Время цветения

На следующий день после ночного разговора Мито работать не смогла. Она пыталась себя заставить, но всё было не то - не те кисти, не те краски, карандаш перестал слушаться, ничего не радовало. Казалось бы, возможность выбора должна была всё упростить, но не тут-то было. Мито опасалась продолжать уже начатые картины, попыталась начать новые, но в конце концов осознала, что стоит возле пустого мольберта, смотрит куда - то вдаль и выводит на листе каракули, схожие с тем, что рисуют на полях тетради на скучной, но обязательной для посещения лекции. Поняв это, она оставила бумагу, убрала все подальше и принялась наводить чистоту, про себя повторяя вчерашние слова мужа, но от терзания себя волнением избавить её не могли. Вскоре она поняла, что продолжает ходить из одного угла комнаты в другой, мысленно пытаясь решить: а нужна ли ей в ближайшем будущем встреча с Сэкерой? Надо ли торопить события или предоставить всему идти своим чередом? А ещё она разговаривала с дочерью: все возможные диалоги, на разные лады — то просила прощения, то что-то объясняла и плакала, то доказывала, споря сама с собой. В попытке успокоиться, Мито в который раз сказала себе, что так она ничего не решит: можно додумывать и придумывать бесконечно, ведь она совсем не знает свою дочку. Нет, из всего рассказанного о ней Мадарой было ясно, что их дочь оказалась сильной, умной, решительной, самостоятельной, ответственной и обладающей ещё многими положительными качествами. Но вот как Сэкера отнесётся к ней, Мито? К матери, не сумевшей отвести угрозу, не сумевшей защитить её? Что-то подсказывало, что с человеком, обладающим таким набором качеств, будет совсем непросто. Она ещё немного попыталась прибраться, привести себя в порядок и снова начать работать. Мито хваталась то за одно, то за другое, не в силах ничего закончить. Чем можно ещё занять себя в отеле, она придумать не смогла. Дома она затеяла бы генеральную уборку со стиркой, а тут… Мито попробовала было достать учебник по истории искусств и принялась заниматься повторением самого нелюбимого, но через несколько минут закрыла учебник: в голову ничего не лезло, а смысл прочитанного никак не доходил до женщины. Самым правильным, похоже, будет вообще уйти из гостиницы, иначе так сойти с ума можно. И Мито, взяла фотоаппарат, ушла в город, а потом направилась в парк Хитачи и пробыла там целый день. К вечеру разразилась буря с ливнем, градом и холодным порывистым ветром и Узумаки кое-как добралась до отеля уже в кромешной темноте, замерзшая, насквозь промокшая, усталая и голодная. И, едва успев раздеться, без сил повалилась спать. Заглянувшая к ней утром Аризу-чан не сказала ни слова, лишь молча закрыла сёдзи и передала хозяйке, что гостья отдыхает. *** Тока очень спешила. Сидя в кресле поезда, она подавляла желание вскочить и заставить поезд ехать быстрее. Поэтому она ёрзала на сиденье, нервно поглядывала в окно и каждую минуту проверяя почту и время. Всему виной оказался звонок с мобильного Мито, к которой она собиралась приехать на неделе. Тока обрадовалась, увидев от подруги входящий вызов, но вместо спокойного мягкого голоса подруги внезапно услышала низкий, властный голос её мужа. Он попросил не волноваться, но быстро приехать в Канадзаву – Мито в местной больнице. На тревогу Токи он ответил: врачи говорят – сильное переутомление, держится высокая температура. То, как он это сказал, удивило Току. Хотя об этом она задумалась уже в поезде, когда, тут же, побросав все дела и собравшись, наконец заняла свое место и начала анализировать в голове услышанные фразы. Голос Учихи звучал сдержанно, но почему-то от него веяло таким напряжением, что Токе показалось – через неё пропустили ток в тысячу вольт. Нет, Тока всегда знала, что сочетание Мито и грипп довольно