Знаю, что он не тот, кто тебе нужен. Скажи мне, если я перегибаю палку, Но я читаю это на твоём лице…
Shawn Mendes — Treat You Better
— Перестань нервничать, — выпалила Надя прямо мне в ухо. — С чего ты взяла? — Сейчас юбку с себя сорвешь, — она хлопнула меня по заду и ускакала в закат. Точнее в толпу танцоров, одетых в краски алеющего неба. Стоит ли повторять, что я не люблю суету? Вокруг меня юркали и егозили множество людей, стараясь не сбить мою застывшую фигуру с ног. Кровавое море подтанцовки толкало меня волнами острых локтей и худощавых бедер, а я была только рада захлебнуться в этих потоках и забыть всё, что случилось. С момента нашего с Моном поцелуя прошло менее 24 часов. Мне было тошно от того, что я сказала и услышала в ответ. Я обидела его. Не задумываясь. В бреду. В трансе. Я дала оплеуху его душе, всем его чувствам. Бездумно плюнула в него этими словами. Притянула к себе парня, расположила, поцеловала и сказала, что никогда не отвечу ему на его романтические чувства в надежде на то, что у него их нет, или он сможет так просто забыть о них. Все попытки поговорить с ним в общаге не увенчались успехом. Сначала он уходил от разговора, а потом и вовсе начал избегать меня. В нем переломилась та искренняя нежность, которой он пытался меня оградить. Я осознала, что все время нахождения в этом круговороте, я ощущала защищенность из-за присутствия Джуна, но я не обращала на тот купол внимания и заботы, которым он меня накрыл, никакого внимания. Я даже не считала нужным откладывать в памяти эти трогательные моменты на тренировках и вне их, когда он делал что-то для меня, даже минимальное, из разряда принести воды, когда его об этом не просили. Он делал это ежесекундно, но мне нечего вспомнить. Конкретика расплылась и поблекла. ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ОБРАЩАЛА НА НЕГО ВНИМАНИЯ. Я была слишком занята собой. — Волнуешься? — мы стояли с ним рядом за кулисами в ожидании начала шоу. Вопрос застал меня врасплох. — Намджун, я… — начало было моё дрожащее существо. — Давай не сейчас, — голос его стал твердым, — Я спросил, волнуешься ли ты, а не попросил оправдываться. Нам сейчас нужно быть счастливыми на сцене. Когда мне дадут слово, а его дадут, я обниму тебя. Хотя бы попытайся сыграть что-то кроме отвращения, это все-таки шоу. Люди не поймут. Он ушел. Это был удар под дых. «Он эмоционально нестабилен», — снова заговорил Сокджин в моей голове. Он — лидер, честолюбивый и властный, вгрызающийся в глотку любому, кто посмеет усомниться в его правах. Закон стаи гласит — первый кусок достаётся вожаку, и храни Господь того, кто встанет на его пути, чтобы помешать, посмеет пошатнуть авторитет или же откажется подчиняться его повелению. Я сделала всё и сразу. Это было так несправедливо! Человек, которого я уважала и желала сделать своим близким другом, предал меня анафеме за…да за что? Я прекрасно понимала, что через какое-то время всё уляжется, но как раз самой важной составляющей, времени, у меня оставалось так мало. — Три минуты, — объявил мужчина в черном. Если бы кто-то спросил меня неделю назад, с кем из BTS я хотела бы сблизиться, то я, не задумываясь, назвала бы первым Намджуна, умного, талантливого и целеустремленного парня. Но сейчас всё пошло по пизде. Снова! Это происходит каждый чёртов раз, когда я пытаюсь сдружиться с по-настоящему хорошими людьми! И всё рушится! Раз за разом! Это означает лишь одно — что-то не так со мной. Всё, к чему я прикасаюсь, умирает. Скотство! — Готова, Тасяныч? — Надин схватила меня за поледеневшую руку и взвизгнула, — Что с тобой? Ты белая. Я понимала, что еще мгновение — и упаду. Давление в голове нарастало с бешеной скоростью. Сердце рвалось наружу, стояло в глотке, не давая мне возможности даже промычать что-либо в ответ. Единственная мысль, которая барахлила в мозгу: не заплакать, иначе белоснежная юбка покроется черными пятнами туши. Конечно же, я ничего не рассказала подруге. Я понимала, что в данный момент её беспощадно атакуют с двух фронтов, которые стали для неё чем-то большим — дебют хореографа и просто Ким Тэхён. С одной стороны она давала отпор волнению, с другой — боролась со своими чувствами к ТэТэ, пытаясь задавить их