Светлячок и Соловей

На шестой день Абаль с трудом разлепил глаза и понял, что никуда идти не хочет. Он устал. Нет, это все, конечно, интересно, но спина не разгибается, ноги так и гудят от усталости, как будто он ночь не спал, а наматывал круги по городу. - Вставай! – в изголовье кровати появился Захи. - Через три часа имамы придут, тебя надо привести в порядок и покормить, ты вчера плохо поужинал, мне на кухне плешь проели, что я плохо о тебе забочусь! Вставай немедленно! Ты вчера лег спать раньше меня, и я уже полчаса как на ногах, так что не жди от меня жалости! - Зато ты вчера днем спал! Я видел! Пока я с учителями разговаривал, ты уснул, сидя в углу и даже подхрапывал! – Абаль накрыл голову подушкой, но Захи ее сдернул и стукнул его подушкой по попе. - Ай! Захи, перестань! Ты должен относиться ко мне уважительно! Я все же омега! - Именно поэтому я по утрам могу делать с тобой что угодно, лишь бы ты встал! И мне никто слова против не скажет, наоборот похвалят. Вас, омег, надо обязательно по утрам поднимать, а то поверишь, что устал, и пожалеешь, а тут бац! – Захи опять от души шлепнул Абаля подушкой по спине, - и черная хандра! Да меня эмир живым сожрет и не подавится! Вставай, кому говорю! - Никакая это не хандра, - омега попытался зарыться в одеяло, но Захи схватил его за ногу и стал щекотать пятку. - Ай! Захи, отстань! Я просто устал, дай еще хоть часочек поспать! - Ну, уж нет! – Захи вцепился в покрывало и вырвал его у Абаля. - Я не сплю, и ты не будешь! Пошли в хамам, там тебя уже все дожидаются - и телак и банщицы. Они тебя потрут, помоют с волшебными маслами, и ты опять, как ужаленный будешь весь день бегать! А у меня ноги от усталости будут подгибаться! Кто бы мне сказал вначале, что быть личным слугой у омеги - это так тяжело! Да я бежал бы без оглядки из кабинета твоего оми, когда он мне это предложил! А я-то подумал, что это клево, все равно дружим, все равно целыми днями вместе, так еще и зарплату за это получать! Вот я легковерный! Абаль полежал на кровати, свернувшись в клубочек, но без покрывал и подушки было холодно и неудобно, поэтому пришлось вставать. Захи помог стянуть пижаму, которая вместе с другими пижамами и ночными рубашками сразу же волшебным образом нашлась после отъезда Айдана, и помог натянуть домашнее платье, которое больше смахивало на балахон, но зато было просторным и не имело ни единой пуговицы. Абаль подхватил босыми ногами шлепки и поплелся в хамам. Последние пару дней контрастное обливание и легкий массаж действительно придавали ему сил и энергии на весь день. Абаль и не знал, что теперь каждое утро дворец тревожно замирал в ожидании его пробуждения. Все помнили его черную хандру, когда он только появился здесь, и теперь, после отъезда эмира, с волнением каждое утро ждали его появления. Пилоты шаттла каждое утро встречали в ангаре, готовые лететь за эмиром по первому требованию. А омега, даже не подозревая обо всем этом, спокойно шлепал до купальни, нога за ногу и поминутно зевая. Захи же за его спиной успевал перемигнуться со старшими слугами, которые давно хозяйничали в гареме, помогая личным слугам омег исполнять все их желания. Он даже успевал с ними пошептаться, что молодой супруг едва встал сегодня, Захи при этом трагично складывал брови домиком и шептал: «Я его и уговаривал, и даже щекотал, лишь бы поднять! А он так жалобно говорит: «Ах, оставь меня Захи, у меня сил нет подняться!». Еле поднял с кровати!». Слуги видели обессиленно бредущего омегу и благодарили Захи за усердную работу. Захи эта благодарность выливалась потом в виде душистых пирожков, которых он мог съесть просто без счета, и доброго отношения остальных слуг, которые по возрасту ему в родители годились. Стоило только переступить порог хамама, как Захи стягивал просторное платье с друга и, передавая омегу, как эстафетную палочку, телаку, не забывал ему прошептать: «Еле поднял, бедняжечку, так скучает по мужу, так скучает!». После этого телак и банщицы подхватывали Абаля, как хрустальную вазу, и старались ободрить малыша. Абаль после контрастного обливания и массажа действительно становился бодрее, а веселые истории, которых банщицы знали превеликое множество, поднимали ему настроение на целый день. Из хамама омега вылетал бодрый, веселый, хорошо одетый и причесанный и, конечно же, готовый к новым приключениям. К этому времени в гостиной его уже дожидался завтрак и Захи со шкатулкой, полной драгоценных украшений. Абаль поймал себя на мысли, что за эти пять дней уже привык появляться среди людей в ярком платье и с руками, унизанными перстнями и браслетами. Это единственные украшения, которые были видны из-под абая, Абаль уже опытным путем понял, чем больше колец на пальцах, тем внимательней к его словам прислушиваются и меньше спорят. А колье и серьги приходилось надевать на случай, если он