Сестра

      Визуально казалось, что сегодня на улицах ЧБД народу меньше, чем обычно. Но это, вероятнее всего, потому, что большая часть публики сидит в различных базах данных и шерстит обновления.       Сестра в красной цветастой юкате и бесстрастной маске лисицы подошла к гротескной лавке под вечно неработающими фонарями и без приглашения села рядом со старичком в полосатом свитере и кепке.       Как всегда, разговаривали они на родном японском языке.       - Вы молодцы с Медведем, - вместо приветствия молвил старик, не глядя на собеседницу.       - Что? То есть… - девушка почему-то растерялась.       - По вашей инициативе с поля убран сильный игрок, отравлявший жизнь многим. Ты не знаешь, а я не могу тебе сказать, но поверь, вы осчастливили очень широкий круг людей. Очень широкий.       - А… так ты про это… Ну, с нашей стороны действительно была только инициатива. Шестеро жизни свои отдали.       - Не прибедняйся. Чем обязан сегодня?       - Вот. - Сестра передала наставнику свёрток. - Тут кое-какие отчёты и записи о банковских переводах с сервера ЧОПа. Улов нашей скромной команды. Никто из нас ничего полезного для себя извлечь из этого не смог, но ты и твой "широкий круг счастливых людей" наверняка найдёте чему обрадоваться.       Старик забрал свёрток.       - Взамен?       - Информация по одному человечку. Прозвище Тачи. Зовут Санада Юкимура. Русский. Знаешь такого?       Старик хранил тишину. Значит она правильно угадала.       - Зачем он тебе? - спросил наконец наставник.       - Хочу знать, что с ним стало. Если он действительно умер, то где и как.       - Знаешь… одна барышня как-то уже расспрашивала меня о нём. Я ей ничего не сказал.       - И? Ты намекаешь, что и я не дождусь ответа?       - А разве у тебя более весомые причины им интересоваться?       - Медведь - вот моя причина. Я обижу тебя, если предположу, что ты не знаешь об их родстве.       - Он тебя попросил?       - Нет. Но я хочу узнать это для него... Он очень помог мне с поиском моего "дальнего родственника" в "чёрном доме". Я хочу вернуть должок.       Старик усмехнулся.       - Очаровательно. А ты уверена, что он хочет знать? Или что он должен это знать?       - Я так решила. И поступлю в соответствии с решением. А результат мы узнаем позже...       Наставник посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.       - Интересно... Думается, Медведю очень повезло иметь такую… такого соратника.       Он вздохнул и, вновь уставившись на носки своих туфель, продолжил:       - Ну что ж, ладно. Намёк я понял, уважу наш обмен. К тому же… Наверно пора самому узнать конец этой истории, пока я ещё жив. Дело в том, что я не знаю, что именно случилось с Тачи. До некоторых пор я не мог узнать, а потом… В общем, я буду рад, если именно ты откроешь мне эту тайну. Дело должно быть не сложным и не слишком опасным. Но, как всегда, я могу дать лишь зацепку.       - Большего и не надо.       - На Дальнем Востоке России есть прибрежный городок. В нём представительство нашей любимой Бощимасу. В годы войны там складировались… скажем так, отходы исследовательской деятельности. Сейчас, конечно, этого всего там нет, и вообще территория может оказаться заброшенной. Склад №7... Это последнее известное мне место пребывания Тачи.       Он передал девушке свёрток.       - Вот всё, что тебе нужно знать. Но будь осторожна. Стрелять без предупреждения в тебя, скорее всего, не будут. Но это всё ещё собственность Бощимасу. Возьми кого-нибудь с собой. Лучше Медведя.       - Я, конечно, польщён, но вообще-то на медовый месяц принято брать с собой мужа, а не мутных шаманов, - говорил Монах, поднимаясь по трапу небольшого пассажирского самолёта.       - Заткнись и лезь во внутрь, - сердито ответила Сестра, поднимавшаяся следом. - Ты мне для дела нужен. И какой, в жопу, медовый месяц? Мы с Мишей не женились, и вообще я ещё ничего окончательно… Чёрт! Чего я распинаюсь перед тобой?       Мулат, довольно хихикая, залез в тесный тридцатиместный салон.       Остальные обладатели билетов на это рейс заняли свои места, и летучая машина, пройдя все необходимые приготовления, тронулась с места.       - Где ты видел, чтобы в вашей стране люди летали в медовый месяц на Дальний Восток?       - Зря ты так. Там есть очень красивые места.       Приморской городок, или скорее посёлок городского типа, обхватил нижнее течение реки и небольшую уютную бухточку на самом берегу Японского моря. Территория "представительства" Бощимасу, оказавшаяся весьма обширной, располагалась за городом, посреди леса. Она вытянулась вереницей безликих ангаров, обнесённых сеточным забором. По разведданным Сестры здесь должен был быть бетонный забор, если не стена, с колючей проволокой поверху, но со времён войны, видимо, всё сильно изменилось.       Они с Монахом, скрываясь в ночной тьме, подобрались к своей цели так, чтобы хорошо видеть все ангары, от первого до тринадцатого, и здание администрации в правом конце.       Место и впрямь выглядело заброшенным. Администрация хранила мертвецкое безмолвие, скрываясь от мира за заколоченными окнами. Первые одиннадцать ангаров так давно лишились человеческого ухода, что скорее напоминали собственные призраки. Казалось, стоит взойти солнцу и они рассеются. Жизнь проявляли только последние два склада, с противоположной от администрации стороны. В одном горел свет, около другого лежали брёвна и кучи опилок. Шаман предположил, что здесь поселилась лесопилка, вероятнее всего нелегальная, и к Бощимасу она, конечно же, никакого отношения не имеет.       "Тем лучше", - рассудила Сестра. Зачем им живые, если они пришли в гости к мёртвым?       Хотелось бы, конечно, заглянуть в архив администрации, но его, вероятнее всего, давно вывезли, вместе со всем ценным, что могло ещё оставаться внутри здания.       Без особых усилий перемахнув через забор, налётчики, не спеша и стараясь не привлекать внимание, направились к ангару с большой почти стёршейся семёркой над входом.       На полпути Монах остановился и принялся оглядываться по сторонам.       - Здесь был бой… - вполголоса молвил он.       - Я же говорила, что это место играло какую-то роль в войне.       - Не просто бой… Ты для этого меня сюда привела? Чтобы с мёртвыми поговорить? Я должен был догадаться…       Шаман сделал несколько шагов в произвольном, казалось бы, направлении.       - Давно, - продолжал он негромко. - Ты права, во время войны… Но это был не бой. Скорее резня. Эти люди умерли в страхе. - Шаман снова переместился к другому произвольному месту. - И умерли они не от пуль…       - Их зарубили катаной?       - Похоже… Ты знаешь?       - Мы с тобой ищем того, кто нёс эту катану.       - Он как-то связан с Мишей?       - Да, но я не вправе рассказывать тебе подробности.       - Я чувствую себя инструментом.       - Боюсь, что так и есть… Но это ради Миши, как я и говорила.       - Ты знала, что стоит мне коснуться любопытной загадки, я уже не смогу отказать… Чувствую себя дважды использованным.       - На седьмом складе должна быть самая ценная информация. Пойдём.       Малая дверь ангара, предназначенная для людей, оказалась незапертой. Внутри Сестра включила фонарик и поняла почему. Здесь было пусто. Совершенно пусто. Сквозь трещины бетонного пола росла трава, непонятно как сюда попавшая. У входа лежала прошлогодняя жухлая листва. Сами стены, потемневшие от времени, красноречиво говорили о том, насколько давно они не видели людей.       - Ну… Вся надежда на тебя, - заключила Сестра, поворачиваясь к шаману.       Даже в скудном свете от фонарика можно было увидеть как сильно побледнел мулат. Красные дорожки татуировок теперь ярко выделялись на его лице.       - Монах?       - Здесь… было что-то ужасное.       На подкашивающихся ногах он сделал несколько шагов назад, и, едва не упав, исчез в дверях ангара.       Выйдя следом, декщица нашла его сидящим у стены. Шаман нарочито размерено достал из запазухи листочек мятой бумаги, пучок какой-то сушёной растительности и принялся скручивать самокрутку.       Увиденное поразило его сверх всякой меры.       - Как ты пронёс дурь через все КПП аэропортов?       Вместо ответа он поднял на неё ничего не выражающие глаза. Сконцентрировать взгляд на собеседнице он не смог, потому снова отвернулся, закончил самокрутку и закурил. В нос декщицы ударил противный сладковатый запах.       - Я такое там видел, Сестра… Ты не представляешь…       - Могу представить примерно, но у нас есть задача…       - Ты знала? - перебил он её, снова посмотрев на собеседницу. - Ты знаешь, что здесь было во время войны?       - Примерно…       - Ты знала, куда ведёшь меня, и всё равно привела? Я знал, что у тебя нет сердца, Снежная Королева…       Сперва Сестра хотела сказать ему что-нибудь обидное, вроде "не развешивай сопли, тряпка", чтобы взбодрить, но вовремя передумала.       - Мне всё равно нужна твоя помощь… - молвила она взамен.       - Здесь умирали люди, Сестра… Не те, которых порезал твой дружок, другие… Много… Они не просто умирали… Они доживали, терпели свои последние дни и часы, истова желая смерти… Многие из них…       Шаман осёкся, перевёл дыхание, очередной раз затянулся и только потом продолжил:       - Многие из них едва походят на людей, Сестрёнка… Такого дерьма я ещё не видел… Не заставляй меня возвращаться туда. Даже здесь, через стену, я слышу их шёпот…       Синевласка села радом с шаманом.       - Я наверно должна извиниться перед тобой, я не подумала, что это будет так тяжело. Я бы хотела тебе помочь, если б могла, но мне очень нужно узнать, что сталось с тем человеком с катаной. Давай я проверю администрацию, пока ты отдыхаешь, вдруг там будут зацепки. А потом попробуем ещё раз.       Монах затянулся прежде, чем ответить.       - Ты жестока, Снежная Королева… Нет, откладывать это мы не будем. Лучше лезть сейчас, пока дурь действует, иначе я просто свихнусь. К тому же, ты, на самом деле, можешь мне помочь. На самом деле даже, я думаю, по-другому и не получится. Их там много, Сестра, очень много. Я не могу слушать и понимать всех сразу. Но я могу отличить смерть в муках, от смерти в страхе. Это сильные эмоции. А ещё я умею направлять поток своих видений в другого человека. Не знала? Классно, правда? Поступим так: я заправлю тебе мозг голосами всех умерших в страхе. Это не так тяжело, как слышать осколок души, желающий умереть, думаю ты вынесешь. Остальное я просто отфильтрую.       Опасения на долю секунды коснулись рассудка Сестры, и она решила согласиться, пока страх не завоевал её разум.       - Ну что ж! - хлопнул Монах ладонями по коленям, докурив самокрутку. - Начнём спасать твоего дружка!       Речь шла, конечно, не о спасении, но девушка решила не спорить с обкуренным шаманом.       Они вместе вошли в ангар. Стараясь представить, что же видит на самом деле шаман, Сестра не могла поверить, что столь тихий и всеми заброшенный уголок может хранить столько страданий.       Со спокойным, даже деловым лицом, Монах грубо обхватил ладонью лоб девушки и больно сжал пальцами виски. Правда, в следующую секунду эта боль просто забылась, поскольку в разум хлынула "информация". Так Сестра назвала для себя этот поток "чего-то". Присутствовало сходство с подключением к Матрице, особенно сейчас, когда она делала это без нейроинтерфейса, однако, вероятнее всего, это просто мозг декщицы старался создать ассоциации, ибо никогда прежде ничего подобного с ней не происходило.       Легко ли осознать мысль, приходящую к тебе сразу в трёх ипостасях? В виде речи, видения и понятия, каким оно хранится в мозге человека? И эти три ипостаси - только то, что смогла "назвать" Сестра. Ряд других аспектов этой "информации" был просто непостижим для неё, она даже не знала, как это описать.       В конце концов её разум остановился на форме видения.       Синие, размытые силуэты людей начали свой замысловатый танец в пустом ангаре. Склад №7 внезапно ожил, превратился в живое существо, а затем умер и начал гнить. В чреве его разлагающегося тела гремела театральная постановка.       Вот один актёр, сотканный из синих теней, побежал к двери и... умер. Как-то странно. Пуф! И рассыпался в пыль. Затем накатила волна страха. Такого страха, какого Сестра никогда прежде не испытывала. Почему его убили?! Почему именно его? За что? Ведь жизнь так прекрасна, так ранима и мила, её так легко отнять... Зачем же это делать? И кто это сделал? Как? Как он подошёл ко мне? Что я сделал не так, что мою жизнь отняли?! Где я ошибся?       Вот следующий актёр вскинул своё оружие, надеясь предотвратить свою смерть, спасти жизнь! Но нет. Пуф! И он тоже пыль… Как же так? Жизнь убегает как песок сквозь пальцы. Стой! Не уходи!!! Я ещё столько не попробовал, столько не сделал!       Третий. Пуф! Четвёртый. Пуф! Нет, не подходи!!! Где ты? Что ты? Демон? Демон! Ты пришёл за мной! За мои грехи. Я грешен, да, но чист ли ты? Чист ли он? Почему же я?       А вот совсем другой актёр… Он участвует в постановке? Нет, он как будто за кулисами. Синие тени сплетаются в маленькое свернувшееся существо. Кто это? Ребёнок? Что здесь делает ребёнок? Да, что я здесь делаю? Они… Они меня сюда положили. Не трогайте меня! Что вы делаете со мной? Нет! Нет!!! Это моя голова! Это моя рука! Не трогай! Как я буду без них жить?       Но что же сделать с ним? Убить? Принести ужас забвения, чтобы спасти от ужаса пребывания? Нет… Она не вольна это сделать, да и не он ей нужен. А кто?       Тот, кого нет. Кого не видно. Кто ужасен в своей невозможности и вызывает страх только тем, что он есть. Демон? Демон ли? Вот первый, кто умер, вот второй. От них тянутся линии… Нет, не линии. Нити! Тонкие нити. От одного, от другого, от третьего. Нити страха. Они сплетаются, они вырывают из гниющей плоти бытия ещё один образ. Вот он! Еле заметный. Существующий ли? Размытый. Его движения столь быстры, что плоть бытия мажется, тянется за ним. Но он здесь! Тот, кого они боятся.       Пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый! Ткань рвётся, и каждый из них - нить. Один за другим они рвутся, теряют свою самую большую ценность. Как будто несут самый важный кувшин, а он выскользает из их пальцев и разбивается. Один за другим. Один за другим. Только это не кувшины, а люди.       Десятый, одиннадцатый! Нити натягиваются! Куда вы? Отпустите меня! Я демон! Я кара! Я власть! Я право убивать! Я! Я, и никто другой! Нет больше никого… И вас тоже больше нет… Вас никогда не будет. Вы не можете меня остановить!       Нельзя-удержать-смерть…       В руках этого полупрозрачного актёра, сотканного из нитей страха... В руках его кара. В руках его власть. В руках его право убивать. Это клинок. Сомнений быть не может.       Это он.       Но вот, актёр разворачивается. Вот он смотрит на смерть. Вот она… радость?       Актёр вспыхивает ярким синим цветом. Теперь он уже не призрак, а такой же яркий, настоящий, живой актёр, как те, кто его боится. Такой же "живой" актёр…       И он боится. Он боится? Нет… Как смешно, право… Так смешно!!! Хочется смеяться от этого! Он смеётся? Он смеётся в глаза. В глаза кому?       И вот из смеха рвутся нити и сплетают ещё одного призрачного актёра. Этот актёр направил что-то в голову смеющегося демона. Что это?       Кара? Власть? Право убивать…       Смех звенит в её ушах! Это так страшно и так прекрасно! Актёр, что спутан в нитях страха. Актёр, что с клинком в руках. Что он? Превратится в пыль? Нет… Нет? Нет…       Дурацкий, дурацкий открытый конец пьесы!!! Автора нужно убить!!! Повесить! Посадить на кол! Чем же всё закончилось? Где?       Но акёра нет… Он просто пропал. Исчез. В том месте, где он был, отсутствует целый кусок гниющей плоти бытия. Кто его вырвал?       А-был-ли-он-там-вообще…       Плывущая картинка страстей и эмоций стёрлась как только Монах отпустил Сестру.       Бледный, как лунь, он молча покинул ангар.       Синевласка ошеломлённо осмотрелась. Склад №7 был по-прежнему тих, пуст, высушен, безжизнен. А всё, что она только что видела, казалось ложью, поддельными воспоминаниями. Как будто кусок её жизни вырвали и заменили другим. Чужим.       Внезапно девушку начала бить мелкая дрожь. Будто организм только сейчас понял, что его окунули в мир мёртвых. Возникло ощущение испачканности и едва преодолимое желание помыться.       Сестра вышла из ангара. Прохладный ночной ветерок вызвал лёгкий озноб, но, позволив дрожи пробежать по телу, она умудрилась немножко согреться. Монах сидел там же, где и прежде. Снова курил. Она присела рядом.       - Ты видишь такое постоянно?       - Да. Ну этот, конечно, из-ряда-вон случай. Там, где люди умирали спокойней, намного проще. Затянуться хочешь?       Он протянул ей дымящуюся самокрутку.       - Нет. Нет… Думаю, я справлюсь. Впрочем, теперь понятно, почему ты столько куришь.       Монах пожал плечами и снова затянулся.       - А… когда человек умирает, ты тоже это видишь по-своему?       - Как вспышку. Душа разлетается на осколки, как стекло. Только не сразу. Минут пять обычно после смерти проходит. Если только не в башку. Если размозжить башку, то сразу разбивается. Большая часть осколков уходит куда-то. В следующую жизнь, наверно. А часть остаётся. Это обычно эмоции и знания, связанные с тем местом, где остаётся осколок. Иногда, в очень редких случаях, удаётся узнать что-нибудь о самом человеке, но это редко. А ещё бывает, что осколки не остаются. Это если человека ничего не держит и он погибает довольным… Со временем осколки истончаются. Испаряются как бы. Или может это человек исправляет свои проблемы и ошибки в следующей жизни, отпускает свои старые страсти и как бы впитывает разбросанные осколки. Но это уже мои домыслы…       Речь Монаха лилась мелодичным ручейком, вторя ночному шуму листвы. После пережитого Сестра жадно впитывала эти звуки жизни. А шаман, безусловно взваливший самые страшные видения на себя, просто старался расслабиться в бесконечной болтовне, отвлечься от ужаса, сковавшего сердце.       - Так не долго и в приведений поверить, - поддержала разговор Сестра.       - Запросто. Это когда остаётся критическое множество осколков. Они собираются в некую субстанцию, имеющую волю. Тень человеческой души. Только ведомая не рассудком, а страстями, заставившими эту душу так сильно расколоться. Не самые приятные собеседники, надо сказать.       Монах глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и с шумом выдохнул.       - Рассказывай, что видела.       Сестра долго и со скрипом подбирала слова, чтобы правильно и как можно подробнее передать произошедшее. Иногда Монах метко подсказывал недостающую словоформу. В результате, вдвоём им удалось мало мальски разобраться.       - Ну, пока выходит всё просто, - решил подвести итог шаман. - Он вошёл во внутрь, перерезал всех, кого нашёл, а потом получил пулю в лоб... Прости, если грубо прозвучало.       - Выходит… Он умер здесь? В бою?       - Ну… Думаю, не всё так просто, как я только что сказал, будто оно просто… Как ты говоришь? Размазывал пространство? А потом вырвал кусок пространства? Этот твой дружок часом не из наших? Эспер или волшебник?       - Эспер. Телепортер.       - А… О! Как интересно... Ну тогда действительно просто. Он телепортировался в последний момент.       - То есть, был ещё жив в момент телепортации?       - Сложно сказать… Возможно.       - Ты меня интригуешь.       - А уж как ты меня интригуешь, Снежинка, выдавая информацию строгими порциями! Только на сегодня хватит.       - Постой. Скорее всего он не мог далеко телепортироваться. Может быть мы сможем найти его следы где-то поблизости?       - Только не сегодня. Завтра хоть весь день и ночь... при условии, что в ангар снова не полезем, а сегодня я хочу спать.       Пришлось вернуться в городок в хостел, где они забронировали две койки.       