«Здрасьте, я Настя. Я такая пьяная и тупая…»
Моя Мишель — Настя
Для вас уже не секрет, что самые теплые отношения у меня сложились с Соупами. Яркие персонажи в отражениях линз камер, Юнги и Хосок были зеркально противоположны в жизни — две стороны одной медали. Несомненно, приятно удивлял тот факт, что Хосок очень отличался от своего экранного образа солнечного оптимистичного юноши. В действительности, он по-прежнему оставался сильным человеком, тем, который за словом в карман не лез, но при этом обладал бесконечной душевностью и настоящей человеческой простотой, от дефицита которой погибают многие люди искусства, постепенно срастаясь со своей прилизанной тенью. Хосок был светлой частью. С Юнги дела обстояли куда сложнее. Он тянул меня к себе так, как тянет людей темная сторона, приподнимает завесу, показывая какой привлекательной она может быть, но не открывает всей тайны. Он притягивал меня глубинным мраком глаз, блистающим крепким выдержанным виски, разлитым на два граненых стакана. Манящая мгла в уголках его рта, что появлялась при редкой вырванной случаем улыбке, разнилась с юношеским сиянием лица. Юнги говорил мало, но всегда по делу. Меня удивляла его способность «просыпаться» в середине разговора и повышать голос на собеседников, доказывая им свою точку зрения, хотя с ним никто и не спорил. Затем он внезапно успокаивался и снова принимался слушать со злобно-виноватым выражением лица. Будто что-то не давало ему выговориться, сдерживало все порывы. Если бы меня попросили описать Мин Юнги одним словом, я сказала бы — философия. Ты или понимаешь его всего без остатка, или барахтаешься в океане домыслов и теорий. Не то, чтобы я была влюблена, скорее, заинтригована всей его сущностью, пока не случилось это… *** На сегодняшний вечер общежитие наполнилось безудержным весельем по случаю отличного запуска нового альбома. Мемберы оккупировали «бар», собранный в общежитии за столько лет «отличных запусков альбомов», и пошла веселуха. Надя всецело взяла на себя обязанности тамады с баяном, а я устроилась в уголочке, как говорится, села на свои проблемы. Чонгук, подтащивший мне стакан, заявил, что намерен бороться с моей «недовольной мордашкой» до окончательной и безоговорочной победы. И почему эта тяга к безоговорочной победе не насторожила меня тогда? Привычку взвешивать и принимать разумные решения вымыло из меня вместе со слезами. Я только выкарабкалась из дикой истерии, и сейчас принять несколько стаканов «веселья» для меня было бы слишком. К слову, то, что я увидела в зеркале после своего «обряда экзорцизма», вызвало новую слезную атаку, не такую ярую, но все же. Я была такая страшная, что больше напоминала клоуна из «Оно», чем девушку и вообще человека. Однако, Чонгук лишь улыбался и уверял, что все доставленные мне проблемы должны быть заглажены им: «Я всё ещё хочу добиться прощения. Ты согласишься на это, ты ведь добрая. Не хмурься, это всего лишь алкоголь». Всего лишь алкоголь и всего лишь Чонгук — хитрый безумный мальчишка. Сейчас я сидела на диванчике и медленно потягивала сомнительный коктейль от Чона. Напиваться в слюни мне было противопоказано. Хотя мне очень хотелось. Безумно хотелось. Но я осознавала, что сейчас вокруг меня слишком много неустойчивых факторов, которые могут привести к катастрофе. Спустя час движения находящихся возле меня людей утратили четкость. Музыка была такой оглушающее громкой, что в какой комнате не запрись — колонка будто возле твоего уха. Кто-то был уже пьян, кого-то пока не развезло, но накрыть могло в любой момент. Представьте себе тусовку, где