И звон кадильный, и следы Куда-то в никуда. И прямо мне в глаза глядит И скорой гибелью грозит Огромная звезда.
1939 г.
***
У Иваизуми счастливая до безобразия семья: отец был успешным купцом, сбывающим абсолютно любой товар, редко возвращающийся домой, но зато всегда с кучей подарков и тёплым взглядом; мать была обычной, ухаживала за домом, садом и ради прокорма выращивала овощи на собственном огороде. Смотря, как некоторые мальчишки в деревне крали кусок хлеба с прилавка, пачкаясь в грязи, падая, ранясь, вставая и убегая, Иваизуми справедливо решил, что они, пожалуй, хорошо жили. Возможно, даже слишком хорошо. Удивительно, как Хаджиме понял это в десять лет, когда его кутали в тёплую одежду, а родители не поняли это, смотря прямо в злобные глаза односельчан. Иваизуми никогда не прятался за маминой юбкой — ни в пять, ни в десять, — поэтому видел мир таким, какой он есть. Мальчик и не боялся выходить на улицу поздней ночью, смотреть на звёзды и гладить оленей по голове. Его любили животные. — Ива-чан, подожди! И всякая мелкая живность в том числе. Хаджиме обернулся и хмуро уставился на Ойкаву, который споткнулся о еле выступающий корень дерева и теперь слишком обиженно смотрел на свою коленку. Будто это она виновата, что он такой растяпа. С этим лохматым недоразумением они встретились тогда, когда Король демонов приезжал к ним с делегацией (или чем-то таким, мальчик ещё не разбирался). Насколько он знал, у них была война, ещё до его рождения, и эти территории отошли под власть Короля демонов. Народ был недоволен, но Иваизуми не понимал, что было не так: небо голубое, солнце ясное, ночью звёзды яркие, торговля его отца так вообще процветала. Этот парень потерялся в лесу, ходил кругами и плакал, зовя маму. Хаджиме подумал, что это достаточно забавно, но какая-то рыцарская гордость не позволила оставить его там: он спрыгнул с дерева, молча взял за руку (где-то в голове отметилось, что мальчик отлично и даже богато одет) и вывел на дорогу к своей деревне. Семья Иваизуми жила между городом и деревней, на поляне, полной цветов. Ойкава тогда посмотрел так растеряно, напугано, утёр сопли рукавом и спросил: — А как тебя з-зовут? Хаджиме тогда долго не думал, прежде чем ответить; маленькие существа с большими глазами, как щенята или котята, всегда вызывали в нём некую симпатию: — Иваизуми Хаджиме, — он приподнял бровь, напирая на мальчика своим авторитетом, ожидая, пока тот захлопнет рот, который открыл уже, чтобы задать очередной вопрос. — Тебе надо идти по этой дороге, тогда ты выйдешь в город или взрослых найдёшь, твои родители же остановились где-то недалеко? — Ивайзуми, Иваидзуме, Иваедзуми… Да ну… — бормотал мальчик, зарываясь рукой, которой только что вытирал сопли, в волосы на макушке. — Будешь Ива-чан! — воскликнул он, а когда посмотрел на Хаджиме, его глаза загорелись изнутри. Иваизуми до сих пор не мог сказать, был ли это магический огонь или просто детская радость, но тогда его этот огонь напугал не меньше, чем следующие слова: — А меня Ойкава Тоору! Ты такой крутой! Давай завтра на ярмарке встретимся? У меня здесь совершенно нет друзей, а родители не отпускают одного, достали уже! Иваизуми остолбенел. Как прилежный ученик, он знал, что сейчас ими правит чета демонов Ойкава. Он слушал иногда мамины сказки о том, как придёт добрый рыцарь и свергнет злобных демонов, но не то чтобы она их так часто рассказывала, скорее папа хвалил нынешнюю «экономическую ситуацию», точно, так он говорил, а мама поддакивала. Но неужели вот это недоразумение с большими мокрыми глазами и пухлыми щеками могло быть наследником престола? Похвалят ли его родители, если он заведёт с ним дружбу? Или отругают? А как отреагируют мальчишки в деревне? Можно ли было вообще им рассказать? Испепелит ли его Ойкава, если он откажется? — Что, не хочешь? — А, не! — он вновь взглянул на него, пытаясь рассмотреть рога или что-то вроде вертикального зрачка, но в темноте было плохо видно, даже в свете луны, — просто неожиданно. Где, вообще, твои родители? Как ты остался один в лесу? — Я это… — Ойкава воровато оглянулся по сторонам; никаких посторонних звуков или лучей света не было, было даже слишком тихо и спокойно, но именно эта подозрительная ситуация усмирила нервы мальчика: — обещай, что не расскажешь? — Иваизуми серьёзно кивнул, и Ойкава, упершись взглядом в испачканные и обшарпанные новенькие ботиночки, продолжил. — Я с телепортацией накосячил сильно. Думал всего лишь, что из комнаты, в которой меня заперли, выйду. А тут вон как! Сразу в лес перебросился. Наверное, чистый воздух виноват, тут силы больше. Иваизуми проследил взглядом от центра леса до далёкой резиденции в центре города; километров двадцать точно есть. Ничего себе, накосячил. Ойкава обиженно насупился, показушно отвернувшись в сторону. — Ты ведь всё равно придёшь, даже если я откажусь, да? — Иваизуми прищурился, всматриваясь в чужое лицо. — Ну да, так интересно же! Я никогда в подобных местах не был. С компанией веселее, — Тоору пожал плечами, всматриваясь в