Сначала чешутся кулаки, а потом — губы

      За всю ночь Холмс не сомкнул глаз. Он кидался от одного дела к другому, перебирая бумаги, улики, проводя опыты. Ему лишь хотелось отвлечься от воспоминаний и предубеждений. Ранее он не замечал за собой тенденцию думать, оперируя не фактами, а чувствами, но сейчас в каждую свободную секунду он предавался таким грёзам о завтрашнем дне. Рано утром ему всё же удалось немного вздремнуть, но сон его длился не более получаса, так что толком отдохнуть он не успел.       Очнувшись от своих дел и кратковременного забытья в семь часов утра, Шерлок решил заварить немного зелёного чаю, чтобы взбодриться. Затем он бросил в старенький тостер пару кусков белого хлеба и достал из холодильника остатки абрикосового джема. Вскоре хлеб в тостере подпрыгнул, издав характерный звон, и Шерлок неумело, но старательно сделал из него пару сэндвичей. Он взял поднос, поставил чайничек с чаем, предварительно налив себе чашечку отдельно, положил на тарелочку сэндвич и поставил стакан холодной воды. Это было вовсе не похоже на Холмса, но отчего-то ему подумалось, что завтрак может послужить неплохим извинением перед Джоном. Детектив аккуратно взял поднос обеими руками и медленно поплыл в сторону своей комнаты. Такого он ещё точно никогда не делал, так что Ватсон должен бы хоть немного оценить поступок.       Холмс подошёл к двери своей спальни. Странное чувство охватило его, то ли страх, то ли возбуждённость. Он решил, что не станет будить Джона, а лишь тихо поставит поднос на тумбу у изголовья кровати и уйдёт завтракать сам. Шерлок тихо, практически без скрипа отворил перед собой дверь и сделал пару шагов, глядя исключительно себе под ноги. Но дойдя почти до середины комнаты, он застыл и побледнел: Джон наблюдал за ним, сидя на кровати и морщась от удивления. — Я сделал себе чай и подумал, может, ты захочешь присоединиться? — выкрутился Холмс, переведя всё на собственную персону, мол, это я для себя, а тебе просто немного досталось. Он тотчас принял свой, пожалуй, любимейший – надменный – вид и двинулся к тумбе, чтобы оставить поднос. За всё время пребывания Шерлока в комнате Джон не проронил ни слова, лишь наблюдал за ним, скрестив руки на груди. — Приятного аппетита, — молвил Холмс и двинулся в сторону выхода, как рука Джона схватила его за халат. — Стой, — Шерлок застыл. — Сядь. — Джон указал рукой на место подле себя, и детектив покорно разместился рядом. Джон посмотрел на профиль Шерлока, взял того за подбородок и повернул к себе полностью, вглядываясь в каждую ссадинку, оставленную им ночью. — Это я тебя? — тихо, с хрипотцой спросил Ватсон. — Будет всего несколько гематом, а ссадина на скуле не столь глубокая, чтобы переживать. Эпителиальные ткани регенерируют быстрее всего, так что не стоит беспокоиться. — Эту вот, — Ватсон легонько коснулся пальцем кожи возле ссадины на скуле, — стоило бы поторопить с заживлением. — Затем он поднялся с кровати, велев Шерлоку оставаться на месте, и вышел из комнаты, а через время вернулся с небольшим кожаным чемоданчиком — аптечкой. Джон достал какую-то зеленоватую мазь, нанёс на палец небольшое её количество и предупредил Шерлока, что может немного щипать. Мазь, словно кусок льда на разгорячённой плоти, холодила ссадину и кожу подле неё, но это было скорее приятно, нежели больно. Ватсон аккуратно поглаживал скулу, иногда присматриваясь к ней так, что его лицо было неумолимо близко к лицу Шерлока, что его дыхание шевелило волосы на висках Холмса. И в эти моменты Шерлок сжимался в маленький комочек, стараясь совсем не шевелиться, то ли, чтобы не мешать доктору, то ли от стеснения. — Вот так, — Джон наконец закончил смазывать рану, и Шерлок теперь мог хотя бы нормально вдохнуть. — Я вчера погорячился, извини. — Я рад, что ты смог выговориться, — Холмс кротко посмотрел на Ватсона. Затем было минутное молчание. — Что мне со всем этим делать? — вдруг спросил Джон. — С этой аптечкой? — удивился детектив. — Со своей жизнью… Я столько натворил, что мне самому от себя противно, Шерлок. Я врал, изменял, предавал… Как же это? О чём я думал? — Джон