собрался цвет музыкальной индустрии Южной Кореи, которые двигаются как обезьяны под марихуаной. Танцевально-музыкальная надежда страны — в зюзю. Я смотрела на это все, и моя боль куда-то улетучилась. То ли Чонгук что-то чересчур крепкое намешал в коктейль, то ли ко мне вернулось моё прежнее я. Склоняюсь к первому, потому что силуэты и для меня стали смазанными. Однако, отличить женский силуэт от мужского я ещё была в состоянии. Оглядев нашу «дискотеку», я не увидела Нади. Не досчиталась и Тэхёна. Ну хорошо, пусть хоть эти к чему-нибудь придут. — Ну, наконец-то, — заплетающимся языком проговорил Гук, плюхнувшийся рядом, — Ура, настроение мы тебе подняли. А теперь давай нажираться вместе. Брось, все будет хорошо. Что там Мориарти говорил о своем непостоянстве, а? Ровно минуту назад я говорила, что мне нельзя, что все это неправильно, что все закончится плохо. И тут тумблер внутри меня щелкнул. Да почему нет, черт возьми? Алкоголь, как известно, не избавляет от проблем, но помогает быстрее найти решение. Три Лонг Айленда, из чего бы Гук их не сделал, и один чистый виски сделали свое дело. Много ли это? Очень. По определению одного из моих старых питерских друзей, я была «в говнище», товарищи. Управление телом было потеряно после второго коктейля. Мозг выключился спустя пару мгновений. — Намджун-оппа, нам нужно поговорить, — я стояла, облокотившись на стойку в кухне. Музыка громыхала так, что приходилось орать. — Вряд ли есть о чем, — он был далеко не трезв. Его явно тянуло развернуться и уйти от меня подальше, поэтому он обошёл меня и направился в гостиную к ребятам, но я догнала и вцепилась ему в руку. — Стоять, Зорька, — я была зла. А что ещё хуже, я была зла и пьяна до неадекватного состояния. — Прости меня. Я сделала тебе больно. Я понимаю, но я, правда, не могу полюбить тебя. Ты очень красивый парень, — я отчетливо икнула, — Извиняй. Повторяю, ты очень красивый, добрый, заботливый, но скучны-ы-ый. Это ж пиздец. Я орала на всю комнату. Остальные наблюдали за этим концертом, сначала с недоумением, а затем всё более заинтересованно. Все слушали, как я колола парня своими словами с таким пристальным вниманием, что я их даже не заметила, так увлеклась. Парадокс на парадоксе. Ведь сказала я тоже не совсем то, что намеревалась. — Тась, может пойдем потанцуем? — обеспокоенный Хосок пытался казаться весёлым. — Я же сказал, что разберусь сам, — Юнги сжал мою руку, шипя на ухо, — Зачем ты лезешь на рожон? — Да хватит! — не сдержалась я, — Привыкли тут замазывать проблемы как девочки — прыщи. Если вы айдолы и ссыте перед камерами лишнее слово сказать, так хоть в обычной жизни будьте людьми. Каждый из вас, клянусь, каждый, говорит и не договаривает. — Остановись, — рявкнул Юнги, — Ты уже достаточно сказала. — Нет уж, — скрестил руки Намджун, — Пусть договаривает. Я заметила как заходили желваки на его скулах, но меня понесло. — Так вот послушай меня, — я ткнула пальцем Мону в грудь и покачнулась, — Девочки любят мальчиков с характером, плохих или странных, или еще каких-нибудь. Но ты ж романтик, кому ты врёшь? А этот весь «мачизм», от слова «мачо», конечно, полная брехня. Прости, не моё! И даже если было бы мое, то ты не просто романтик — тебе нравятся куда более женственные особы, чем я. Я права? — я заметила как Джин, прислушиваясь к моим словам, поперхнулся коктейлем, — Ты себя на сцене видел? Там ты мужлан 80 уровня, а тут эта «обидка». Джунни, ну ты это… прекращай! Ты же такой правильный весь! И всё с тобой будет нормально. Найдешь себе бабу, которая на это всё поведется и будете с ней