которые мне предлагали, я идти не хотела. И, наткнувшись на экране на ужасы, решила, что пойду именно на них. Именно с того дня моя жизнь изменилась, потому что в ней появился Киллиан. — Кто это? — произнёс мужчина, показывая пальцем на фигуру, которая торопливо приближалась к дому Киллиана.       Я подошла к стеклу ближе и увидела девушку, которая быстро двигалась к дому. Она с опаской посмотрела по сторонам и начала подниматься по ступенькам. Меня охватывает страх и, судя по всему, мужчина замечает это. Он подходит ко мне ближе и смотрит прямо мне в глаза. — Кто это, Эмма? Я вижу, ты знаешь её.       Я знаю, кто это, и ещё мне известно, что они сделают, если я не скажу им. Я не хочу говорить, потому что этот человек мне очень дорог. Я смотрю в лицо мужчине, хоть я и не вижу его, но я понимаю, что сейчас написано на нём. Глубоко вздохнув, я шёпотом произношу: — Кэтрин, — всё вмиг меняется, и я понимаю, что сейчас будет. — Ты установила жучок у входной двери, как они просили? — я киваю головой, и меня, схватив за локоть, ведут в другую комнату. — Включи прослушку номер сорок.       Мужчина, сидящий за компьютером, набирает комбинацию цифр, и на экране появляется звуковая дорожка. Я слышу, что говорит Кэтрин и меня охватывает паника. Оба мужчины смотрят на меня несколько секунд, а потом один из них произносит: — Ты же понимаешь, что будет дальше?       Я неуверенно киваю головой, и мне разрешают вернуться в свою комнату. Я захожу и падаю на кровать, прижав к своей груди ноги и свернувшись в позу эмбриона. Я крепко закрываю глаза и шепчу: «О боже, Кэтрин, что же ты натворила».