-//-
Лето в тихой Латвии абсолютно отличается от лета в суровой России. Дима понял это сразу, как только его скорый поезд совершил свою конечную остановку на вокзале с причудливым названием «Майори». Подхватив небольшой чемодан, Билан спрыгнул с пыльной железной ступеньки прокуренного тамбура прямо на горячий, почти плавящийся под натиском янтарной жары асфальт и невольно прищурился, с интересом разглядывая шумный и многолюдный перрон. Июльское солнце курортного города немилосердно жгло лучами-иглами с безоблачного, сизо-голубого неба, не щадя никого из незнакомых прохожих. Даже шумный, ласковый ветер, поднимающий полы смятой серой футболки, не приносил никакой прохлады. Зато нос учуял восхитительный, манящий солёный запах прохладного Рижского залива, который, как оказалось, находился очень близко. Настолько близко, что Дима смог увидеть тоненькую полоску прозрачно-ультрамариновой глади, повернувшись к зданию вокзала спиной и прикрыв рукой глаза от беспощадных солнечных лучей. Хотелось немедленно дойти до песчаного горячего берега прямо с чемоданом, и, скинув в себя лишние шмотки, прыгнуть в желанную, лоснящуюся почти сказочным блеском воду с головой, как в лагуну, и проторчать в ней до самого вечера, спасаясь от удушающего зноя, но, увы, он приехал сюда не за ленивым отдыхом. Он приехал сюда для того, чтобы найти самого себя. Конкурс «Новая волна» — идеальный шанс для творческого старта любого начинающего молодого артиста. Хотя Дима уже не считал себя настолько уж начинающим — за его плечами был и клип, и песенный материал, и даже продюсер, которому он беспрекословно доверял. Дима ненавидел это слово, потому что искренне считал Юрия Шмильевича Айзеншписа своим другом и больше мудрым, опытным наставником, чем суровым и злым тираном, без устали диктующим ему, что и как делать, — по-другому каких-либо продюсеров Билан представить и не мог. По правде говоря, изначально Дима не хотел куда-либо ехать. Но Юра убедил его, что сейчас, в двадцать первом веке, даже при наличии неплохого материала не так просто стать узнаваемым и популярным артистом в короткие сроки, — с каждым днём в российской музыкальной индустрии конкуренция между юными талантами росла в геометрической прогрессии. Чтобы о тебе узнали многие, обязательно нужно засветиться на каком-нибудь хорошем песенном конкурсе, который покажут на всю Россию. Лишь тогда появятся реальные шансы запомниться вечно капризному зрителю, — если уж не умелым вокалом и песнями, то хотя бы образом. Какова она, так называемая цена настоящей популярности и всенародной славы? Ответа ещё не было. Но у Димы, к счастью, были все предпосылки, — интересный, необычный тембр голоса, яркая внешность, искреннее желание расти и развиваться. Ему было всего лишь двадцать, и зашкаливающие амбиции молодого парня заставляли его желать стать лучше, чем он уже был. Через год он должен был закончить музыкальное училище, и именно эта мысль иногда вводила в его ступор, — что делать дальше после получения треклятого диплома? Куда идти, с кем нужно работать? Стоит ли продолжать пробиваться на радиостанции и пробовать записывать песни? И была ли это действительно его стезя? По весне все эти мысли стали совсем отягощающими и запутанными. Но Юра, словно фей-крёстный, в один прекрасный день пришёл к нему прямо домой крайне воодушевлённый и рассказал о новом конкурсе, организацией которого занимался Первый канал совместно с латвийским телевещателем. И что это был отличный шанс заявить о себе, ведь там был и главный денежный приз, и охват зрителей до миллиона человек, и возможность познакомиться с российским «бомондом», обзавестись знакомствами и связями, которые, как известно, никогда не будут лишними. — Я не понимаю, чего ты мнёшься, как юная двенадцатилетка, — Юра покачивался на стуле, дёргая плечами и заметно хмурясь, наблюдая за тем, как Дима невольно погружался в собственные личные сомнения. — Пока ты тут сидишь и о чём-то думаешь, какой-нибудь ушлый, хитрый бездарь поедет на эту «Новую волну» и победит там вместо тебя. И, если это всё-таки случится, даже мне будет обидно. Хотя бы за бездарно упущенную возможность. Поэтому