Первородный грех

      Дешёвый кофе, только недавно выданный ей потрёпанным жизнью автоматом, остывал тягуче медленно, будто время в пределах этого небольшого кафе вдруг остановилось. Во всяком случае, так показалось Джувии. Жар напитка опалял пальцы девушки даже через перчатки, причиняя такую жгучую, но желанную для неё боль.       Как же она соскучилась по тому теплу, что буквально пропитало каждую вещь здесь. Это место всегда было пронизано светом, благо, окна его были просто огромными и выходили на солнечную сторону. И, даже когда светило опускалось за горизонт, он не уходил, а будто бы подсвечивал изнутри всё вокруг. В том числе старую барную стойку и пять небольших столиков, расставленных беспорядочно, но как-то по-особому уютно.       Локсар часто задавалась вопросом: «Почему?» Почему здесь её обволакивало ощущение, будто она, всю жизнь бродившая по тёмным холодным подземельям, набрела на костёр, горящий столь ярко, что даже звёзды на небе кажутся тусклыми и эфемерными, а жар от него волнами распространяется вокруг, укутывая любого, кто приближается, словно тёплым пуховым одеялом.       Но вот в чём синеволосая была точно уверена, так это в том, что главной причиной этой атмосферы был Он. Именно Он подбрасывал ветки в этот костёр, сохраняя в нём жизнь, и именно Он всегда встречал её у этого костра с улыбкой. А она улыбалась ему. Улыбалась, казалось бы, даже тогда, когда для улыбки не было сил, а мышцы лица, уже забывшие, как выполнять столь сложный трюк, отказывались её слушаться.       — Нацу Драгнил, — задумавшись, вслух произнесла Джувия. Сделала она это так, точно уже в сотый раз продолжает пробовать одну и ту же конфету, но не перестаёт наслаждаться её вкусом. О, знал бы кто, сколько бессонных ночей девушка провела, думая о нём, и бездумно, словно сама того не замечая, повторяя это имя. Можно было подумать, перестань она это делать, задохнётся от собственных чувств, в которых она тонула с каждым разом всё быстрее, и с всё меньшей надеждой всплыть.       Постель её всегда была холодна, но вот сама синеглазая металась на ней, словно в горячке. Сложно представить, как же больно было ей осознавать, что она никогда не сможет принадлежать ему, а он ей. Девушка не была глупа и вполне ясно осознавала, что её желание грешно. Всё равно, что хотеть, чтобы ангел спустился с небес и полюбил земляного червя. Она не достойна его.       Она не может жить без мыслей о Нём.       Слабая, эгоистичная, алчная… Да, именно алчность и погубила её. Ведь, не будь Локсар столь жадна, она никогда бы не присвоила себе то, что ей принадлежать не должно было, и сейчас была бы чиста.       Это произошло два года назад, хотя, не станем врать, ей казалось, будто с того момента прошла целая вечность. Вечность, наполненная равнодушием и одиночеством. Тогда она впервые в жизни «влюбилась». Вспоминая это, девушка лишь горько ухмыляется. Какой же надо быть дурой, чтобы умудриться спутать это чувство с любовью.       На самом деле она жаждала всего лишь обладать им всем. Без остатка. Сделать так, чтобы его холодные цепкие глаза смотрели лишь на неё, чтобы его мысли были поглощены лишь ею, а руки, такие прохладные, но будто обжигающие своими прикосновениями, всегда обнимали её столь же крепко.       Ему же она не хотела отдавать ничего.       Джувия надоедала ему своей «любовью», плевала на всех и вся и раз за разом требовала от него отдачи. А он отвергал её, смотрел насмешливо, с лёгким пренебрежением. Но девушке было всё равно. Стремясь к своей цели, она сносила все преграды и в конце концов смогла добраться и до его сердца.       