connected with great risk

-Я говорю, нас действительно обманывают! Чжухон знает, что Ганхи жалкий. Со всем этим своим видом умалишенного хиппи, с не идущими ему дредами в волосах, в огромных штанах и со взглядом брошенного котенка, которого никто не слушает. Ли не слушает тоже, потому что Сон несет полнейший бред, рассказывает какие-то небылицы, и, что еще хуже совершенно не пытается скрыть метку, на которой его, Чжухона, имя. Ходжун переливается на запястье крайне летящим и кривым почерком Чжухона, и он радуется только тому, что никто не знает о том, что это его собственное имя, иначе он бы не выдержал взглядов в свою сторону. Пускай сейчас никто и не считает знакомство соулмейтов обязательным делом (конечно, ведь отношения их по праву вне закона), но когда кто-то показывает твое имя без страха, ты просто должен что-то с этим сделать. И так думают все. И Чжухон так думает, но он понимает, что если он подойдет к Ганхи – значит заметил, и, что еще важнее, раскрыл самого себя. Если кто-то узнает, что его соулмейт – что-то такое же жалкое, как Сон Ганхи, то его репутации главного агитатора запрета в их школе будет просто конец. И это последнее, чего хотелось бы Ли. Потому что он зарабатывал себе это звание, пускай и не специально, но теперь терять чужое уважение не хочется, тем более из-за одного идиота, который вбил себе в голову, что «все нам врут и только создают видимость свободы, запрещая отношения соулмейтов». Он часто рассказывает такой бред на переменах, и Чжухон, как староста класса, просто обязан с этим что-то сделать. Но одна мысль, что он свяжется с этим парнем, его нервирует. Не пугает, но злит и раздражает, потому что тот откровенно выводит его своими проповедями, он похож на дикого сектанта, который пытается навязать всем вокруг свои мысли, и Чжухону просто противно оказаться рядом с ним. - Ты несешь полный бред, Ганхи, - он толкает его плечом и насмешливо улыбается, смотря на сидящего на полу парня, который от неожиданности его выпада упал, - Ты говоришь, что сейчас не свобода? А что свобода – связать себя узами с тем, кого тебе выбрал кто-то? Это такая чушь, ты слышишь самого себя? Ты что, предлагаешь нам сейчас взять и всем стать встречаться со своими соулмейтами просто потому, что кто-то там решил, что мы подходим? А что делать, если твой соулмейт ничтожество, вроде тебя? У Чжухона всегда злости через край – он ненавидит, когда кто-то ему указывает, ненавидит, когда кто-то говорит, как правильно. Он ненавидит, когда его ограничивают, и потому слова старшего вызывают в нем злость и банальное желание что-то сделать в ответ. Ганхи ему противен, просто потому, что пытается что-то навязать. А Ли никогда не любил что-либо навязанное. Он даже имя выбрал себе сам, и религию, и любимого человека тоже выберет сам, он же не стадный баран, он человек и это главное его богатство – иметь свободу выбора. Ганхи сидит на грязном от осенних луж асфальте в школьной форме, пока Чжухон, гордо взмахнув стянутым с плеч пиджаком, проходит мимо него, едва не наступив ему на ладонь и отчего-то совершенно не злится. Несмотря на то, что именно Ли тот самый человек, который унижает его больше всех, пытается сказать что-то против каждого слова, которое робко все еще пытается донести Ганхи – но злости нет. Возможно, потому что он понимает, как трудно слушать чужие слова, которые пытаются пошатнуть твою веру во что-либо, а может потому, что знает Чжухона еще и блестящим и нежным сыном своей больной матери, о которой тот заботится больше, чем о себе самом, ходит на работу и вообще делает все, что в его силах. А может потому, что знал его не только Чжухоном, но и Ходжуном. Маленьким мальчишкой, который в одиночестве сидел в песочнице, сосредоточенно собирая песочные замки, которые ломали другие дети с криками, что ему тоже надо в тюрьму, как и его папаше. Все было слишком сложно, чтобы говорить о конкретных причинах, и Ганхи правда пытался не утруждать себя размышлениями об этом, потому что для него Чжухон все еще должен был быть сволочью, которая портит ему и без того не сладкую жизнь. Чжухон не должен быть тем, кого хотелось бы обнять и успокоить, поговорить о его проблемах. Но сердце не всегда готово его правильно слушать и понимать. *** - Чжухон, ты же понимаешь, как важно поддерживать в классе равновесие, - завуч едва ли не змеей кружится вокруг него, читая скучную нравоучительную лекцию о том, как важно, чтобы в классе не было инакомыслящих. - Ты должен поговорить с Сон Ганхи, иначе ваш класс снова упадет по всем рейтингам, а ты ведь этого не хочешь, правда? Ты ведь выпускник, не ребенок