редкие огни деревни. — И что, родители не наругают? — Наругают, — согласно кивнул Ойкава, — вот только когда ещё-то подобное делать? Всё-таки глаза у Ойкавы именно горели, горели магическим огнём, горели азартом, горели изнутри, показывая, какое сильное пламя было внутри маленького тела. Именно этот огонь решил дальнейшую судьбу Иваизуми: — Хорошо, тогда встретимся возле деревни в полдень. Или в лесу? Если ты телепортируешься. Ойкава сомнительно посмотрел на замок, прикусил нижнюю губу и прищурился, словно мог высмотреть, как сильно его родители были злы на него сквозь всё расстояние. — В лесу, один раз точку выхода нашёл, я её запомнил. Мне бы теперь в дом попасть, эх, — Ойкава говорил это так просто, в то же время со стеснением, рассматривая пыль под ногами. — А ты силой не поделишься, пожалуйста? Мне так проще сосредоточиться будет! Папа называл подобное состояние «охренение». Мама говорила, что это шок. Иваизуми знал, сколько сил требуется величайшим магам-людям, чтобы установить хотя бы одну точку телепортации и запомнить её; иногда на это уходило несколько столетий (Иваизуми был прилежным учеником, да). Он также знал, что в нём не было никакой магии: их магичка в деревне просмотрела его на источник ещё во младенчестве и сказала, что ничего магического он сделать не сможет, поэтому Иваизуми грезил о том, чтобы стать рыцарем — спасать королевство от злого дракона, побеждать злых магов простой силой. — Тут же чистый воздух, силы больше, нет? — с сомнением Хаджиме покосился на требовательно протянутую ладонь. — Да у тебя же такая яркая искра внутри, жалко, что ли?! — Да на, на, только не ори! Мне нельзя быть так поздно не дома! — Иваизуми с остервенением схватил протянутую ладонь и дёрнул руку посильнее, чувствуя, как горят уши. — Спасибо, что вывел из леса, — прошептал Ойкава перед тем, как запеть, чёрт возьми, запеть заклинание и раствориться в голубом свете со странным хлопком. В оправдание Ойкавы стоило сказать, что после подобного держания за руки Иваизуми ощущал себя крайне уставшим и невыспавшимся, будто разом все силы из ног и рук забрали, а голова опустела. Он вернулся домой, залез по дереву в свою комнату, окно которой было открыто, и заснул сразу же, как голова коснулась подушки. И вот сейчас он смотрел на настоящего демона, который, судя по всему, второй раз в жизни был в лесу и хотел зацепиться за каждую корягу. Хаджиме абсолютно не понимал, что ощущал по этому поводу, но это было довольно забавно. Несмотря на все рассказы в деревне, на него всё же влияли именно родители, больше, чем кучка задирак, которыми он мог иногда управлять с помощью грубой силы (никто из них не любил лазить в лесу так, как это любил он). При свете дня Ойкава казался ещё меньше, с молочно-шоколадными глазами и волосами, доверчивым взглядом, всё же пухлыми щеками и широким лбом. Он был бы идеальным примером ангелочка, если бы постоянно не ныл — иногда Иваизуми видел, как женщины называли подобных детей «ангелочек мой», несмотря на ужасный ор, крик и один выпирающий зуб, так что это можно было простить. Но на руках Ойкавы были мозоли: на среднем пальце — сразу несколько, а его левую руку украшали едва заметные шрамы, что делало его более «демоническим», если подобное можно сказать про такого ребёнка. — А где ты живёшь? — А где твои родители? — Почему ты гулял так поздно ночью? — Тебе нравится лес? Иваизуми хотелось ударить его, потому что после потери собственных мифических сил, о которых не знал, хотелось немного покемарить. К примеру, сутки. Или двое. Иваизуми остановился перед самой границей леса, облокачиваясь на дерево, ветки которого его бы скрывали, и встал в серьёзную позу: — Давай-ка проясним, — начал он говорить, и Ойкава, точно золотая монета, засиял от его голоса, — мы не друзья. Я просто не хочу, чтобы мою деревню сожгли гневные демоны-родители или нечто в этом роде, когда их сын потеряется. Ойкава поджал нижнюю губу и выдал очень остроумную вещь: — Я думал, ты не узнал. Ну, знаешь, ты не убежал от меня с криками и всякое такое, поэтому я решил, что не всё так плохо и можно будет поговорить… Это было откровенное нытьё, чего Иваизуми выдержать не мог: — Только не говори, что собираешься обратно в замок, когда уже подошёл сюда. Ойкава словно только сейчас заметил, что за этими зелёными ветками, которые прятали их от мира, жили настоящие люди. Из деревни несло выпечкой, элем, пивом и запахом жжённого пороха. Где-то близко слышались выстрелы из ружья и звон тетивы — наверняка разные стрелки соревнуются в меткости за очередной глупый приз, вроде кренделя, — а чуть дальше, в самом центре, царствовал смех. Он растекался с главной площади во все уголки деревни, куда мог дотянуться, оживлял её, будто кровь, которую гонят по жилам карусели и танцы. Там было много улыбок, и Иваизуми соврал, что не хотел подобное увидеть; в последнее время деревня редко радовала подобными развлечениями, но близкое присутствие их Короля заставило нацепить гримасы на лица и веселиться (пусть и так напыщенно). — Конечно, я