Он ответил ей. Сперва незаметно, так, что влюблённая даже подумала, что ей это привиделось, что она сошла с ума в отчаянии до него достучаться и начала упиваться собственными галлюцинациями. Это был долгий и тяжёлый период, но стоило синеволосой преодолеть его, как вся её жизнь буквально перевернулась с ног на голову. Хотя, мы ведь говорим о Локсар, в её случае будет правильней сказать, с головы на ноги. Ведь именно тогда девушка начала чувствовать себя максимально комфортно, подобно зверю, который наконец попал в привычную для него среду обитания.       Всё больше и больше времени они проводили вместе, но девушка, будто ошалев от собственного успеха, совершенно не хотела останавливаться на достигнутом.       Сначала она переехала к нему. Уже тогда квартира парня показалась ей какой-то холодной, будто промерзающей изнутри, но Локсар не обратила на это особого внимания, ведь за плечами у неё была ещё одна победа, очередная галочка в её воображаемом списке необходимых задач. Но, сколько бы не было поставлено этих галочек, впереди оставалось лишь ещё больше пустых квадратов для заполнения.       И вот, однажды, настал решающий момент, эпогей всех её трудов, то, чего она желала сильнее всего — возможность обладать предметом своего обожания на юридической основе. Проще говоря — свадьба. Белое платье в пол, букет цветов, брошенный не глядя, и брачные клятвы, которые связали их обоих чем-то большим, нежели просто любовь. Казалось, что может быть лучше?       Но стоило этой церемонии, а потом и первой брачной ночи пронестись перед глазами, как синеглазая почувствовала небывалое с ней доселе опустошение. Все гложущие её до этого момента желания и стремления разом покинули её, оставив лишь прогорклое разочарование. А сама она поняла, что больше не хочет ничего из того, чего ещё недавно так отчаянно желала. Да и супруг её вдруг показался синеглазой донельзя бесполезным балластом, тянущим её вниз, и крестом, который ей придётся нести на себе, наверное, всю жизнь, ведь отпускать свою суженную он отнюдь не собирался.       Парень тоже был весьма неглуп и быстро заметил перемены в их отношениях. Всё реже и реже он появлялся в их, теперь уже законно общей квартире, позволяя холоду, который обитал там, проникать в девушку всё глубже и глубже, вымораживая до костей. Временами ей казалось, что душа её, поддавшись действию температуры, тоже обледенела, потеряв все свои нервные окончания и перестав что-либо ощущать.       Это сводило её с ума.       Новоиспечённая женушка тоже попыталась проводить как можно меньше времени в этом проклятом доме, но это не особо-то и помогало: куда бы Джувия не бежала, она нигде не могла от него спрятаться. Холод, будто въевшись ей под кожу, продолжал сопровождать её, доводя до отчаяния.       «И, конечно же, всё это закончилось, когда она встретила Его…» — неплохая фраза, вполне подходящая для какой-нибудь детской книжки, но вот никак не для суровой сказки под названием «жизнь». Да, Джувии определённо легче дышать тогда, когда он находится рядом, но в остальном всё осталось также: те же страх и одиночество, то же омерзение по отношению к самой себе, за исключением одной перемены…       У неё появилась надежда. Надежда на то, что и она сможет стать счастливой, по-настоящему счастливой. Ей оставалось сделать к этому лишь один маленький шаг, но он казался ей не менее важным, чем тот шаг, который Нил Армстронг впервые сделал на поверхности Луны.       Стоит ей лишь признаться в своих чувствах, и всё закончится.       Надежда умрёт и, к сожалению, в этот раз она будет первой. Если по-какому-то счастливому стечению обстоятельств Драгнил ответит на её чувства, то девушка погибнет, сминаясь под тяжестью ещё большей, ещё более туманящей разум надежды. Той надежды, которая выходит за рамки обычного, и имя ей «Вера в светлое будущее».       