окажется у кого-то в гостях и придется снять верхнюю абая. Стоило людям увидеть целое состояние, лежащее у него на груди, так сразу они начинали внимать каждому его слову, уже не замечая его юный возраст. Абаль и не знал, что за его самочувствием с таким трепетом все наблюдают, он бы тогда старался выглядеть по утрам более бодрым и не таким расслабленным. На самом деле он себя чувствовал прекрасно, просто за пять дней пришлось многое сделать и побывать во многих местах. В первый день он использовал письмо мужа, как карт-бланш на шалости. Он им размахивал перед носом Ади и альф-охранников, которые не хотели выпускать его из дворца. Пришлось все же вызвать сотника – бея Ариба. Сотник был старым альфой с ледяными светло-голубыми глазами и по мощи мог бы соперничать со своим эмиром. Абаль даже оробел в самом начале и, растерявшись, выпустил письмо мужа из рук. Хорошо, что бей знал руку своего господина, а неявные формулировки эмира к супругу, позволили Абалю доказать, что он имеет право покидать дворец и в отсутствие мужа. Он ведь не один пойдет гулять по городу, а под охраной верных альф. И, главное, это не просто прогулки, а дела эмирата! Ему нужно проведать приехавших учителей и убедиться, что ремонт в школах и выделенных классах медресе был на самом деле, а не только в воображении прорабов. Ариб проникся проблемой и велел запрягать лошадей в паланкин для омеги, Абаль опять начал с ним спорить, отстаивая свое право передвигаться верхом. Ему даже пришлось приподнять край платья и продемонстрировать штанишки, которые он надевал во время охоты с мужем и мягкие сапожки, чтобы нога удобно располагалась в стремени. В конце-концов, муж сам подарил ему лошадей! Какие еще доказательства нужны?! Ариб долго шевелил кустистыми бровями и буравил супруга повелителя ледяным взором. Но Абаль после яростных выволочек своего оми за шалости, грозных взглядов совершенно не боялся и стоял посреди двора совершенно спокойно, притоптывая ногой от нетерпения. Именно эта невозмутимость и уверенность в себе и стала решительным «ЗА» в сомнениях сотника. Обычно омеги всегда соглашались с любым решением альфы, и если они и осмеливались возражать, то значит, имели на это право, дарованное другим альфой, предположительно мужем, который и нес ответственность за любой поступок супруга. Ариб велел седлать Рассвет, по его мнению, флегматичная англичанка больше подходила для поездки по городу, чем нервная арабка Ночь или впечатлительная ахалтекинка День. Абаль предпочел бы поехать на Подружке, он уже к ней привык во время охоты, но спорить из-за лошади с грозным альфой не хотелось. Вместе с Абалем из дворца вышел отряд альф, которые пешком сопровождали супруга повелителя. Вместе с ними отправились четверо слуг, которые должны были заботиться об омеге, подавать ему напитки, подсаживать в седло и просто быть рядом на всякий случай. Ведь случись Абалю упасть на улице, альфа не имел права даже протянуть к нему руки, чтобы помочь подняться, и пришлось бы ждать помощи от горожан бет. В первый день омега посетил всех приехавших учителей и проверил качество работы в отремонтированных помещениях. До обеда в одном городе, а после обеда они уехали на монорельсовой дороге во второй эмират, где Абаля подсадили в седло, чтобы быстрее отвезти от одного учителя до другого. Учителя оказались преподавателями начальной школы. Их готовили учить грамоте взрослых и давать начальные знания детям, мотивируя их для дальнейшей учебы. Более «серьезные» преподаватели должны были приехать в эмират только после инспекции Лу, которую все уже ждали с трепетом. Классы, отведенные для учебы, были хорошо побелены, а новые парты радовали своим внешним видом. Ручек, тетрадей, карандашей и прочей канцелярской мелочи тоже хватало с запасом. Учителя надеялись, что позже к ним отпустят больше детей для учебы, но для этого, как всегда, нужно было содействие имамов, чтобы те поговорили со своими прихожанами о пользе учебы. Хотя бы начальной. А вот на дальнейшую учебу дети должны были захотеть прийти сами, именно в этом и заключалась главная задача учителей - пробудить у детей жажду знаний и желание обрести новую профессию. Первое, о чем Абаля спросил новый учитель после положенного приветствия - это когда ожидается новый букварь. Омега растерялся вначале, он не ожидал, что нечаянно брошенное слово будет услышано и вынесено из дворца, но следующий учитель спросил о том же. Остальные, как один, повторяли одно и тоже: уже давно надо создать азбуку и букварь, адаптированные под реалии Сабаха. Буквари времен первых колонистов всеобщей экспансии уже просто морально устарели. Гайка, модуль, платы, скафандр, терраформирование, купол были совершенно непонятны этим детям и только отвлекали от самих букв. Кроме того, имамы были недовольны внешним видом детских учебников, там были недопустимые с