connected with great risk

Кихен криво усмехнулся и облизал искусанные до мяса губы, поправляя жесткие перчатки на руках. Они были дешевыми и абсолютно некомфортными, после них на руках оставались кровавые растертые раны, но у них был один несомненный плюс - они не оставляли следов. А именно их Кихену оставлять было и нельзя. Если бы у него когда-то спросили, каким образом он докатился до жизни такой - с ломиком и в дешевых перчатках собираться на ограбление - он бы честно затруднился бы ответить. Где-то между сиротством и попыткой сделать из него раба и домашнюю игрушку одного богатого семейства его города, точно. Жизнь никогда не была достаточно благосклонной к Кихену, ему постоянно выпадали такие препятствия на дороге, что казалось, будто сам Бог, если он, конечно, вообще существует, решил, что рабу его Ю Кихену вообще не стоит существовать в подлунном мире, а поскорее уже сдохнуть и спуститься в свои глубины ада. За восемнадцать лет у него за спиной была масса преступлений, которые вели его прямиком к расстрелу, но, благодаря все тем же дешевым, грубым, но чертовски прочным перчаткам - он все еще дышал и планировал свои походы за очередным кошельком. Когда родители умерли, его, милого шестилетнего мальчика, тут же приметила семья из местной “элиты”. А то как же - милый, большеглазый ребенок с трагической судьбой. Кихен прекрасно знал, что бы с ним случилось - взяли бы его в дом, сделали бы тупую безмозглую куклу и при каждом промахе макали бы носом в его неблагородное происхождение. Не при гостях, так просто так. А там, где унижения, там и изнасилования не далеко. Даже шестилетним, Ю Кихен из обнищавшей до презрения семьи точно знал, чего от жизни бы он не хотел. Лучше было грабить - проще и свободнее дышалось, даже когда за руку ловили ловкие хозяева кошельков. Пока был маленьким отделывался слезами в больших невинных глазах и урчащим животом. Потом вырос. Стал умнее и ловчее, стал охотится не на простые кошельки, но на целые дома. Кихен без жалости брался за грязную работу. Ему и терять-то нечего, почему отказываться от одного убийства? Он уже за душой держал десяток, одним больше ничего не изменят. В Аду жарко, а уж бесконечностью больше или меньше ему в котле варится - безразлично. Поэтому сейчас он очень ловко орудовал ломиком и парочкой шпилек. Чужой дом был изучен вдоль и поперек, попробован на ощупь и на зуб. Для Ю уже не было это неприступной крепостью, как казалось еще три недели назад, а очередным домишкой с защитой, которую он взломает. С годами научишься ценить даже то, что задания становятся сложнее, а опасная тяжелая работа превращается в руках в искусство. Кихен бы никому не предложил такой жизни, как у него - но она уже была, и ему нужно было ее просто прожить, поэтому он молча раз за разом принимал толчки Судьбы, и просто делал свое дело. Одной вечностью больше, другой меньше. В мире нет кнопки рестарта. Кихен, пакуя труп в спальный мешок, философски раздумывает о том, что случилось бы, будь у него настоящая семья. Он бы, наверняка, стал мягким, как была его мама когда-то. Заботился бы о младших, даже если их было бы много. Пока он заматывает спальный мешок скотчем, он мечтательно представляет, что мог бы учить кого-то математике и литературе, в которых он всегда хорош, даже в школе хвалят. Он выпускник, думает он, а это значит, что и правда можно было бы попробовать выучиться на учителя. Чужое тело немо смотрит на него мертвыми глазами, которых он не видит под слоем ткани с утеплителем. Он вздыхает, поднимается на ноги, смотрит вокруг себя придирчиво, как никогда - после его уборки тут чисто, ни пылинки. Приходится наплевать на основное действо - сейчас бы этого и собственные ноги из дома унести, а потом уж о заработке думать. Кихен бы хотел быть мягким и