не собирался уходить! — Ойкава встрепенулся, как воробей, услышав приближение поступи кошки. — Просто… ну, ладно, не обращай внимания. Иваизуми отодвинул ветки, давая Тоору пройти вперёд, чтобы увидеть подобное собственными глазами, а не просто услышать и почувствовать. Это надо было пропустить сквозь себя, чтобы понять, куда именно ты идёшь и что тебе здесь нужно. Иваизуми заметил, что был выше на полголовы, когда смог рассмотреть всё над макушкой с колыхающейся прядью. На лице Ойкавы была настоящая восторженная радость, которую испытывают ещё совсем малыши, увидев первый раз свой торт на день рождения, причём неважно, как тот выглядит. Хаджиме понимал Тоору и не собирался его даже подначивать — знал, что такое же лицо было у самого, когда смотрел на высокие стены города. — В общем, ярмарка будет длиться три дня, поэтому можно будет всё обойти, так что не надо бросаться от одного к другому. Ты взял с собой деньги? Ойкава яростно закивал, сжимая руки в кулачки и чуть ли не прыгая на месте от эмоций — в большей степени от нетерпения. Он хотел обойти абсолютно всё прямо сейчас, при этом распробовать каждое развлечение, просмаковать его, потому что во дворце навряд ли будет что-то вроде «вылови яблоко ртом и получи соломенную куклу». Ему никогда не дадут подобную куклу в руки и никто не даст ему половить яблоки ртом — всё это просто ниже его статуса. Ойкава попросил у мамы немного денег, сказав, что вчера нашёл в городе друга и они собираются на ярмарку, и мама лишь с пониманием на него посмотрела, погладила по голове и отсыпала в заколдованный мешочек немного золотых, серебряных и бронзовых монет. Никакой воришка не смог бы украсть его, зато каждое развлечение будет перепробовано! Тоору досталось от отца, который был категорически против того, чтобы принц демонов выходил за пределы своих комнат в то время, когда его родители осматривают свои человеческие владения. Мама под влиянием мужа укоризненно посмотрела, но всё равно не смогла сдержать улыбки: такие успехи в магии телепортации, коммуникация с людьми, отсутствие травм и случайных поджогов из-за всплеска силы её радовали. Ойкава выпросил самую простую одежду, которую мог бы носить, и по сравнению со вчерашней (хорошо, что Ива-чан плохо видит в темноте, как и все люди) это действительно были старые тряпки. Хотя белая рубашка с защитными рунами демонов и серые штанишки из шкуры не очень-то редкого животного всё равно могли привлечь внимание, поэтому Тоору решил испачкаться как можно больше. Ну, все же дети в деревне грязные? И вот сейчас он смотрел на Ива-чана, его спасителя, который даже в ободранной рубашке и шортах выглядел как настоящий рыцарь. Его спина была всегда прямой, и это нравилось Ойкаве, а одежда чистой. Какой бы поношенной она не была, но всё же Иваизуми не хотел походить на свинью. Никто не обратил внимания на выходящих из леса мальчишек, но они продолжали стоять там, не зная, куда рвануть. — Ива-чан, а что, вообще, тут есть? — дрожащим голосом спросил Ойкава, поворачиваясь лицом к своему новому другу. Ему приходилось задирать голову, чтобы посмотреть в немного безразличные глаза Ива-чана, и это несколько подбешивало. Он вырастет и станет больше Ива-чана! Иваизуми хмыкнул, достал листик из волос и тихо сказал: — Дурокава, точно, Дурокава. — Эй! Хаджиме взял указательный палец в рот, заметив на нём выступающую кровь, и сказал: — Давай просто пойдём по кругу, — он махнул рукой, привлекая к себе внимание, и смело пошагал. — Мы можем сначала обойти периметр, а потом углубиться. Только не наедайся сильно сразу же. — Я не совсем дурак! — Ойкава снова надулся и обиженно фыркнул, рукой потянувшись к кошелю. Он ещё не совсем понимал, сколько стоило тратить на еду, развлечения и прочее, но понимал, что потратить два золотых только на еду для них двоих было бы подозрительно, а в деревне в принципе не мог кто-то держать столько денег. Всё же, мама дала ему слишком много. Наверное, это на все дни? — Слушай, Ива-чан, а тебе сколько лет? — Ойкава подбежал и схватился за совсем не протянутую руку, чтобы не потеряться, мастерски игнорируя дёрганье Иваизуми при этом жесте. Ну, дёргаться было действительно глупо. Не потянет же Ойкава из него силы просто так? — Мне уже десять, — просто, констатируя факт, — а в четырнадцать я пойду на военную службу. Папа обещал к моим одиннадцати найти мне учителя по фехтованию, так что у меня есть все шансы быть не просто солдатом, а стать рыцарем. Ойкава снова фыркнул, не говоря по этому поводу ни слова, потому что увидел именно то, что он хотел — «Вылови яблоко из бочки». — Туда хочу! — он потянул за руку Иваизуми, который мог лишь побежать за Ойкавой, в котором была действительно демоническая сила. Тоору бросил один медяк умилившейся женщине (настолько, что она дала табуретку, дабы мальчику было удобно окунать лицо в глубокую бочку), именно медяк, потому что так написано на вывеске. Облизал губы, поднял чёлку и опустился с открытым ртом на яблоко, ничуть не смутившись, что чёлка намокнет. За отведённую