потёр глаза рукой, шмыгнул носом, а потом как-то горько улыбнулся и посмотрел красными мокрыми глазами на Холмса. — Я ненавижу себ… Это произошло непроизвольно, но Шерлок не пожалел ни секунды. Ему было больно слышать, как Джон терзает себя, и этот путь показалась ему единственным возможным. Не решаясь, не переминаясь с ноги на ногу, он вмялся в губы Джона своими, лишь бы только заткнуть его. Он не целовал, не ласкал, он сковал рот Ватсона, чтобы у того не было ни шанса молвить ещё хоть слово. И лишь потом, когда Джон начал неумело, стыдливо шевелить губами, пытаясь ответить на этот недопоцелуй, к Шерлоку пришло осознание того, что он собственно сейчас сделал, и во что это всё может перерасти.       Шерлок первый решил разорвать поцелуй. Он посмотрел на заплаканного Джона с закушенной губой и недовольным выражением лица и попытался выговорить хоть слово в своё оправдание: — Не стоило, — единственное, что он смог произнести. — Дай же мне забыться хоть ненадолго, — Джон притянул к себе Шерлока за ворот неизменной серой домашней футболки и горячо поцеловал. Холмс надеялся на любые ругательства, но такого он уж точно не ожидал. Шерлок сминал губы Ватсона, всё больше нависая над ним с каждой секундой, и только когда Джон уже полностью лежал на кровати, Холмс разорвал поцелуй и приник к шее друга. Он слышал, как тяжело над его ухом дышит Ватсон, чувствовал, как он вздрагивает от любого прикосновения, и с каждым мгновением убеждался, что всё делает правильно. Одной рукой Шерлок коснулся ремня на джинсах Джона и приступил к его расстёгиванию, иногда, якобы случайно, задевая самые чувствительные места у возбуждённого Ватсона. Холмс хорошо изучил своего любовника, ещё когда они жили в одной квартире, и теперь он отлично знал, где стоит укусить, а где погладить. Джона удивляла такая осведомлённость Шерлока, но, тем не менее, это было ему на руку.       Теперь Шерлок справился с ремнём и ширинкой и, приподняв немного Джона за талию, приспустил его брюки до колен. Затем он сбросил с себя халат, вынул из петель ремешок и привязал обе руки Ватсона к изголовью кровати. Вслед за халатом полетела и футболка. Шерлок склонился к красным трусам Джона, уже обильно пропитавшимся смазкой, захватил зубами резинку и, не разрывая зрительный контакт с Ватсоном, стянул мешающий предмет одежды до колен. Не в силах сдержать стон, Джон слегка выгнулся и запрокинул голову. Шерлоку понравилась реакция, и он захотел увидеть её ещё раз, поэтому склонился к головке напряжённого члена и легонько, едва касаясь, обвёл её языком. Джон сцепил зубы и шумно выдохнул через рот, стараясь издавать как можно меньше скрипящих звуков. Заприметив такую сдержанность, Холмс кончиком языка проехался по всей длине члена, затем распахнул тёмную ситцевую рубашку Ватсона и перешёл на живот, рёбра, грудь… Особое внимание он уделил соскам, покусывая сначала один, а затем другой, тем самым вырвав из глотки партнёра, наконец, протяжный стон. Целуя кадык Джона, Шерлок заметил, как сильно тот дёргается, отстранился и посмотрел Ватсону в глаза, — может, что-то не так? Но Джон просто был перевозбуждён, и Холмса это устраивало. Детектив наклонился к Ватсону и заботливо поцеловал его приоткрытые губы, красные и припухшие от покусываний. И в этот же момент он приспустил свои домашние штаны, раз прошёлся рукой по своему члену и скользнул им по стволу Ватсона. Оба они одновременно ахнули и были вынуждены прекратить поцелуй, чтобы немного отдышаться. — Чёрт! — вырвалось у Джона, сопровождаемое продолжительным мычанием. Новый поцелуй казался слаще, ярче и крышесноснее, чем все предыдущие, и Ватсон на момент подумал, что ни с кем и никогда прежде такого не испытывал. Их языки скользили друг по другу, ласкали и терзали. Под напором Шерлока, губы Джона немели и непроизвольно подрагивали, словно у подростка. Он ничего не мог с этим поделать, хотя всеми силами старался ублажать Холмса ровно настолько же, насколько Холмс это делает с ним. Но самому Шерлоку очень понравилась такая робость и неумение обуздать себя, ведь в жизни Джон — полная противоположность.