не спорь. Ты едешь, и это не обсуждается. Завтра запишем пару пробных треков на студии, и после, пока есть время, подадим заявку. Билан лишь моргал, и уже хотел что-либо возразить, открыв рот, но продюсер строго посмотрел на него и безапелляционно процедил: — Не хочу ничего слышать. Ты едешь. И точка. Жду завтра в девять на студии. Не опаздывай. Так, спустя несколько месяцев после подачи заявки и работы над материалом, Дима и оказался здесь — на райском, европейском кусочке земли, носящем красивое и звучное название Юрмала; с палящим, ярким солнцем и выжидающей его неизвестностью — немного волнительной и пугающей. Пройдёт ли он все этапы? Сможет ли он затмить других участников конкурса, особенно тех, что тоже, как и он, представляли Россию? Попадёт ли он хотя бы в тройку? Получится ли понять, что пение, сцена и музыка — это то, что ему нужно на всю оставшуюся жизнь? Все эти мысли преследовали его даже на пути в отель для конкурсантов и их сопровождающих. Сидя в душном такси и внимательным взглядом разглядывая латвийскую постсоветскую архитектуру, ещё юный Билан почему-то почувствовал себя не слишком уютно. И даже немного одиноко. Юра должен был приехать сюда на следующее утро, — к общему собранию с организаторами и знакомству с потенциальными соперниками. Молчаливый хмурый таксист, в запятнанной машинным маслом кепке неспеша остановился и высадил Диму у небольшого трёхэтажного здания с большими, широкими окнами. С виду отель больше напоминал ничем не примечательный санаторий из страниц дешёвых, безликих больничных буклетов, чем престижную гостиницу, хотя в подобном курортном городе это было неудивительно. Отметившись на ресепшене, Билан медленно поднялся на этаж выше и нашёл свой номер в самом конце коридора. В воздухе маленькой, но уютной комнаты витал лёгкий запах цветочной, дурманящей примеси цветов и той же солёной морской воды, которая, как казалось Диме, всё ещё находился где-то совсем близко. Но выходить из отеля и наконец-то дойти до песчаного пляжа почему-то резко расхотелось, — в поезде из-за остервенелой духоты и шумной русской пьянки в соседнем вагоне выспаться не совсем удалось, и Билана резко потянуло в сон. Оставив разбор потёртого чемодана на завтра, Дима безвольным грузом упал на мягкую постель и мгновенно провалился в царство Морфея под бумажный шум тёплого, латвийского ветра, тихо колышущего листья деревьев, что росли за окном незыблемыми, тяжёлыми столбами.-//-
Открытый концертный зал «Дзинтари» не был похож на особенный. В нём не было того заграничного, изысканного, пафосного лоска, который можно было себе представить, но Дима, сидя рядом приехавшим и сосредоточенным Юрой, с восхищением осматривал масштабы площадки, на которой он будет выступать около недели перед известными композиторами, певцами, членами жюри и сотнями неизвестных ему зрителей. Билан никогда в жизни не пел в подобных местах. Он мог лишь мечтать о том, чтобы выступить на такой потрясающей сцене, да ещё и за рубежом, и уже завтра, в первый, ответственный конкурсный день его мечта, — спеть для двухтысячной аудитории, — станет его реальностью. Почти не слушая речь организаторов и ведущих конкурса, которые рассказывали о деталях и особенностях мероприятия, Дима пытался понять, волнуется ли он. Обводя взглядом его потенциальных конкурентов, сидящих около сцены на мягких стульях полукругом, Билан чувствовал себя не совсем уверенно. Здесь были ребята из Испании, Болгарии, далёкого США и других, визуально неопознанных Биланом других стран. Впрочем, и конкурсантов-соотечественников было немало, — и все они почему-то казались ему опытнее и интереснее, чем он сам. Изучающий взгляд Димы наткнулся на несколько пустых стульев, которые стояли прямо напротив него. Видимо, кто-то из участников опаздывал на собрание. — А теперь давайте составим порядок сегодняшних репетиций для каждого из вас, — высокий, статный мужчина, который на протяжении всего часа стоял по центру, раскрыл в руках папку и начал перечислять имена и фамилии собравшихся людей в зале. — Полина Ростова, Россия, — громко отчеканил он поднял глаза и обвёл внимательным взглядом