Если же девушка потерпит очередное фиаско, то расколется окончательно, разобьётся на столь мелкие осколки, что и склеивать-то будет нечего. Этот выбор казался ей слишком пугающим. Могла ли она так просто на него решиться? Всё равно, что играть в русскую рулетку пистолетом, заряжённым пятью пулями из шести.       Драгнил привязал её к себе крепкими путами, а заложница не проявляла ни малейшего желания что-либо менять. Но, несмотря ни на что, девушка до сих пор с трепетом вспоминает тот день, когда он стал так важен для неё.       Этот день был таким же серым*, как и все предыдущие. Или это только она одна перестала их различать?       Календарная весна была уже в самом разгаре, а вот погода на улице об этом даже и не подозревала. Джувия бесцельно шаталась по улицам, тщетно всматриваясь в лица прохожих с немой мольбой, будто пытаясь впитать в себя их мысли и страсти, чтобы хотя бы через других прочувствовать интерес к этой жизни. Но всё было бессмысленно. Люди проносились мимо неё, обтекая, словно прилив скалу в море. Одинокую и недвижимую.       Локсар и сама не заметила, как эта волна умудрилась пронести её через самый центр города, в конце концов, выбросив её в каком-то тихом переулке на окраине, будто бы она была дешёвой пластиковой куклой в блестящей обертке, которая умудрилась приесться почти сразу же после покупки.       Но, глядя на прогуливающуюся девушку, вряд ли можно было подумать, что ей совершенно плевать, как она сюда попала, и где вообще находится. Она продолжала монотонно шагать в никуда, как будто надеясь на то, что это поможет найти ответы на все мучающие её до этого момента вопросы, и, наконец, принять себя. Этого, конечно же, не случилось, но, во всяком случае, это было лучше, чем не делать вообще ничего.       Заложница вечной депрессии лениво перевела свой взгляд на дорогу, рядом с которой пролегал её путь. Глаза девушки, некогда синие, как только-только распустившиеся васильки, ныне были аппатичны и напоминали, скорее их искажённое старым запылившимся зеркалом, отражение. Вдруг, в этих омутах промелькнула невидимая глазом, но ощущаемая буквально всем телом, нездоровая искра. А в голове роем жирных чёрных мух начали виться странные, даже для их обладательницы, мысли. Джувия будто вживую ощутила, как с хрустом ломаются её кости, не пережив стремительного столкновения со мчащимся на полной скорости автомобилем, а собственные рёбра с поразительной лёгкостью, подобно ножу, погружающемуся в чуть подтаявшее масло, вспарывают плоть девушки. Уши закладывает, и она, уже практически потерявшая возможность дышать, а уж тем более кричать от хлынувшей в лёгкие крови, продолжает безрезультатные попытки позвать на помощь. Но из горла вырывается лишь противный хлюпающий звук.       Синеволосая прокручивала эти образы в голове, каждый раз пытаясь насытить их всё новыми, всё более сочными красками. И совсем не страх она ощущала при этом. Девушка ощущала практически сексуальное возбуждение при мысли о том, какими яркими эмоциями будут насыщенны последние мгновения её жизни. Она желала впитать их все, от начала и до конца, сделать их только своими.       Жадность вновь застлала её разум, нашёптывая, что она просто не может отказаться от столь соблазнительной возможности, не может не поставить для себя эту галочку. Стоило лишь решиться, и остаток своей жизни девушка сможет провести в эйфории от этих новых, невиданных доселе ей, чувств. Находясь в этом забытии, она приближалась к проезжей части всё ближе и ближе.       Казалось, что стоит лишь закрыть глаза, и её грешная душа устремится к самым небесам, точно шарик, наполненный гелием, что ненароком выскользнул из детских вспотевших рук. Жаль, что только всем, кроме него, известно, что этот полёт принесёт ему лишь верную смерть. Возможно ли, что он хотел умереть? Неужели это была единственная цель его существования?       