точки зрения Корана картинки людей и животных, и именно это удерживало их от того, чтобы сказать своим людям, что школы несут только благо для детей и общины. На следующий день Абаль собрал всех учителей в одном помещении и, выгнав из комнаты всех альф, открыл лицо и устроил настоящий мозговой штурм по поводу создания новых учебников. Они просидели в помещении целый день, обсуждая картинки у каждой буквы, чтобы не получилось, как в присказке: «Увидел букву «алеф» и вообразил, что перед ним минарет»*. Потом обсуждение плавно перетекло на новые тексты. О чем дети должны читать раньше - про оми и финики или про имама и Коран? С одной стороны, хотелось заручиться поддержкой духовенства, с другой, не хотелось путать учебу с религиозным воспитанием. Все вопросы, так или иначе, сводились к Абалю, именно он должен был принять решение, что правильно и как поступать. Именно он будет оплачивать из казны мужа новые учебники, который закажет в единственной типографии на Сабахе. И именно ему нести ответственность за то, что получится в конце. Абаль в этот момент понимал, что у него просто не хватает знаний законов и элементарного жизненного опыта. А еще не хватало взрослого человека, с которым можно было посоветоваться и получить парочку практических советов. Абаль остро пожалел, что рядом с ним нет Айдана или оми, они смогли бы найти правильное решение, но... Но тогда получается, что он пытается переложить ответственность за свои поступки на других? Омега блеснул глазами и решительно взялся за дело. Это его эмират и его решение! Он поступит так, как считает правильно, а если кому-то не понравится, то пусть попробует сделать лучше! Он решительно взял за основу старый букварь, но только слова и картинки в нем будут другие. И все начнется с оми! Потому что оми самое дорогое, что есть у ребенка! Работа сразу двинулась с места. Абаль взял пачку писчей бумаги и начал делать примерный макет азбуки. Буквы, картинки, маленькие стихи. Он помнил много таких стихов еще с той поры, как его учил читать оми. Буквы, прописи и маленькие истории, которые он сочинял на ходу, чтобы ребенок мог запомнить правильность написания буквы. Про длинный хвостик и короткие ножки, норку или потерянную шлепку. Эти стишки и присказки заинтересовали учителей, которые сразу стали делиться своими находками. Абаль записывал самое интересное и только сейчас начал понимать, какой это труд - писать книжки. Вскоре буквы закончились, и все учителя, разогретые таким напряженным творческим процессом, накинулись на букварь. Звуки, слоги, первые слова - все это было важно. Абаль только успевал записывать и зарисовывать картинки. Это было весело и интересно, и они разошлись поздно вечером переполненные впечатлениями. На следующий день хотелось продолжить работу с букварем, но пришел сокольничий Ахмед и сказал, что Алели пора учить летать, если она пересидит в клетке, то будет бояться взлететь. Абаль с утра помчался к любимой орлице. Она выглядела грустной и плохо ела. Пришлось опять вызывать Ариба, чтобы тот устроил выезд за город. Абаль хотел, чтобы Подружка размяла ножки, а Алели опять увидела простор пустыни и захотела полетать. Ахмед сказал, что возле города есть специальное место, где учат летать соколов. Там специально разводят мышей, чтобы провоцировать сокола к охоте. Абалю, конечно, сразу захотелось там побывать, и, в результате, они полдня провели в пустыне. Абаль возил Алели на наручи с открытой головой, орлица распускала крылья, но так и не отважилась полететь. Ахмед посоветовал столкнуть ее с руки, но омега не хотел делать больно своей любимице. После обеда к Абалю пришел Ади. В питомнике подрались биби, двое из них были омегами, а чтобы их наказать, нужно было разрешение эмира. Абаль отложил черновик азбуки и пошел в питомник, чтобы разобраться в ситуации. Потом Абаль понял, что не рискнет заполнить букварь только собственными рисунками и ему нужна помощь настоящих художников. А где их взять на консервативном Сабахе? Пришлось ехать к мастерам-ювелирам и умолять их о помощи. Мастера прониклись и, отложив свои дела, разобрали черновики Абаля и нарисовали ему каждый по картинке, осталось только написать красиво букву и добавить стихи и присказки, и букварь будет готов! Но после обеда опять возникли вопросы во дворце, когда Ади понадобилось разрешение эмира, и он пришел за советом к супругу повелителя. А потом появились беты, которые курировали хосписы, они услышали, что эмир разрешил супругу заниматься хозяйственными вопросами, а у них, бедных, накопилось множество очень важных нерешенных проблем. Так и повелось. Абаль разрывался между Подружкой и Алели, которая стала отказываться от еды, работой над букварем, делами с общиной, которая как маленький ребенок, требовала постоянного контроля. Абаль посетил хосписы и приехавших медиков. Они разрывались