боящимся оружия, тем, кому бы не приходилось брать его в руки. Это было бы лучшим подарком от судьбы для него. Ганхи часто повторяет, что соулмейты обязательно исполняют желания своей пары. Сон Ганхи - школьник, такой нелепый и карикатурный, пытающийся уверить в своих домыслах других людей, но Ю нравится его слушать и нравится ему верить. Потому что верить ему больше не во что, только в Сона и его мечтательные, идеалистические идеи, которые тот преподносит ревностно, но мягко, не навязывая никогда. Кихен чувствует себя причастным к какому-то чуду, когда не отстраняется от чужих рассказов и в душе иногда селится мысль о том, что и у него может быть что-то хорошее. Нужно просто отпустить себя, и улыбнуться человеку, чье имя у него выведено кривым почерком на запястье. Если бы этот Чангюн мог появится раньше. Кихен бы любил его еще больше. Как и всякий человек, которому не за что хвататься, для него это имя сродни оси вращения, трости, которая заменяет ему сразу обе ноги и дает ходить. Он любит его, даже не зная, просто от того, что его, Чангюна, можно найти и можно коснуться. Любит, потому что Ганхи говорит, что чудо рядом с соулмейтом случается. Любит, потому что один и один - то есть двое - это уже семья. А Кихену очень нужна семья. Он умирает в мире, для которого не создан. К концу пути он утомляется тащить мешок на своих плечах, за ноги тащит по грязному полу старого промышленного гаража, который для него зовется гордым словом лофт. Потому что он тут живет, а не потому, что тут можно жить. Тело оставляет размытые пятна на полу, но это все так не важно в этот момент, что Кихен даже не задумывается об этом. Ему бы дотащить до какого-нибудь места и закопать, и забыть-забыть-забыть. Очень хочется спать, еще больше - подохнуть, так и не дождавшись никаких волшебных изменений в жизни...Но он на то и Ю Кихен, чтобы как обычно идти наперекор всему, чему можно идти в пику. Тело он бросает на полу, уставший, и вытирает пот со лба, стягивая мешающие неприятные перчатки. Руки красно-черные, от смеси крови и грязи, и Ю привычно шипит от боли, но в остальном реагирует слабо на раздражители, чутко поводя носом. Возможно, это и глупо, но место пахнет чужими, и он ощущает это легко и непринужденно. Незнакомец, весь в черном, спрятавший лицо в глубоком капюшоне, даже особо не скрывается, просто Кихен, занятый своими размышлениями не замечает его сразу. Он с интересом рассматривает фигуру, прикидывая, сможет ли он достать этого подростка одним прыжком, и избавится от него поскорее? Тело ноет от усталости, а тут какие-то подростки мешают ему жить, и еще не хотят раскрывать своей личности. - Привет, хен, - говорит темная маска, спрятанная за капюшоном, и Кихен хмурится недовольно, чувствуя, что опять придется убивать. Ему это,как бы странно не звучало, претит, но если кто-то из школы и прознал о том, кто такой Ю Кихен, то стоит его тут же убрать. Парень осторожно подбирается щуря глаза. - Привет...ммм, не мог бы ты представится, я не умею по голосам людей определять так четко, - пытаясь потянуть время, отвечает Кихен, облизывая высохшие губы, и парень, сидящий на больших коробках, слышно усмехается, а потом показывает рукой куда-то в сторону. Этого хватает, чтобы отвлечь Кихена. Этого хватает, чтобы оказаться в ловушке - чужие шаги оказались совсем беззучными, и потому Ю понимает, что пойман, уже когда мешок оказывается на его голове. Похоже, изнутри он пропитан снотворным - Кихену не нравится, как все разворачивается, но он сам оплашал. - С ним точно все хорошо будет, Чжухон? - Само собой, Ган-и, не волнуйся, - Ли перекидывает бессознательное тело через плечо. - Сейчас, отнесем его в безопасное место, а потом я вернусь и все тут уберу. - Может ты отнесешь его, а я быстро уберу и вернусь? Так мы