Оказавшись на самой середине дороги, синеглазая остановилась. В этот момент она выглядела, как долго преследуемая охотником лань, которую загнали в угол, где она обессиленно рухнула наземь. И лишь в глазах её таилась какая-то внутренняя сила, что никак не давала охотнику нажать, наконец, на курок.       Это продолжалось недолго, но в воспалённом мозгу девушки мелькнула мысль, что за это время она, кажется, постарела на несколько лет.       Неожиданно Джувия услышала такой ожидаемый, но всё же пугающий её до дрожи звук, — нарастающий гул мотора, раздражающий слух, несущий за собой опасность. Девушка буквально каждой клеточкой своего, ставшего вновь родным, тела ощутила жар, который начал разливаться по венам от самого сердца до кончиков пальцев. Чем ближе приближался автомобиль, тем яростнее пылал этот вулкан. Вся она находилась в неком напряжении, подобно гонщику перед началом важнейшей для него гонки. Гонки со смертью.       Вот машина наконец показалось из-за угла. Медленно, с расторопностью, точно хорошо знающий своё дело палач, заносящий топор над головой осуждённого, как будто специально играющий на публику, желающую лишь хлеба и зрелищ. И плевать, что ради их развлечения кому-то придётся поплатиться жизнью.       Весь мир сузился до пространства дороги, что она видела перед собой, которая сейчас казалась Джувии путём, ведущим напрямую в ад. Пульс стучал в висках так, словно лава, до этого мерно плескающаяся в её черепушке, вдруг взбеленилась и решила вырваться наружу, попутно разорвав её голову, точно она перезрелый фрукт, который лопается от любого прикосновения.       Но всё же главная опасность находилась не внутри, а снаружи. И она приближалась всё стремительней. Хищник находился так близко, что казалось будто он вот-вот опалит её ноги своим горячим зловонным дыханием. Стоит лишь закрыть глаза, чтобы моргнуть, и ты их уже никогда не откроешь. Наверное, именно эта мысль и не давала Локсар сомкнуть век, продолжая держать в постоянном, гнетущем её сознание, напряжении. Но всё же, когда расстояние сократилось до чуть более ста метров, девушка сделала это.       В этот момент страх обуял всё её существо. Она осталась в совершенном одиночестве посреди этой безграничной черноты, пожирающей даже тот свет, которому каким-то чудом удавалось проскользнуть под приопущенные пушистые ресницы. Голова синеглазой была абсолютно пуста, ведь лава медленно, но верно начала перемещаться в остальное тело, словно капля мёда, неторопливо стекающая с ложки.       Лишь гул мотора, жужжащего над ухом, подобно назойливому комару, помогал ей поддерживать чувство реальности происходящего. Поэтому последний момент перед столкновением она не увидела и даже не услышала…       Джувия почувствовала его. Это обжигающее дыхание смерти. Буквально каждой клеточкой своего тела, которое будто бы находилось в очаге бушующего пламени, и каждая из этих клеток разрывала её на части в отчаянном желании жить. Ведь телу наплевать на то, в чем нуждается душа, всё чего оно желает — это выжить любой ценой.       В её памяти сохранился лишь рывок, потянувший её подальше от опасности, точно кукловод, разочаровавшись в своей марионетке, резким движением вытянул её со сцены. Только вот кукловодом был не кто-то посторонний, а она сама. Точнее, та её часть, которую люди относят к биологической, — её инстинкты.       Резкое движение отдалось болью в мышцах, перед глазами заплясали разноцветные круги. Ладони нещадно ссадило, а одно колено неплохо приложилось об асфальт и теперь медленно начинало сочиться алой, словно сок спелой вишни, кровью. Джувия ощущала себя мороженым в жаркий летний день. Ей казалось, что если ничего не делать, то в конце концов, вся она, целиком и полностью, растает и растечётся по этому асфальту кровавыми дорожками.       