без профильных специалистов, с нетерпением дожидаясь выпускников медвузов, которые вскоре должны были вернуться на Сабах. Теперь омега понимал оми, который вечером возвращался домой ужасно усталым и обязательно должен был полежать немного перед ужином. А перед сном он пытался вспомнить уроки каллиграфии, которые ему давал терпеливый оми. Очень не хотелось испортить красивые картинки неудачной надписью. И тексты стихов для детей надо было постараться написать красиво и ровно, чтобы не было стыдно перед оми и мужем. Вон у Джабаля какие ровные и красивые буквы в записке, как будто на выставку написанные! Каждый день забот прибавлялось, а времени становилось все меньше. Потом опять была встреча с учителями, теперь они хотели и математику для малышей сделать по-новому. Чтобы дети не гайки и шурупы считали, а финики и яблоки. Они принесли новые задачи и примеры, горя желанием помочь. Они увидели, что уже сделано с азбукой и букварем, который Абаль мужественно оформлял сам, и восхитились его работой. От такой похвалы за плечами Абаля будто крылья выросли, и он теперь просиживал до половины ночи над работой. Только все опять упиралось в кади и запрет рисовать животных и людей. И сегодня с утра Абаль готовился к настоящему бою с ортодоксальными священниками. И хотя Абаль специально рисовал животных, больше похожих на игрушки, а людей только в национальной одежде, но без одобрения новых учебников кади и имамами вся эта работа была бы бессмысленной. Их надо было принять во дворце с надлежащими почестями, только вот где? В гостиную гарема им не было допуска, они не слуги и, несмотря на свой почтенный возраст, все равно оставались мужчинами. Принимать их на альфьей половине, это значило сидеть с закрытым лицом и не иметь возможности показать им драгоценности, доказывающие расположение мужа, а в этом вопросе надо было использовать любую возможность, чтобы добиться победы. У родителей для подобных посещений было много различных залов и по-разному оформленных комнат. Они с одинаковой легкостью общались и с ортодоксами, и с прилетевшими для заключения договоров инопланетными богатеями из фармацевтических компаний. Абаль пометался по дворцу и велел Ади подготовить гостиную питомника для встречи дорогих гостей. Имамов туда можно завести со стороны альфьих помещений, и сами альфы могли бы быть спокойны, оставляя супруга повелителя только с проверенными и почтенными людьми и вездесущими слугами. К своим драгоценностям Абаль в этот раз подошел с особой тщательностью, чтобы имамы не смогли обвинить его в тщеславии и невоздержанности. Он надел самое скромное платье и самые скромные из своих украшений, но потом передумал и надел парадный рубиновый гарнитур. Гостей со всей торжественностью провели в гостиную питомника, где их уже ждал красивый, но такой юный и невинный омега в скромном платье. Но стоило гостям подойти ближе, и они увидели знаменитый гарнитур поверх шелкового платья и растерялись. Рубины таинственно мерцали, и казалось, из каждого камня на гостей смотрел эмир. Все в городе знали о необычайно щедром даре за невинность, но его мало кто видел. И кто теперь посмел бы посмотреть свысока на омегу, которого так ценит повелитель? Омега был юн и детские голоса по соседству усиливали ощущения хрупкости, вызывая у имамов родительские чувства. Такого ребенка хотелось защитить и помочь, погладить по голове и решить за него все вопросы и проблемы, лишь бы прекрасное дитя не грустило. Абаль поймал изменение настроения пожилых мужчин, он увидел, как у них поменялось выражение лиц, когда они увидели его и рубины. И вспомнив все уроки Айдана, решил дожать имамов их же оружием. Теперь он говорил негромко и дрожал ресницами, будто стесняясь говорить в присутствии стольких уважаемых людей, но ему было важно услышать их мнение, и только поэтому он рискнул их побеспокоить. Он внимал каждому их слову с широко распахнутыми глазами, как будто родному оми и, смущаясь, водил тонким пальчиком по платью, когда его начали хвалить за проделанную работу. На самом деле Абаль решил выпустить свой букварь, даже если почтенные старцы упрутся как стадо ослов. Всегда можно было добиться поддержки у мужа, и, в конце-концов, в других эмиратах дети учились даже по старому и ужасному букварю, а его букварь в любом случае лучше. С их поддержкой или наперекор им, но Абаль не отступил бы! Но заручиться поддержкой было просто восхитительно, это было даже круче, чем выпросить у брата жемчужное ожерелье за счет его карманных денег. Это значило доказать самому себе, что он может победить и добиться чего пожелает! А подобное доказательство собственной силы дорогого стоило! Абаль только благостно вздохнул и довольно покраснел, услышав, как имамы наперебой стали его уверять, что именно такой букварь и нужен общине, и они рады, что у их эмира такой благочестивый и