половину минуты он выловил шесть яблок, что было явно слишком много. Так Иваиузми узнал, что у Ойкавы есть вполне острые клыки. Интересно, он бы смог отгрызть ему руку? — Как-то слишком просто, — демонёнок как будто обиделся на задание, рассматривая яблоки, которые теперь оказались в его руках. — Что теперь с ними делать? Иваизуми взял одно, протёр о рукав и откусил с хрустом, пережевал и сказал: — Могу помочь только с двумя. — А мне одного хватит… — Зачем тогда столько ловил? Ойкава уставился на своего спутника, как на дурака: — Но конкурс же в этом! А раз я побил рекорд, я стал самым лучшим! На лице Иваизуми так и был написан диагноз: «идиот», но вслух ничего не сказал, припоминая свой довольно скудный завтрак. Отец ещё не вернулся из путешествия, хотя должен был сделать это вчера, а на их огороде произошёл маленький апокалипсис: половина растений заболела и умерла, так и не дав плоды, которые уже намечались. Пожалуй, Хаджиме мог помочь бы с тремя яблоками. — А почему ты хочешь стать рыцарем? — между делом спросил Тоору, озираясь по сторонам в поисках нового развлечения. Что ж, уличные танцы с определённо красивыми, но габаритными тётями его не прельщали, а пабы, которые выстроились в один ряд, тоже не особо трогали за душу. — Хочу защитить. Мать, отца, королевство. Будут хорошие деньги, — Иваизуми пожал плечами, выбрасывая огрызок и беря ещё одно яблоко. Теперь их стало четыре; Ойкава мог держать три яблока в одной руке и четвёртое грызть. Ойкава видел рыцарей. Он не знал ни одного, кто бы действительно защищал их королевство, зато у всех них воняло изо рта, были гнилые зубы, масляные улыбки и жирные руки от мяса, кости которого они бросали прямо на сено, расстеленное по каменному полу дворца. Они иногда сражались в турнирах, один раз краем уха было слышно, что рыцарь пожертвовал собой ради жизни господина и вельможа успешно спасся, но едва ли такое могло быть в реальности. Ойкава сильно сомневался, что о такой жизни действительно мечтал его друг, и спросил: — Вам не хватает денег? Это был наивный и глупый вопрос, но Иваизуми закатил глаза так, будто это его действительно бесило: — Нет. Просто мне это нравится. Приносить пользу мечом. — Но ты же не умеешь, раз у тебя нет учителя для фехтования, — Ойкава склонил голову набок, смутно представляя, каково это — первый раз держать меч в руке. Он не помнил подобного, в самом-то деле. — Кое-что я уже умею, — Иваизуми самодовольно улыбнулся, вспоминая знаменательные моменты в своей жизни. — А почему ты не хочешь стать магом? Это явно веселее. — Ты, вообще, первый, кто утверждает, что у меня есть магия внутри, — Хаджиме недовольно нахмурился, увидев личный шатёр их магички, самодельная вывеска которой обещала предсказать судьбу, — поэтому я никогда не рассматривал подобное. — Рыцарь, владеющий магией… — Ойкава по-новому взглянул на друга, решая, что попросит маму забрать его с собой. Такой магический дар окажется полезным в замке, он знал, да и королева беспокоилась, что у сына нет друзей. А Ива-чан первый, кто не убежал от него с криками на улице, узнав правду, и кто лживо не улыбался, пытаясь «вылизать зад», как говорил папа. — Мои родители пусть и успешные купцы, но явно не потянут подобное… — Иваизуми даже не удивился, когда его потянули за руку к шатру с предсказаниями. — Ты встретил принца, — Ойкава фыркнул, протискиваясь сквозь толпу и таща за собой совсем не упирающегося Иваизуми, — поэтому пользуйся, пока можешь, — в голосе звучала насмешка, несвойственная детям, но такая подходящая для демонов. Иваизуми раздражённо выдернул руку, отмечая, что это было больно. Ойкава покосился на человеческого мальчика, который практически оскорбил его; но тот не убегал, поэтому Тоору мог лишь закатить глаза. Что в этом такого, в самом-то деле? — Эй, я хочу предсказание! — Ойкава подпрыгнул повыше, когда магичка разливалась соловьём перед огромной толпой, внушая скорейший апокалипсис и засуху. «Как пессимистично», — подумал демонёнок, кладя вместо одного серебряного два, тем самым сразу же привлекая к себе внимание. Женщина тут же разулыбалась, обращая внимание на того, кто меньше её. Кудри на голове напоминали маленьких скрюченных в муках змеек с побледневшими когда-то коричневыми чешуйками, а сеть морщинок на лице намекала (как и немного кривые зубы, губы, накрашенные яркой помадой), что потенциал у этой магички и впрямь малый. Ойкава всмотрелся внимательнее и понял — искра была такой тухлой и блёклой, что не дотягивала даже до таланта обычной целительницы. Навряд ли эта не очень приятная женщина действительно могла предсказать судьбу, но Ойкаве было интересно, кто пускал дымок в этот шар и как предметы двигались по столу без помощи реальной магии. Мальчик неудобно вытянул руку, которая слишком сильно прогнулась в локте в неестественную сторону, но стоически терпел, пока гадалка ощупывала его линию жизни и разума на ладошке, и пинал стол в надежде, что кто-нибудь в нём ойкнет хотя бы. — Какая сложная судьба, — пробормотала она, накручивая несколько