Земля с жадностью поманила её в свои объятия. Не зря в различных мифологиях мира она слывет заботливой богиней-матерью. Лицо девушки озарила улыбка. Она была блудным сыном, вернувшимся к истокам, Антеем, готовым упасть побеждённым, лишь ради того, чтобы почувствовать тепло Геи и вновь воспрять, стряхнув с себя пыль забытья, с новыми силами ринувшись на врага.       Мокрый асфальт неприятно скользил под судорожно сжимающимися пальцами. Но даже так, даже так Локсар чувствовала мерное биение живого любящего сердца под этими оковами, коими окольцевал свою прародительницу самопровозглашенный «властитель природы» — Человек.       Под этой оболочкой были километры подлинной плоти планеты, прорезанной тонкими синими венами подземных вод, а кости её были осколками тясяч костей её когда-либо рождавшихся детей.       Словно в трансе синеволосая почувствовала, как чьи-то горячие сухие ладони начали трясти её за плечи, а по-юношески звонкий, с лёгкой хрипотцой голос, с нотками обеспокоенности, начал призывать её проснуться.       Однажды один человек, чьё имя сейчас кажется пустым набором звуков, а лицо расплывается в памяти, сказал ей: «Каждый раз, когда ты засыпаешь, ты переживаешь демо-версию смерти, но с каждым своим пробуждением ты ощущаешь всю красоту нового рождения». В тот момент девушка не поняла его. Джувии его слова показались глупостью, слизанной с чьих-либо чужих умозаключений, высказанной лишь ради того, чтобы получить очередное очко в свою пользу в этой гонке людских симпатий.       Но не сейчас. Сейчас эти слова приобрели для Локсар какой-то новый, значимый лишь для неё одной, смысл. Всё это время она была во сне, движения её были беспорядочны и лишь мешали добиться желаемого.       Ещё чуть-чуть и это закончится. Она откроет глаза и с радостью примет своё рождение, подобно Иисусу, в чьё существование девушка уже давно перестала верить. Слегка приподняв ресницы, синеглазая посмотрела наверх. Солнце слепило, но небо, будто сошедшее с полотен известнейших художников, заворожило её. Ради того, чтобы смотреть на него вечно, не жалко было умереть. И она думала это на полном серьёзе. В конце концов, короткий, кружащий голову полёт, в разы предпочтительней томительного ожидания смерти, проведённого под потолком маленькой детской комнатушки.       Чёртовы гелиевые шары с самого начала знали, на что идут.       — Почему я перестала смотреть на облака? Неужели это значит, что во мне умерла та маленькая мечтательница, что вновь и вновь продолжала делать бумажные самолетики детскими неуклюжими пальцами?  — прошептала она на грани слышимости, но в то же время голос её, казалось, готов был сорваться на крик.       — А ты уверена, что она мертва? Бывает, что вещи, которые кажутся нам давно потерянными, просто пылятся где-нибудь в шкафу, ожидая своего часа. Хотя, я, наверное, мало что в этом смыслю, — голос парня был серьёзен, но всё же в нём сквозила какая-то задиристость и весёлость, как никак, каждое произнесённое им слово, он говорил с улыбкой в поллица, будто они хорошие друзья, которые знают о друг-друге всё и разговор на подобные темы для них не в новинку.       Как только он заговорил, Джувия дёрнулась, ошарашенная таким внезапным вторжением в её личное пространство. Она недоумённо перевела взгляд на лицо парня, смотря на него с неким презрением, как на человека априори непонимающего, во что он влез. Но чем дольше она его слушала, тем проникалась всё большей, непонятной даже ей самой, симпатией к этому человеку.       Было ли дело в этом его голосе? Голосе наивного мальчишки, открытого миру и людям вокруг, но в то же время ясно понимающему свои цели и твёрдо стоящему на защите своих идеалов? Или в ухмылке, которая в других обстоятельствах могла показаться хищной, но сейчас, как ни странно, с такой силой располагала к себе? Он не смотрел в её сторону, как поступали все остальные, он смотрел прямо на неё, не давая отвести взгляд, буквально приковывая к месту своими серо-зелёными глазами.       