всеми возможными путями, беспощадно затаптывая, но они снова и снова прорастали, что я как раз и видела в её глазах. Мои проблемы здесь были лишними. Надин была человеком общительным и открытым, тем не менее, не имеющим привычки распространяться о своих переживаниях. Никто из нас за долгие годы нашей дружбы не вынуждал другую раскрывать душу дежурными фразами: «Я вижу, что тебе плохо. Поговори со мной!» То, что у девушек зачастую является традицией, у нас было последней необходимостью, когда тебя рвёт на части от эмоций, корчит от боли, а слёзы падают на грудь не иначе как мелкой дробью. Другие кондиции крайней степенью не признавались. Я видела как ей страшно, как крупная дрожь колотит её, сама при этом, начиная ощущать, что моё промёрзшее насквозь почерневшее сердце хочет выбраться из моей груди, перекрывая по пути доступ кислорода. Что я могла сделать? Это ведь не верхняя точка, правда? Я стерплю. Никто не сможет помочь мне сейчас, кроме меня самой. Мой взгляд пересёкся со взглядом подруги, и я осознала, что ошиблась. Она видела меня насквозь и лучше всех знала, что делать. На такую звонкую пощечину обернулись все. — Воу! — с широко распахнутыми глазами пролепетал Хосок, — Это было неловко. — Легче? — Надя стала необычайно серьезной, — Запорешь номер — убью. Чего ты испугалась? Тася, не узнаю тебя. Я тупо смотрела на нее и не знала, что ответить. Подруга выбила из меня все, что могла: мысли, чувства, переживания, слезы. Она кивнула мне в знак того, что сделала это ради моего же блага. Не согласиться было бы глупо. Сцена погасла. Ведущие что-то быстро говорили, но я будто напрочь забыла весь корейский. На экране перед камерами появилось видео. В кадре появился РэпМон, не тот, что стоял у меня за спиной. Совсем другой Мон: с разбитым носом, но искрящимися глазами. После появились и мы во время репетиций: я от души хохотала в компании Юнги и Хосока, а Надя беседовала о чём-то с Тэхёном. Ведущий взял слово: «Пролог, который вы увидите, целиком и полностью создали чудесный хореограф и по совместительству подруга нашей героини, и, конечно, она сама». «Героиня» сломалась. Заиграла музыка. Больше я ничего не помню. Я не помню, как танцевала. Помню лишь, что все мои мышцы были напряжены до предела, а чувства буквально выливались наружу. Все было по сценарию и одновременно вне него. Когда мои колени коснулись пола и я смогла близко рассмотреть лицо Мона, меня внезапно накрыло волной злобы. Мне захотелось бороться и разорвать в клочья каждого на этой сцене, в этом зале. Музыка побеждала меня. В какой-то момент крепкие мужские руки подхватили мое скованное яростью тяжелое тело с пола и подняли на ноги, а после обняли так крепко, что я мгновенно потонула в этих объятиях. Они были родными и успокаивающими и так знакомо пахли свежим зеленым яблоком и мятой, что буря внутри меня улеглась. Последние аккорды стали затихать, а Юнги все еще держал меня в плену своих объятий, заставляя чувствовать себя совсем хрупкой, крошечной, защищенной. По идее номера он закрывал меня своей спиной от «обидчиков», принимая удар на себя. Я чувствовала, как мышцы его рук резко сокращаются от напряжения. Он будто в действительности не хотел, чтобы ко мне кто-то приближался, угадывая тем самым мое самое заветное желание. Мы словно были одни в огромном зале; одни против всего мира. Этот момент был прорепетирован нами сотню раз, но сейчас он стал для меня чем-то большим. Шуга оторвал меня от себя и незаметно кивнул, улыбаясь одними глазами. Я снова окунулась в атмосферу царящего вокруг хаоса и вздрогнула, поняв, что будет происходить дальше. Мои глаза встретились со злыми карими глазами в толпе. Овации подрывали мои расшатанные нервы. Чем больше становилось шума, тем сильнее мне хотелось скрыться от него. Мои губы шептали «спасибо». Мои руки заламывали пальцы за спиной. Слово взял лидер. Он говорил, улыбаясь, но смотрел мне в глаза с неприкрытым пренебрежением. Я не понимала ни слова — мне сорвало крышу. Я кинулась к Джуну и сжала в объятиях, показывая как мне приятны его благодарности, которых я даже не слышала. Ведь он попросил «сыграть», и я это сделала. Он ухнул от неожиданности и рассмеялся. Зал взорвался новой овацией. Ребята