I will believe

Вера — нить, рождаемая в нашем сердце и ведущая нас по жизни. Каждый человек так или иначе во что-то верит, вопрос лишь в том, насколько искренна она.

Вера в будущее — непостижимая вещь, крутой поворот, ведомый лишь судьбе. Назовите это как хотите, но без веры жизнь не возможна, даже, если кажется, что всё беспросветно, нужно найти силы. Красивое время суток — закат. Большое, теплоё и багряно-алое светило, опускаясь за горизонт, вместо долгожданного умиротворения приносило с собой лишь ещё больший страх. Для обычного человека закат — просто смена времени суток. Для неё — ощущение беды. Анна Уильямс никогда не была обычным человеком, всю свою сознательную жизнь она была связана с ними, жителями ночи. Шестое чувство буквально кричало о беде, что подстерегает их, стоит только часам пробить полночь. У судьбы до ужаса странное чувство юмора. Почему именно она? Почему история повторяется? Наверное, девушка никогда этого не поймёт и не узнает. Замок короля вампиров медленно погружался в темень, озаряясь багровым румянцем, опускающегося за горизонт светила. Комната в одной из башен — близнецов, отражала на лице её обладательницы блики лучей. Волосы цвета молочного шоколада развивал лёгкий ветерок, пробирающейся сквозь приоткрытое винтажное окно. Длинное шёлковое платье цвета крови с декольте и оголяющее правую ногу девушки, отлично подчёркивало её фигуру. Нижняя алая, от помады, губа была закусана, а небесные глаза с беспокойством смотрели куда-то в горизонт. Аня не понимала и даже не хотела думать, сколько осталось от этого липового спокойствия. Боевой костюм покоился на манекене, ожидая своего часа. Вчерашний сон не давал покоя, заставляя думать о своей собственной судьбе. Вздох и лёгкое дрожание ресниц. Они справятся, во всяком случае, должны это сделать. Лёгкий, едва уловимый запах одеколона и такое же касание губ к нежной коже на шее. Это мог быть только один вампир, что с самого начала вёл себя странно и непредсказуемо с ней. Жуткий садист — собственник для которого не существовало таких понятий, как жалость и слово «нет». Он привык получать что, где и когда захочет, привык быть первым везде и во всём, и, совершенно, не хотел признавать поражения и когда всё шло не по его планам. Однако с ней всё было иначе. Она была особенной, не такой как другие жертвенные невесты до неё. Если так подумать, то она даже не была жертвенной невестой, начнём с этого. Обычная девчушка, волею странной старухи, втянутая в разборки рас мира демонов. Аловолосый вампир с первого взгляда понял, что она доставит немало проблем, но в тоже время притянет к себе чем-то, что заставит до сели мёртвое и холодное сердце забиться в её присутствии. Сколько времени прошлого с того момента, когда он только увидел её в главном зале особняка? Аято и сам не понял, как это случилось, что без неё всё казалось таким пустым? — Аято…- едва уловимое прикосновение к его руке на её талии. Маленькая нежная ладошка, такая аккуратная и белоснежная.Ресницы её дрожат, а на бледных щеках появляется едва заметный багрянец. Однако было ещё кое-что, страх. Да, именно, страх. Смущение — стыдливое чувство, выдающее потаённые мысли человека. Если бы она только знала, как оно украшало её и как же ему хотелось вечно видеть этот румянец. Это делало шатенку безумно милой, такое маленькое непорочное создание, безумно хрупкая фарфоровая кукла, раз за разом доказывающая, что она не так уж и слаба. — Тсс, стой спокойно, хотя бы пять минут, — молодой вампир уткнулся своим носом в пульсирующую сонную артерию. Сердечный ритм явно был сбит, а где-то там пульсировала горячая будоражущая сознание алая жидкость.