Всё то время, пока Локсар пыталась разобраться в своих чувствах, он продолжал говорить. Речь его постепенно становилась всё более сбивчивой и эмоциональной, но Джувия совершенно не слышала слов, погрязнув в своих раздумьях.       Лишь изредка девушка могла разобрать некоторые фразы: «И чего ты там забыла?.. Подумай, каково было бы твоим друзьям узнать… Давай, вставай уже, нужно обработать твои царапины… Кстати, как тебя зовут?..»       Услышав последнее, девушка не задумавшись ответила:       — Джувия. Джувия Л-локсар, — сколько ни старалась, а начать называть себя фамилией мужа ей было всё также неуютно.       — Ну что ж, Джувия, давай с этого момента будем друзьями? — он вновь обезоруживающе улыбнулся, и девушка просто не смогла ему воспротивиться. Парень помог ей встать, и хотя он и не был по-джентельменски аккуратен, его действия согрели её душу, и синеволосая буквально услышала тихий хруст, с которым начал ломаться лёд внутри неё.       Наверное, это был самый первый момент, когда она испробовала на себе ауру этого человека. И с тех пор девушке кажется, будто она больше не может без неё жить.       Оказавшись вдали от опасности, Джувия продолжила идти за своим поводырём. Ещё час назад она бы вырвала руку и бросилась прочь, ещё час назад она считала себя скованной чем-то, несущей за что-то ответственность, но теперь весь этот груз казался ей чем-то далёким. Сейчас же она не хотела ничего решать и ни к чему стремиться, Локсар безумно хотелось забыть обо всём и просто идти за этим человеком.       Идя позади него, Локсар не могла разглядеть выражение лица юноши. Она даже не знала его имени. Но его рука сжимала её так, будто он держал что-то дорогое — с нежностью, точно боясь разбить, но крепко, чтобы не отдать никому другому. Девушка и сама не знала, почему в её голове появились именно эти ассоциации.       Возможно, в этот момент она вела себя, как полнейшая дура, но как же сильно ей тогда хотелось хоть немного побыть глупышкой.       Он отвёл Джувию на место своей работы, которое лишь недавно покинул по окончании рабочего дня.       — Хах, и откуда же в кафе взялась аптечка? Неужто ты приволок? Никогда не встречала такого неуклюжего человека, как ты, — с иронией заметила она. — Пока мы сюда добирались, ты задел буквально каждый столб, но на просьбу вызвать такси ответил категоричным отказом. Ну не дурак ли? — фыркнула девушка, всё никак неспособная избавиться от привычки грубить, когда волнуется.       — Эй, меня просто нехило укачивает в этих чёртовых штуках с колёсами. Хоть бы поблагодарила, бессовестная, ещё друг называется! — произнёс он с коварной улыбкой, будто издеваясь над ней.       — Придурок! — зардевшись от возмущения, словно маленький ребёнок, воскликнула Джувия и, осознав всю несуразность этой ситуации, в которой она — замужняя женщина, пошла за незнакомым парнем, хрен знает куда, и теперь болтает с ним так, будто они хорошие друзья, рассмеялась.       Рассмеялась своим самым глупым смехом, который по её мнению напоминал нечто среднее между предсмертным криком тюленя и звуками из палаты умалишённых. Смехом, который она столько лет старательно скрывала под смиренной улыбкой.       И, как ни странно, он не отстранился, а засмеялся в ответ. Смех его был, как и голос, хриповат, но от этого он ничуть не потерял своей озорной искры.       — Знаешь ли, я тут вообще-то ради тебя стараюсь, к тому же наличие аптечки — это не прихоть, а предусмотренная законом необходимость, — ответил он, с некой обидой в голосе, наконец прекратив хохотать.       