прядей на палец, — мне надо обратиться к шару! Оставшиеся люди вокруг загомонили, а Ойкава согласно закивал, вставая на колени на стул, и уставился на шар, в котором подсвеченный дымок начал кружить. Было еле слышное то ли шипение, то ли вой ветра — в накрытом скатертью столе явно была спрятана какая-то машина, подающая сквозь маленькое отверстие дым и подсвечивающая это всё. — Ох, так я не ошиблась… ждут тебя узы, узы магические, такие, которые не разорвать. Но будут они неподвластны тебе, ты умрёшь в муках, разрывающих твоё тело, — прошипела она на ухо, а затем отстранилась, громко объявляя: — Это личное предсказание, нельзя никому его слышать! Иваизуми ощутил, как по спине мурашки прошлись; он заозирался по сторонам, выискивая какую-то мифическую угрозу, но не находил ничего, что могло бы его так задеть за живое, а потом уставился на Ойкаву, который смотрел на магичку неотрывным взглядом и похолодел, ощущая новую волну чего-то дурного. Он буквально видел, как глаза Ойкавы горели в этот момент пугающим огнём, но не мог пошевелиться. А когда Тоору повернулся, то лишь улыбнулся натянуто, пытаясь спрятать обиженную мину. В глазах не было никакого огня. — Ты аккуратней с этой тётей, ладно, Ива-чан? А то мало ли что может случиться, — Ойкава как-то натянуто, возможно, чуть самодовольно или предвкушающе, улыбнулся и потянул друга за руку глубже, в середину ярмарки, где пели и танцевали. — Что ты с ней сделал? — Иваизуми нахмурился и выхватил последнее свободное яблоко из рук Ойкавы, надкусывая. Он помнил, как мама была огорчена из-за того, что в Иваизуми не было магического дара абсолютно. Это значило, что он не мог пользоваться магическими светильниками и прочим, к тому же не мог помогать в огороде, а с папой ездить было опасно. Мама была дружна с растениями, а отец обладал чем-то вроде скрытности — их дары были слабыми, но помогающими в обычной жизни. На самом деле, в отсутствии дара не было чего-то сверхъестественного, большая часть жителей страны им не обладала, но вот чтобы родители оба были с искрами, а ребёнок без — действительно необычно. А потом папа привёз охраняющие амулеты из демонической столицы, что привлекло к ним много-много покупателей и странные, завистливые взгляды магички. — Я надеюсь, ты не проклял её или нечто в этом роде, — продолжил мальчик, кидая взгляды в разные стороны и стараясь уцепиться хоть за что-то. — Просто она странная и пыталась мне угрожать. Когда я расскажу об этом маме, она обязательно разозлится, — Ойкава взглянул вверх, рассматривая облака, так похожие на козий пух с редкими серыми шерстинками, — а когда она злится, то сжигает. Много чего. Завтра я снова сюда приду, но подходить больше к этой гадалке не буду! Иваизуми сглотнул, отодвинул яблоко ото рта и стал рассматривать его. Люди не просто так же боятся демонов, так? Что-то когда-то было страшно, люди это запомнили и стали передавать из уст в уста. А история имеет свойство повторяться, как говорил его учитель. Не сожжёт ли королева за своего сына всю деревню? Безопасно ли вообще вот так гулять с настоящим принцем? Королевская чета только лишь несколько раз выходила с ним на балкон, показывая народу, но тщательно оберегала сына ото всех. Ради безопасности или ещё чего-то, кто знает. Возможно, — Иваизуми кинул быстрый взгляд на Ойкаву, который беззаботно пялился на небо, — хотели дать ему нечто подобное. В их деревне не было много демонов — можно сказать, их не было вообще, — поскольку эти территории считались чем-то вроде человеческой колонии, а другая раса, о которой местные старательно распускали ужасающие слухи, не спешила интегрироваться. Нельзя было сказать, презирали ли демоны людей или просто не хотели иметь ничего общего. Между тёмными территориями и их землями проходила какая-то чёткая граница, которую редко кто пересекал. Убивали ли демоны? Были ли демоны демонами из сказок, обращающими в порок? — Хочешь половить рыбок? — Иваизуми кивнул головой в сторону большого бочонка с речными рыбками, которых надо было ловить маленьким бумажным совком. Глаза Ойкавы загорелись в этот раз совсем добрым огнём, и он утащил вновь несопротивляющегося Иваизуми ловить рыбок. Хаджиме не был удивлён, увидев, что половину всех рыб из бочки выиграл Ойкава и сейчас нёс в своём ведёрке, делая вид, что превозмогает себя. На это было противно смотреть, поэтому мальчик дёрнул ведёрко и забрал в руки; не хватало ещё, чтобы его так унижали. — Ива-чан, а ты сам чего-нибудь хочешь? — Ойкава дотронулся до своего заколдованного кошеля, решая, что одному веселиться — это как-то по-свински, да и надо отблагодарить. Иваизуми посмотрел оскорблённо, отворачиваясь и ища взглядом другое развлечение. — Чтобы ты оставил рыбок в покое. — Но это ты их несёшь. — Дурокава, в бочке, чтобы в бочке оставил. Кто себе, вообще, речных рыбок забирает, а? — Хаджиме показалось, что его мышцы лица свело: правая бровь изогнулась так сильно, что одним концом могла залезть под линию волос, а вторым - прямо в глаз. Ойкава хихикнул и отвернулся, складывая