сидящих. Худая, невысокая блондинка вежливо улыбнулась и сказала: «Здесь!», приветливо поднимая тонкую, почти аристократическую ладонь вверх. — Первый репетиционный час: с десяти до одиннадцати, — сказал организатор, кивая девушке и делая неизвестные пометки в папке. — Группа «Smash!!», Россия. В ту же секунду за спиной послышались быстрые шаги, и тяжёлый, густой мужской бас виновато произнёс: — Здесь. Простите, мы немного опоздали. Дима невольно обернулся на звук, с любопытством окидывая взглядом опоздавших на собрание. Впереди по узкому проходу, мимо расставленных стульев и техники шёл высокий, хорошо одетый, солидный мужчина в дорогом костюме, сшитом явно на заказ. Его лицо, покрытое тонкими ниточками слабо пробивающихся возрастных морщин около глаз, было немного хмурым и сердитым, хотя он силился открыто улыбаться, сбивчиво объясняя присутствующим причины опоздания на час. За ним следовал достаточно худой, юный парень, явно вчерашний школьник, одетый в цветную рубашку и лёгкие брюки. Внимательный взгляд Димы упал на ярко выкрашенную чёлку, спадавшую прямыми прядями на лоб, и слегка раскосые светло-карие глаза, — немного сонные и даже слегка отрешённые от происходящего, хоть и с очевидной хитрецой. «Это и есть группа «Smash!!»?» — невольно подумал Дима, стараясь не смеяться от своего же предположения, и тут же увидел, как за спиной юноши мелькнул ещё какой-то неизвестный человек. Наконец-то преодолев огромное пространство концертного зала, мужчина сел на свободный стул, а его «крашенный» спутник, продолжая протискиваться между молчаливыми сидящими, повернулся боком, и Дима наконец-то увидел ещё одного парня, — высокого и тёмноволосого, до этого скрывавшегося за спиной своего коллеги. На мгновение Диме показалась, что его ослепила яркая, открытая, чертовски притягательная светлая улыбка, помпезная, приветливо растянутая от уха до уха безо всякого, и потом, когда обладатель этой улыбки сел рядом с «крашенным» и тут же обратил свой взор на Билана, он увидел глаза. Глубокие, карие глаза, которые внимательно и неторопясь осмотрели Диму сверху-вниз, а потом снова уставились на него в упор, слегка прищурившись то ли от ярких пробивающихся в открытый зал лучей солнца, то ли от такого же плохо скрытого любопытства, какое было и у Билана. На секунду Билану показалось, что он с корнями прирос к своему собственному стулу, — парень, отчего-то перестав лучезарно улыбаться, смотрел на него слишком пристально, необъяснимо бегая туда-сюда тёмными зрачками-бусинами. Или, по другой дурной ассоциации, — камнями, падающими куда-то в пропасть Диминой души. От такого прошивающего взгляда по рукам пробежали колкие мурашки, затормозившие на кончиках пальцев, и Дима невольно поёжился, чувствуя сухость в глотке и внезапное желание встать и уйти. Такой взгляд похож на вызов вперемешку с полной уверенностью в себе, — никаких открытых провокаций, только спокойствие и полное превосходство над теми, кто сидел сейчас в одном помещении. Так смотрят, когда заранее знают, что победят всех этих пугливых и молчаливых бездарей, при этом выискивая в этой безликой толпе того человека, с кем соревноваться будет интересней всего. Но пусть лучше бы этот парень просто отвернулся и перестал _так_ смотреть. В голове неуправляемым табуном пронёсся вихрь сумбурных, хаотичных мыслей, и Билан не мог зацепиться за какую-либо из них. Сколько же ему лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Быть может, все двадцать? Нет, слишком юн. Отвернись уже, в конце концов. Звуки чужих переговаривающихся голосов словно стихли и растворились в пространстве, распадаясь на атомы и молекулы, и ослепительный свет солнца будто бы померк, — остались только эти пронзительные глаза напротив и шумно колотящееся сердце Димы, с силой толкающееся в грудную клетку. Билан бесшумно сглотнул, ощущая, что карий цвет вот-вот прожжёт в нём дыру стремительным, острым лучом, а парень наконец-то опустил свой взгляд вниз, на свои скрещенные пальцы рук, поджимая губы и сдерживая очередную, странную улыбку. Но он не почувствовал облегчения ни на йоту. Не думал, что мне попадётся такой самоуверенный