потратим гораздо меньше времени. - Не хочу, чтобы ты возился с трупами, солнце, - Чжухон недовольно хмурится, глядя на легко спрыгивающего со своего места Сона, который улыбается ему, и правда, солнечно. - Прости, но я считаю, что это логичнее, - Ганхи мягко чмокает в губы и усмехается, - отнеси его, пока он не проснулся. А то он побьет нас обоих и мы не сможем ничего ему объяснить. - Я так и не понял, зачем тебе этот парень? Пускай он и неплох, как я понял, в убийствах и кражах?... - Кихен верит в соулмейтов, - просто пожимает плечами Гонхи, - а таких как он очень мало. Я хочу, чтобы он был счастлив, а ты и сам знаешь, что это может возможно в его случае только если он найдет соулмейта. Время назад никак не вернешь, как бы не хотелось. Прости. - Я все понимаю, - спокойно кивает Ли, улыбаясь старшему и поправляя прядь его волос. - Точно справишься? - Обижаете, господин Ли, - задорно фыркает Сон, делая вид, будто они говорят об очередной глупости. - Я хочу, чтобы это был последний труп, который мне придется закопать. - Хотелось бы в это верить, - невесело усмехается в ответ Хон, и все же решается идти дальше, чтобы устроить Кихена, за которого так настойчиво просил Гонхи. Они знакомы очень мало, из общего - разве что сам Сон, но Чжухон не против новых членов их “заговорщического кружка”, потому что если они действительно собираются делать то, что предлагает Ган - вдвоем не справится. А Кихен, пускай вор и даже убийца - не такая уж и плохая кандидатура в члены “клана”. Когда Ю все же просыпается - голова раскалывается, а место очевидно оказывается незнакомым. Он не связан и даже не избит, наоборот даже - руки бережно перевязаны, и от постели пахнет свежестью. Кажется немного удивительным, что кто-то о нем так позаботился, но он отвлекается на другое, забывая о таких мелочах, как хорошее, впервые за несколько лет, пробуждение. Дверь манит хотя бы тем, что стекло кто-то краской крест-накрест “перечеркнул”. А еще оттуда идет свет, теплый, манящий, и Кихен легко поддается этому мановению, шагая навстречу тонко пахнущей опасности. За дверью неизвестность, но она не страшит и не давит, а дышать становится легче с каждым шагом к двери, и потому Ю даже не тормозит, когда открывает ее. И тут же задыхается от того, что видит. Вокруг тепло, светло и свободно. Цветы, посаженные в первые попавшиеся для этого емкости напоминают поле, синее-синее, и Ю не верит своим глазам сначала, рассматривая уже изученные им когда-то теплицы. Эта одна из типовых, большая и с двумя пристройками. Он как раз вышел из каменного дома, и наткнулся на это все. У него нет слов, достаточных для описания того, что его окружает. Просто - очень легко, как будто обновленные легкие, могут дышать. Глаза больше не болят от давящей темноты, но и местная световая яркость их не слепит. Ему просто становится вдруг до внутреннего омерзения хорошо. Нельзя доверять ничему, что выглядит так заманчиво. Первое правило в его жизни. Но не довериться этому месту так трудно. Он осматривается, осторожно делает шаги в теплицу, изучает цветы на запах и даже вкус - оказываются препротивно горькими - и с интересом гладит лепестки, когда слышит, что спереди скрипит дверь - кто-то собирается входить сюда из противоположной деревянной пристройки. - О, ты уже проснулся, хен, - говорит знакомый голос, и Ю удивленно охает, смотря на светло улыбающегося Гонхи. - Идем же, завтрак стынет. И больше нет никакого черного капюшона, бросающего тени, нет никакой хитрости, только доверчивая ласковость, присущая только Сону. Кихен знает, что за таким может скрываться самая большая опасность. Но покорно идет следом, опьяненный. Потому что Гонхи - тот, кто подарил надежду и веру, тот, кто заставил терпеть и хотеть хоть чего-то в жизни достичь. И даже невозможным