Остаток ночи, и без того короткий, прошёл для Сестры тревожно. Во сне она снова видела танцующие фигуры, сотканные из синих теней.       Утром, открыв глаза, она некоторое время лежала неподвижно - приходила в себя.       - Ты всю ночь ворочалась, - послышался голос Монаха.       - Ты-то откуда знаешь?       - Сам толком не спал… Но со мной такое бывает. Издержки профессии. А вот тебя явно переклинило. Или просто беспокойство?       - Снились эти синие тени.       - Понятно, - шаман вздохнул. - Следовало ожидать. По правде говоря, последний раз, когда я передавал своё восприятие в чужую голову, я это делал, чтобы свести человечка с ума. Тогда у меня получилось…       Сестра приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на собеседника. Монах лежал в соседней кровати на спине, накрывшись одеялом по шею, и не двигался, будто в саркофаге.       - Зашибись. То есть ты мог поджарить мне мозг? Или может уже поджарил… Благодарю сердечно.       - Услуга за услугу, Снежинка. Я теперь долго не забуду этот твой склад №7.       Весь этот день и весь следующий Сестра почти силком таскала Монаха по лесам вокруг бывшего представительства Бощимасу; вскрыла здание администрации, оказавшееся, как и ожидалось, пустым; она даже пыталась уговорить шамана заглянуть в другие ангары, но тот на отрез отказался, мотивируя отказ ещё и тем, что отголоски произошедшей больше десяти лет назад резни, подобно следу, вели только к седьмому складу и никуда более.       Так или иначе, поиски не дали совершенно никаких результатов.       - Может это значит, что он тогда остался жив? - зачем-то спросила Сестра вечером второго дня, когда оба совершенно вымотанных налётчика расплылись по стульям в маленькой столовой рядом с хостелом.       - Телепортировался в лес и сбежал? - уточнил Монах, хотя сценарий и так был очевиден. - Вполне могло быть.       Уставший и бегать и спорить, шаман отвечал скорее из приличия.       - Искать телепортера в лесу, - продолжил он, в пятый раз повторяя одну и ту же фразу, - всё равно, что иголку в стоге сена. Тем более, если это было десять лет назад. Даже... Даже! Если бы мы нашли место, куда он телепортировался и сразу умер, осколки его души могли уже испариться, я же рассказывал тебе. А теперь прикинь, что он мог телепортироваться, потом ещё куда-то уйти, а только потом умереть. А ещё, насколько я понимаю, он мог телепортироваться на чёрт знает какое расстояние, и почему ты решила, что это не так - для меня секрет.       - Ладно, ладно, я поняла, - отмахнулась Синевласка, а затем грустно добавила: - Ты прав, конечно…       - Полетели домой, Сестра. Мы и так неплохо потрудились. Дружок твой погиб в бою. Сражался он против корпорантов, раскрыл очередное доказательство преступлений этих ублюдков. Это достойная смерть для военного времени. Думаю, Мишу это порадует. Если... это может его порадовать.       Девушка вздохнула и, усилием воли подняв себя со стула, побрела к раздаче. Монах последовал за ней.       Всю ночь Сестра провела в сети, работая через деку. Искала хоть какие-то намёки на странные происшествия в приморском городке во время войны. Она, конечно, не ожидала найти в новостных лентах тех времён что-нибудь вроде "Раненный самурай возник сегодня из воздуха посреди центральной улицы!", но хоть какая-нибудь зацепка, хотя бы намёк уже устроил бы её. Иначе Монах не согласится прошерстить весь город и леса в округе.       Однако, утро уже заглядывало в окно солнечными лучами, а подсказок она так и не получила.       Этим днём пришлось возвращаться домой с полупустыми руками.       "Рассказывать Мише об этом?" - спрашивала она себя. А о чём тут было рассказывать? Привезти его в Приморье и показать пустой ангар, назвав его местом героической гибели отца?       В отчаянии, стесняясь показаться на глаза наставнику, она ещё целую ночь, уже дома, провела в сети, и даже ненадолго заглядывала в ЧБД, избегая старика, чтобы найти подсказки теперь уже в любой точке России или Японии. Вдруг он смог добраться до знакомых мест? Но разве тогда наставник не узнал бы об этом? К тому же, если Монах прав, и стреляли ему в голову... Далеко так не уйдёшь. Сама прекрасно понимая, что занимается глупостями, она всё равно не желала сдаваться, пока не утомилась настолько, что заснула прямо перед декой.       Вполне возможно, что большую роль в её своеобразном психозе играли сны. Синие фигуры посещали её каждую ночь, и хоть кошмарами это назвать было нельзя, видения всё равно беспокоили декщицу.       В ту ночь, когда она уснула от усталости, ей приснились тории* среди белого снега.       Утром, вернее в обед, когда ей удалось проснуться, она заварила кипятком молотый кофе, поленившись идти варить его на кухне, и встала перед окном своей маленькой комнатушки, из которой она, после истории с АТС, решила не переезжать.       За окном припозднившаяся осень брала наконец город в свои руки. Стало холодно, небо заволокло облаками. Мир казался серым. Унылым. Если бы пошёл дождь, он хотя бы умыл бы этого пыльного грязнулю, но дождь не шёл, и город тихо задыхался.       Примерно так же чувствовала себя Сестра.       "Тории - это Япония" - мелькнуло в голове девушки. "Снег - это Россия… Или Хоккайдо."       Поражённая своим выводом, Сестра застыла перед окном с задержанным во рту горячим кофе. Естественно, обожглась.       Проглотив напиток, она села к своей деке, лежащей на полу под окном, и открыла поисковик, чтобы запросить все синтоистские святилища на Хоккайдо.       "Как бы узнать, в какой деревне жила тётя Куроко с маленьким Мишей?" - размышляла она.       В следующую секунду девушка отстранилась от деки, поняв, наконец, что на полном серьёзе следует подсказке, полученной во сне… Вернее, это она решила, будто тории в снегу - это подсказка.       - Надо же, - прошептала она сама себе, усмехаясь. - Вот теперь я точно, вполне и официально сошла с ума.       Однако, не прошло и полдня, как она снова сидела за декой, перебирая-таки синтоистские святилища.       - Теперь-то куда?! - взмолился Монах.       - Домой! На Хоккайдо! - радостно заявила Сестра, переполняемая энтузиазмом.       - Это тебе домой, а мне в командировку…       - Не ной! Дело верное в этот раз! Городская легенда о раненном самурае, возникшем из неоткуда. Это ж наш клиент! Так везёт раз в жизни!       - Сестра, - озабоченно молвил Шаман.       Он взял её за плечи обеими руками и посмотрел в глаза.       - Нельзя телепортироваться через всё Японское море, - размерено проговорил он. - Ни один телепортер не осилит такой прыжок. Очевидно же, что это совпадение!       - Не обязательно телепортироваться. Он мог доплыть, или как-нибудь иначе добраться туда!       - Раненный?!       Девушка с подозрением вгляделась в глаза Монаха.       - Деньги нужны? - серьёзно спросила она. - Командировочные? У меня есть, я могу оплатить твои услуги.       - Да не нужны мне твои деньги! - воскликнул шаман, отпустив девушку. - Я за твою голову боюсь! Ты одержима этим своим самураем! Чем тебе Миша не нравится?       - Нравится! То-то и…       Она осеклась. Затем, поджав губы, серьёзно добавила:       - Я всё равно не обойдусь без твоей помощи.       - В этом-то я не сомневаюсь…       Лететь на родину официально, со всеми таможнями, для Сестры пока ещё было опасно. А когда выяснилось, что с паспортом Монаха вообще "не желательно" пересекать границу, этот вариант отпал окончательно.       Спас, как всегда, наставник: вывел на более или менее надёжных контрабандистов. Оплачивая услуги последних вместе с перелётом до Приморского края, Сестра потратила остатки своих сбережений, но абсолютная уверенность в успехе с её стороны полностью эту жертву оправдывала.       Вертолёт пересёк Японское море под покровом ночи и оставил "нелегалов" на западном побережье Хоккайдо. Отсюда рукой было подать до места назначения. Единственный недостаток заключался в том, что срок действия их "визы" истекал в ночь через два дня, когда контрабандисты планировали следующий рейс. Времени было не так уж и много.       Зато Сестра получила на короткий срок вожделенную возможность вдыхать воздух родины. И хотя на Хоккайдо она никогда прежде не бывала, здесь всё равно было роднее, чем в любой точке России. Несмотря на похолодание, немного подпортившее впечатление, девушка была дома. Теплоту этой мысли ничто не могло остудить.       К утру путники достигли окраинной деревни посёлка Шякотан - цели своего путешествия.       Выпал снег.       Тонким слоем он лёг на песок пляжа, на золотое облачение осенних деревьев, на дороги и дома. Он был столь невесом, что простым движением стопы его можно было сдвинуть, обнажив схваченную заморозком землю. Но делать этого не хотелось. Хотелось наоборот, парить над ним, не нарушая своим шагом этого волшебства. Ранним утром на улицах деревни почти никого не было и казалось, будто это маленькое, застывшее, столь удалённое от цивилизации царство стало сегодня заколдованным.       За три года жизни в холодной северной стране Сестра привыкла запасаться тёплой одеждой ближе к середине осени. Вот и в этот раз она прихватила с собой свитер и вязанную шапочку. Вместе с косоворотым кожаным пальто комплект одежды получился достаточно теплым и комфортным. Монах тоже, хоть и был в своём прежнем бесформенном балахоне, под ним, судя по воротнику, носил толстый свитер. Или, может, даже два.       По настоянию Сестры налётчики первым делом принялись искать одинокое синтоистское святилище, упомянутое в городской легенде о раненном самурае. Оно должно было располагаться где-то недалеко от маяка.       Шякотан представлял собой группу деревень, растянутых вдоль берега на приличное расстояние, потому всё здесь было в своей степени "одиноким". Если бы не было ориентира, прочесать окрестности в условленный срок было бы просто невозможно. Но даже придерживаясь маяка, бродить всё равно пришлось долго. Учитывая ночной переход, сил почти не осталось.       