опасное при слабом сердце подруги, но разве это повод для такой тревоги? Тока всю дорогу говорила себе, что всё будет в порядке, ведь у Мито в кои-то веки всё наладилось!.. Но телефон Мито не брала. И её муж тоже больше не отвечал, сколько Тока ни набирала номер. От вокзала, на который поезд прибыл уже в пять часов вечера, до больницы на такси она добралась за десять минут. Трехэтажное кирпичное здание, обычная провинциальная клиника, где каждый сотрудник на счету – Токе у регистратуры пришлось подождать несколько минут, пока не освободилась одна из медсестер. - Тока Сенджу? Я – Рокеро Ямада, лечащий врач Мито Узумаки – через несколько минут ожидания к ней высокий черноволосый мужчина лет пятидесяти, с внимательным и усталым взглядом узких глаз. – Я ждал Вас, пройдемте за мной. - Да, это я, - сердце Токи дернулось в предчувствии, по телу прошлась дрожь. – Вы меня ждали? А где Мито? Как она? Вместо ответа мужчина приглашающим жестом указал рукой на первую дверь в коридоре, освещённом болезненным белым светом, и, когда Тока, нервно сжав в руке сумочку, двинулась по указанному направлению, прошел за ней следом. В небольшом кабинете, окно которого выходило на дворик, а на стенах, выкрашенных в бежевую краску, висели дипломы и награды, а также часы и календарь, еще стояла стандартная мебель: стеллаж с медицинскими справочниками, белый шкаф со стеклянными дверцами, стол, кресло и два стула для посетителей. Ямада-сан вежливо попросил её сесть, и Тока, не сумевшая избавиться ни от плохого предчувствия, ни от дрожи, тяжело опустилась на стул. Доктор сел напротив неё и посмотрел ей в глаза: - Мне передали, что Вы единственная ближайшая родственница госпожи Учиха. - Подруга, - растерянно проговорила Тока. - Но мы почти сёстры – с раннего детства вместе… - Прошу прощения за то, что вынужден приносить вместо хороших новостей плохие. Примите мои соболезнования, Тока-сан – госпожа Учиха умерла сегодня ровно в полдень. - Что Вы сказали? – вырвалось у Токи на автомате, потому что мозг молчал, оглушённый сказанным. Тока, как ни старалась, не в состоянии была ни принять, ни осмыслить страшные слова. Она тупо смотрела на врача, ожидая, что он сейчас рассмеётся и скажет, что это просто идиотская шутка. Но мужчина тяжело вздохнул и встал со стула, и тогда понимание того, что всё сказанное им - правда, обрушилось на голову женщины. Тока ахнула, закрыла ладонью рот, а потом не выдержала: - Этого не может быть! Вы лжете! Я ведь разговаривала с ней совсем недавно! Слова вылетали сами собой, а внутри все застыло от образовавшейся под ребрами пустоты. И чтобы её заполнить хоть чем-то, Тока говорила, спрашивала и требовала – лишь бы не молчать : - Как же так?! Она ведь совсем молодая! У неё не было никаких серьёзных болезней! Как можно умереть от переутомления?! Объясните мне! - Всё так. Госпожу Мито привезли к нам вчера без сознания. Все показатели, кроме температуры, были в норме. Днём она пришла в себя, а ночью у неё снова резко поднялась температура, до сорока градусов. Мы боролись за её жизнь на протяжении несколько часов, но в итоге оказались бессильны. Простите. - Как же это… - выплеснув эмоции, Тока почувствовала резкую слабость, и получилось только бормотать. – У нас ведь скоро выставка… А она совсем недавно вышла замуж… Как же так?.. – Такое, к моему большому сожалению, случается. Не всё зависит от нас, врачей. А у Мито-сан, возможно, случился сильный стресс или общий упадок иммунитета… Сейчас сложно сказать. Результаты вскрытия будут только через несколько дней. Вам принести успокоительное? - А?.. – Тока растерянно глянула на врача. - Нет… Хотя… Пожалуй, да. Но только такое, которое можно при беременности. - Хорошо. Я принесу пустырник. - кивнул врач. – В таком случае постарайтесь успокоиться, как