сзади зааплодировали. Ведущий шоу протянул мне микрофон. Зачем? Что я должна говорить? — Не бойтесь сорваться с места и сделать то, что кажется на первый взгляд нереальным. Не делайте вид, что не замечаете чего-то. Не закрывайте глаза и не бойтесь. Не давайте равнодушию и страху сковать вас. Извините… — я вытерла щеку от первой несдержанной слезинки, — Это не геройство. Это не пафос. Это не поиск признания. Это всего лишь человеческая взаимопомощь. Я надеюсь, что мы смогли донести это нашим танцем до ваших сердец. Ведущий проводил нас под шум толпы. Я снова «нацепила» улыбку. Это вошло в привычку за последнюю неделю. — Отличная речь, мой маленький Наполеон, — Чонгук потряс меня за плечо и скрылся в гримерке. Не помню, что я ему ответила. Возможно, что ничего. Мало что понимая, я добиралась до своего места, но, открыв дверь в гримерную, я не прошла и пары шагов. Просто рухнула на пол и заревела. Девочки из подтанцовки толпились вокруг меня, одновременно переодевая костюмы. Сквозь истерику я сумела проорать, чтобы они наплевали на меня и в первую очередь готовились. Меня так корежило, хоть экзорциста вызывай. Даже смешно. Слёз не было. Я просто выла, не зная как оправдать это. Всего неделя, и весь мой железный мир рухнул. Рассыпался. Вывернулся наизнанку. — Да что у вас тут происходит? — хлопнула дверь в женской гримерке, — Блять! Юнги был лаконичен и стремителен. Он схватил меня за шкирку, выволок в коридор. — Шуга-хён, не трогай её! — Хосок резко ухватил Юнги за плечо, голос его был поразительно жесткий, — Не надо. — Надо, — холодно отрезал Шуга, — По-другому никак. С его последней фразой в моем сознании промелькнул образ Тэхёна, такого же сломанного, как я сейчас, подвешенного на крюки за самые болезненные места, и оставленного висеть в этой пустоте ожидая, когда же всё это уже закончится. Просто оставьте нас в покое! Юнги силком завёл меня в туалет и сунул мою голову под кран с ледяной водой. И так несколько раз. После того, как я замолчала, он втащил меня обратно в комнату к девочкам. — Дайте ей полотенце, — после он поднял мое лицо и слегка встряхнув, сказал, — Мы сейчас исполняем ещё одну песню после перерыва. После мы придем к тебе. Слышишь меня?! Кивни, если слышишь. Отлично. Сохни. Он ушел. Я сидела укутанная в полотенце и тряслась как в лихорадке. Мне было не столько плохо от накрывших меня эмоций, сколько от сочувствующих взглядов. Я ненавидела себя за это. Мне было стыдно, мерзко, гадко и одновременно совершенно безразлично. Когда все девочки ушли за кулисы, Надя осталась со мной. Она знала меня слишком хорошо, и за это я так сильно люблю ее. Она просто подала мне плеер и наушники, села рядом и просидела так в полной тишине, пока не пришли парни. Юнги сдержал обещание. Они с Хосоком появились рядом, насквозь мокрые и тяжело дышащие. — Ты так сильно переволновалась? — Хосок был осведомлен о моих «изгнаниях дьявола»,интересно, кто ещё? Я вдруг почувствовала себя опозоренной. — Нет, — выдохнула я, — Просто с непривычки. — Понятно. Одно дело на репетиции примерять образ, а на сцене совсем другое. Так сильно вжилась в роль? — Хоуп присел рядом и погладил меня по спине. С другой стороны сидела Надя. Юнги опустился передо мной на корточки. — Не во что вживаться, — ответила я, больше своим коленям, нежели Хоупу, — Всё правда. Правда больно. — Иди сюда, — вопросы закончились. Юнги неожиданно крепко обнял меня за плечи. Он был потный и горячий как печка, но всё ещё пах этим родным зеленым яблоком. Я вжалась в его плечо, как вчера в плечо Намджуна, и это вызвало новый приступ. «Тише, тише. Он не добьёт тебя. Я обещаю», — прошептал он и сильнее сжал руки. Мои рыдания стихли: откуда он знает? Юнги отпустил меня, поднялся на ноги, кивнул ничего не понимающему Хоби, и вышел. Солнышко-Хосок запретил мне раскисать, улыбнулся и отправился за ним. Я смотрела на дверь, прокручивая в голове сказанные Юнги слова. Из коридора все ещё слышались их голоса. — Что ты сказал ей? — перекрикивая шум, спросил Хосок. — То, что ей сейчас нужно, — Юнги сказал что-то ещё, но разобрать это не было возможности. — Твою мать, Шуга-хён! Это рыцарство тебя погубит, — Хоби вдруг неожиданно громко ругнулся, и они удалились.