Монах готов был уже упасть на землю и объявить бойкот, когда Сестра заметила среди припорошенных снегом осенних деревьев высокие тории, окрашенные в сочный красный цвет. Окружённые невесомым покрывалом белого снега, они и впрямь напоминали вход в другой мир. У врат начиналась тропинка. Теряясь среди естественных каменных нагромождений, она серпантином уходила вверх по пологому склону. Сразу после торий, посетителей встретила пара каменных лисиц - вестников божества Инари, которой было посвящено большинство местных святилищ. Каменные зверьки стояли по обе стороны тропинки, оберегая её и приветствуя прихожан.       Сестра не смогла сдержать улыбки при виде столь милых её сердцу кицунэ. Святилище сразу же завоевало её любовь.       Далее по тропинке налётчикам повстречался каменный бассейн с деревянными черпаками. Сестра объяснила Монаху, что нужно помыть руки, прополоскать рот этой водой, а затем омыть рукоятку ковша, иначе в святилище войти нельзя. Шаман пробубнил что-то про суеверия, но подчинился.       Затем тропинка вывела товарищей на небольшую каменистую площадку. Само святилище, расположенное здесь, оказалось очень миниатюрным. Ящик для пожертвований и колокол помещались под длинным козыркём маленького, изящного здания, раскрашенного в красные цвета. К фасаду крепилась верёвка симэнава*. Здание это служило залом для молений. Правда, размер его был таков, что едва ли внутри можно было совершить полноценный ритуал почитания божества. Зал предварял вход в следующее, ещё более маленькое, но более священное строение. В нём хранилось "тело бога". Входить туда простым посетителям запрещалось.       Территория святилища, как будто специально окружённая естественной каменной изгородью, была ухожена и прибрана. Всё это маленькое, красивое место было как бы "встроено" в каменистый склон горы, у подножья которой оно располагалось. Везде, где находилось место для почвы, росли деревья и кустарники. Летом, когда зеленело всё, включая поросшие мхом камни, здесь, наверно, было непередаваемо красиво. Но даже сейчас, в буйстве осенних красок, покрытых тонким слоем свежевыпавшего снега, святилище очаровывало.       На душе необъяснимо полегчало. Может быть из-за умиротворённости этого места, Сестре показалось, что они достигли своей цели.       Не успели прихожане осмотреться, как на тропинке слева меж двух камней появился священник. Высокий стареющий мужчина с выбритым лицом носил традиционные одежды с тёплой суконной накидкой. Выдающиеся скулы говорили о его строгости, но взгляд был скорее дружелюбным.       - Чем могу помочь вам в столь ранний час? - спросил он по-японски. - Смиреннейше полагаю, что вы пришли обратиться с молитвой к Инари-но-ками?       Взгляд мужчины однозначно на что-то намекал.       - Что он хочет от нас? - шёпотом спросил Монах по-русски, ибо ни слова не понимал на родном языке Сестры.       - Монетка есть?       - Зачем? Есть, конечно.       Взяв из рук шамана монету, Сестра подошла к ящику для пожертвований, бросила её туда, поклонилась, ударила в колокол, дёрнув за его шнур, дважды хлопнула в ладоши, прикинулась, что молится, затем ещё раз поклонилась и вернулась к слегка ошеломлённому мулату.       Улыбка священника подсказала, что всё сделано правильно.       - Могу чем-то быть полезен? - осведомился он.       - Скажите, пожалуйста, - скромно начала Сестра, - ни здесь ли десять лет назад появился знаменитый раненый самурай?       Священник усмехнулся.       - Мне следовало догадаться и сразу предложить вам лицезреть нашу реликвию.       Сестра вскинула брови, показывая, что ничего не понимает.       Жестом пригласив гостей следовать за собой, мужчина прошёл в помещение за ящиком для пожертвований. Вопреки ожиданиям Сестры, там оказалось достаточно места, чтобы трое смогли сесть на пол напротив друг друга. В стену слева было встроено небольшой хранилище. Открыв его, священник извлёк наружу сначала деревянные подставки (установил их на пол), затем деревянную дощечку с выгравированным изображением самурая и в последнюю очередь - прекрасной работы катану в ножнах. Поддерживая клинок как самую хрупкую в мире вещь, он возложил "реликвию" на подставки, чтобы посетители могли хорошенько её рассмотреть.       Сестра не особо разбиралась в катанах, но то, что клинок был сделан на совесть с соблюдением всех внешне видимых традиций, понимала даже она. Более того, девушка не могла отвести глаз от оружия.       - Не сочтите за оскорбление, - продолжил свою речь священник, - но вы очень похожи на людей, интересующихся такими легендами, как наша. Рискну даже предположить, что война, бушевавшая в мире десять лет назад, для вас не пустой звук. Это клинок Раненного Самурая.       На дощечке в стиле эпохи Эдо был выгравирован человек вполне японской наружности в хакама и порванном окровавленном кимоно. Гравюра запечатлела его падающим на одно колено: рука сжимает обнажённую катану красную от крови врагов, на лице застыла торжествующая улыбка.       - Это он? - спросил Монах.       - Нет. То есть, это Раненный Самурай, но это не тот, кого мы ищем…       - Может изображение недостоверное? Или… ты всё-таки ошиблась?       Совпадение этой мысли с её собственными подозрениями лишь усилило раздражение девушки. Она пронзила Монаха взглядом, а затем обратилась к священнику, с любопытством наблюдавшему за их разговором:       - Расскажите о нём по-подробней, пожалуйста.       Священник улыбнулся.       - Городские легенды, как любой рассказ, передаваемый людьми из уст в уста, имеет особенность меняться, перетекать из одной формы в другую, развиваться, обрастая домыслами. Я расскажу вам то, что произошло на самом деле, даже рискуя разочаровать вас:       "Тринадцать лет назад рядом с нашим скромным святилищем появился раненный человек. Он нёс в руках клинок, подобно древнему воину, подобно призраку былых сражений. Моя помощница встретила его, мы попытались помочь, но раны были слишком тяжелы. Несмотря на это, он улыбался. Радовался тому, что свершил своё предназначение, отдав жизнь во имя высокой цели. Он умер с этой улыбкой на лице. Мы предали его прах земле у подножья горы недалеко отсюда, а клинок - знак его доблести и самопожертвования - с тех пор хранится здесь, под защитой Инари-но-ками-сама.       Кто был этот таинственный воин? Вот этот вопрос и лёг в основу всех тех легенд и слухов, которые вы могли повстречать. Кто-то говорит, что он был героем! Воином, сражавшимся против тайного врага в те тяжёлые годы войны. Заступником! Простым человеком, спасшим многие жизни, отдав взамен одну свою. Правда же в том, что мы не знаем правды. К глубокому сожалению, мы ничего не знаем о том незнакомце. Мне же достаточно того, что Инари-но-ками-сама привела его к нашему святилищу, а значит он был хорошим человеком…"       В голове Сестры носились тучи мыслей и предположений. Навар святилища с этой раздутой на пустом месте легенды был очевиден. Но тот ли это самурай? Тачи ли это? Почему-то гравюра и высокопарные слова Священника поселили сомнения в её сердце.       - А… - нерешительно молвила она. - Можно нам увидеть его могилу?       - Конечно. Пойдёмте.       Они прошли по тропинке меж двух камней, покинув таким образом территорию святилища, затем миновали хозяйственные постройки и жильё, углубились в лес, стекавший со склонов горы.       - Мы идём на его могилу? - догадался Монах.       - Да.       - Почему так далеко от храма?       - Это синтоистское святилище. Смерть в синтоизме… скажем так, не чистая вещь.       - И что, у вас нет ритуалов погребения?       - Есть, только этим занимается буддизм.       - Хитро у вас всё устроенно.       Синевласка ничего не ответила.       - Послушай, - вполголоса молвил шаман, как будто священник мог понять русскую речь. - Просто чтобы ты знала. На кладбище редко бытуют осколки душ. Лучше было бы нам найти место его фактической смерти.       - Начнём с кладбища.       Шли действительно долго. Наконец среди деревьев стали просматриваться надгробья. Некоторые из них представляли собой простые вертикальные плиты с надписями, а некоторые были удивительно сложными, но гармоничными нагромождениями тёсаных камней. Размером кладбище было совсем скромным.       - Видишь что-нибудь? - спросила Сестра у шамана.       - Нет… Видимо, здесь все "в покое".       - Пожалуй теперь можно начать сомневаться, что мы не зря сюда прилетели.       - Я же сказал, что лучше… О! - тон Монаха вдруг изменился. - Думается, всё же не зря.       Сестра молниеносно повернулась к собеседнику. Шаман, остановившись от удивления, смотрел куда-то в сторону могил.       - Ты должна это видеть, - серьёзно молвил он, быстрым шагом двинувшись к Синевласке.       - Опять хочешь спалить мне мозг?       - Не спорь! Иначе он уйдёт!       Без реверансов шаман обхватил ладонью лоб девушки, сжал пальцами виски и грубо повернул её голову в сторону могил.       Мир потерял свою чёткость, как и в прошлый раз. Но теперь ощущения были такими, будто девушку с головой опустили в жидкую грязь на обочине дороги, размытой осенним дождём. Всё вокруг было мутным и двигалось медленно, с усилием, как ложка в густом киселе, который ей однажды довелось попробовать. Однако, в отличие от киселя, эта жижа была вовсе не сладкой и не вкусной.       У одного из простых надгробных камней в той стороне, куда Монах повернул её голову, стоял силуэт человека, сплетённый всё из тех же синих теней. Однако в прошлый раз она едва могла различить лица своих актёров, здесь же видела его "чётко". Или скорее "знала", чем "видела".       Это был мужчина славянской внешности, в кимоно и хакама. В левой руке он держал катану, спрятанную в ножны. Борода и волосы, завязанные в узелок на темечке, были светлыми, а лицо… Ну что ж, он, конечно, не был вылитым Мишей, но родственное сходство угадывалось без усилий.       