руки за спиной в замок и озираясь по сторонам. В итоге, когда были попробованы яблоки в карамели, персики в сахаре, вяленая рыба (Серьёзно? Зачем она тебе? После хреновых сладких персиков!) и настоящий глинтвейн, пусть на улице не было жарко, они выпустили практически всех рыбок в речку. — Пусть одна останется. Я заморожу её время и мы будем всегда вместе, — Ойкава счастливо улыбнулся, рассматривая серебряный блеск чешуи в свете солнца. Хаджиме скорчил гримасу, уверенный, что лучше не мучить животное, мозг которого меньше, чем его собственная фаланга пальца, но промолчал. А мало ли что. — Почему ты так рано уходишь? Ко… твои родители волнуются? — Иваизуми сидел на корточках на песке с палкой в руках, пытаясь нарисовать нечто похожее на огонь. Получалось что-то смутно похожее, но лучше стереть ногой, пока Ойкава не увидел. Тоору снова заозирался по сторонам, проверяя, следит ли кто за ними, и это снова показалось Иваизуми отвратительным. Действительно ли за ними вели слежку? Отпустили бы принца одного в деревню, пусть и близкую к городу? Или этот мальчишка просто так отвратительно играет и гримасничает? (а можно его ударить по затылку за это? не получит ли он ещё один укол?) — Не расскажешь? — с надеждой спросил Ойкава. Иваизуми посмотрел на него сверху вниз, мысленно ставя себя гораздо выше, потому что «да кому я вообще могу подобное рассказать, не издевайся надо мной». — Ох, ну, меня отпускала только мама, а папе мы ничего не сказали, поэтому надо вернуться до того, как папа вернётся со встречи с местным наместником. Заговоры против главы семейства? Иваизуми не знал, как на подобное реагировать. На самом деле, никто и не предполагает, что король с королевой живые существа и могли бы быть действительно семьёй. В представлении обычных людей они не едят, чтобы насытиться, не спят, не гуляют, не мучаются от несварения и не ходят в туалет, не отдыхают и не веселятся. Хаджиме тоже относился к этому большинству. Но он уже просто ничему не удивлялся. Немного устал. — Значит, обратно в лес? — Завтра я могу на часа два пораньше и на столько же подольше, так что мы даже сможем потанцевать или посмотреть театральное представление! Ойкава светился счастьем и (спасибо, боги!) смотрел под ноги, что привело к отсутствию падений. Даже несмотря на свечение, тишина всегда была чем-то слишком неловким для Иваизуми, поэтому он стал рассказывать, какой след оставило какое животное, как называлось то или иное растение с полезными свойствами, а потом легенды насчёт матери-природы, которые так любила рассказывать ему мама. Ойкава слушал и не перебивал, и в какой-то момент Иваизуми заметил, что они ходят вокруг их места встречи-прощания кругами — это стало смущать ещё больше, чем раньше. — Ладно, всё, это слишком странно! — Ойкава остановился, резко задышав. — Теперь я чувствую себя обязанным! — он притопнул ногой так сильно, что несчастная белка, сидевшая на ветке большого дерева рядом, подпрыгнула от испуга и убежала куда подальше, выбросив орешек на землю. Иваизуми чуть пожал плечами, как бы говоря, что они оба делали это. — Тут осталась пара шагов, так что давай просто дойдём. — Тогда завтра я научу тебя немного пользоваться магией! — Ойкава всплеснул руками, словно не слушая, что ему говорили, и наконец посмотрел прямо в глаза Иваизуми. — Наверняка тебе пригодится магический огонь, раз ты любишь гулять по лесу, и пара защитных заклятий. Хаджиме нахмурился. Раньше он слышал, что демонические заклятья очень отличаются от человеческих, поэтому их школы магий слишком несовместимы, чтобы делиться опытом или совершать обмен студентами. Да и сам Ойкава, пусть мог создать портал, был явно недоучкой, так что доверия не вызывал. С другой стороны, его же наверняка обучали лучшие учителя королевства… — Бу! — Ойкава вскрикнул и сделал страшные глаза, словно по своему желанию добавляя в карию радужку побольше светящегося золота. Иваизуми отшатнулся, теряя равновесие, но не упал, стукнувшись спиной о дерево. — Слишком много думаешь, Ива-чан. Честно, это будут самые безопасные заклятья! Иваизуми отчего-то не поверил. Они попрощались ровно на том месте, где встретились. Ойкава снова взял его за руку, в этот раз не вызывая такого приступа счастья в качестве смертельной усталости, и даже довольно улыбнулся на прощанье, махая рукой. Когда воздух словно хлопнул и свечение погасло, Иваизуми зло уставился на ту самую белку, зыркнув из-под чёлки так, что та только и могла снова убежать. Хаджиме почесал в затылке, думая, что ему делать. Папа должен был вот-вот вернуться, а беспокоить маму не хотелось (где-то внутри он понимал, что о происходящем ему вообще нельзя никому говорить, тем более маме), поэтому он снова пошёл шататься на ярмарку. Ничего весёлого там не обнаружилось — всё же его основным развлечением сегодня было наблюдение за Ойкавой, — зато его достали местные мальчишки, спрашивая, кто с ним сегодня гулял. Иваизуми слышал краем уха от учителя, что движение повстанцев в их землях всё ещё живо и очень даже активно, поэтому