Модный Дом До Кёнсу, или История о том, что…

- Что же мне делать с твоей головой? – Бэкхён задумчиво разглядывает отражение Чанёля в зеркале, обхватив двумя ладонями его череп под тщательно завитыми рыжими кудрями. Он сильно давит запястьями на смешно торчащие уши, и Чанёль морщится от неприятных ощущений. - Хён, делай, что хочешь, только не надо снимать с меня скальп. Бэкхён, словно опомнившись, убирает руки и отходит к столику с многочисленными муссами, гелями и пенками, прицениваясь и делая мысленные расчеты. Нужно что-то не слишком сложное, но и закос под деревенского простачка не подойдет. Идеально было бы попасть в образ, не перегнув при этом палку. Он и так убил на ровные колечки волос уйму времени. А еще эти уши! Бэкхён бросает осуждающий взгляд через плечо на Чанёля, когда в просторную гримерную вламывается Лу Хань, радостно скалясь и успевая жевать подозрительно знакомую выпечку. - Опять у Минсока ошивался? – интересуется Бэкхён, возвращаясь к выбору фиксирующего средства для волос и останавливаясь на ярком баллончике с муссом. Чанёль энергично машет рукой, привлекая внимание вошедшего, но не рискует крутить головой – если хоть один локон распадется, Бэкхён воткнет ему пилочку в глаз и будет прав. - Угу, - Лу Хань зажимает булочку зубами и распахивает руки, чтобы обнять «старого доброго Бэка» и дружелюбно похлопать по плечу. Тот уворачивается, недовольно поджимая губы: - Руки сначала помой, чудовище. Я иногда забываю, что ты – засланный журналюга, а не работаешь у нас. Лу Хань смеется с набитым ртом, роняя хлебные крошки на пол рядом с креслом Чанёля, и хватается сладкими пальцами за край стола. У Бэкхёна начинает дергаться глаз, он смотрит на Лу Ханя исподлобья и швыряет в него стопку чистых салфеток. - Олень! Еще одно движение, и ты труп. Но в ответ получает только добродушную улыбку «тридцать-два-норма» и легкомысленное пожимание плечами. - Не ворчи, дружище, сейчас исправим, - Лу Хань, зажав недоеденную булку в правой руке, вытирает липкие пятна со столешницы и отправляет использованные салфетки в урну, промахиваясь. - О, новый каталог! – воодушевленно восклицает Лу Хань, перегибаясь через Чанёля, чтобы дотянуться до заинтересовавшей его глянцевой книжечки, но теряет равновесие. Лу Хань подается вперед, впиваясь пальцами в плечо Чанёля, отчего тот по-девчачьи вскрикивает, а злосчастный кусок сдобы выскальзывает из пальцев, приземляясь аккурат на макушку рыжей модели. - Пиздец, - обреченно констатирует Чанёль, вжимаясь в кресло. Бэкхён округляет глаза, обвиняюще тыча в Лу Ханя муссом для волос и давясь словами: - Ты! Ты! Ты не олень! Ты - козел! Знаешь, сколько времени я убил на эти кудри?! – Бэкхён на грани истерики, а баллончик с химией свистит в опасной близости от головы Лу Ханя. Он оперативно сгребает свои конечности в кучу, попутно выпутывая из пострадавшей шевелюры Чанёля свою булку, и отступает к двери. - Санни! – голос Бэкхёна срывается на визг. – Санни! Где ты?! Лу Хань выскакивает в коридор, прикрывая двумя руками затылок и едва не сбивая с ног испуганную запыхавшуюся Санни, которая влетает внутрь секундой позже. Бэкхён ревет не своим голосом, вращая безумными глазами и продолжая воинственно размахивать муссом: - Он!.. Он!.. Он испортил мой шедевр! Санни! Этот олень! Он… Бэкхён задыхается, а Санни, подталкивая обалдевшего от сцены Чанёля к выходу, отбирает у своего босса ставший опасным баллончик. - Шеф. Шеф, успокойтесь. Это вредно для вашей кожи. А нервные клетки не восстанавливаются. - Но он же! Он!.. Бэкхён как-то подозрительно быстро переходит из состояния открытой истерики к усталому безразличию, опуская руки. - И где только Кёнсу понабрал этих идиотов? – он горестно вздыхает, шмыгая носом. Санни осторожно обнимает его за плечи, заставляя немного наклониться, и устраивает его голову у себя на груди. Бэкхёну неудобно, но он не протестует. - Шеф, вы все равно лучший, - она успокаивающе гладит его по волнистым волосам, а Бэкхён, не зная, куда деть собственные руки, устраивает их у нее на талии. - Только ты меня понимаешь, ма шерри, - сопит он, благодарно заглядывая Санни в глаза. Она тепло улыбается одними губами и игнорирует ошарашенные взгляды Кёнсу и Чжоу Ми, застывших на пороге.