уже, и ты должен понимать всю серьезность… - Я понимаю, - у Чжухона голос ровный и немножко злой, потому что он ненавидит, когда на него давят, - С ним бесполезно разговаривать, сомбе, он просто не будет слушать. Он верит в свою теорию. Чжухон не кляузничает, и не нагнетает, просто он понимает прекрасно, что Ганхи – это как он сам, только с другой стороны. Он так же всем сердцем верит в то, что ему когда-то рассказали, как верит Чжухон в нерушимость свободы, которую дает запрещение на отношения между предназначенными людьми, и спорить об этом все равно что переливать из пустого в порожнее – Ган никогда не услышит его доводов, потому что он такой же, как Чжухон, только верит в свое. Это даже достойно восхищения, так сильно и упорно пытаться кому-то доказать реальность своих бредовых замыслов. И Чжухон, скрытно иногда восхищается. - Но ты все же попробуй, - завуч улыбается мягко и тепло, - и тогда я попробую снова поговорить с учителем по физике, чтобы он мог пересмотреть свое отношение к тебе, Чжухон-а. Ли передергивает плечами – с физиком у него давняя вражда, потому что Чжухону физика не нужна в принципе для жизни, а тот считает, что отличник должен быть отличным во всем, даже в предметах, которые ему не пригодятся. - Не нужны мне ваши подачки, - он кривит губы и совсем не волнуется о том, что говорит так нагло, встает со стула и поправляет на себе рубашку. – Я поговорю с Ганхи. В первый и в последний раз. Он говорит это просто из злости, потому что его раздражает, что все считают, что он помогает этой грязной школе за какие-то привилегии. Это ранит его гордость, потому что он общается с одноклассниками, как обычный человек, просто объясняя им то, что ему уже объяснили давно, и потом уже приходит и слава и «места». Он делает это ради себя и ради самих людей, как проповедник, а не просто чтобы что-то за это получить. Раздражает и злит. Кажется, его очень ловко… - Тебя же используют, - Ганхи спокойно убирает книгу в сторону с таким видом, будто это не он каким-либо образом подслушивал чужие разговоры, - просто давят на твои слабости, чтобы ты делал что-то, что им нужно. Ты называешь именно это помыкание свободой? - Я прекрасно все сам понимаю, знаешь ли, - Чжухон старается скривится, хотя хочется просто устало кивнуть и пожаловаться на всю эту ситуацию, - и я не позволю себя так использовать. До встречи. - И что, даже не поговоришь со мной? – у Ганхи спокойный теплый голос, который напоминает Чжухону о чем-то далеком и светлом, как детство, которое у него когда-то было. Чжухон против воли замирает, и на самом деле ненавидит себя за это. Сон, кажется, замечает это. - Я с тобой только что говорил? Вот и хватит с тебя, - Ли фыркает, и поправляет на себе пиджак, - Так что до понедельника. - А я думал, ты не преминешь со мной снова поссориться, - Ганхи явно очень любит насмехаться, улыбается тонко, но не зло, и кивает, - Ну если не хочешь… - Я всегда считал, что в настойчивости мы с тобой чертовски похожи, - с усмешкой говорит, даже поворачиваясь лицом к собеседнику. Ганхи улыбается и щурится. У него красивое лицо, особенно, когда его не обрамляют эти ужасные дреды из светлых накладных волос, а простые черные пряди волос. Он смотрит на него снизу вверх и выглядит невероятно милым и теплым, таким каким-то…хах, до смешного родным, что Ли замирает от собственных мыслей и пытается от них избавится поскорее, потому что это нелепо и вообще….ломает. - У нас с тобой больше общего, чем ты думаешь, - спокойно пожимает плечами Ган, - например, я тоже отличник. Или, тоже состою в спортивном клубе нашей школы – я волейболист. - Ну есть вещи, которые мы с тобой уж точно не поделим. Музыка, например, - Чжухон усмехается, увлекшись разговором и с удивлением понимает, что Ган одну за другой называет его любимые группы, и избегает почти все его нелюбимые их треки, попадая в точку на все сто процентов. Они уходят со школы вместе – яростный спор завязывается сам собой, потому что «брось, баскетбол куда круче волейбола, ты должен с этим согласиться» и Чжухон сам не понимает, как вдруг между ними исчезает та стена злобы и полной взаимной ненависти друг к другу. Он сильнее сжимает рукава своей рубашки, пряча горящее на запястье «Ганхи» в глубины своего сознания, чтобы забыть об этом, и никогда не вспоминать, но не получается, потому что Сон…очаровывает. Мягкой обходительностью, тонким умом, шутками вовремя и к месту, всем, чего бы хотел от человека в своей жизни Ходжун когда-либо. Наверное, это какая-то магия или просто издевательство, потому что они общаются, и Чжухон думает, что это нечестно, потому