Всё это время, к слову, он продолжал аккуратно обрабатывать её раны. И пусть парень и не заставил её снимать и без того изрядно порванные капронки, ощущение интимности этой атмосферы захлестывало Локсар с головой. Так что, вполне возможно, что он завёл с ней разговор лишь для того, чтобы отвлечь её от этого явно смущающего её действа.       После его слов, на Джувию навалилась гнетущая тишина и в попытках, хоть как-то её разбавить, она выпалила первое, что пришло ей в голову:       — Эм-м… Может, уже соизволишь назвать своё имя, или мне стоит называть тебя «моим великодушным спасителем»?       — Я был бы не против, но люди явно не так нас поймут, — вновь захохотав, пошутил он. В тот момент сложно было поверить, что этот человек ещё минуту назад был чем-то обеспокоен, да и вообще в то, что он способен на это в принципе. — Меня зовут Нацу Драгнил, но я хотел бы, чтобы ты обращалась ко мне просто Нацу. Я прошу, чтобы так меня называли только мои друзья, хотя так меня называют абсолютно все, кто хоть раз обо мне слышал, — с этими словами он вплотную приблизился к ней и шёпотом продолжил: — Но, несмотря на всё это, давай сделаем вид, будто ты получила некую привилегию перед другими. Так ведь будет интересней, не правда ли? — голос его звучал так, словно он делится с ней некой важной для него тайной. Так по-детски наивно.       Так и началась их дружба… А дружба ли? Для Нацу может и да, но для Джувии их отношений стали чем-то в разы более близким. Он стал её тихой пристанью, в которой Локсар переживала все самые разрушительные бури, случавшиеся в её жизни; опорой, что не давала сломаться от их последствий. Они были знакомы полгода, но иногда ей казалось, что она встретила этого озорного мальчишку только вчера. Ведь его отношение к ней абсолютно не поменялось за всё это время. Разве что он начал чуть больше рассказывать о себе, а не просто слушать её стенания.       — Эй, сколько ты уже здесь сидишь? Твой кофе совсем остыл. Неужели ты ждала меня всё это время? — спросил Нацу с нотками заботы в голосе.       «Прошу, перестань давать мне надежду, на то, что я что-то для тебя значу. Мне и своих проблем хватает», — хотела было ответить девушка, но сдержалась.       — Не смеши, я просто задумалась. Но раз кафе уже закрывается, надеюсь, ты не будешь против прогуляться? — отчасти правдиво ответила синеглазая.       — Да ты у нас цундере, — заметил юноша, вновь пристально заглядывая ей в глаза. — А разве у меня есть право выбора? Допивай уже своё кофе и пошли, — наигранно устало проговорил он, присев рядом с ней. Девушка недоумевающее посмотрела сначала на него, а потом на стакан в руках, о существовании которого уже благополучно позабыла, всё же слегка пригубила напиток.       — Что может быть отвратительней холодного кофе? — задала Локсар риторический вопрос, скривившись.       — Будь добра не оскорблять продукты нашего заведения при мне, — пожурил её Драгнил, выхватывая стакан и залпом его выпивая. — Гадость, — сдавленно пробормотал он, комично состроив рожу.       Не удержавшись, Джувия вновь рассмеялась, а он, как всегда, вслед за ней. И почему почти все их встречи заканчиваются именно так? Никакой романтики, хотя не в этом ли всё их очарование?       В тот день они гуляли до полуночи, совсем забыв о времени и распугивая случайных прохожих своим хохотом.       Лишь расставшись с Нацу, она вновь ощутила груз ответственности, о которым в последнее время вспоминала всё реже. В конце концов фамилия «Фуллбастер» не испарится из её паспорта сама по себе. Поэтому сегодня она наконец всерьёз поговорит с Греем. Она обязана хотя бы попытаться.       С этими мыслями Джувия зашагала по направлению к тому месту, которое совсем не хотелось называть «домом».       А может это всё и к лучшему?