Всё совпадало. Она видела перед собой Тачи.       Он улыбался и смотрел как будто прямо на неё. Затем он медленно протянул к ней руку.       - Мисака-сама... - услышала она незнакомый мужской голос совсем близко к себе. Как будто даже он шептал ей на ухо.       Фамилия матери эхом отдавалась в её восприятии, повторяясь снова и снова, пока она не ощутила до конца, сколько теплоты призрак вложил в это одно единственное слово.       А затем синий силуэт пропал. Исчез так гармонично, как если б его здесь никогда не было. Плоть бытия в этот раз никак не пострадала.       Монах отнял руку от её лба, рывков вытащив девушку из грязи-киселя.       Она тряхнула головой, возвращая себе ясность мысли.       - Это был он, да? - тихо спросил Монах.       - Да…       - Родственник Миши, так ведь? Брат, отец, дядя?       - Отец.       - Понятно… Занимательно это, очень занимательно. Ты знаешь, чьё имя он назвал?       - Да. Это… очень близкий ему человек. Я тоже хорошо его знаю.       - Он связан с тобой, этот человек?       - Да.       - Любопытно… Знаешь, я могу ошибаться, но пока выходит так, что он здесь появился только из-за тебя. Обычно не бывает такого, чтобы осколки души появлялись сами по себе, а потом исчезали. Из всего, что я знаю, осколок — явление остаточное. Право, занимательно…       Священник стоял у той самый могилы, где Сестра видела призрака, и с плохо скрываемым любопытством наблюдал за гостями.       Синевласка приблизилась к нему.       - Всё хорошо? - как будто озабоченно поинтересовался мужчина.       - Да, всё хорошо. Со мной так бывает. Это его могила?       - Да.       Монах тоже подошёл и с некоторым разочарованием уставился на надпись, составленную японскими канджи.       - Что здесь написано? - сдержано спросил он, ожидая, что Сестра оставит и это в секрете.       - Одинокий волк, - удивлённо перевела девушка.       - Это его имя?       - Нет... Скажите, - обратилась она к священнику, - а почему на камне написано… То есть, это его настоящее имя? Одинокий Волк?       Священник с явно заметной прохладой во взгляде молвил:       - Мы не знаем его настоящего имени. Это прозвище ему дала моя помощница. Она… умеет видеть в людях больше, чем они способны сказать… Да и вы, как мне кажется, видите побольше простых людей…       Сестра улыбнулась. В конце концов у неё не было особых причин не доверять священнику.       - Скажем так, если он действительно был героем войны, то нам есть за что его благодарить.       Сделав паузу и ещё раз посмотрев на могилу, она продолжила:       - А можно нам как-нибудь увидеться с вашей помощницей? Или, может быть, вы сами расскажите, почему она выбрала такое странное имя.       Мужчина помедлил с ответом, переводя взгляд то на Монаха, то обратно на Сестру. Оценивал, можно ли доверять?       - Да… - молвил он наконец. - Думаю, да. Юки-химе будет рада увидеться с вами.       Пришлось совершить весь обратный переход до святилища.       Сестра шла через припорошенный снегом лес с гордой и радостной улыбкой. Они наконец нашли Тачи! Или во всяком случае напали на его след. Значит она всё-таки оказалась права. Что дальше? А вот это зависело уже от ответов на вопросы, которые она намеревалась задать.       Священник привёл гостей в одно из жилых помещений, рядом со святилищем и, рассыпавшись в учтивых извинениях, оставил их ждать, пока сам скрылся в глубине дома, чтобы позвать помощницу.       Архитектура этого здания разительно отличалась от построек святилища в сторону примитивности. Низко посаженное строение с соломенной крышей напоминало скорее реконструкцию средневекового жилья северных народов. Собственно, главным его преимуществом были толстые и теплоёмкие стены, столь важные в холодном климате Хоккайдо.       Зато внутри всё было выдержанно в традиционном японском стиле. Закрыв за собой дверь, гости разулись в прихожей секции, взошли на деревянный пол, устланный татами*, и удобно уселись в ожидании хозяев. Монах с интересом озирался по сторонам, несмотря на то, что в комнате было пусто.       Через некоторое, ощутимо продолжительное время, дверь-шёджи с приятным шелестом сдвинулась в сторону. В комнату вошла очень милая, улыбчивая молодая девушка с длинными чёрными волосами, облачённая в традиционные для её должности белое кимоно и красные хакама. Следом показался священник. Присев в сторонке, он молвил:       - Прошу прощения, уважаемые гости, но я должен оказать внимания другим прихожанам. Надеюсь, Юки-химе сможет ответить на все ваши вопросы.       Он жестом указал на девушку, тем самым представив её, затем учтиво поклонился, встал и вышел на улицу.       Юки-химе, аккуратно подобрав ткань хакама, села на пол напротив гостей. Сначала она посмотрела на Монаха, а затем перевела взор на Синевласку. Глаза её лучились добротой, но что-то особенное было в этих янтарных омутах. Или это просто редкий по глубине оттенок очаровывал сам по себе? Девушка поклонилась и вежливо поздоровалась.       Поклонившись как полагается в ответ, Сестра повторила свой вопрос. Помощница смущённо улыбнулась, не отводя глаз, а затем молвила:       - Учитель сказал, что вы интересуетесь судьбой Одинокого Волка. Просто, мы не знаем его настоящего имени, он не успел его назвать, но… я смогла понять кое-что из его глаз.       Голос у Юки-химе был очень мелодичный и звонкий. Сестра с лёгкой улыбкой заметила краем глаза, как завороженно слушает её Монах, хоть и не понимает ни слова.       Меж тем помощница священника продолжала:       - В европейском фольклоре и истории встречаются рассказы об отрядах, воины в которых связаны братскими узами, подобно семье или стае. Моя любимая легенда гласит, что если из всей стаи в живых останется только один волк, он не сдастся, и не будет искать пристанище в других стаях. Он будет бросаться в бой снова и снова, не жалея себя, с одной лишь только целью: найти достойную смерть и воссоединиться, наконец, со своими павшими братьями на равных.       Девушка перестала улыбаться, но глаз от Сестры так и не отвела.       - Мы не знаем какова на самом деле была судьба этого воина, - продолжила она, - но он был Одиноким Волком. В этом я уверена.       - Это он, - вполголоса по-русски молвила Синевласка, уставившись в пол. - Теперь я точно знаю, что это он. Всё сошлось.       - Ну и хорошо, - с облегчением вздохнул Монах.       Подняв глаза обратно на собеседницу, Сестра увидела, что та всё ещё пристально смотрит на неё и улыбается теперь ещё шире, чем прежде. Хотя радоваться должна была бы сама декщица, поскольку все её предположения удачно сбылись. Несмотря на то, что Юки-химе не выражала никакой угрозы, Синевласке стало немного не по себе.       Если задуматься, то вообще всё это святилище было немного странным. Впрочем, и цель их с Монахом собственного пребывания здесь не сильно-то отличалась заурядностью.       Подозрительность происходящего лишний раз подталкивала Сестру к следующему шагу изначального плана.       - Скажите, Юки-химе-сан, а… Боюсь это прозвучит странно, но у меня есть веские причины предполагать, что самурай на гравюре в святилище изображён не совсем в соответствии с истинным обликом Одинокого Волка в момент его появления здесь. Например, в отношении… эм... одежды, на нём… Отсюда у меня появляется вопрос, который, к моей вящей надежде, не сможет вас оскорбить. Тот клинок в святилище. Он действительно был при самурае в момент его появления?       Как и ожидала Сестра, помощница священника на секунду растерялась. Но, обдумав что-то у себя в голове, она снова скромно улыбнулась. Пронзительно глянув на обоих гостей по очереди, девушка, вопреки обыкновению, отвела взгляд и уставилась в пол.       - Действительно, ваша осведомленность поражает… Я не считаю вас врагами святилища, или Инари-но-ками, или… Одинокого Волка, потому я скажу вам правду. Действительно, как вы и намекаете, появился он у святилища совершенно обнажённым. Сами понимаете, изображать голого мужчину на гравюре, предназначенной для взора прихожан, немного неудобно. Но катана действительно была при нём, и… Он был… связан с ней, если вы понимаете, о чём я. Ножны и гравюру учитель сделал сам, чтобы добавить реликвии почёта, а вовсе не с целью обмануть прихожан, если вы об этом. Разве что национальность… Одинокий Волк был европейцем, а не японцем. За это вы должны простить нас, - Юки-химе низко поклонилась. - Учитель очень много сделал для развития национального самосознания и патриотизма среди молодёжи после войны. Легенда о Раненном Самурае ему очень в этом помогала...       Сестра тепло улыбнулась, затем в свою очередь низко поклонилась собеседнице.       - Благодарю вас за истину. Я бы очень хотела ответить тем же, но пока не могу. Не сегодня. Однако, я обещаю, что найду способ рассказать вам всё, что знаю об Одиноком Волке. И конечно же, мы сохраним вашу тайну.       Юки-химе, поражённая таким ответом, снова поклонилась.       Попрощавшись с хозяевами, Сестра с Монахом покинули Святилище.       - Видишь, как всё замечательно разрешилось, - радостно рассуждал Монах, не спеша прогуливаясь с Сестрой по пляжу в сторону ближайшей деревни. - Теперь у вас с Мишей будет предлог полететь сюда на настоящий медовый месяц. Он сможет почтить память отца... Должен признать, ты молодец. Это действительно хороший подарок для него. И хоть в моей голове не укладывается, как Одинокий Волк мог телепортироваться через всё Японское море, я вынужден признать, что ты оказалась права, а твоя тупая упёртость окупилась. Только что-то я не вижу радости в твоих глазах.       Сестра шла рядом, опущенная в какие-то свои размышления. Лицо её хмурилось, подобно затянутым облаками небесам, с которых снова начал падать снег.       - Дело ещё не закончено, - молвила она. - Этой ночью мы с тобой заберём из святилища клинок.       Монах даже не удивился. Привык уже, наверно.       - Ты сумасшедшая, - заключил он всё тем же спокойным жизнеутверждающим тоном. - Разве в вашей стране кража из святилища не является богохульством? Или и тут есть свои хитрые религиозные лазейки?       - Религия тут ни при чём. Клинок принадлежит Мише по праву наследия. Ни один разумный бог не станет спорить с этим.       - Ты рассуждаешь, будто дипломированный теолог.       - Это логично.       - Не думаю, что богов устроит такой аргумент.       - Как всегда, - с ноткой раздражения молвила Сестра. - Ты волен валить на все четыре стороны. Думаю теперь, я справлюсь одна.       - Чтоб я отказался от расхищения святилищ?! Ты плохо меня знаешь, Снежинка!       - Прекрати звать меня так.       - Не раньше, чем ты перестанешь вести себя как отмороженная королева.       Ночь обняла побережье и горы Шякотана. За весь день так и не потеплело достаточно, чтобы растопить снег, а ночью и вовсе стало откровенно холодно. Ждать подходящего момента, сидя в лесу у святилища, налётчики не могли именно по этой причине, потому, выбрав такой час, когда все уже должны были лечь спать, дожидались его в отеле, удачно нашедшемся в ближайшей деревне. Оказывается, местечко пользовалось некоторой популярностью у туристов, любящий полюбоваться природой.       Добраться до торий налётчики смогли в темноте, а вот дальше, чтобы не переломать ноги среди камней, пришлось включать фонарики, ибо затянутые облаками небеса вновь не радовали людей ликами ночных светил.       План представлялся очень простым. Место хранения клинка было легкодоступно и не защищено, даже если двери зала для молений на ночь закрывались. Проникнуть, взять и уйти - проще простого.       Когда налётчики добрались до площадки перед зданием святилища и бесшумно проследовали под крышу зала для молений, выяснилось, что дверь по-прежнему была открыта. Этот факт внезапно обеспокоил Сестру.       Причём совершенно справедливо. Ибо в следующий же момент в двух шагах от тропинки, ведущей к жилым сооружениям, в полной темноте загорелся тихим светом маленький фиолетовый шарик. Его появление сопровождалось шумом, с каким пар вырывается из под клапана какого-нибудь парового двигателе. Такой неожиданный звук сам по себе мог перепугать кого угодно.       - На вашем месте я бы не стал пытаться войти туда, - прозвучал в темноте голос священника. - На вход наложено заклинание, и проверять, как оно работает, я вам крайне не рекомендую.       Сестра выключила фонарик, в надежде дезориентировать противника. В отсутствии посторонних источников света, яркости фиолетового шарика оказалось достаточно, чтоб рассмотреть его хозяина.       Священник, ровно в том же традиционном наряде, что и днём, стоял в непринуждённой позе. Правой рукой он держал за середину древка изящно опушенную нагинату. Пальцы левой руки обнимали тот самый фиолетовый шарик, от которого в разные стороны расходился еле заметный дымок.       "Вот тебе и незащищённая реликвия" - подумала Сестра, осознав наконец, почему всё здесь казалось таким подозрительным.       - Мы ожидали чего-то подобного, - продолжал священник. - Вы не первые, кто пытается присвоить себе клинок Раненного Самурая. Однако, ни я, ни моя помощница не признали в вас угрозы, и вы, очевидно, родственны нам по способностям к волшебству. Только поэтому я сделаю исключение, и сперва спрошу вас о причинах такого вторжения.       Перебирая в голове возможные выходы из ситуации, Сестра допускала вариант срочного бегства, но, когда тебе дают возможность открыто заявить о своих правах, было бы некрасиво отказываться.       - У этого клинка есть законный владелец! - громко и уверено заявила она. - Я намереваюсь вернуть его.       - О? - со скепсисом молвил мужчина. - И кто же этот законный владелец?       - Сын Одинокого Волка! События сложились так, что я знакома с друзьями Раненного Самурая. Он пропал без вести во время войны, и мы искали сведения о его дальнейшей судьбе. По воле случая мы оказались здесь. В виде доказательств я готова рассказать всё, что знаю о Самурае: его настоящее имя Санада Юкимура, но он русский. У него были светлые волосы и борода. В своё время он был более известен как Тачи. Он действительно принимал активное участие в войне, боролся с корпорантами всеми доступными ему силами. У него были близкие друзья. Они погибли на войне. Видимо, в ту ночь он вступил в бой с врагом в поисках достойной смерти. Именно это увидела уважаемая Юки-химе-сан. Кроме того, он был эспером-телепортером, но в отличие от большинства носителей этой способности, мог перемещать только живую плоть, потому он и появился у вас обнажённым. Я знаю это потому, что его сын унаследовал такую-же способность. И если вы всё ещё мне не верите, я добавлю, что ранен Тачи был в голову, а не корпус, как на вашей гравюре.       Уверенный голос Сестры звучал чётко и гулко, будто камни, окружавшие святилище, создавали великолепную акустику, не хуже концертного зала.       Повисшая следом тишина оглушала. Однако это свидетельствовало о том, что священник был поражён услышанным.       - Да… - молвил он наконец, - вы действительно глубоко осведомлены… Однако, половину из сказанного вами, вы могли узнать у моей помощницы, а вторую удачно придумать. К тому же, если, как говорите, вы являетесь представителями законного наследника, почему же вы не предъявили все эти аргументы при свете дня?       - По той же причине, по которой мы имеем сейчас этот разговор. Вы не расстанетесь со своей реликвией по собственной воле, поскольку она влечёт прихожан в ваше удалённое и труднодоступное святилище.       Очень жаль, что Сестра не могла чётко видеть лица собеседника. Задела ли она за живое?       Однако, в ответ последовал самоуверенный смех священника.       - Я должен быть оскорблён таким тяжёлым обвинением. Неужели вы думаете, что меня заботит лишь популярность прихода? Или, не дай бог, полнота ящика для пожертвований? Нет, уважаемые воры, мы имеем сейчас этот разговор, потому что я обязан оберегать духовные реликвии своего святилища. И даже если всё сказанное вами правда, я не могу отдать вам клинок. Он принадлежит Инари-но-ками.       - Клинок принадлежит клану Санада! - с нажимом ответила Сестра. - И пока жив хоть один потомок мужского пола, он в праве носить это оружие. Я не испытываю ни малейшего сомнения, что уважаемая Инари-но-ками-сама на моей стороне в этом вопросе.       - Боюсь, не вам об этом судить… Все эти притязания могли бы быть хоть как-то рассмотрены, если бы сам наследник предъявил их, а покуда его здесь нет, я попрошу вас мирно покинуть священную землю. Я не хочу вредить вам, поскольку глубоко убеждён, что мы не враги. Очень надеюсь, что я не ошибся.       Теперь тишина свидетельствовала о безвыходности положения налётчиков.       - Ты же скажешь, когда стрелять? - не выдержав, спросил Монах.       Просверлив напоследок собеседника испепеляющим взглядом, хоть он и не мог этого видеть, сестра коротко поклонилась.       - Не надо стрелять, мы уходим, - ответила она товарищу.       Затем повторила часть фразы про уход на японском языке, обращаясь уже к священнику, и широким шагом двинулась на выход, предварительно включив фонарик.       Уже на побережье их с Монахом разговор продолжился.       - Я ничего не понял, - пожаловался он. - Но очевидно, что нас ждали.       - Да. Думаю это Юки. Он же сказал, что она способна что-то там видеть, чего не говорят. Так, что нас тупо ждали. Плюс, на дверь наложено заклятие. Не думаю, что это блеф… Знать бы, хоть, какое. Как обойти…       - Ты хочешь напасть ещё раз?       - Не знаю… - честно призналась Сестра в некоторой растерянности. - Убить мы его не можем. Связать как-нибудь, нейтрализовать? Боюсь, нагинату он не для красоты носит, да и шарик этот его… Будь там хоть капелька электроники, я бы может и получила преимущество, а так…       Она вздохнула.       - Послушай, - молвил шаман. - Если эта Юки такая глазастая, может просто привезти ей Мишу? Она всё поймёт и отдаст клинок.       - Нет, не думаю… Святилище зависит от клинка, как реликвии. Видел, с какой хитрой улыбкой встречал нас вчера этот мужик? При такой концентрации святилищ Инари в этой местности у него не может быть большого количества прихожан и, соответственно, пожертвований. Вот он и зацепился за эту легенду. Даже если он такой хороший, как сказала Юки, он всё ещё должен заниматься обеспечением святилища. Не могу сказать, что совсем не понимаю его.       - Ну… Я пока не вижу других путей. Может завтра что придумается? Утро вечера мудренее.       Несмотря на физическую усталость и комфорт кроватей в отеле, Сестра не могла уснуть, перебирая в голове возможные пути обхода сложившейся ситуации. Но так ничего и не придумала. В конце концов сон победил.       Часто, когда перетрудишься, мозг отказывается прекращать свою работу и пыхтит с усилием даже во сне, подобно паровозу, несущемуся сквозь грёзы.       Вот разум нарисовал Сестре тропинку средь камней, статуи кицунэ, каменный бассейн для омовения. Вот тропинка вывела её к святилищу. Девушка уже деловито разминала пальцы, собираясь проявить чудеса ловкости, чтоб как-то обойти ловушку, но что это?       Кто-то её опередил?       Рядом со святилищем стоит фигура, сплетённая из синих теней. Это Тачи. Она никогда его теперь не забудет. Самурай стоит слева от входа в зал молений, около стены здания. Он поворачивается к стене, протягивает руку и… О чудо!!! Его рука проходит сквозь древесину! Конечно, ему легко, он же призрак! Там, с обратной стороны стены, как раз расположено хранилище, где томится в заточении его катана. Девушка совершенно уверена, что он касается рукой клинка. Касается с любовью и теплотой, достойной лучшего применения. Ни это ли имела в виду Юки, когда говорила, что они связаны?       Сейчас, сейчас… Как-то же он должен его достать! Клинок-то не призрачный.       