Перевернуть игру

POV Йен

      Денек сегодня что надо, все как будто сговорились и перестали себя травмировать, за день ни одного вызова скорой неотложки. Это мой личный рекорд, в прошлый раз был всего один вызов за смену, я тогда весь день отсыпался. Ненавижу такие дни, для меня лучше работать, чем протирать штаны и не знать, чем себя занять. Мы с ребятами уже и в карты поиграли, и кофе напились, и даже поделились животрепещущими историями из жизни. Мои коллеги почему-то любят выслушивать дикий ад из моего прошлого, для них это, как наркотик, они всегда ждут, когда же Йен обронит, не подумавши, фразу, а они крепко зацепятся и заставят рассказать всю историю целиком.       Когда я рассказал им, что готов был бросить все и уехать с Микки Милковичем в Мексику, они сначала не поверили, но когда мой рассказ дошел до того момента, где мы с Микки сняли все мои деньги со счета, челюсти моих коллег оказались где-то в районе пола. Я вспоминаю ту историю с искренней улыбкой, никогда не забуду, когда Микки напялил черную маску, думая, что мы пришли в банк, чтобы грабить.       Наше с ним расставание я переживал странно, копался в себе, терзал за то, что не решился пересечь границу вместе с ним, не бросил все и не остался с любимым человеком. Сначала я называл это трусостью, но в конечном итоге понял, что все к лучшему. Да, сначала было трудно, он снился мне практически каждую грёбаную ночь, меня накрывало, когда я смотрел на наши фотографии в телефоне, но потом попустило. Я смог взять все в руки и успокоиться, потому что все эти терзания просто так не проходят, я и так-то не самый здоровый человек, а еще сильнее раздражать психику смысла не было.       Отъезд Микки вогнал меня в непомерную депрессию, я пролежал дома где-то три недели, все это время я почти не помню. Знаю только, что Фиона и Дебби от меня не отходили, боясь, что я что-нибудь натворю. И не зря ведь боялись. Однажды утром я увидел в окне кошку, которая вальяжно шагала по противоположной стороне дороги, она была такой красивой, пушистой и чарующей, что мне сразу же захотелось ее потискать. Спускаться вниз по лестнице я не хотел, боясь, что Фиона меня не выпустит на улицу или что кошка к тому времени уйдет. Поэтому я спокойно открыл окно и вышел в него, вышел со второго этажа. Упал я странно, распоров руку об металлический выступ у подоконника, после падения я не смог встать, не потому что было больно, а просто я не видел в этом смысла. Мои близкие примчались сразу, еще бы, они в окно видели, как я пролетел мимо них, сейчас я смеюсь, когда вспоминаю, но им точно смешно не было. Мне зашили руку и прописали еще больше сраных колёс, которые я так не люблю. Несмотря на мои утренние полеты, зашитую руку и многочисленные ссадины, этот случай помог мне выйти из депрессии и вернуться к прежней жизни. На работе меня все заждались, а когда я рассказал им, что выпал из окна, они залились сумасшедшим смехом, и мне стало на душе спокойно.       Мне проще, когда меня никто не контролирует, не выедает ложечкой мозг, когда что-то случается, не смотрит пристально, пытаясь выяснить, все ли у меня в порядке, или снова крыша поехала. Я скучаю по прежним временам, когда даже следов биполярки не было, я жил спокойно, радовался всему, что происходит, таблетки пил, только для кайфа, мог мешать алкоголь и травку, а сейчас сплошные запреты. Курить нельзя, может привести к срыву башни, пить нельзя по той же самой причине, хорошо хоть трахаться не запретили, а то я совсем тронулся бы. Секс – единственный наркотик, который мне можно, только вот перестал я получать от него такой кайф, который получал раньше. Нет, у меня с этим проблем не случается, член встает, когда надо и делает свое дело, но все равно как-то не так прикольно, как раньше.       После отъезда Микки я не заводил никаких отношений, с Тревором мы остались хорошими приятелями, и тема секса поднимается у нас только в шуточном контексте. Наверно я понял, что больше не могу давать в задницу, сначала это было веселой затеей, чем-то новым и даже захватывающем, но все равно что-то было не так. Да и Тревору комфортней было сверху, поэтому мы и решили завязать с экспериментами.       Если честно, разовые перепихи меня очень даже устраивают, никаких тебе чувств, соплей, переживаний, выяснения отношений и прочего дерьма – потрахались и разошлись. По выходным я заглядываю в гей-клуб, в котором раньше танцевал, и приятно провожу время. Хозяин клуба Гарри каждый раз просит вернуться, говорит, что повысит оклад, а я смеюсь, мол, медицинская форма мне больше идет, чем местная униформа с золотыми трусами и галстуком. Признаться честно, иногда скучаю по старой жизни, сейчас все слишком правильно и беленько: официальная государственная работа, страховка, установленная зарплата и различные премии. Но когда думаю о том, что легко мог подцепить СПИД или что-то подобное, аж передергивает. Да я даже в порно фильме снялся, черт возьми, который так и не увидел, кстати. Возможно, кто-то сейчас на меня дрочит, а я и не догадываюсь. Эта мысль заставляет меня расплыться в довольной улыбке.       -Чего лыбишься, рыжий? – выводит меня из размышлений Лиза, моя коллега.       -Да так, кое-что вспомнил. Ты когда вернулась из магазина? Я даже не заметил.       -Минут пять назад, лови, - она бросает мне сверток и садится рядом, - ты, кажется, задремал.       -Спасибо, - я салютую ей свертком и достаю из него аппетитный пончик с шоколадом, - полночи не спал, а с такой «движухой» на работе можно уснуть, даже если ты выспавшийся.       -Опять развлекался? И как у тебя только сил хватает? – она восторженно смотрит на меня и искренне улыбается.       -У меня растущий организм, или ты хочешь, чтобы я к двадцати годам в свои выходные залипал дома у телевизора? – произношу я с забитым ртом и отпиваю из чашки уже остывший чай.       -Я тоже молодая, Йен, - нарочито обижено возмущается Лиза, - но у меня после смены нет сил, чтобы развлекаться.       -Это потому что ты умудрилась в девятнадцать лет выйти замуж, - весело парирую я и развожу руками.       -Эй, что ты хочешь сказать? – взвизгивает девушка и толкает меня локтем в бок.       -Просто серьезные отношения, а тем более замужество приводят к…       Меня перебивает звук рации: «Анонимный звонок, в местном наркоманском подвале, судя по всему, были разборки, примите вызов?»       Конечно, примем, не сидеть же здесь, когда есть работа. Остальная бригада подтягивается к машине за несколько секунд, все наготове, как и всегда. Как бы мы не расслаблялись, но готовность не теряем. Что ж, наркоманская разборка – это интересно, давно у нас не было торчков. Чаще всего они выглядят жалко, но иногда забавно, с некоторыми можно даже что-то обсудить, если у них не передоз. Последний раз с наркоманами я имел дело в прошлом месяце, как-то даже заскучал по ним, вот тебе и случай подвернулся.       На место мы прибываем за несколько минут, этот подвал оказывается совсем неподалеку, в какой-то подворотне. Виды здесь прекрасные: брошенные дома, разбитые стекла, мусор и вонючие бомжи, выглядывающие из окон этих брошенных домишек. Мы с Лизой спускаемся в подвал вдвоем, я осматриваюсь в поисках пострадавших и возможной опасности, но никого не вижу. Но стоит привыкнуть к полумраку, как в дальнем углу я замечаю силуэт и направляюсь к нему.       На окровавленном матрасе сидит кудрявый паренек, его глаза полуоткрыты и смотрят на меня. Мне жутко становится, когда я понимаю, что ему лет семнадцать. По его лицу течет кровь, нещадно заливая все вокруг, он обнимает себя руками и что-то пытается сказать. Я опускаюсь к нему и пытаюсь привести в чувства.       -Сэр, вы меня слышите? – громко спрашиваю и заглядываю в его глаза, чтобы оценить степень его наркотического опьяненья.       У меня все еще в голове не укладывается, как такие юнцы попадают в такие места. Несмотря на то, что я жил в гетто, где насмотрелся ужасов разных, мне все равно не получается это осознать. Осознать то, что люди сами себе калечат жизни в таком раннем возрасте.       -Да, слышу, - парень отвечает невнятно, с диким акцентом и с надеждой смотрит на меня. Он чуть шире открывает глаза и пытается сфокусироваться на моем лице.       Мне необходимо выяснить, что он принимал, потому что в машине мы сразу составляем отчет, перед тем, как передать пациента в больницу. Я задираю его рукав, но там нет отметин. Уже хорошо, потому что нет ничего хуже, чем героин в таком возрасте. К тому же, к героинщикам больше вопросов от копов, которые приходят потом к бригадам скорой помощи и задают вопросы.       Я замечаю, как парень возмущенно смотрит на меня и пытается вырвать руку. Отлично, он хотя бы осознает происходящее, это поможет заполнить бумаги.       - Я не наркоман, меня ограбили, я только недавно прилетел из Норвегии.       Несмотря на то, что ему явно сейчас очень паршиво, он выговаривает все очень четко. Он возмущен тому, что я принял его за наркомана, и пытается привстать, но корчится от боли. Я говорю Лизе, чтобы она вызвала Марка с носилками, потому что один я его не дотащу, да и не понятно, какие у него травмы, можно ли его вообще трогать.       Когда мы выносим его на улицу, он выглядит совсем плохо, я понимаю, что он вот-вот потеряет сознание. Я смотрю на него и осознаю, что выглядит это пиздецки странно и неуместно. Он такой невинный на первый взгляд, такой юный, подросток еще, по виду, но весь перепачканный в крови и взъерошенный. Я ожидал чего угодно увидеть, когда принимал этот вызов, но не это. Его глаза мутные, он вздрагивает после каждой качки, скорее всего, сломаны ребра.       Когда заносим его в салон, он издает протяжный болезненный стон и прикрывает от боли глаза. Мне его жалко, хочется его успокоить, он шепчет, что-то невнятное и я наклоняюсь к его уху, чтобы сказать всего одну фразу: Все будет хорошо, парень!