что человек, о котором он мог бы мечтать – его соулмейт, человек, которого он не должен знать, который не должен быть рядом с ним, потому что это рамки, в которые загоняет его природа. - А еще, помнишь, в той части про зомби они так круто решили их уничтожить… - Точно-точно, я думал, что это вообще бред какой-то сначала, а потом…. Это просто несправедливо. И он ненавидит жизнь за это. *** В школе все идет своим чередом – Ганхи как всегда пытается спокойно и робко рассказать о своих мыслях людям (у него даже появляется один-единственный слушатель – старшеклассник Кихен), а Чжухон как всегда ему в этом противостоит, уже скорее просто из вредности, просто чтобы поддеть и поиздеваться, без злобы, но с тонкой дружественной насмешкой, которую никто не чувствует, кроме них вдвоем. - Почему ты прощаешь все это ему, Ганхи? – как-то недовольно спрашивает Кихен, смотря на уходящего снова в выигрыше Чжухона. - Потому что мне не на что обижаться, - с улыбкой отвечает он, поправляя на шее камешек на шнурке - подарок Чжухона. Таких камней на море – миллионы, и в их приморском городке он может сделать себе таких подарков и сам… «- Ты видишь? Он похож на космос. В нем маленькие точечки и он отливает лиловым, это как миниатюра космоса, и вся она твоя. Классно, а?» «- Ты умеешь изящно скрывать свою бесполезность в выборе подарков, Чжухон-а, - фыркает Ганхи, и увидев чужой взгляд, на секунду поблекший от такой шутки, осторожно забирает из чужих рук подарок, вешая на шею и пряча под рубашкой, - Но я пожалуй поверю твоему жалкому оправданию и заберу это себе». Между ними – непреодолимая связь, они оба сами чувствуют, как она крепнет. Чжухон все еще на стадии отрицания, а Ганхи не торопит его с решениями, потому что знает, как трудно однажды ломать себя, узнавая, что ты веришь в нечто неправильное и противоестественное. Кихен не понимает такого ответа, но Сону не хочется ничего объяснять. Он опьянен тонкими чувствами, которые пытается неумело передать Ли, все еще отрицая их возможность. Он уже любит его, и этого никак не повернуть назад. *** - Знаешь, я уверен, что это все завуч пытается меня заставить с тобой поговорить таким странным способом, - Чжухон с задумчивым видом мочит тряпку в грязной воде и отжимает ее, подняв рукава рубашки до локтей,- Но мне слишком лень говорить с тобой на эту тему. - Я знаю, - Ганхи мягко улыбается, - лень, да и вообще неловко как-то говорить о том, во что не веришь. - Ты слишком преувеличиваешь свои способности, знаешь? – Чжухон выпрямляется, вытирая пот со лба и начинает лениво тереть шваброй пол, смотря на сидящего на парте старшего, - Думаешь, пару раз сказал что-то про свои мысли и я уже весь твой, иду создавать церковь, где буду венчать соулмейтов? - Если ты когда-нибудь такую создашь, при этом обойдя как-то и это набирающее силу Братство Креста, и правительство, это будет просто прекрасно. Я бы мог играть там на органе, - Ганхи улыбается и тянет Чжухону свою руку, раскрывая ладонь и показывая вырезанного из дерева волка, - Смотри, что я для тебя нашел. Чжухон с интересом подходит, беря с ладони фигурку и фыркает, щуря глаза и усмехаясь. - Ты же знаешь, что я не волк, а тигр, Ган-и, - он слабо смеется, смотря в чужие глаза. - Знаю, конечно, но я и не говорил, что это ты. Это меч, который поможет тебе добиться того, чего ты желаешь, - он мягко кивает и накрывает фигурку в чужой ладони своей. - Если мне нужен волк, для того, чтобы добиться моей мечты, то кто тогда ты? - Я? – Сон улыбается, взмахнув ресницами и довольно облизав губы, - я тигрица, разве ты забыл? Схватить Чжухона за лацканы пиджака и притянуть к себе – не трудно, но так волнительно, что у старшего потеют ладошки, пока он тянется губами к чужим губам, прижимаясь быстрее, чем Чжухон успеет что-либо осознать. Он касается осторожно и робко, ожидая и того, что младший может оттолкнуть, но надеясь все же на то, что тот все же понимает его и то, что он ему всегда пытался сказать. Свобода – это не значит выбирать кого угодно, кроме соулмейта, свобода – это значит выбирать отношения с кем угодно. Свобода – это когда ты знаешь, что человек, который рядом правда твой, родной и близкий, который поймет и примет. Ты можешь испробовать тысячи чужих губ, но все же быть счастливым только с тем, кого выбирает природа. Не потому, что имя написано на твоей руке, а потому, что вы подходите друг другу. Соулмейты – это и есть свобода. И даже если весь мир против, ты должен дерзить ему и рваться к тому, что действительно твое. Дерзнешь пойти против всего мира? …И Чжухон притягивает к себе, утягивая в поцелуй. Дерзну.