надолго королевская чета здесь не остановится. Папа с мамой говорили, что в повстанцы идут люди, которые не хотят работать, а хотят лёгких денег, поэтому решили, что легче всего свергнуть нынешнюю власть. Хаджиме также слышал другое, от чужих родителей, от проезжающих купцов, что Король демонов вечно мечтает захватить мир, поэтому все его так ненавидят. Хаджиме задумчиво мазал ложкой по каше, а мама смотрела на него внимательно-внимательно, как умела только она, при этом нарезая овощи и следя за супом, чтобы не вытек. — Ты чего не кушаешь? — Не хочется. А Хаджиме не виноват, он просто яблок наелся. Мама посмотрела на него ещё внимательнее, улыбнулась нежно-нежно, потрепав по голове, и отпустила на волю, пусть её сын и наедался до отвала после своих прогулок. — Только долго не гуляй! — крикнула она вдогонку. Мальчик кивнул, выбегая из дома. Дом не был маленький или некрасивый: его стены обвивали розы, совсем не колючие, а белые камни напоминали свет огня. Вот только тесно было. Ночевал Иваизуми в лесу, но показавшись маме перед сном. Та покачала головой осудительно, понимая, что её сын всё равно сбежит, но отпустила. Лес маленький совсем, опасных животных отродясь не было. Хаджиме ждал отца. Тот всегда был такой большой, правильный, всемогущий, решающий любую проблему одним словом, поэтому его авторитет был непоколебим. Уж ему-то можно было рассказать произошедшее, как на него смотрел принц демонов, как сильно тянул за руку, как хотел снова встретиться. Это сбивало с толку обычного мальчика — мало ли, что там в голове у демонов, — как и клыки, как и огонь, как и магия. Хаджиме предпочёл бы вообще не иметь с магией ничего общего, пусть даже его родители обладали крупицами, он хотел взять меч в руки. Хотел быть достойным рыцарем. Спать в лесу крайне неудобно, а птицы и мелкое зверьё словно насмехались над ним, постоянно теребя лапками и не давая заснуть. Папа так и не приехал. Ойкава телепортировался радостный и счастливый, с огромной улыбкой на лице и гостинцами от мамы в виде каких-то конфет. Хаджиме послушно конфеты сжевал и даже пригласил в гости под просящий взгляд, где мама, понятно хмыкнув и попав под обаяние Дурокавы, накормила обоих мальчиков и выпнула гулять. На второй день они смотрели представление о том, как герой собирает команду из воина, мага, лучника и рыцаря, а потом ведёт их свергать злого демона и разрушать чёрную башню, которая даёт злу магию. Ведь магия — априори добро. Актёры переигрывали, дрались палочками и кидали конфетти, но народу нравилось. Иваизуми в какой-то момент заслушался финальной речью поверженного короля, за что на него обиделся Ойкава. Один считал, что это очень мужественно и требует смелости, а второй, что представление глупое и такого в реальности хватает. — Ты просто не понимаешь! — зашипел Ойкава, проходясь взглядом по полке с книгами заклинаний в лавке. — Даже рабство, даже захват новых земель всегда обоснован экономически. Есть работа, которую никогда не будет выполнять ни один человек, есть также торговля с соседними странами, есть недостаток ресурсов… — Есть народ, который страдает от рабства и последствий магических вспышек! — прервал Иваизуми, сверкнув глазами и упираясь лбом в лоб Ойкавы, даже не смотря на книги. Учиться он любил, но все нужные материалы приносили его два учителя, из возраста сказок он вышел, а что ещё смотреть? Ойкава фыркнул, сверкнул не хуже самого Иваизуми глазами и скрестил руки на груди, протягивая опешившему торговцу целую серебряную монету за две книги по магии низкого бытового класса. — Ты просто ничего не понимаешь! Ты не знаешь ситуацию в стране, и если сделать так, то будет только хуже! — Это ты не понимаешь, ты не видишь народ! Всем надоело, что их могут забрать в рабство за неуплату налогов! Надоело нанимать работников ради убиения магических тварей, которые образуются в результате всплесков! — Но никто не будет выполнять такую работу, которую выполняют рабы! К тому же устранение тварей тоже работа. И вообще, дай пройти! — Ойкава толкнул посильнее Иваизуми плечом, пытаясь протиснуться в проход. — Нет, ты дай пройти! — у Хаджиме было две свободных руки, которые он использовал с умом, отталкиваясь ими от демона. — Нет, я первый выйду! — Нет, я! Когда в конце они вытолкали друг друга на улицу, раздался мощный хлопок. Прохожие заозирались по сторонам, ища источник взрыва или выстрела, не находили его, но сбились в несколько групп, обсуждая «какой ужасный звук, мой маленький не может успокоиться вот уже несколько минут, всё плачет!» и «это явно был магический хлопок, я чувствую, надо вызвать магичку, чтобы она всё проверила». Иваизуми тряхнул головой, которая так сильно звенела, наполненная будто металлом, и начал искать взглядом Ойкаву, который каким-то чудом оказался от него аж в паре метров, всё такой же злой, растрёпанный, но тоже сидящий на заднице и потирающий голову. Они подошли друг к другу, посмотрели злобно и разошлись в разные стороны, не желая больше встречаться. А потом была боль. Была адская боль, Иваизуми