Девушка не смела возразить, ведь была ему обязана. Это именно он спас её, пусть и ценой того, чего так боялась. Почему она раз за разом сдаётся в его плен? Почему не оттолкнёт и не сбежит? Что это за чувство, что рождается где-то внутри, стоит ему лишь коснуться её кожи? Ведь если так подумать то за то время, что девушка провела в доме братьев Сакамаки, каждый успел вкусить её крови. У каждого был свой особый, не похожий ни на кого почерк. Например, Шу кусал глубоко, но пил лениво и до жути медленно. Рейджи — кусал как-то поверхностно, словно беря пробу. Канато пил кровь быстро, но не прокусывая артерию или вену на сквозь, порой девушке казалось, что он вовсе не доставал до них. Райто в основном кусал её на внутренней поверхности бёдер, рядом с паховой областью, где было множество нервных окончаний, страстно, мучительно и глубоко. Субару пил кровь аккуратно, но импульсивно, едва ли прикусывая кожу, но достаточно глубоко. Укусы Аято же были непонятными. Третий по старшенству сын пил кровь нарочито медленно, раздирая кожу, но при этом мог абсолютно точно сделать так, что вы получите от этого не боль, а удовольствие. Его поцелуи были схожи с прикосновением крыльев бабочки время от времени. Странное сравнение, но так оно и есть. Этот вампир умудрялся сочетать в себе так много. Солнце нарочито медленно опускалось за горизонт, а шатенка гадала, что же его привело к ней в столь ранний, по меркам этого мира, час. Холод от его сильных рук неприятно было чувствовать даже сквозь приятную на ощупь ткань платья. — Всё же, что привело тебя ко мне, Аято? — её голос звучит до невозможного тихо, словно шёпот. Девушка поворачивается в его руках, утыкаясь своим маленьким носиком в его оголённую грудь, едва — едва прикрытую рубашкой.Аято удивлённо смотрит на неё, потеряв этот сладкий запах розы. Она всегда так пахнет, это её и только её неповторимый аромат. — Великий Я просто хотел увидеть тебя, побыть с тобой хоть немного, — вампир пытается говорить в своей излюбленной манере, но с ней можно и без этого, она поймёт. Однако девушка не понимает или просто делает вид, что не понимает. Вроде бы взрослая девочка, а кажется такой недалекой в данный момент. В её голубых глазах можно было бы при желании прочесть страх, страх перед неизвестностью. Да вот только какое ему до этого дело? Сегодня он пришёл с одной единственной целью и, на горесть девушки, просто кровью дело не ограничится. До полуночи осталось несколько часов, эта ночь может стать последней. Сакамаки обводит её глазами, отмечая синяки под глазами и ещё бледную, чем обычно кожу. Однако это вовсе не заботит его. Словно зверь, парень надвигается на шатенку, заставляя ту отступить к стене. Холод, исходящий от стены, вызывает мурашки на нежной коже спины, так как чувствуется даже через ткань платья. Аловолосый вампир наклоняется к ней, упирая обе руки по обе стороны от её головы. Уильямс поднимает на него свои глаза цвета чистого, безоблачного неба, в которых так кстати отражается свет уходящего солнца. Очень романтичная картина не так ли? Девушка выглядит до ужаса обескураженной, но в тоже время спокойной. Подумать только, ещё недавно она шарахалась от него, а сейчас не понимает саму себя, проклиная появляющееся где-то в груди желание узнать, что же будет дальше, да вот только мозг никак не хочет с ним соглашаться. Паника охватывает её с головой. Маленькая девочка, которая так была прекрасна в этом закатном сиянии. Аято едва — едва прикасается одной рукой к её щеке, второй рукой облокачиваясь о стену, чувствуя как в её груди ускоряет свой бег сердце. Аловолосый был выше её практически на голову, даже когда она была на каблуках, так что частенько ему приходилось смотреть на неё сверху-вниз, что несомненно бесило голубоглазую. Зелень его глаз словно гипнотизирует, заставляя поддаться его чарам. Сакамаки медленно касается её алых губ, следя за её искаженным страхом и в тоже время спокойствием лицом. Он хочет заставить