на вид конкурент. Хотя теперь будет даже интересно соревноваться. Интересно, кто кого?.. Внезапно парень снова поднял глаза, словно прочитал сиюминутные мысли Димы. Тот снова съёжился на месте, не ожидая подобного поворота, и тут же почувствовал болезненный толчок острым локтём в бок. Билан вздрогнул, недовольно уставившись на Юру, который тут же толкнул парня под рёбра ещё раз, и тут же его слух прорезал настойчивый, строгий голос организатора: — Дима Билан, Россия! Стряхнув с себя накатившее оцепенение, Билан поднял руку и кивнул головой, совершенно забыв отозваться на «перекличку» голосом. Парень напротив улыбнулся, не сдержав пусть и тихую, но саркастичную усмешку, и окончательно отвернулся от Димы, обращаясь к своему «крашенному» соседу с каким-то вопросом, которого Дима не смог услышать, даже если бы захотел. И ощутил где-то на уязвимой подкорке странное, озлобленное недовольство. Мало того, что этот тип сидел и пялился, так теперь ещё он старается не ржать от того, как Дима немного забыл о том, где он сейчас находится! Из-за тебя же ведь! Пялился, а теперь ещё и веселишься. Это не я на тебя смотрел, а ты на меня. Усмехайся, сколько влезет. Не долго осталось. Посмотрим, кто кого.-//-
До назначенной репетиции оставалось чуть больше часа, но Билан, чувствуя себя странно, не хотел никуда уходить. Когда половина присутствующего народа разбрелась по своим делам, а в «Дзинтари» появились работники сцены, осветители и техники, Дима, поддаваясь неизвестному импульсу, ещё раз невольно оглядел парня с ног до головы, не совсем понимая, зачем он это делает. Но тот совершенно не обращал на него внимания: Сергей стоял боком к Билану и оживлённо беседовал с участниками из других стран на отличном, почти идеальном английском, вновь сверкая белозубой улыбкой и раз через раз смеясь в полный голос. Мажор. Определённо. Да ещё и такой, который явно себя обожает, не скрывая этого. Хотя смех… слишком простой и непринуждённый. В чём подвох? Юра нетерпеливо одёрнул за руку подвисшего Билана, и уже спустя минуту неспеша повёл своего протеже по жаркому городу в поисках недорогой кафешки. — Тебе солнце голову напекло, что ли? — резко спросил Юра, внимательно оглядывая лицо парня. — Всё собрание сидел, как на иголках, мялся на месте, имя своё не с первого раза услышал… И сейчас я до тебя не дозвался! Не выспался, что ли? — Нет, просто задумался немного, — отмахнулся Дима и тут же задал наметившийся в сознании вопрос. — А ты в курсе, что это за чуваки, которые опоздали на встречу? Те, что пришли со здоровым мужиком? — Не очень, на самом деле, — честно сказал Юра. — Но кое-что знаю. Начинающая группа. Перспективная. Тот мужик — их продюсер, и по совместительству отец одного из них. Кажется, белобрысого. И парня, вроде, Влад зовут. Имя отца не помню, хоть убей. Память как отшибло. — А второго, который брюнет? — осторожно спросил Дима, стараясь делать свой голос максимально ровным. — Сергей, если я не ошибаюсь, — спокойно ответил Юра, пряча руки в карманы. Дима закусил губу и промолчал, вдумчиво глядя себе под ноги. — Говорят, очень хорошие и крайне интересные ребята, — продолжил Айзеншпис. — Талантливые, амбициозные, бойкие, хоть и есть, над чем работать. Могут и победить, кстати. Но мы этого не допустим. Ты же тоже не лыком сшит. Билан не отвечал. В его голове динамичными картинками мелькал чужой пронзительный взгляд, — кажется, Дима никогда в жизни не видел такие удивительные глаза, в которых могла бы сочетаться юношеская, почти чистая непосредственность напару с дерзостью необъяснимого вызова. Вот только кому? Всем ли присутствующим или только одному Диме, что сидел напротив? Парень, хоть и нехило умудрившийся смутить Билана своим неоднозначным, невербальным поведением, всё никак не уходил из его мыслей. Хотелось верить, что незнакомец смотрел на своего будущего конкурента-соотечественника из чистого любопытства. Смотрел так, как смотрят все люди в транспорте, магазине или парках, — праздно и мимолётно. Ведь до этого они нигде друг друга не видели и не знали, — из-за вечных зависаний на студии Билан не бывал в местах, где мог бы ошиваться этот