бы это ни было трудно, - и вышел из кабинета. «У неё с детства было слабое здоровье… Я так надеялась, что всё будет хорошо… Она ведь только-только стала счастливой!..» Мысли растерянно прыгали, Тока никак не могла сосредоточиться не на одной из них, кроме все время перехлёстывающей все остальные: «Как же так! Этого не может быть! Мито!» Ничего не укладывалось в голове, о чувствах даже думать не стоит – это даже не ведро ледяной воды на голову, это просто прыжок в ледяную прорубь. Току трясло, но она пыталась взять себя в руки, и уцепилась за первую мысль, пришедшую ей в голову. И когда врач вошёл в кабинет, протянул ей лекарство и стакан с водой, Тока благодарно кивнув и неловко проглотила лекарство, и затем все-таки спросила: – А её муж? Мадара Учиха был здесь? - Муж? – нахмурился было врач. – Нет, его здесь не было. Мне передали, что он пришел буквально час назад и очень торопился: подписал все нужные бумаги, отдал распоряжения о похоронах, очень настойчиво попросил передать для вас посылку и так же быстро ушёл. Весьма странный визит… Но он оставил нашей больнице очень приличную сумму на оборудование... - Посылку для меня?.. – растерянно пробормотала Тока, снова сбитая с толку: – Простите, всё это вообще никак не укладывается в голове… - Я понимаю вас, Тока-сан, и сочувствую. – Врач открыл шкаф, доставая из него объёмный, величиной с хорошую большую энциклопедию, конверт. Тока взяла его дрожащими руками и посмотрела на доктора. - А можно я открою его сейчас? Мне нужно… - Конечно, я оставлю вас, - и врач вышел, тихо закрыв дверь. Тока вскрыла конверт и вытащила что-то большое, завёрнутое в плотную бумагу. Тут же выпала записка, но Тока сначала развернула большой сверток. В нём оказалась та самая рамочка с хокку, которой она любовалась у Мито, и блокнот в твёрдой обложке, закрытый на маленький замочек, ключ от которого лежал в конверте. «Её дневник… А ты все-таки изменилась - цвет то уже другой - бордовый…» - пробежала суетливая мысль, кольнувшая ее так резко, что Тока еле сдержалась, чтобы не зарыдать, и, проглотив ком в горле, наконец развернула записку. Внутри лежал чек на предъявителя в ближайшем банке, а несколько предложений, написанных четким каллиграфическим почерком, извещали о месте и времени похорон, о том, что основные расходы уже оплачены, а для непредвиденных она, Тока, может получить деньги по другому чеку – цветы, поминовение в храме, уход за могилой и прочее – всё, о чём он, господин Учиха, не успел распорядиться. И ещё посткриптум: Мито просила передать ей этот дневник, сказав: «Тока всё поймет, я же обещала ей»… Иероглифы дрогнули и расплылись, и Тока осознала, что ей тяжело дышать. Она прижала записку к груди. «Успокоиться, я должна успокоиться…» Потом дрожащими пальцами открыла маленький замочек и начала читать, не замечая капающих на бумагу горьких слёз. «Дорогая, любимая моя Тока! Если ты это читаешь – значит меня уже нет на этом свете. Но я обещала тебе рассказать однажды нашу с Мадарой историю. Пожалуйста, храни её в секрете. В этом дневнике ты найдешь все ответы на свои вопросы. Пожалуйста, прости меня за вынужденную ложь. Надеюсь, после прочтения ты сможешь понять мои мысли и чувства…» На этом месте Тока не выдержала и заплакала. Она закрыла дневник, прижала его к груди и дала волю слезам. Вернулся врач, предложил ей салфетки и ещё один стакан воды, дождался, пока она более-менее успокоится. Это было трудно, хотя слёзы немного и облегчили её состояние. Но одна мысль не давала покоя Токе, через несколько минут всё ещё продолжая всхлипывать, она спросила: - Вы уверены, что её муж появился всего час назад? - Совершенно точно могу сказать, что лично я его не видел. Может, спросить у персонала? - Все это так странно… – Тока покачала головой, вообще ничего