жить-поживать, бока нажирать. А я плохой выбор. Очень. Что я сейчас собственно и доказала. Потому что извиниться хотела, а получилось, что засрала тебя по полной программе. Сорян, мамзель, я удаляюсь. Завтра мне ответочку кинешь. Я нетвердо побрела в сторону выхода, с намерением уйти из их апартаментов к себе и упасть там без чувств, притворяясь, что ничего не случилось. Но тут меня ударило по голове тапком судьбы, и я обернулась: — Прости, что засосались тогда. Было здорово, но не срослось. Всё. Чао бомбино, сорри. Я не видела его лица. Лишь позже я узнала, что Джин и Чимин оттащили его в комнату буквально на себе. Интеллигентный гений РэпМон нахлестался до невменяемости и разгромил половину их с Тэхёном комнаты, покрывая меня таким трехэтажным матом, что топор можно было вешать. А потом он плакал. Долго и очень тихо. По-мужски. А я, сменив направление, отправилась в сторону их ванной комнаты, что умыть горящее лицо. В полной тишине. «Не делайте вид, что вы не замечаете чего-то». Не думаю, что обиженный и оскорбленный мною Намджун должен был придумывать план мести. Я справилась сама. В этот вечер судьба предоставила мне шанс опозориться по всем фронтам, и я это сделала. Я облажалась так, что унижение, мною испытанное, вряд ли можно было чем-то измерить. Сама виновата. Стоило мне зайти в ванную, как дверь захлопнулась, даже не дав мне возможности включить свет. Я почувствовала, что зашла не одна. Две горячие ладони легли мне на талию. Парфюм Чонгука я изучила слишком хорошо, чтобы не узнать его. С разворота я уткнулась ему в шею и всей грудью вдохнула этот манящий запах. Музыка, всё ещё доносившаяся до моих ушей из-за двери, запах парфюма и Гук выжимали из меня те чувства, которых я давно не испытывала. Влечение. Продолжая покачиваться со мной в объятиях в такт музыке, Чонгук как бы невзначай опустил свои руки ниже и еще теснее прижал мои бедра к своим. Я не сопротивлялась. Я хотела этого сама. Тяга. Желание. И вожделение. В этом, как мне тогда показалось, я смогу найти свое спасение. Наверное, поэтому спустя пять минут мы уже страстно целовались. О, наивные хёны! Не стоило ставить знак равенства между неопытностью и неумелостью. Есть мужчины, которые рождаются самцами. Определенно, Чонгук был из таких. Он прекрасно понимал, что творит, и знал в этом толк. Очень скоро я лишилась футболки, затем на пол полетел расстегнутый им одной рукой лифчик. Губы Гука совершали увлекательное для нас обоих путешествие, лаская то мочку уха, то шею, то грудь. Меня трясло от его прикосновений. Я прижималась к нему, стонала и провоцировала. — Ну, маленькая дрянь, — его ладонь скользнула в мои расстегнутые джинсы и проникла меж бедер, — Сейчас я тебя накажу за все твои издевки. Внезапно меня передернуло. Ах, блять, мистер Грей гребаный! Унизить меня еще больше, когда я и так достигла самого днища! Идея пьяного совокупления резко перестала меня вдохновлять. — Чонгук, отпусти, — я уперлась кулаками в его грудь, — Я не хочу. — Вас баб не поймешь, — он перехватил мои руки и завел их мне за голову, до синяков сжимая запястья, — Сначала они стонут, раздеваются, а потом «извини, я ошиблась». Ты ошиблась, когда хёна отшила, он бы с тобой больше нежничал. Я не собираюсь. А теперь терпи. Гук развернул меня спиной к себе и так резко наклонил вперед, что я встретилась лицом со стеной. Кровь из разбитого носа закапала на светлую плитку вперемешку с моими злыми бессильными слезами. — Гуки, пожалуйста, — на меня снова нападала истерика, — Мы пьяные. Наутро это не принесет счастья нам обоим. — А я сюда с тобой не за счастьем