The Art of Murder.

Область музыки — душевные волнения. Цель музыки — возбуждать эти волнения, и сама она также вдохновляется ими. Жорж Санд

      Идеальная осанка кудрявого парня как ничто иное выдавала его чрезмерную сосредоточенность, а голубая жилка на шее двигалась в соответствии с биением его сердца. Он выдохнул, как будто стараясь с этим выдохом выбросить из головы все ненужные мысли, а именно - те, которые не касались музыки и театра. В последнее время Гарри почти не спал, ибо считал своим долгом переосмыслить произошедшее в больнице, - то самое, что никак не давало ему покоя. Основная проблема была в том, что это мешало ему, мешало сосредоточиться, мешало работать, и, что важнее всего, мешало идти к уже давно сформированной цели.Это мешало его искусству. Во время актерских занятий парень никак не мог сосредоточиться, голос казался высоким и неровным, руки дрожали, а на лбу заметно выступал озноб. Ему не хотелось думать об этом, потому что мысли о каком-то человеке или о чем-то постороннем отвлекали Стайлса от его предназначения. Он слишком много сделал для того, чтобы получить это место, и никак не мог позволить себе его потерять.       Музыкальные пальцы парня сжимали в руках ноты одной из самых любимых его песен. Ему нужно было спеть ее сейчас, именно ее, потому что она, как никакая другая, могла помочь парню выразить и злость, и счастье, и ярость, и страсть, - ровным счетом все, что скопилось у него на душе за последние несколько дней. Зазвучала до боли знакомая музыка и парень открыл глаза. В зале он был наедине с собой и оглушающей Тишиной, которую, как нож, рассекала знакомая мелодия. Подушечкой большого пальца он провел по острой части листа, вдыхая последний раз, прежде, чем позволить эмоциям вырваться наружу.       Когда он запел, казалось, все вокруг замерло, и даже сама Тишина пришла в зал, чтобы насладиться великолепным представлением в исполнении Гарри Эдварда Стайлса. Парень вкладывал в каждое слово всю свою боль, всю тяжесть, что была у него на душе, все его сомнения. Эта музыка все это время была у него внутри, так яростно желая, наконец, вырваться наружу. И вот, момент кульминации, припева, когда Гарри разжимает кулак и листы с нотами падают на пол, создавая хаотичный беспорядок. Его нервы на пределе. Спина парня выгибается и он запрокидывает голову назад, вытягивая самую длинную ноту. Он опустошается, выплескивая свои эмоции, и ему становится лучше, легче, спокойнее. Он выдыхает, дослушивая последние секунды такой до боли знакомой мелодии.       Он понял. Теперь он знает, что делать и как потупить. Может быть, это нехорошо и он вскоре об этом пожалеет, зато он точно будет знать, что поступил правильно, и что через десять лет, когда он вспомнит об этой ситуации - ему будет не в чем себя упрекнуть.       Он выбрал музыку и театр. Он выбрал жизнь. Он выбрал себя. Ничто и никто, как он решил, не должно отвлекать его от поставленной им задачи. Никто не сможет наполнить его тем же чувством, которым наполняет его сцена во время выступления, никто не заставит его сердце так же быстро биться от волнения, а руки - холодеть от страха. Никто, ни одна живая душа не способна заставить его чувствовать себя правильнее, чем когда он, находясь под светом софитов, исполняет свой долг. Никто не дополнит его так, как дополняет музыка, никто не поможет ему так же самовыразиться, как театр, никто не заставит его рассказать свою историю так, как танец. Искусство было его второй половиной. Нет, искусство было его всем.       Определенно, Эдвард испытывал какие-то сильные эмоции к Луи, иначе он бы не позволил поцелую случиться. Ведь поцелуй - это та же музыка, которую ты делишь с кем-то другим, которую вы оба чувствуете друг в друге. Но Гарри не был готов делиться своей музыкой с кем-либо. Разумеется, дело было вовсе не в том, что он слишком жаден, чтобы собой делиться; он не хотел делиться ни с кем своей музыкой потому, что был в ней не совершенен и не желал останавливаться в своем развитии. Более того, он считал, что связываясь с кем-то, тем более кем-то талантливым, он будет ровно так же мешать и его развитию. Все мы здесь не случайно, и каждый служит своей одержимости. И Гарри хотел оставаться наедине со своей хотя бы до того момента, пока не достигнет того, к чему так упорно идет.