незнакомый мальчик с претензией на призму мажорности. Диме показалось, что во взгляде было нечто большее, чем интерес или тот же банальный сопернический вызов. Быть может, тогда, пятнадцать лет назад, под жарким беспощадным солнцем чужой страны он надумал лишнего. Быть может, в нём взыграла жажда соперничества и не более, чем он решил уже со временем. Быть может, всё могло быть иначе, но того факта, что парень смотрел на него чуть дольше обычного, пытаясь передать взглядом посыл из сгустка пафоса и заинтересованности, отрицать было нельзя. Равно, как и отрицать того, что парень был хорош собой. И явно он знал об этом и сам. Идиотизм. О чём я вообще думаю?.. — Ну вот. Сейчас заморим червячка и двинем репетировать. Идём, не стой истуканом, — Юра улыбнулся, остановился у невысокого здания с русскоязычной вывеской и мотнул головой в сторону входа.-//-
Диме невольно начало казаться, что он сходит с ума. Или он просто бредит. Одно из двух. Внятного, необходимого для такого мероприятия знакомства во время репетиций и на общих собраниях между ними не состоялось. Их представили друг другу за полчаса до выхода на сцену в первый соревновательный день: Юра назвал Диму лишь по имени, добавив смело, нагло и уверенно, что Билан — «ваш непосредственный конкурент среди остальных скучных бездарностей на этом конкурсе». Влад лишь тихо посмеялся, его коллега же (который на самом деле и оказался Сергеем, — память Юру, оказывается, не подвела) спокойно, но крепко пожал Диме руку и с уважением в голосе сказал что-то из разряда «здоровая, достойная конкуренция — это хорошо», глядя прямо в глаза Билану и почти не моргая своими длинными ресницами, уверенно и дерзко. Дима, рефлекторно сглатывая, был готов поклясться, что тёплая, сильная рука Сергея задержалась в его ладони дольше обычного. Равно как и то, что тот продолжал нагло жечь его своими глазами-омутами, в которым, видимо, не было никакого дна, от которого Билан мог бы оттолкнуться и… спастись? Но от чего? От показного юношеского максимализма или от пристального, плохо скрытого интереса к себе? Да и к себе ли?.. Вопреки этому сомнению, парень постоянно попадался ему за кулисами и в общих гримёрках во время генеральных репетиций, прогонах и самих непосредственных выступлений чуть ли не раз в десять минут, так же он стал часто мелькать в тех местах, где иногда проводил свободное от конкурса время и сам Билан в гордом, независимом одиночестве. «Мажор» был везде. Он почти каждый день играл вместе с Владом и остальными ребятами в волейбол или бадминтон, стоило Диме появиться на общественном пляже недалеко от отеля. Легко и картинно красуясь на операторские камеры, что снимали закулисную жизнь новоявленных конкурсантов, Сергей, замечая Билана, мерил его чуть сощуренным взглядом и не всегда отворачивался, стоило Диме выдерживать в ответ чужой напор. Тоже самое происходило в местных ресторанах и клубах под открытым звёздным небом, — парень почти всегда сидел за столиком неподалёку или же пил один и тот же коктейль с крайнего конца барной стойки. И даже его его номер, который он делил напополам с тем самым белобрысым Владом, был в том же крыле гостиницы, что и был номер Билана. Каждый раз, когда Сергей замечал Диму, во мгновение ока изменялся в лице, — помимо короткого, приветственного кивка, тот переставал улыбаться во все тридцать два знакомой улыбкой, едва заметно дёргая вверх бровью и неопределённо поджимая губы в тонкую, незыблемую линию. Только лишь глаза оставались через чур живыми, сияющими и внимательными. И по-прежнему изучающими, отчего Билану, что так и не смог понять чужой невербальный посыл, с каждым разом становилось не по себе. Ещё его удивили вокальные данные Сергея, — голос был слишком пронзительно-чистый, переливчатый, хрустально-тонкий и до невозможности красивый — под стать его странному обладателю. Хорош. Не спорю. Достойный соперник, признаю. Может, тогда взамен объяснишь мне своё немое поведение? Сергей пел вживую легко и свободно, почти не напрягаясь, а когда брал очень высокие ноты, Билан невольно удивлялся и ощущал даже что-то похожее на зависть, — даже он, без пяти минут