пришел, — усмехнулся он и рванул на себе ремень брюк, — Ты не захотела меня простить? Я сейчас вымолю себе прощение так, что ты будешь просить ещё. — Ух ты ж, ё-моё! — прямоугольник света выхватил из темноты картинку, которую не должен был видеть именно он. Зашедший в туалет Юнги прикрыл было глаза рукой, но успел увидеть моё окровавленное лицо. Не издав ни звука, он возник рядом, и я услышала, как его кулак прорезает воздух над моей головой. Через секунду Чонгук уже лежал на полу, получив удар в челюсть, а еще через мгновение Юнги выволок его за дверь и, захлопнув её на защелку, включил свет и подошел ко мне. Я медленно осела на холодный кафельный пол. Лампочка вспыхнула слишком ярко, и я сжалась в комок, пытаясь скрыться не от режущего глаза света, а от собственного всепожирающего стыда. — Он тебя…да? — осторожно спросил он. — Не успел, — я отрицательно помотала головой, — А впрочем, это неважно. Я в полном дерьме, Юнги. Сама себя в нем искупала. Больше Шуга не задал мне ни единого вопроса. Просто вздохнул, собрал мои вещи и протянул их, осторожно отводя взгляд. — Я не могу, — шепотом ответила я, даже не протянув к одежде руку. Он ничего не ответил. Просто поднял с пола прямо за пояс штанов, таким образом запихав меня в них обратно, застегнул, а потом, сняв с себя любимую клетчатую рубашку, прикрыл ею мои голые плечи. — Юнги, отвернись, — терять мне было уже нечего, — Мне плохо. — Я вижу, — сурово ответил он и тихо прибавил, — Сама себя добила. Какая же ты дура. И я дурак. Чувствовал же, что надо было раньше вмешаться. К этому шло. Я развернулась к унитазу и… Он убрал мою длинную челку и держал так, пока меня окончательно не вывернуло наизнанку. Я слышала лишь, как он вздыхает, видела его, мелькавшие в моих дрожащих зрачках, грустные глаза и опущенные ресницы. Юнги поднял меня на ноги, смыл с лица кровь, и просто вынес из туалета. Всю дорогу до нашей комнаты, он нес меня на руках, потому что я не в состоянии была даже ходить. Нади в комнате не оказалось. Меня тошнило еще очень долго, а он все это время сидел рядом, поглаживая мою вздрагивающую от позывов спину. Все шло по кругу. Он отнес меня в ванную, помог мне раздеться, преданно сидел на краешке ванной; следил, чтобы не навернулась, пока я за шторкой пыталась принять душ. Потом протянул мне пижамку из тумбочки и уложил в постель. С состоянием «вертолета» я уже сталкивалась, но такой силы оно не набирало никогда. Меня растаскивало по кровати каждый раз, когда я пыталась закрыть глаза. Я хотела спать, но не могла. Юнги открыл окно, впустив холодный осенний воздух, который пробежал по моим пылающим щекам, и я мгновенно успокоилась. Дышать стало легче. Он сел рядом на стул и погладил меня по руке. — Ложись со мной. — Тебе на сегодня уже хватит, Тась, — он сказал это строго, но я почувствовала тонкую сквозящую печаль. — Пожалуйста. Просто ляг. Мне холодно. Он вздохнул, но все же устроился у меня под боком. Я положила голову ему на плечо и посмотрела на его лицо. — Чего? — он устало взглянул на меня. — Спасибо, — я перелегла к нему на теплую грудь, — Что мне делать, оппа? Я крупно облажалась, идиотка! — Не спорю, полная дура. Но сейчас тебе надо спать, — он обнял меня одной рукой, — Что с этим делать — подумаешь завтра. Через час мне удалось уснуть. Уже сквозь сон я услышала его шепот: — Ты похожа на меня, Тася. Когда-нибудь ты научишься прятать свои чувства, а я, возможно, наконец научусь их показывать...благодаря тебе, — он поцеловал меня в висок, бережно переложил мою голову на подушку, встал, закрыл окно и щелкнул дверным замком.