умный супруг! Абаль тем же днем отправил пронумерованные листы букваря шаттлом в эмират к родителям. К своей работе он добавил письмо для оми, в котором просил о помощи, он не знал, как связаться с издательством и что нужно делать, чтобы его букварь напечатали как можно быстрее. К этому он приложил открытое письмо с пометкой для издательства, в котором официально просил об издании нового букваря, подтверждая, что эта работа будет оплачена согласно предоставленному издательством счету. Абаль очень гордился собой, когда заканчивал это письмо. Оно казалось ему очень деловым и серьезным. После этого, он окрыленный сел доделывать азбуку. Работа над учебниками очень хорошо отвлекала от мыслей о муже. Хотя он невольно прислушивался и принюхивался в надежде услышать тихие шаги и любимый запах альфы. А вот по ночам ему стало сниться, что-то совершенно бесстыдное и возмутительно откровенное. И однажды он со всей ясностью понял, что было очень приятно принимать ласки от мужа, но вот как дарить такое удовольствие альфе он даже не представляет. Он пожалел, что в свое время отказался от урока селафь, и назло ему сгрыз малиновую конфету. Кстати вспомнился и вздох Джабаля у двери, и его ошарашенный взгляд, когда он откусил от леденца кусочек. Тогда ему было смешно, но вот теперь вспомнились слова Айдана об изысканной ласке, которую могут подарить его мужу все, кроме него, неумехи… Сразу захотелось исправить недочет и научится делать то, что лично ему очень нравилось… Только вот как? Спрашивать у Захи было бесполезно, он скорее высмеет, чем поможет найти подобного учителя. Абаль даже сходил в питомник, посмотреть, как занимаются воспитанники и что делают. Спрашивать о подобном было неудобно и стыдно. Он надеялся найти малиновый «тренажер», и как бы между прочим, спросить, кто преподает подобную науку и потом, уже без излишних свидетелей, попросить о парочке уроков. Ничего подобного не нашлось, и нигде даже не было намека, что подобное обучение возможно. Абаль вышел из питомника расстроенный, а потом вспомнил о письме мужа, где ему предлагали помощь старшего омеги. Хала ведь был как оми для Джабаля, а у оми просить совета в подобном вопросе не стыдно. Когда Ариб узнал, что сегодня с утра супруг повелителя хочет проведать его супруга Хала, он без возражения отвел неугомонного омегу в свой дом. Абаль впервые оказался в таком традиционном жилье. В эмирате родителей люди жили в многоквартирных домах, а приезжая в гости в другие эмираты, ему даже в голову не приходило узнать, как живут местные жители. Дома, белые снаружи и почти без окон на улицу, всегда казались омеге унылыми, он считал, что они и внутри будут белыми и блеклыми, как школьные классы, и обязательно пыльными, но реальность его удивила и восхитила одновременно. Внутри дом был яркий и радостный! С яркими коврами и горшками с разнообразными цветами, чирикали в клетках птицы, бегали дети, пахло выпечкой и фруктами. Слышался смех, и кто-то перебирал струны, какого-то инструмента. Ариб велел слуге позвать Хала, и стоило омеге в ярком платье появиться на лестнице второго этаже, как ледяной альфа растекся сиропной лужицей, глядя на своего прекрасного супруга. Хала мимоходом потрепал мужа по щеке, как сторожевого дракона, и утащил Абаля на свою, омежью, половину дома. Там можно было без опаски снять абая и попить в тенечке чай, пока слуги заполошно метались, накрывая стол для высокого гостя. Хала вблизи не был похож на оми, он скорее напоминал селафь, такими же плавными, выверенными годами движениями и устало-мудрым выражением глаз. Абаль выпроводил на кухню Захи и только тогда решительно попросил у Хала помощи. - Ой, как неожиданно… - поднял брови старший омега, - я даже растерялся немного, обычно этому учат в питомнике, как только ребенок определяется как омега, его начинают готовить к близости с альфой, – Хала увидел, как Абаль смущенно отвел глаза и решил начать с самого начала. - Музыка и танцы тоже немаловажная часть подготовки. Омега должен быть хорошо развит, гибок и вынослив. И потом, член - это еще не весь альфа. На теле мужа всегда найдется много сладких местечек, поцеловав которое ты сможешь сделать ему приятное. Хочешь, я устрою тебе встречу с бывшими наложниками Джабаля? Например, с теми, кто были с ним, когда он только получил гарем? Я уверен, они тебе расскажут обо всех его секретах и желаниях… - Нет, спасибо… - Абаль зарумянился, - он как-то мне рассказал, что они не смогли сделать его счастливым. И я дал ему счастья одним поцелуем больше, чем весь гарем за все годы. У нас все хорошо, с этим… Просто я хотел бы сделать ему то же, что и он мне… - Абаль заполыхал так, что аж вспотел, - Оми не думал, что я выйду замуж так рано и кое-чему меня не учил, считая меня еще маленьким. Айдан предлагал научить, но я тогда не думал… Абаль хотел вскочить, чтобы сбежать, но