Девушка чувствует, как самурай берёт своё оружие, как тянет его к себе, как…       Сестра открыла глаза и уставилась в потолок. Разум был ясен и чист, будто она проспала всю ночь глубоким здоровым сном, а без малого суток, проведённых на ногах, попросту не было.       Она даже села, проверяя, не спит ли ещё.       Монах дрых без задних ног в соседней кровати. Но это и хорошо. То, что она решила сделать, вероятнее всего кончится плохо. Часы на деке сообщили, что до рассвета осталось ещё два часа.       Пан, или пропал!       Легконогая декщица, игнорируя прохладу воздуха, добралась до святилища за сорок минут. В приступе паранойи, она решила не проходить сквозь тории, а обошла их стороной. Однако, лезть по темноте в обход тропинки побоялась. Тучи по-прежнему закрывали небо и зарю вместе с ним. В конце концов, главный расчёт был сделан на то, что священник спит с чувством выполненного долга и не ждёт подлянки перед самым рассветом. Ни для этого, разве, он вешал заклинание на вход в святилище?       Добравшись до площадки перед зданием, декщица притаилась.       Вроде тихо.       Максимально приглушив фонарик, почти по памяти, она добралась до того места, где во сне стоял Тачи.       А теперь кульминация бреда! Как, не будучи призраком, проникнуть сквозь деревянную стену? Не раскурочив оную вдребезги, естественно...       Девушка принялась внимательно рассматривать и прощупывать поверхность стены, освещая её фонариком: гладкая, приятная на ощупь, недавно покрашенная. Единственное, что Сестра смогла нащупать под слоем краски, это едва заметный стык между досками. Горизонтальный. Будто часть стены приделывали позже, отдельной доской. Но как же они скрепляются? Ни гвоздей, ни шурупов, ни скоб видно не было. Насколько хватало глазу при блёклом электрическом свете, доска никак не крепилась к опорам здания. Может просто деревянную панель держит что-то изнутри? Какая-то хитрая конструкция. Ну не на клею же она!       Сестра почувствовала набирающую обороты панику, вызванную тем, что она сидит долго на одном и том же месте, рискуя словить что-нибудь в спину. Начиная с того подозрительного фиолетового шарика и заканчивая нагинатой.       От недостатка здоровых идей, декщица решила прозвонить панель током. Вдруг, внутри есть невидимые глазу металлические детали. Успех этой затеи даже удивил Сестру. Что-то за стеной на самом стыке досок и правда резонировало. Вероятнее всего это какие-то стяжки, скобы, может быть металлические пластинки прикрученные к доскам саморезами.       В голову моментально пришла идея. В теории план был прост: создать такое магнитное поле, которое выкрутит саморезы и освободит деревянную панель. На практике же Сестре ещё не разу не удавалось создать стабильное магнитное поле. Мама когда-то учила её этому, но всё было без толку.       Потерев пальцы друг об друга, девушка сконцентрировалась, отбросила панику, позволила лёгким разрядам тока пробежать между пальцами. Затем она приложила руки к стыку деревянных панелей и постаралась создать нужное магнитное поле. По правде говоря, она сама не очень понимала, как должно выглядеть магнитное поле, чтобы заставить саморез крутиться, уже не говоря о том, что там внутри вообще могли быть вовсе не саморезы.       Может быть поэтому у неё ничего не получалось…       Время шло. От натуги у девушки заболели с силой сжатые зубы. Пришлось одёрнуть себя, успокоиться и попробовать ещё раз.       По-прежнему впустую.       Тем временем рассвело уже на столько, что даже при наличии туч, блёклый свет фонарика Сестре больше не требовался.       Чертыхаясь и матерясь про себя, девушка снова и снова прикладывала магнитное поле к крепежам. Разок ей даже показалось, что она всё перепутала и "крутит" саморезы не в ту сторону. Однако, обратное магнитное поле так же не дало результатов.       С каждой неудачной попыткой декщица всё больше сатанела. В конце она уже готова была собственными руками разбить презренную стену в щепки. Всё равно риск уже давно перевалили через границы разумного.       В бессильном гневе, она с ненавистью ударила панель ладонью, процедив сквозь зубы:       - Сдохни, с$%а!!!       Внутри что-то хрустнуло, какие-то мелкие предметы упали на дно хранилищ, панель стены покосилась. Верхний её край оказался продавлен во внутрь. Сестра даже не сразу поняла, что достигла желаемого.       Сердце ёкнуло. Она огляделась, но никого не заметила. Было бы особо глупо погибнуть сейчас, когда до клинка можно дотянуться рукой. От таких мыслей декщица стала нервничать ещё сильнее.       - Прости меня, Инари-сама, что ломаю твой храм, - одними губами прошептала Сестра.       Продавив панель глубже, она наконец смогла всунуть во внутрь руку. Сломанный кусок стены ещё что-то держало внизу, потому вырвать его целиком не получалось, а продавленный во внутрь он порядком мешал нащупывать катану.       Благодаря своей миниатюрности Сестра смогла влезть в хранилище по плечи и изогнуться так, что наконец-то достала вожделенный приз. Подняв клинок под самую крышку хранилища, она продавила до упора выломанную стену и, создав таким образом пространство для манёвра, смогла повернуть катану торцом и извлечь её из злосчастного заточения.       Сама не своя от радости она сорвалась с места, собираясь как можно быстрее покинуть святилище.       - Стой, где стоишь!       Было бы глупо, конечно, надеяться, что поднятый ею шум никого не потревожил.       Ещё до того, как голос священника окликнул её, она услышала за спиной звук пара, вырывающегося из-под клапана.       До ближайшего камня, за которым можно было бы укрыться, оставалось ещё шагов шесть. Если захочет, он вполне успеет швырнуть ей что-нибудь в спину. Сделав такой вывод, девушка остановилась. Прежде чем повернуться, она как можно незаметней положила правую руку на рукоятку пистолета запазухой. Благо, снять его с предохранителя она могла почти не доставая из кобуры. Патрон уже был в патроннике. Затем она медленно повернулась.       "Если стрелять священнику не в жизненно важные органы, то это будет не очень тяжких грех" - рассудила декщица.       Высокий мужчина стоял в том же месте и в той же позе, что и при первом налёте. В пальцах левой руки светился тот же фиолетовый шарик. Только теперь противники видели друг друга лучше, чем в начале ночи.       "Знать бы хоть, что делает этот несчастный шарик..."       Воздух между ними натянулся, как нить готовая порваться. Мягкий, пушистый снег вокруг безмолвной картины противостояния лишь добавлял происходящему выразительности.       Или всё это только казалось дрожащей от нервного напряжения Сестре?       - Признаю, - молвил священник, - твоё упорство и находчивость поражают, ловкая воришка. Как ты узнала про стену?       - Если скажу, ты всё равно не поверишь, - как можно сдержанней ответила Сестра.       Внутри её всю трясло. Нельзя же в последний момент опростоволоситься в таком деликатном деле, как хищение из святилища!       - А я не говорил, что не верю твоим словам.       Это он специально сказал, чтобы усыпить её бдительность, или всё ещё есть возможность закончить дело без кровопролития?       - Тачи показал мне. Раненный самурай.       - Да… Действительно неправдоподобно. Сначала я подумал, что ты просто сочла мои слова про зачарованный вход блефом. Но когда в течении долго времени ловушка так и не сработала, я решил пойти проверить, что же здесь происходит. Ты же не думала, что я обхожусь без чар слежения? Я узнал о вторжении в ту же секунду, когда ты миновала тории. Но в результате оказался слишком самонадеян. В награду за этот урок я второй раз отпущу тебя, если вернёшь реликвию.       - Клинок принадлежит сыну Тачи. И теперь, когда я держу его в руках, тебе уже не получить его обратно.       - Ну, в этом-то ты глубоко заблуждаешься.       "Вот сейчас - самое время стрелять" - решила Сестра, но проколебалась ещё одну спасительную секунду.       - Учитель!       Этот звонкий голос, стоит его услышать хоть раз, нельзя уже спутать ни с чьим другим.       Меж двух камней, обнимавших тропинку, стояла девушка с длинными чёрными небрежно распущенными волосами. Поверх своего ночного кимоно она накинула тёплую суконную накидку. Удерживаясь на одних лишь плечах, эта деталь одежды была ей велика и в утренних сумерках напоминала широкие царственные наряды, доходящие да самой земли. Белая ткань одежд придавала ей ещё больше торжественности и… делала Юки-химе очень похожей на величественный призрак Снежной Женщины.       Ступая по земле, она будто скользила, будто ей вовсе не были нужны ноги. В мгновение ока она очутилась между священником и Сестрой.       - Учитель, отпусти её! Я верю каждому её слову!       - Как ты смеешь перечить моему решению? - Мужчина не был разгневан. В голосе звучала скорее отеческая строгость.       - Но ведь она рассказала тебе то, чего не могла по-другому узнать! Я слышала вас этой ночью! Про ранение я ей не говорила! Ты ведь всегда веришь моему суждению, почему же сейчас ты слеп?       - Я не собираюсь обсуждать это с тобой здесь. Я принял решение, будь добра подчиниться.       - Отдай ей клинок, прошу тебя. Он будет служить хорошим людям, продолжит дело Тачи - Одинокого Волка. Разве не об этом ты говорил всем тем молодым ребятам, что приходили сюда к Раненному Самураю? Пойди же мне на встречу хоть раз! Это… это очень важно для моей матери.       - Она-то тут при чём?       Мужчина шумно выдохнул, явно поддавшись сомнениям. Помощница знала к нему подход.       "Может, в конце концов, он не такой уж и козёл…" - подумала Сестра.       Поразмыслив несколько секунд, он сжал левую руку в кулак. Фиолетовый шарик с хлопком пропал в его ладони.       - Юки-химе не умеет врать и всегда слышит, когда врут, - сказал священник, обращаясь, очевидно, к Сестре. - Я хочу, чтобы ты запомнила: именно она подарила тебе сегодня этот клинок. Так и передай своему "наследнику". И пусть он носит его с честью, достойной Одинокого Волка.       