Чудушко

      Элинвид нахмурился, увидев на свежевымытом полу отпечатки маленьких босых ног, и с каждым шагом хмурился все больше. Только когда он убедился, что следы ведут к зверинцу, морщинка между бровей стала меньше, но не пропала совсем.       Вскоре он услышал пение – точнее, напев без слов, который выводил звонкий и чистый девичий голос.       – Опять, Зенара? – Элинвид постарался вложить в эти два слова всю суровость.       Пение оборвалось. Скуластая круглолицая девушка, стоявшая на коленях рядом с клеткой эттеркапа, испуганно обернулась к Элинвиду. Звери, до того будто убаюканные ее напевом, завозились и заворчали за решетками.       – Я, ох, простите, мастер Элинвид, я не хотела, но мне просто нельзя было в комнате, чтобы не будить девочек…       Раньше Элинвид считал глупыми байками россказни о северных варварах, валяющихся голыми в снегу после мытья и вызывающих медведей на кулачный бой, но, глядя на Зенару Белый Кипрей, был готов поверить и не в такое. Нет, она была милой девочкой, доброй и способной, но даже он, выучивший немало егерей и друидов, про себя называл ее блаженненькой. Его дикие ученики, по крайней мере, уходили в леса. Куда может пойти Зенара, даже не будь чумного карантина, Элинвид не представлял.       Монастырь на Хребте Мира, откуда прислали для обучения сиротку Зенару, больше не существовал: тяжелая долгая зима, сход снежной лавины, нападение йети. Девочка отплакалась, привыкла к Академии, но как будто до конца не покинула прежнюю обитель – вечно босая, зимой и летом в холщовых штанах и безрукавке, с тяжелыми кольцами на пальцах рук и ног. Она спокойно выдерживала долгие часы молитв и медитаций, изнуряющие ежедневные тренировки, но так и не поняла, почему нельзя выйти из казарм после отбоя, если среди ночи захочется в песне излить свою душу богам.       – Завтра выпускной, Зенара. Сама леди Арибет благословит вас на новую жизнь. Неужели это недостаточный повод для того, чтобы проявить уважение к стенам Академии? – как можно более чопорно произнес Элинвид, присаживаясь рядом.       – Но я именно это и делаю, учитель! Понимаете, я проснулась и поняла, какая я счастливая, что меня приняли в Академию, хотя других монахов тут нет, и учили все эти годы, и я просто должна была поблагодарить Латандера и Тира за их милость!       – В зверинце и песней.       – Я раздумывала, не лучше ли подняться на крышу, к звездам, но тогда бы вы наказали не одну меня, но и охранника на лестнице, – призналась Зенара.       Элинвид вновь задумался, сколько бед могли причинить ее бесшумные ноги, возжелай Зенара спеть не в зверинце, а в старой конюшне.       – Я не хочу накладывать на тебя епитимью в твой выпускной день, поэтому исполни ее сейчас: брысь в кровать немедленно. Приказываю тебе спать до утра, а на празднике доказать, что ты достойна быть одной из лучших в выпуске не только по прилежанию, но и по послушанию.       – Да, мастер Элинвид, – бедная Зенара, ей и в голову не приходило воспринимать такие приказы не буквально.       Даже острый эльфийский слух Элинвида не уловил звука ее удаляющихся шагов. Сам он остался сидеть, свесив между колен руки, точно отдыхающий крестьянин после дня тяжелой работы. На самом деле, день тяжелой работы только предстоял: в очередной раз Элинвид перебирал в голове аргументы для разговора с Арибет. Слишком опасно оставлять компоненты лекарства в Невервинтерской академии. Самый мелкий просчет, даже безобидное любопытство, способны поставить под угрозу жизни студентов и судьбу всего города.       Что-то заставило Элинвида поднять голову, приглядеться. Так и есть – у ближайшей стены были уши, да еще острые. Элинвид кашлянул – настойчиво, неодобрительно. Стена пошла рябью, и на свет неохотно выступил один из учеников Кетты.       – Похоже, в этом заведении назревает не выпускной, а бунт. Еще и господин Тень решил бросить вызов правилам?       Мальчишка переминался с ноги на ногу.       – Да я из самых честных намерений, мастер Элинвид! Я так… за Чудушком приглядываю.       – Приглядываешь? Чего это вдруг?       Заметив слабую краску на щеках Тени, Элинвид вздохнул и покачал головой. Странно: находясь все время среди семнадцатилетних, он уже начал забывать свою юность. Наверное, Зенара и впрямь хорошенькая: очень светлые шелковистые волосы, за которые она и получила прозвище Белый Кипрей, большие зеленые глаза, ладная крепенькая фигурка. Да вот только – как ее Тень назвал? – Чудушко.       – На выпускной хоть ее пригласил? – осведомился Элинвид.       – Вы помешали, – осмелел парнишка.       – Значит, так, – Элинвид принялся загибать пальцы. – Пригласишь. Уговоришь ее прийти на выпускной в платье – будешь сам на него допущен, невзирая на нарушение дисциплины. Если на ней будут еще и туфли – я не скажу Кетте, что она явно завысила тебе оценку за искусство маскировки. Справишься?       – Нас и не такому учили! – Мальчишка явно обиделся.       Элинвид подождал каких-нибудь слов благодарности, – ну, хотя бы, «вы все-таки мировой дядька, мастер!», но нынешний выпуск Академии явно не отличался чувством признательности. Мальчишки и девчонки, выросшие в пузыре ложной безопасности, – когда в городе чума, все силы брошены на то, чтобы оградить их от жизни, а не подготовить к ней. Куда они все пойдут завтра после выпускной церемонии, на эти чумные улицы?       Будущие герои, подумал Элинвид. Бедные, бедные чудушки.