дипломированный специалист по классическому вокалу так не мог, хотя всегда пел достаточно высоко, хоть и порой немного грязновато. Надо же. Ещё и поёшь лучше, чем я. Кто ты вообще?.. Мысли в голове путались в несоизмеримый клубок обрывочных кусков и препятствовали адекватным размышлениям о конкурсе, о происходящем соревновании, о духе борьбы, о том, что через несколько дней скоро всё кончится, потому что там были зацикленные в кольцо размышления об этом грёбаном парне. О его глазах, голосе, смехе и вообще о нём самом — целиком и полностью. Кто он? Откуда он? Дима ничего о нём не знал. Он лишь только чувствовал нутром странные импульсы, которым не мог дать хоть какого-то внятного и логичного, нормального объяснения. Что это? Зарождающийся дух борьбы с сильным соперником или прогрессирующий интерес? Что он чувствует? Зависть, страх или что-то иное? Тогда юный и пока ещё неуверенный в себе Дима не знал ответа. Он старался думать о «Новой волне» и переключать внимание и попытки общения на других соперников, мысленно желая как можно быстрей оказаться дома, в съёмной московской однушке, искренне надеясь, что с этим Сергеем они больше никогда в жизни не пересекутся. И что больше он никогда не увидит этих тяжёлых, бездонных карих глаз, прожигающих его изнутри. Лучше бы ты оказался глюком, честное слово.-//-
Закаты на Рижском заливе — непередаваемое, фантастическое зрелище. Ни один, даже самый талантливый и искусный художник в мире не смог бы подобрать нужную кисть и краску, чтобы изобразить на своём холсте эти причудливые, витиеватые узоры, которые вырисовывало ярко-оранжевое солнце на линии бордового, почти кровавого горизонта. Дима сидел на горячем камне, перебирая в сухих ладонях тёплый песок, и молча смотрел вдаль, на тихие морские волны. Настроение было на нуле, завтра вечером это всё должно было закончиться. «Новая волна» завершит свой бешеный музыкальный марафон, и Билан, узнав долгожданные результаты, наконец-то уедет домой, в серую, душную столицу, залитую свинцовым, монолитным небом. У него уже не было каких-либо сил. Не чувствуя ничего, кроме тяжкой усталости от соревновательного процесса, Дима хотел как можно быстрее собрать свои вещи и уехать отсюда. Ему казалось, что он не сможет занять первое место: слишком мало шансов и перспектив. Он выступал достойно, выкладывался на полную, не лажал и не халтурил, но остальные ребята были в разы талантливее и опытнее его. К тому же, у Билана не было ни «блатных» связей, ни нужных знакомств, и если он попадёт хотя бы в пятёрку лучших, — это будет очень даже достойный результат. Особенно для первого подобного опыта. Всё, что он мог сделать, уже сделал. Показал себя на пределе своих имеющихся возможностей, замечательно провёл эти жаркие, летние недели в прекрасном городе, познакомился с интересными людьми из сферы музыки и набрался впечатлений на десять лет вперёд. А, может, и больше. Плотные облака трещали по швам пятнистой, хлопковой тряпкой, а сбоку мелькнула чья-то рваная тень. Дима повернул голову и увидел перед собой Сергея, который присел на соседний край камня и, вытянув ноги, приветливо улыбнулся ему. Билан ощутимо вздрогнул и тут же отвернулся, пытаясь повесить на себя маску полного отстранённого безразличия, несмотря на то, что при виде парня сердце колко ёкнуло где-то внизу. Только тебя здесь не хватало. Мысленно надеясь, что у этого наглого типа хватит ума либо свалить, либо начать разговор первым, Дима опустил взгляд на смятый своими же руками песок и молчал, не желая вступать в диалог. Сергей вгляделся в ровное лицо Димы и, с вызовом кривя губы, безо всяких обиняков сказал: — Финал на носу, а на тебе лица нет. Что случилось? Не твоё дело. А хотя нет, твоё. Но знать тебе об этом вообще не обязательно. — Просто устал, — спокойно ответил Дима, пожимая плечами и продолжая глядеть себе под ноги. — А ты чего бродишь один? Где Влад? Билан за это время успел заметить, что Сергей практически никогда не гулял и не тусовался в одиночестве, — с ним всегда был белобрысый солист их новоявленной мальчиковой группы, который всюду хвостом ходил за парнем, практически никогда не оставляя его одного. — Понятия не имею, — обронил Сергей. — Ты думаешь, мы всегда и везде вместе таскаемся? Я вообще ничего-//-
