Сборник драбблов

У Гныщевича дрожали колени, а ноги отказывались его держать. Можно было подумать, что он сильно пьян, но все знают, что Гныщевич — трезвенник, и алкоголь не переносит ни в каком виде. Впрочем, для дрожи в коленях была причина. Причина сидела в кресле, игралась с ножом и носила имя Хтой Глотка. Тавр сидел здесь явно очень долго, дожидаясь хозяина квартиры. — Что ты… Ты чего тут? — Гныщевич собрал все свои силы в кучу, встал поровнее и прошёл в гостиную, стаскивая с себя пальто. — Скучал, — Хтой поднял тёмные глаза на Басю и отложил нож в сторону. — А ты? — Что я? — Гныщевич на подламывающихся ногах дошёл до второго кресла и рухнул в него, разматывая шарф. — Ты скучал? Гныщевич издал какой-то неопределённый звук, размотал шарф и отбросил его на пол. Хтой скользнул взглядом по его шее — бледной из-за отсутствия солнца. Чистой. Нетронутой. Гныщевич, конечно же, скучал, хотя признавать этого не хотел. Вот ещё. Скажешь — и всё, попался в сети. Лучше молчать, потому что в глубине души зреет обида — ведь исчез, оставил на такое долгое время, ни весточки, ни звонка, вообще ничего. — Где ты был? — едва контролируя голос, задал вопрос Гныщевич, ероша свои светлые, неровно обстриженные волосы. Хтой как-то хищно наклонил голову, а потом одним движением встал с кресла и отошёл к окну. — Ездил по делам. Я не мог ничего сказат', ты же знаеш'. Бася подскочил на своём месте, сбросил на пол перчатки, которые до этого теребил и сжимал в своих руках, и подошёл к тавру, глядя исподлобья. — Я мог найти себе кого-то. Я мог переехать, умереть за это время — и это правда, был один случай, — но тебе плевать, ты приезжаешь полгода спустя, вскрываешь замки моей квартиры и сидишь здесь. Ты — vous вот нормальный, а? Connard. Хтой Глотка поджал губы, а потом резко развернулся, прижимая тощего Гныщевича к стене. Сам тавр выдающейся комплекцией тоже не отличался, но был скорее жилистым и худым, чем тощим. — У тебя никого нет. Ты по-прежнему живёш' здес', а твои замки может вскрыт' любой. Предлагаю заменит', пока не поздно. Хтой наклонил голову, а его не длинная, хоть и уже немного отросшая коса скользнула по плечу Баси. — Знаеш', почему меня прозвали «Хтой Глотка»? Бася знал продолжение, но сказать ничего не мог. Только смотрел Хтою в глаза, даже не пытаясь вырваться. — Я могу засадит' по самую глотку, — тавр выдохнул фразу Гныщевичу на ухо, скользя лезвием ножа по телу юноши, разрезая его одежду. Бася охнул и совсем застыл, опасаясь боли, если нож заденет его кожу и оставит царапину. Конечно, Хтой бы этого не допустил, он слишком умело обращается с ножом для этого, но такая мысль все-таки проскальзывала. Одежда Гныщевича, изрезанная на лоскуты, лежала на полу, а сам он вздрагивал то ли от холода, то ли от возбуждения. Прикосновения Хтоя распаляли его, заставляли вспомнить все их прошлые разы и понять, что нет — не нашел бы никого другого, потому что других таких нет. Поджарое тело тавра завораживало. Бася поймал себя на том, что хочет оставить побольше своих меток на нем, потому что Хтой его, вернулся именно к нему, и по-другому быть не может. И, кажется, насчет своего прозвища тавр не врал. Бася едва мог дышать, когда его вжали в диван — такой удобный, красивый, со светлой обивкой, которую придется потом чистить, явно придется. Гныщевич захлебывался своей болью, своим удовольствием, насаживаясь на член Хтоя, потому что иначе было нельзя. И тавр оставлял следы поцелуев на его спине, сжимал бедра до синяков, не щадя Басю, потому что они оба знали, что им обоим это нравится. Гныщевич едва не взвыл, когда его захлестнул оргазм, весь выгнулся, напрягаясь всем телом, прикусил теплые пальцы Хтоя, непонятно как оказавшиеся у него во рту, чувствуя, как в него кончает Хтой Глотка. Они настолько изголодались друг по другу, что в душе Гныщевич не выдержал и, встав на колени, позволил отыметь его в рот, и потом получил то же самое в спальне. Утром теплый и сонный тавр сначала вошел в спящего Басю пальцами, смазывая, а потом устроился рядом и вошел членом, так что Гныщевич проснулся от чересчур сильных толчков и тут же кончил, практически не понимая, что случилось.