её хотеть и желать его так же, как он желает её. Она, словно загнанная в угол мышь, которой обрезали все пути к отступлению. Аято чувствует, как она пытается сопротивляться. Сжимает плотно губы и пытается слегка оттолкнуть. Глупая, сама себе противоречит. Сакамаки не отпустит, как бы не просила, только не сейчас. Вампир медленно опускает руку на её ногу, открытую в разрезе платья, и вёдёт в верх, к внутренней стороне бедра, заставляя девушку протестующе замычать сквозь поцелуй. Парень хватает свободной рукой её подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Послушай сюда, я твой хозяин, если я решил что-то, то ты должна беспрекословно подчиниться. Знай своё место, глупая женщина, можешь сколько угодно молить меня, но всё будет тщетно, — сильная ладонь ловко перехватывает девечьи запястья, закрепляя их над головой шатенки и перекрывая последние пути к наступлению. Господи, да за что ей это? Что происходит с ним? Аня совсем не понимает, сейчас он кажется ей не таким как всегда, она привыкла видеть в нём рыцаря, но никак не вампира — садиста, готового взять её силой. Мысли кружатся в голове с бешенной скоростью. Аято снова целует её, на этот раз слишком грубо и слишком настойчиво, кажется, прокусывая губу до крови. Слишком долго он играл роль, слишком долго пытался добиться от неё взаимности. Голубые глаза начинают поблёскивать от слёз, на тонких запястьях начинают наливаться синяки. Длинные волосы небрежно сбрасываются на спину, а молочного цвета, словно фарфоровая, шея оказывается в плену его шершавого языка. Парень очерчивает контур, пульсирующей венки, а после пронзает её острыми, как заточенные кинжалы, клыками. Он пьёт быстро, вгрызаясь в её тонкую шею. Боль пронзает тело, заставляя слёзы катится по белым щекам. — Аято, прошу, остановись! — её голос дрожит, а его это только заводит. — Умоляй, проси, но я не остановлюсь, наоборот этим ты только ласкаешь мой слух. Если бы ты только видела себя сейчас. Это искаженное ужасом и болью лицо, а твоя кровь, просто невероятна, — Аято на секунду отстраняется от неё, а после слегка прищурившись целует место укуса. Уильямс теряется в собственных ощущениях. Она хочет оттолкнуть, хочет уйти, хочет спастись, но не может, она погрязла в этом, погрязла в его омуте. Выхода нет, сбежать не получится, остается лишь сдаться. Пусть он и ведёт себя так, но она действительно любит его, пусть и он причиняет ей боль. Ноги подкашиваются, а опора в виде стены уже не кажется такой нужной сейчас. Сакамаки осыпает её плечи и ключицы поцелуями, чередуя их с болезненными, но в тоже время возбуждающими укусами. Девушка чувствует как внутри разливается тепло и это пугает. Она стала настоящей мазохисткой. Его рука скользит под платье, подбираясь к заветному месту, от чего у его маленькой жертвы вырывается тихий стон. Зелёные глаза с долькой ехидства смотрят на неё, завлекая в этот омут порока ещё больше. Анна буквально хватается за его плечи, стоит почувствовать его пальцы внутри. Аято двигает ими нарочито медленно, второй рукой придерживая за талию, чтобы девица не упала от переизбытка чувств. — Тебе же нравится, признай, нравится же, — аловолосый чуть-чуть замедляется, спрашивая и кусая приоткрытую декольте грудь. Девушка чуть-чуть поскуливает, чем заставляет вампира издать смешок. Уильямс кусает собственную губу, чуть-чуть прижимаясь к нему. Ей действительно нравится, она боится этих нахлынувших чувств. Аято мучает её, заставляя сжимать в руках ткань его рубашки и тереться об него, прося большего. Руки совершенно не слушаются, когда она расстегивает пуговицы и снимает эту самую рубашку. — Осмелела, как я посмотрю, что ж хорошо, тогда я больше не буду сдерживаться, — Аято убирает свою руку, измазанную в её соках. Платье не нужной тряпкой летит на пол, его взору открывается