Что может быть хуже, чем не попасть в тройку лидеров международного конкурса? Только четвёртое место. Но Дима, в отличии от разозлённого на жюри и их баллы Юрия Шмильевича, не был расстроен так сильно, что было бы впору убиваться и сокрушаться на этот мир. Ему всего двадцать, он — молод, талантлив и, как сказал ему сам Игорь Яковлевич Крутой, очень перспективен, и этот конкурс — лишь маленькая страничка в его большой творческой жизни. Цветная, чуть кривая, но яркая зарисовка на фоне раскатанного белого полотна. И ему действительно стоит продолжать заниматься музыкой, — за неделю выступлений Дима окончательно для себя всё решил. А Сергею было всего девятнадцать. Как оказалось потом. Ему — девятнадцать, и они, на пару с Владом — победители первого международного музыкально-песенного конкурса. У них — свеженький контракт с крутым лэйблом «Universal Music», диплом призёров и искреннее, неподдельное счастье. Они лихо скачут по сцене и бодро кричат в микрофоны бесконечные слова благодарности жюри, зрителям и организаторам, а Дима, кажется, не испытывает острого чувства зависти, которое должно быть. Билан стоит за кулисами и вымученно, хоть и искренне улыбается, наблюдая за тем, как Сергей смеётся победным, фирменным заливистым смехом и обнимает ведущих. Дима не злился, потому что понимал — победителей не судят. И эти ребята действительно были ему настоящими, достойными конкурентами. А ещё он понимал, что злиться на парня, который, оказывается, считает его талантливым, у него нет никакого желания. Он не говорил о соревновании, не лез на рожон, не выпячивал себя и свои достоинства всю прошедшую неделю. Он просто был где-то рядом, молчал и лишний раз не встревал. И нашёл силы, уважения и мужества, чтобы искренне пожелать своему сопернику удачи. Странно. Всё слишком странно. И ты странный. Я рад за тебя. Ты, правда, очень талантливый. Не потеряй то, что у тебя есть. Ведь мы ещё всё-таки посмотрим, кто кого.-//-
Накатив для уверенности несколько стаканов горького коньяка, Дима поймал парня за руку на финальной закрытой вечеринке конкурса, выждав момент, когда вездесущий Влад потеряется из поля зрения. Сергей, не сразу целясь метким взглядом, вопросительно посмотрел на него поплывшими от выпитого шампанского глазами и слегка нахмурил брови, но Дима широко улыбнулся и мягко сказал: — Поздравляю тебя, Серёга. И тут же отстранился, ожидая ответ, и, наконец под сказанное не особо твёрдым голосом «Спасибо, Дима», быстро скрылся из виду в толпе танцующих людей. Сергей посмотрел ему вслед, не сразу обращая на то, как вернувшийся Влад не особо трезвым голосом выкрикнул тому на ухо что-то важное и отвлекающее.-//-
Ночи в тихой Латвии абсолютно отличаются от ночей в суровой России. Купол тёмно-брусничного неба обнимает город-курорт широкими лапами, шепча раскатами ветра безмятежные колыбельные. Рижский залив всё так же манит в свои объятия, призывно соблазняя тёплыми волнами, бьющимися о горячий, песчаный берег. И вынужденная поездка домой, в неприветливую Москву, кажется почти предательством. Через два часа Билан с Юрием Шмильевичем наконец-то сели в скорый поезд. В нетрезвой голове у Димы, что так и не прекратил думать о странности Сергея, явно обескураженного внезапной благодарностью Билана, крутились незамысловатые строчки из песни, которую он пел в один из соревновательных дней:… Я не забуду никогда Твои глаза, твою улыбку. Я пронесу через года Свою вину, свою ошибку. Я не забуду никогда Эту любовь, и это чудо. Я пронесу через года — Я не забуду.
Билан посмотрел в размытое окно узкого купе пустым, маслянисто-алкогольно взглядом и, чувствуя, как усталый организм начинает требовать желанный сон, стряхнул с себя хмельное оцепенение. Ну и бредятина! Ты просто выпил лишнего. Протрезвеешь и забудешь. Ложись спать и не выдумывай фигню. Потому что теперь вы вряд ли когда-нибудь встретитесь. С силой потирая ладонью глаза, Дима лёг на свою полку, и, укрываясь одеялом, закрыл тяжёлые веки, невольно, тихо выдыхая в пустоту летней ночи.