становится поверить, что этот парень может сделать что-то такое, к чему в своей жизни привык. С Чжухоном знакомство проходит спокойно. Тот легко принимает любого, с кем его знакомит Гонхи, судя по всему. Кихен не пялится и вовсе ни на что не намекает, когда видит, как Чжухон держит в руках левую руку Гонхи, ту самую, на которой его имя. Кихен не задает лишних вопросов. Если главный борец за свободу от соулмейтов сидит тут, пьет чай и трепетно обнимает своего предназначенного - это не его дело, лишь бы не выбросили и не сдали властям. Чай, который дает Гонхи - терпкий, а печенье, которым он угощает - сладкое, и сразу расслабляет и настраивает на мягкий неспешный разговор. Гонхи и правда неспешный и мягкий, и объясняет все в деталях - от того, что Чжухон теперь играет “за другую партию”, до того, что в скромных планах этих двоих не много не мало, а изменить весь мир. Кихен усмехается неверяще, ловит немного скептичный взгляд Ли и улыбается расслабленно. - Ну а я вам зачем? - Мы не просто так тебя украли, ты полезен, - пожимает плечами Чжухон, отпивая из кружки соулмейта и без ропота принимая печенье из чужих рук. Кихен недовольно хмурится. - Предложите мне грабить и убивать, чтобы было на какие деньги продвигать ваши идеи? Гонхи смеется мягко и как-то совсем не зло, а потом подходит к Кихену и гладит его по волосам, прося посмотреть на Чжухона. - Ты видишь его? Он разве похож на жестокого лидера и человека, которому приходится держать в своих руках чужие мысли и управлять ими? Ты видишь просто парня, который отдыхает, живет своей спокойной жизнью. Если ты хочешь, мы бы предложили тебе начать нормальную жизнь, выучиться на учителя младших классов и просто быть рядом с нами. - Ты шутишь? - У Гонхи в девяносто семи процентах случаев просто отвратительно выходит шутить,- фыркает Ли, закатывая глаза. - Мы просто семья, парень. У нас есть какая-то мечта, но это как и у всех, где-то в необозримом будущем. Нам бы просто насладиться жизнью для начала. Вот тебя нашли, потом может твоего соулмейта добудем, а там и посмотрим, что делать и как мир перекраивать. Чжухон улыбается мягко и по-дружески, притягивает Гана к себе на колени, тот фыркает, парирует что-то про “неправильный подсчет процентов коэффициента его чувства юмора” и выглядит спокойно. Кихен с удивлением чувствует себя на своем месте. В компании этих двоих безумных парней, которые самозабвенно отдаются запрещенным чувствам друг к другу. Кихен всегда хотел бы так же, и сейчас он просто усмехается в чашку, прикрывая глаза и отпивая терпкий чай. Небольшой букетик синих цветов на столе опьяняет своим запахом и расслабляет. Ю чувствует себя в своей тарелке и на своем месте, будто не за его плечами десятки убийств, а в необозримом будущем - вечности три в Аду. Он не чувствует себя больше тем, кем был раньше, и кажется, что и без соулмейта его мечты, самые глупые, исполняются. Он смеется с шутки Гонхи невпопад, и вызывает этим еще больше смеха. Воздух такой чистый и свободный, совсем не забит рамками. Ю чувствует себя почти счастливым. *** - Хен, ну что ты опять улыбаешься как дурак? - Это ты у нас дурак, раз не можешь решить это уравнение, Чангюн, а я просто вспомнил хорошую историю? - Расскажешь? - Обязательно расскажу. Но только когда ты, маленький хитрец, перестанешь пытаться ко мне подлизаться, и решишь все свое домашнее задание. - Кремень-хен! - Учись, дурашка. - Вовсе я не дурашка! Я просто тебя люблю и хочу все о тебе знать! - Ах, Чангюн-а...Поверь, все это не всегда то, чего мы и взаправду хотим. - А я взаправду хочу, даже если там что-то страшное. Я правда, хен, хочу знать тебя лучше. - Ух, сколько серьезности в вас, мистер. Займись математикой, а потом поболтаем. - Хорошо. Я тебя люблю, хен! - И я тебя, Чангюн-а, и я тебя...