не понимая. «Этого же не может быть… Не понимаю… Как же он тогда звонил...» Тока не представляла, насколько она права. *** Когда Мито обнаружили в бреду с очень высокой температурой, то Мадара был рядом буквально через полчаса, еще в машине скорой помощи, везущей её в местную больницу. Разумеется, никто, кроме самой Мито, видеть его не мог, а она сама некоторое время была не в состоянии заметить его. В том году вишни цвели необыкновенно пышно и ветер, бережно снимая лепестки с веток, кружит их в танце. Они танцуют везде – на земле, в воздухе, в его и в её волосах. - Станцуй для меня, Мито, - просит он. Его дыхание согревает её лицо, прядь его волос касается и переплетается с её волосами. Ее щеки краснеют. Когда он так просит, она не может отказать ему. - Хорошо, Мади, - кивает она и лукаво улыбается. – Тогда ты спой. - Хитрая, - шепчет он, чуть улыбается в ответ и начинает петь. Мито прислушивается несколько секунд, берет свои веера и начинает танцевать, сплетая свои движения и его голос в единое целое. Кажется, что сама природа радуется вместе с ними – в сиянии солнца и лазурного неба, в веселом щебетании птиц, в цветении вишен и ветре, кружащемся с лепестками. Счастье виднеется в его глазах и её движениях… К Мадаре подходит слуга с письмом от отца, Таджимы-сама. - Мадара, срочно ко мне. - Голос Таджимы-сама строг, Мито останавливается и становится серьёзной, сложив веера и поправляя платье. - Передай Таджиме-сама, что я буду у него через пять минут. - говорит Мадара слуге, а затем останавливается на мгновение, обхватывает руками ее лицо и шепчет: - Мито, ты была просто великолепна. Я не прощаюсь. Жди. *** Кое-как открыв глаза, осмотрев белые стены и с трудом повернув тяжелую голову на больничной подушке, она увидела Мадару – в темно - красных доспехах, волосами, собранными в высокий хвост и двуручным мечом на поясе. - Открываю или закрываю глаза, а ты всё равно здесь, - слабо прошептала Мито и улыбнулась. Мадара присел на кровать. От этого шепота у него сильно забилось сердце и он молча сжал её бледную кисть, лежащую поверх одеяла. Молчать дальше не имело смысла, от нее не скроешь правду: - Мито, я пришел за тобой. Узумаки кивнула и закрыла глаза. Но тут же резко открыла и в них стояло недоумение и тревога: - Подожди… Ты хочешь сказать, что… – она что-то искала в глазах мужа, который лишь усилием воли не отводил взгляд, и вскоре нашла, что искала: – Давно ты знаешь? - Разве сейчас это имеет значение? – Мадара качнул головой, потом приподнял её руку и поднёс к губам тонкие пальцы. Мито проследила за ним взглядом, напряжение ушло из ее глаз, и она улыбнулась: - А знаешь… С того самого дня, как ты принёс камелии… меня не оставляло чувство, что всё как-то слишком хорошо… и много совпадений… В её словах не было ни страха, ни печали, лишь умиротворение. И Мадара в очередной раз мог только восхититься ей и порадоваться тому, что эта удивительная, прекрасная женщина – его супруга. - Я буду с тобой рядом. - Я знаю, Мадара. - прошептала Мито, закрыв глаза. *** Когда внезапно подскочила температура, Мадара был рядом. Медсестры и врачи, хлопочущие возле больной, удивлялись тому, что слабая улыбка не покидает ее губ и озаряет лицо. Мито едва слышно шептала чье-то имя, и смотрела в пространство так, словно видела рядом кого-то родного и любимого. Врачи считали, что она бредит. И когда, несмотря на все усилия, её сердце остановилось, они поразились тому, насколько спокойным стало её лицо. Никто из них не видел, как высокий, статный мужчина в темно - красных доспехах бережно взял на руки красивую молодую женщину с длинными красными волосами, тут же прижавшуюся и обнявшую его за шею, окинул прощальным взглядом лежащее на постели тело, и, больше не оборачиваясь, понёс куда-то свою драгоценную ношу.