кричал, кричал так сильно и рыдал, как ни в коем случае не должны делать рыцари, но затем было блаженное забвение, в котором он, кажется, тоже ощущал боль. Но только через толщу воды, через заглушение, через такой барьер, который охранял его разум. Он ещё долго будет помнить ту картину, которую увидел первой после позорного обморока — небо без единого облака и заплаканное лицо Ойкавы с красными, полностью красными глазами, искусанные до крови губы, которые шептали, что родители убьют, и сопля, тянущаяся прямо к лицу Иваизуми. Ойкава пытался что-то объяснить, тыкал пальцем на запястье, наверное, кричал, но Иваизуми было просто больно — остатки той противной боли или удара головой, но всё равно тошно, неприятно, отвратительно было внутри. Голова звенела, сердце стучало как заведённое, а руки била нервная дрожь. Вокруг лес, обычно полный всякой мелкой живностью, вмиг опустел, давая больше пространства. — Мама меня убьёт. Отец убьёт. Они же просто… они убьют обоих нас, понимаешь? Они не должны знать. Никогда. Ни за что. Мы сможем жить, обещаю, я буду телепортироваться каждый день, всё будет хорошо, должно быть хорошо… — Что случилось? — наконец спросил Хаджиме хриплым голосом, разъединяя руки Ойкавы на коленях и пытаясь заглянуть в лицо. Ойкава бледный был, как поганка, и заплаканный весь, поэтому «Всё хреново» звучало в голове заранее как приговор. — Нас прокляли. — Чем именно? — Узами, — Тоору отвернулся, всматриваясь в одинокий листик на ветке, — ты ведь знаешь, что такое узы? Хаджиме отрицательно покачал головой, убирая наконец свои руки от чужих, но ему стало так тоскливо, что он не выдержал и сел рядом, прислонившись своим боком к Тоору. Это было так правильно, что пугало. — Магические узы приравниваются к вечному браку, — протараторил Ойкава, приобретая нездоровый румянец. — Будет очень больно, Ива-чан. Иваизуми совсем не понял. Сейчас он чувствовал невероятную свободу и чувство полёта, будто он смог забраться на самое высокое дерево в лесу и увидеть восход. Прямо, как когда мама танцевала с папой — пара лёгких движений, пара па — чувство такое в груди разрывалось на мелкие частицы. Такое было весьма правильным. Такое не может быть неправильным. — Сначала будет больно ко всем прикасаться, находиться отдельно, но через пару месяцев проходит. Наши тела будут подстраиваться друг под друга и, скорее всего, ты так же получишь некоторую часть моей магической силы, но… Будет больно. Очень больно. Иваизуми вдруг подумалось, что, раз брать в жёны себе кого-то действительно так больно, то он никогда не женится. От демона хоть бонус перепадёт в виде магической силы, а от обычной девчонки что будет? — Подожди, нет! Брак не может быть вечным, любое заклинание обратно, я это проходил, — Иваизуми уверенно кивнул, притираясь ещё поближе и отчаянно краснея от своих собственных поступков. — Кроме смертельных, конечно. Кто-то должен уметь разрывать узы. Ойкава, втянув обратно в себя сопли, ибо негоже принцам реветь всего лишь из-за брака, стал думать. Плакать хотелось всё больше и больше. — Только тот, кто наложил заклинание. Ну вот кто желал тебе зла? Ты же таким страшным выглядишь, наверняка кто-то хотел тебя убить! — Ойкава всплеснул руками и снова зашмыгал носом, упираясь взглядом куда угодно, только не на… жениха. Иваизуми вскипел, насильно отцепляя свою руку от тёплого бока и вставая на ноги, для вида упирая руки в бока: — Собачий бред! Это ты тут на ярмарке практически всех разорил, вот тебе и кто-то хочет отомстить. — Чушь! Я не могу никому не нравиться! Наверняка ты с кем-то из местных мальчишек подрался, потому что они глупые, вот они и наняли колдуна, чтобы тебе отомстить! — Ты просто невыносимый засранец! Дерьмокава! — Не смей коверкать королевскую фамилию! — Не смей обзывать местных жителей! Их глаза блестели одним демоническим огнём, разделённым на двоих с помощью уз, а браслеты-метки на запястьях, которые не были удостоены внимания, пульсировали и светились в такт сердцебиению, предупреждая об опасности. Но, боги, это же дети. Зачем им внимать словам, когда можно отвернуться друг от друга, топнуть ногой, оскалиться и разойтись в разные стороны? Тоору обиженно прикусил нижнюю губу, последний раз шмыгнул носом и приготовился отчитываться перед родителями. Сегодня ночью будет больно, но он ни за что и никогда не скажет им, с кем его прокляли вместе. Лучше уж страдать и перетерпеть всю боль мира, чем снова прикоснуться к этому невежде. Ведь правду Тоору сказал, правду! Те, кто проклинают детей, настоящие монстры! А эта глупая малышня пялилась на них, открыв рты, потому что нет ума в их головах. На правду обижаются только глупые люди. Тоору считал, что Ива-чан умный. И добрый. И смелый. И обязательно-обязательно станет настоящим рыцарем, будет потом служить в его личной гвардии. Видимо, где-то он ошибся в своих расчётах. Почесав возле только прорастающего рога и отряхнув старые штанишки, Ойкава спросил птиц, где дорога к замку, с лёгкостью на неё вышел и телепортировался прямо в свою комнату.