оголённая грудь девушки. Парень снимает с неё последний элемент нравственности и подхватывает за бедра, заставляя обнять ногами свою талию. Голубые глаза блестят от желания, от той боли и страха не осталось и следа. Он добился своего, но кто сказал, что он будет нежен с ней? Мысли о том, как она сожмёт его внутри, ещё больше возбуждают. Девушка чувствует, как в промежность ей упирается выпирающий из брюк бугорок и сглатывает. — А-аято, может всё же… Ах, — слова теряются в поцелуе и в прикосновении пальцами к чувствительной точки. Зеленоглазый кусает её губу, целует страстно и задаёт свой ритм. Девушка постанывает сквозь поцелуй, дрожащими руками нащупывая ремень. Руки дрожат на столько, что он никак не поддаётся, а Аято доводит её своими ласками, то замедляя, то ускоряя ритм. Он видит, что ей это нравится и это возбуждает ещё больше. Для него её стоны словно музыка. Неожиданно отсутствие стены за спиной, заставляет шатенку вскрикнуть и вцепится в его белые холодные плечи. Холод его рук и сильное сжатие бедёр доводят до безумия. Дышать почему-то становиться трудно, воздуха словно не хватает. Аято медленно опускает её на атласные простыни цвета топлённого молока, устраиваясь сверху и опираясь руками по обе стороны от её головы. — Это не правильно, особенно сейчас, когда они могут прийти в любой момент, — голос дрожит, стоит Аято поцеловать её в ушко. — Тише, Великий Я знает это, но если ты хорошо помнишь, у нас есть ещё время до полуночи, — его голос томным шёпотом отдается в её сознании, а одна из рук скользит по телу к застёжке на платье. Девушка чуть-чуть закусывает нижнюю губу, чувствуя прикосновения его рук на своём теле и губ на шее. Он чередует их с укусами. Но ей не больно, нет, наоборот, приятно. Аято словно хитрый лис, загнавший свою жертву в ловушку, нарочито медленно заставляет девушку терять здравый смысл. Сакамаки медленно ведёт языком от ложбинки между ключицами к груди, кусая где-то на уровне второго ребра, медленно, приятно, тягуче, заставляя девушку чуть-чуть выгнуться. Ему явно нравиться эта игра, продиктованная им же. — Н-нет, прошу тебя, — маленький нежные ладошки прикрывают обнажённую грудь третьего размера, заставляя Аято усмехнуться про себя. И это делает девушка, что во время своего прибывания в их особняке ходила в достаточно откровенных нарядах? Да и вообще которая практически была голой перед ним несколько минут назад? — Не стесняйся, Великого Меня, ты принадлежишь мне и только мне, а я говорю, что ты красива везде, значит верь своему господину, — Аято убирает её руки, одну за другой кусая запястья, а после целуя место укуса, в конце концов убирая их на свои плечи, скрытые рубашкой. Девушка теряется в водовороте собственных чувств, вызванных умелыми руками парня, которому немного не мало тысяча лет. Тонкие пальчики сжимают ткань его атласной рубашки, стоит лишь Аято укусить девушку в том месте, где находится её сердце. Он чувствует его бешенный ритм и ему это несомненно нравится. — Сними их, — шепчет вампир, проведя влажную дорожку по ложбинке груди. Голубоглазая закусывает губу, пугаясь собственного желания издать какой-то непонятный, незнакомый ей звук, который сейчас кажется чем-то очень постыдным. Да и вообще то, что они делают никак нельзя назвать приличным занятием. Дрожащие пальцы медленно стягивают с парня мешающие и сковавшие брюки, а после прикасаются к его оголённой холодной словно лёд спине, что сейчас кажется горячее всего на свете. Аято медленно, словно дразня, вбирает в рот один из нежных розовых бутонов, что казались только и ждали этого. Один из его клыков приятно царапал нежную кожу, заставляя девушку немного выгнуться ему на встречу. Красноволосый всё это время смотрел за ней, словно считывая, не прерывно, заманивающе. Ему нравилось то, как она реагировала