Хала перехватил его и прижал к себе. От омеги пахло цветами и посторонним альфой. От оми пахло отцом, а от Айдана только им самим, запах постороннего альфы был неприятен, и Абаль осторожно освободился. Хала, похоже, понял это и не удерживал Абаля, но вместо этого позвал своего слугу. - У нас еще остались, те длинные груши? Хорошо, выбери парочку подлиннее, и принеси их целыми и фруктовый нож, я их сам почищу и порежу как надо. – Хала посмотрел на растерянного омежку и слегка улыбнувшись, добавил, - а еще задержи слугу нашего милого гостя на кухне, и проследи, что бы нас не беспокоили, я тебя позову, если нам что-нибудь понадобится. * Абаль вышел из дома Ариба уже вечером. Он и не предполагал, что учеба может оказаться такой занимательной и веселой. Он в обед съел свою грушу, чтобы любопытные слуги не узнали, чем они занимались в закрытой комнате. Хала был смешливым и очень легким в общении, знал много веселых, но порой не очень приличных историй. От оми он бы точно такого не услышал… А еще он понял совершенно точно, что теперь на груши без смущения и посмотреть не сможет. А ночью ему приснился муж, вернее, он помнил его запах, его нежность и его руки. А вот лицо ускользало из памяти, очень хотелось его увидеть, но коварный альфа отворачивался или ускользал по коридорам. Проснувшись, он долго лежал, вглядываясь в предрассветную тьму и вдруг понял, что скучает по Джабалю не так, как по родителям. Это было совершенно другое чувство. Абаль свернулся в клубочек и задумался, что же изменилось в его жизни. Если бы его сейчас спросили, с кем он хочет остаться, с родителями или Джабалем, он без колебаний выбрал бы мужа. И дворец уже не казался чужим и даже красные стены не давили своей росписью, а казалось, грели как объятия Джабаля. Поняв, что уже не уснет, омега спустился с кровати альфы, на которой он так и спал после его отъезда, и, включив светильник, занялся каллиграфией. Хотелось сделать еще хотя бы одну страницу букваря до того, как его опять позовут разбираться с делами эмирата. И пусть это был не Диван с его заумными разговорами, но дела в общине действительно были важны для города, и он был рад помочь людям советом, или как непредвзятый арбитр в старом споре. Примирить соседей, утешить детей, поддержать стариков. Услышать слова благодарности и понять, что все сделано правильно. Маленькие дела были не менее важны, чем заумные законы и, главное, он чувствовал, что делает что-то действительно важное, не только для себя, но и для других. На десятый день, когда Абаль был уже весь в предвкушении встречи, он получил письмо от мужа. Джабаль сообщал, что заседание совета задерживается на пару дней, он очень грустит в разлуке и надеется увидеть его как можно быстрее. Абаль не удержался и расплакался. Как же так, муж ведь говорил, что улетит только на десять дней? А тут опять… жди!! Он так готовился к встрече, вытерпел полный круг ада в хамаме, со всеми этими зверскими эпиляциями и беспощадными полировками кожи от телака. Он так готовился, так ждал, а коварный альфа взял и не приехал! Да как он мог!! Он ушел в комнату гарема, в которой оборудовал себе кабинет и занялся каллиграфией. Оми всегда говорил, что она помогает собраться с мыслями и справиться с обидой, когда руки сосредоточены на работе, то для глупых мыслей просто не остается места в голове! И это было правдой. Стоило начать выводить ровные буквы, как руки перестали дрожать и на душе стало легче. Подумаешь два дня задержки! Ему есть, чем заняться в это время. У него на столе лежал макет азбуки, которое прислало издательство, чтобы он увидел конечный результат и подкорректировал, если его что-либо в ней не устраивает. Рядом лежало очень теплое письмо от родителей. Отец с оми были в восторге от новой азбуки Сабаха и написали ему много добрых слов. Они искренне радовались, что он нашел себе занятие по душе. А еще было письмо от издательства единственной на Сабахе типографии. Они предлагали напечатать любое количество азбук для эмирата ад Шур совершенно бесплатно, если уважаемый автор разрешит использовать его азбуку для печати другим учебным заведениям. Новая азбука понравилась и учителям, и духовенству, чье мнение было очень важно для всех жителей этой планеты. Абаль хотел вначале похвастаться мужу своими успехами, но сейчас в сердцах решил написать ответ самостоятельно, без оглядки на мужа. Это ведь он автор, значит и ответ должен писать он. А муж пусть тогда радуется и гордится позже, сам виноват, что оказался так далеко в такой важный день. Абаль написал письмо, в котором сообщал, что будет только рад, если его азбука послужит делу просвещения Сабаха. Абаль осторожно выводил красивые завитушки на гербовой бумаге мужа для важных документов. С каждым разом выводить красивую вязь письма получалось все лучше и лучше. Отложив в сторону плотную бумагу, чтобы