С этими словами мужчина повернулся и, перехватив нагинату поудобней, направился по тропинке домой, скрывшись меж камней.       Сестра поставила пистолет на предохранитель и вытащила сопревшую руку из запазухи. Кажется только сейчас она начала дышать.       Юки-химе подошла к Синевласке своим невесомым шагом. Девушка тепло улыбалась.       - Вот, - она протянула декщице запечатанный документ.       Бумага была на старый манер скреплена печатью из какого-то плотного вещества, вроде сургуча.       - Передай это письмо сыну Тачи вместе с клинком, - молвила девушка. - И расскажи ему о том, что тут случилось, во всех подробностях. Он поймёт. А ты обещала рассказать мне всё, что знаешь о Тачи, - с хитрецой добавила она. - Я буду ждать твоего письма. А теперь беги, пока учитель не передумал. Ты только не подумай, он не скряга, просто очень принципиальный.       Легко поклонившись на прощание, Юки-химе побежала следом за священником.       Так и не обретя дар речи, Сестра запоздало сообразила, что их обоих надо было хотя бы поблагодарить… Впрочем время для этого ещё будет.       Повинуясь совету загадочной девушки, Сестра поспешила обратно в отель, крепко прижимая к груди добытое сокровище.       Монах пожелал только одного: видеть глаза Миши, когда они преподнесут ему катану.       Вдвоём с Сестрой, светясь довольными улыбками, они завалились к Медведю в гараж. Он принял их с должным почтением и дружеской приветливостью, но сразу же почуял что-то неладное в их безудержном и неоправданном веселье.       Чуть не прыгая от нетерпения, Сестра заставила его положить старый плед на пол, усадила в позу, подобающую самураю, сама села напротив, и только после этого извлекла подарок из огромной сумки, специально призванной скрывать до последнего форму своего содержимого.       Монах получил сполна то удовольствие, на которое рассчитывал. Миша принял оружие с трепетом, обнажил клинок и какое-то время безмолвно наслаждался его видом, будто говорил с ним на беззвучном, известном только им двоим языке. Вернувшись к реальности, он долго не мог поверить, что это катана его отца, и вообще не понимал, как это всё могло произойти. Подобрать слов благодарности самурай тоже не смог, потому просто поклонился до самой земли своим верным друзьям.       Духовно насытившись, Монах покинул товарищей, прекрасно понимая, что сейчас Сестра начнёт рассказывать кучу личных вещей, которые ему, "просто другу", знать не положено. Девушка хотела остановить его, рассудив, что будет справедливо, если он всё наконец узнает, но шаман отмахнулся, предложив отложить откровение на потом, чтобы она могла рассказать ему только то, что сочтёт нужным, а сейчас, мол, он будет мешать их доверительному общению. Он сделал какой-то странный акцент на словосочетании "доверительное общение" и с самодовольной улыбкой вышел на улицу.       Пришлось признать, что Монах был в чём-то прав. Общение молодых людей наедине стало более тёплым.       Сначала Медведь, сообразив где и что она делала эти несколько дней, отругал Сестру за безответственное поведение, а затем потребовал развёрнутый отчёт о её похождениях.       Усмехнувшись, девушка передала ему письмо и начала свой рассказ. Как и просила Юки-химе, он был точен до мельчайших подробностей. Зачем это было нужно, Сестра начала понимать уже тогда, когда увидела реакцию Медведя на название посёлка. Он внимательно слушал рассказчицу, не перебивая, но по глазам она догадалась, какая буря эмоций охватила его сердце.       - Это… очень иронично всё, на самом деле, - заключил он в конце с горькой улыбкой.       - Я чего-то не знаю, да?       - Это я, оказывается, "чего-то" не знал!!! - воскликнул Медведь, шуточно вскинув руки к потолку. - Шякотан... Мы долго жили там с мамой, понимаешь? В Россию мы переехали только после войны. Тринадцать лет назад он погиб... Это что получается… три года, примерно? Три года мы с ней жили в нескольких километрах от могилы отца! Подумать только… Я мог бы поклониться ему уже тогда... А тот священник? Имя ты не знаешь?       - Нет.       - Высокий, худощавый, добрые глаза, скулы выделяются.       - Да… Откуда ты...       - Я ж говорю: сплошная ирония. Насмешка богов, да и только. Его зовут Урабэ-сан. Он был частым гостем в нашем доме. Сейчас, вспоминая те времена, я думаю он ухаживал за матушкой, но она не принимала знаков его внимания… И Юки-чан… Она держала умирающего отца на руках… И они ни слова не сказали нам…       - Как они могли знать?       Медведь поднял на собеседницу глаза. В них мелькнула детская обида.       - Если б они не придумали эту чёртову легенду, а рассказали всё как есть, мама наверняка бы догадалась… Это идея Урабэ-сана, конечно…       - А Юки…       - Подруга матери. Хотя скорее годится ей в дочери, а мне в сёстры. Подозреваю, она даже младше меня. Так вышло, что у неё рано погибли родители и Урабэ-сан какое-то время воспитывал её. Юки очень ладила с мамой. Они часто готовили что-нибудь вместе, превращая нашу кухню в поле битвы, пока я носился с мальчишками по горам. - Медведь улыбнулся своим воспоминаниям. - А когда приходишь домой, уставший и довольный… О, эти запахи! Никогда не ел ничего вкуснее их экспериментальной стряпни. Те вечера были весёлыми… Во всяком случае, такими я их запомнил.       Затем он поджал губы и продолжил уже бесстрастно:       - Наверно, из Урабэ-сана получился не очень хороший отец. Как только мама вернулась в Японию, она забрала Юки к себе на постоянное жительство. Можно сказать удочерила её… Она писала мне об этом и просила не думать, что заменила меня ею… Мама странная женщина, если честно… Думаю, она просто боится остаться одна…       - Вы переписывались с тётей Куроко?       - И сейчас переписываемся.       - Почему ты не говорил мне?! - в праведном гневе воскликнула Сестра.       - Да как-то… повода не было. Да ты и не спрашивала.       - Ну вот! Я такая, сижу планирую, как мы будем теперь искать твою маму, а ты оказывается и так знаешь?       - Ну да, знаю. Она в отъезде по делам. Потому Юки пока бытует у Урабэ-сана.       - Блин… Если тётя Куроко так боится остаться одна, почему она бросила тебя здесь?       - Не бросила. Я остался у знакомых, среди хороших, надёжных людей. Мне было уже четырнадцать, достаточно самостоятельный возраст. Мы с мамой вместе решили, что так будет лучше. Во-первых, безопасней. Во-вторых, она считала, что я должен расти здесь, на родине отца. В-третьих... Как я и сказал, она странная женщина. Но я не таю на неё обиды, если ты об этом… Наверно, и на Урабэ-сана я не должен обижаться. Может даже к лучшему, что мы не знали об отце… Мама, конечно, не питала никаких иллюзий по-поводу его участи, но уж лучше без вести пропавший. На тот момент так было лучше... Теперь же, Урабэ-сану точно влетит, когда она узнает правду!       Медведь беззлобно усмехнулся.       - Юки ведь волшебница?       - Да. Провидица. В детстве от этой способности у неё были сплошные проблемы. Она не может врать, и дети этим пользовались… Если подумать, именно поэтому она так дружила с мамой. Других друзей у неё попросту не было. Я с ней как-то особо не общался. Тем общих не было… Слушай, а ведь интересно, да?       - Что?       - Юки же не могла врать. Выходит мама ни разу не спрашивала у неё о "Раненном самурае"? Вот это действительно ирония…       - А может… она знала?       - Мама?       - Да. Знала, просто не хотела расстраивать тебя… Лучше уж без вести пропавший…       Миша серьёзно задумался.       - Да… Мама не Юки, с неё правды не дотрясёшся.       Неожиданно для Сестры он беззаботно улыбнулся:       - Да, наверно всё это было к лучшему.       Сестра тоже улыбнулась в ответ. Ей сразу же вспомнились все попытки близких отговорить её от поисков Тачи.       - А что в письме?       Медведь сломал печать и развернул бумагу. Пробежав текст глазами, он усмехнулся и передал документ Сестре.       Письмо было коротким. Написано разборчивым почерком, но явно второпях. Юки пересказывала суть ситуации и выражала радость, что всё в результате сложилось так удачно. Оказалось, что Куроко проговорилась Юки, когда они уже жили вместе, назвав имя своего единственного мужчины: Тачи. Услышав его снова той ночью от Сестры, она, наконец, всё поняла, и встала на сторону Синевласки. Девушка, видимо, сама подозревала что-то похожее, или предположение Сестры о том, что Куроко всё знала, было правдой. Так или иначе, когда кусочки головоломки сложились вместе, Юки догадалась, кто является наследником Одинокого Волка. Именно поэтому в письме она обращалась к Мише по имени: Микото-кун.       - В конце концов, - добавил Медведь. - Юки-чан тебе очень помогла. Так что ей-то мы точно должны быть благодарны.       Сестра кивнула.       - Знаешь, Миш. Юки сказала, что Тачи был как-то связан со своим клинком. Я тогда не придала этому особого значения, но раз она всё-таки провидица… Урабэ просил передать, чтобы ты носил его с честью, достойной твоего отца.       - Так и будет, солнце моё.       Медведь низко поклонился девушке. И хоть, обратился он к ней очень тепло, говорил самурай серьёзно:       - Я теперь по гроб жизни у тебя в долгу.       - Ничего, - хитро улыбнулась она. - Думаю у тебя будет время мне отплатить. А если по честному, я это делала, потому что сама у тебя в долгу после… После всего, что мы пережили вместе. Была в долгу. Теперь мы квиты.       Радостная Мишина улыбка была красноречивей любой устной благодарности, но он всё-таки молвил:       - Ты снова сделала Медведя счастливым.       Сестра встала с пола, как можно грубее ухватила самурая за плечо, пытаясь поднять его, а когда он встал в лёгком недоумении, она обхватила его талию и утонула в тёплых объятиях.       - Отныне разрешаю обнимать меня когда захочешь, - сказала она.       А затем добавила:       - У тебя тут чертовски холодно, Миш. Перебирайся на зиму ко мне.