на его действия. Было ясно как белый день, что он будет первым, как и сказал при их первой встречи. Лёгкий укус и тихий едва заметный стон вырывается из её груди, заставляя темноволосого ангела зажмурится и прикусить губу. Какая же она милая. — Если бы ты только знала, насколько ты сейчас мила, не сдерживай себя, Великий Я хочет слышать твоё желание, хочет читать его в твоих глазах, — холодная рука зеленоглазого скользнула вниз по животу, а вторая служила опорой. Девушка на это ничего ему не ответила, лишь вздрогнула от неожиданного прикосновения, хотелось чего-то большего. Она сама не понимала, что происходит. Почему она позволяет ему? Что это за чувство? Почему так тянет там, внизу живота? Почему кажется, что тело будто горит и ещё чуть-чуть и там всё взорвётся. Румянец на щеках, сбившееся в конец дыхание, лёгкое подрагивание — кажется, она почти на пределе. Молодой вампир провёл дорожку из поцелуев, чередуя с укусами по животу, спускаясь к самому сокровенному месту, внимательно следя за реакцией своей любимой жертвы. То как подрагивало её тело в предвкушении, то как она периодически изгибалась ему навстречу, как сжимала его плечи. Ему это действительно нравилось, вообще ему нравилось всё в этой девушке, вот только для него, бессмертного, любовь — мгновение, испорченное восприятием дарованным собственной матерью. — А-аято, — она буквально задохнулась в этот момент, стоило ему чуть-чуть коснуться своей твёрдой, жаждущей её плотью входа во влагилище. — М? Что? Великий Я не остановится, как не проси, я уже говорил об этои, — вампир вошёл резко, совершенно не заботясь о её ощущениях. Да и что говорить, он действительно желал эту девушку, желал сделать её своей и сейчас он это сделал, вот она, его и только его. Шатенка вскрикивает, внизу живота всё ужасно тянет и болит, словно разрывает. Слёзы текут по щекам, а ногти царапают его спину. Аято наращивает темп, даже не давая привыкнуть, кусая и целуя грудь. Боль стала её спутницей в этот час, но даже она не вечна. Рано или поздно на её место придёт удовольствие, всепоглощающее и разжигающее. Девушка медленно качнулась ему навстречу, заставляя парня посмотреть на себя. Снова этот огонёк в глазах цвета неба. Он чувствует, что совсем скоро он будет на пределе, гладя и сжимая одной рукой её бедро, парень двигался быстрым ритмом, даруя невероятные ощущения. Конечно, она не получит столько удовольствия как он, но всё же. Последний толчок и он устало утыкается в её искуссанную шею, прикрывая глаза. Девушка чувствует, как что-то теплоё разлилось внутри. Грудь её вздымается быстро, тело бьёт мелкая дрожь. Она только что… Сакамаки перекатывается на другую сторону кровати и смотрит на неё своими зелёными глазами. — Ну и чего ты плачешь, круассанчик? Тебе же было хорошо, радуйся, что именно Великий Я подарил тебе опыт первого раза, — вампир берёт её бдедную руку и целует в запястье. — Так ведь… Я же… Не нужна тебе…- шатенка отворачивается от него, укрываясь одеялом и утыкаясь лицом в подушку. — Ты реально глупая или прикидываешься сейчас? Эй, я с кем разговариваю? — голос Аято звучит раздражённо, — Дура ты, я же тебя люблю! Парень хватает девушку за плечо и разворачивает к себе. Она смотрит на него, плача и не веря. Только что… он… — Любишь, но… Ты же только что износиловал меня… — её голос звучит тихо и боязливо. — Реально идиотка, да не насиловал я тебя, раскрепостить тебя просто хотел, ты же пугливая как не знаю кто, даже хуже блинчика, что была до тебя. Ладно, забей, спи давай. До полуночи — час, прости, если обидел. Аято нежно, на сколько был способен, коснулся щеки холодными пальцами и поцеловал. Девушка неуверенно ответила, почему-то веря его словам. Это был их грех на грани безумия за час до полуночи, но они ещё не знали, что принесёт им это в решающий момент.