чернила просохли, он взялся за чистый лист бумаги. Может, следует написать письмо мужу, вот такими же красивыми завитушками? Пусть видит, что он тоже может написать красивое письмо. И начать его, как это сделал муж. Абаль достал из ящика стола письмо и опять понюхал бумагу, за десять дней запах почти выветрился. Омега погладил письмо рукой и провел по буквам пальцами. О чем он думал, когда писал его? «Возлюбленный супруг мой»... А почему не написал «Абаль»? Он что, понимал, что омега покажет его письмо другим людям, чтобы добиться от тех разрешения делать что хочется? А зачем тогда написал Соколенок? Это ведь так интимно, совсем как тогда в купальне… «Иди ко мне, Соколенок»… аж пальцы в шлепках поджимаются от одного этого воспоминания о бархатном голосе. Омега взял новое перо и решительно вывел: «Возлюбленный муж мой»… нет… первый лист оказался скомкан и полетел в корзину. «Джабаль, мой любимый муж»… нет… второй лист полетел вслед за первым. «Джабаль, любовь моя». Абаль добавил пару завитушек у слова Джабаль, а потом еще сердечко. Как написать, что скучаешь и ждешь встречи, и все мысли только о нем, и очень хочешь его увидеть, а он задерживается? И как же теперь его дождаться, если сил совсем не осталось?.. Абаль макнул перо в чернила и начал торопливо писать, пытаясь успеть за ускользающей мыслью, а потом буквы расплылись, и тяжелая слеза плюхнулась прямо с носа на свежие чернила, и конечно буквы расползлись, а следом еще чернила капнули с пера, и некрасивая клякса потекла по бумаге, портя все… Абаль в сердцах отпихнул лист и тот спланировал куда-то на пол. Было обидно и горько. Столько планировалось, так ждалось, а он взял и не приехал… Абаль накричал на слуг, которые попробовали отвлечь его сладостями и бросил в Захи шлепкой, чтобы тот убирался со своими шуточками, а потом разрыдался от обиды… Джабаль, ты обманщик, ты обещал приехать, а вместо этого прислал глупое письмо. Абаль нарыдался всласть и, взяв чистый лист бумаги, задумался, что бы написать такого, чтобы Джабаль сам все бросил и примчался? Омега положил голову на руку и задумался, надо обязательно что-то придумать, слова непременно найдутся… Вздохнув еще разок, омега прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслью. Слезы, казалось, выпили из него все силы, надо бы собраться с духом, но, вместо этого, Абаль заснул. Он не услышал, как над городом послышался шум опускающегося шаттла. Джабаль сам после написания письма не мог найти себе места и нарявкал на всех, заставляя Совет Преданности, наконец, прекратить словоблудие и сказать свое слово. ДА или НЕТ! Или Рамиз получает эмирскую чалму прямо сегодня, или он завтра выводит войска из города и оставляет город в песках. И пусть тогда сами заботятся о брошенных людях! В Совете Преданности никогда не слышали такой длинной речи от Скалы. Самые упертые эмиры струхнули, одно дело рассуждать о праведности и заветах предков, совсем другое дело - рассерженный Скала с самой большой армией на планете. Скажи такому НЕТ, и он приведет свои войска под твои стены… Поэтому Рамиз получил эмирскую чалму почти сразу. На радостях новоиспеченный эмир доставил Джабаля до самого дома. Джабаль почти бежал домой к своему Соколенку. Сердце пело от ожидания встречи, хотя по связи неслось, что супруг расстроен и плачет. Но тем быстрее надо увидеть его, чтобы снять слезинки с любимых глаз. Джабаль ворвался в город, перепугав всех. Эмир рвался во дворец, как будто там крыша горела. Люди отскакивали с дороги и с улыбкой смотрели ему вслед. Все понимали, к кому торопится их эмир, его супруг успел за последние десять дней очаровать и влюбить в себя весь город. Даже имамы в мечетях не уставали восхвалять благочестивого и не по годам мудрого супруга их эмира. Джабаль влетел в гарем, где должен был встретить Соколенка, но навстречу вышли только слуги. Джабаль открывал пустые комнаты, пока не увидел в одной из них непривычный стол и высокий стул, на котором спал его нежный супруг. Альфа не удержался и подхватил свое сокровище на руки, омега сразу уткнулся носом в него и, кажется, уснул еще крепче. Устал, бедняжка. Джабаль постоял посреди непривычного кабинета и, подумав, отнес свое сердце в спальню. Омежка только что-то горько прошептал, но так и не проснулся. Джабаль полежал, рядом, любуясь на супруга, но адреналин в крови не позволял лежать спокойно. Эмир осторожно встал и отправился проверить все ли хорошо во дворце. Ади писал ему через день, рассказывая обо всем происходящем в доме и в городе. Точно так же ему дважды написал и Ариб, который вначале возмущался, что омега получил слишком много воли, а потом благодарил за супруга, который так ловко разбирался с делами общины. Омега умудрился помирить два враждующих не одно поколение семейства, навести порядок в хосписах и поддержать новых врачей и учителей. А еще (о чудо!) повлиять на имамов, которые теперь ставили Абаля в пример всем остальным. Сам Джабаль, когда писал письмо своему супругу, подозревал, что омега захочет воспользоваться своей свободой и независимостью, и было интересно, к чему это приведет. Но подобного результата он не ожидал. Абаль вместо скачек по пустыне и неизвестных капризов, вдруг занялся делами. Это было очень неожиданно. Сразу вспомнились слова Айдана, который говорил, что Абаль не просто гаремный прелестник и воспитан иначе. А еще вспомнились слова Саида, который, не скрываясь, говорил, что во время его отсутствия эмиратом правят супруги, он тогда посчитал это шуткой. Ну ладно Салах, который разрешает своему супругу все, что тот пожелает, у Салаха город даже внешне не похож на обычные города Сабаха. А еще слова Айюба, который гордился предприятием супруга Хани, который создал знаменитый на весь Сабах «золотой треугольник», в котором росли знаменитые на всю галактику фрукты фирмы «Ханиан». Там были взрослые омеги, но откуда столько здравого смысла и целеустремленности у юного омежки? Он же еще совсем дитя… Джабаль вошел в кабинет. Непривычно высокий стол и стул с высокой спинкой, такие любят инопланетные торговцы. У Джабаля была гостиная, в которой он встречал прилетающих конезаводчиков, но увидеть такую мебель посреди гарема было, по меньшей мере, необычно. На столе, кроме пачки бумаги, лежал букварь с яркими картинками и несколько писем. Поскольку письма были вскрыты и лежали на виду, то альфа сел на стул и принялся читать. Их содержимое его потрясло еще раз. Его юный супруг сделал вот этот букварь? Сделал сам за десять дней? И, кроме этого, успел договориться с имамами, учителями и даже типографией? Джабаль самому себе не веря, перелистал страницы, пахнущие типографской краской. Удивительно. На столе лежало письмо, написанное на его гербовой бумаге. Деловой тон, отточенные фразы, красивый почерк. Джабаль точно знал, что у Абаля не было секретаря, а Захи был тот еще малолетний балбес, а значит, что письмо написал сам Абаль. Не верилось, стоило сравнить почерк, возможно омега нашел себе помощника среди тех же учителей. Присмотревшись, увидел в корзине пару смятых листов. «Возлюбленный муж мой» и «Джабаль, мой любимый муж». Альфа довольно улыбнулся. Какие золотые слова, надо забрать их с собой, чтобы полюбоваться на это счастье позже, а пока надо пройтись по дворцу и поговорить с людьми, все ли в порядке на самом деле, или Ади с Арибом просто пытались его успокоить. Но стоило встать из-за стола, как на глаза попался еще один лист, который валялся на полу. Джабаль поднял его с пола и, начав читать, чуть не умер от счастья. У него даже ноги ослабли и он сел прямо на пол. Его любят. С такой отчаянной тоской и надеждой, как и он сам. Джабаль поцеловал след от слезинки, и задумался… Ему было о чем подумать. Эти слова писались не под диктовку, а значит, и деловое письмо на гербовой бумаге для издательства писал тоже Абаль, но как такое возможно? Как он не разглядел под внешним видом взбалмошного и упрямого ребенка такого умного, собранного и очень хваткого человека. Если бы он не знал предыстории, и ему просто показали это деловое письмо, сказав, что его написал его юный супруг, он бы не поверил. Но факты говорили сами за себя. А это письмо… альфа опять прочел признание в любви своего супруга, это написал взрослый человек, умный и тонко чувствующий. Это не переписанные стишки поэтов и томные приписки. Письмо в его руке написал человек с большим сердцем, глубоко воспринимающий, одухотворённый, с прекрасно развитой интуицией. Человек с черствым сердцем и глухой душой не нашел бы таких слов. Какие разные письма, то в издательство и это в руке, как будто разные люди… И это все его супруг, его любовь, его Абаль. Когда-то в детстве, когда ему стало сниться лицо омеги, он мечтал, что встретит свою половинку и назовет своим. Он хотел, чтобы и его имя было как часть его собственного, поэтому и решил, что его любимого будут звать Абаль, как половинка от Джабаля. Его роза. Именно ему он посвящал все свои стихи, своей розе, своей мечте. Встретив Абаля и привезя в свой дом, он готовился к долгому пути преображения из дитя в омегу, но оказывается, ему надо было только присмотреться и увидеть за детскими чертами недюжий ум и крепкий характер, упорство в достижении поставленной цели и упрямство сделать все по-своему, по словам его селафь, схожее с тараном для осадных стен. И все это его нежный Абаль? Джабаль отправился обратно в свою спальню, где оставил подарок, который послал ему Аллах. Подарок сладко посапывал, засунув ладошку под щеку. Прекрасные глаза были обведены синевой от усталости, бедняжечка. Надо порадовать своего ненаглядного, эмир задумался, что бы могло порадовать любимого? А потом, улыбнувшись, вышел из спальни. Надо, пожалуй, подготовиться…