***
Чимин проверяет свой телефон после окончания смены в закусочной и обнаруживает, что у него одно сообщение от Чонгука. Он открывает его, думая, что, вероятно, Чон просто старается быть добрым к нему и просто интересуется как он, но, вместо этого, он впадает в ступор, обнаруживая в сообщении просьбу, провести следующий понедельник вместе, поужинать и просто потусоваться. Пак отвечает, говоря, что Чон ошибся номером. Вокалист пишет в ответ, утверждая, что сообщение определенно пришло на правильный номер. Подросток смущен и взволнован одновременно. С наступлением понедельника, Пак оказывается лицом к лицу с певцом, который самостоятельно доехал до резиденции семьи Ким специально, чтобы лично забрать его. С тех пор как произошла авария, Чимин изо всех сил старался избегать поездок на машине, и Сокджин, зная это, теперь возвращался со смены домой пешком вместе с младшим. Чимин понимает, что не может бояться машин до конца своей жизни, и даже был в машине Сокджина несколько раз после аварии, но не может не нервничать, садясь на пассажирское сиденье. Чонгук заранее извиняется, предупреждая подростка, что им придется ехать на машине, потому что он не хочет, чтобы кто-нибудь сфотографировал Пака, как только они выйдут на улицу. Чон достает с заднего сиденья пакет с едой навынос, и младший принимается за дело, стоит им отъехать от здания. — Ты… Водишь, — тихо комментирует Чимин, удивленный тем, что Чон побеспокоился о получении прав, хоть Хосок и должен всегда сам возить его по делам. — Вообще, я получил лицензию три дня назад, на самом деле. — Серьезно? — спрашивает Пак, почти бледнея при мысли о том, что придется ехать в машине с начинающим водителем. — Ага. Подумал, что Хосоку понадобится больше времени, чтобы поработать над своей музыкой, а это значит, что иногда мне нужно побыть самостоятельным. Я ведь тебя правильно понял? — Шутливо отвечает Чонгук, но замолкает, увидев, что младший молча смотрит на свои руки, опустив голову вниз. — Я обещаю вести машину аккуратно и безопасно. В любом случае, я собирался принести тебе бургеры, но Джин хен не оценил идею кормления тебя нездоровой пищей. Так что, вместо этого, я принес тебе суши. Ну, я заставил своего менеджера, он же Джей-Хоуп, достать их для меня, но это не так важно. — Ты говорил с Джин хеном? — Довольно трудно просто похитить тебя без его ведома, не так ли? Чимин потирает шею, думая о разрешении выйти куда-то из дома. Его отец ни разу не спросил, куда он уходит. На самом деле, ему было все равно, пусть хоть он умирает, валяясь где-нибудь в канаве, лишь бы деньги были целы и невредимы. Значит, теперь, Джин ему как отец? — Эй, извини, я все еще могу принести тебе бургер. Я не думал, что ты так расстроишься, черт, извини, — Чон неуклюже подбирает слова, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дороге, вместо того чтобы смотреть на подростка, который вдруг стал ужасно тихим и грустным. — Нет, нет, дело не в этом… спасибо. — Можешь приступать к еде. Еще раз извини, что приходится есть в машине. — Ох, это не проблема. Ты… может ты тоже хочешь? — Я бы за, но, пока что, я не горю желанием рисковать всем из-за вождения одной рукой. — Я могу… кормить тебя, если тебе хочется? Чон точно знает, что его икры передернулись при этих словах, потому что он был охвачен внезапным желанием нажать на тормоза. Чимин только что вызвался покормить его? Было бы невероятно грубо с его стороны отказаться, верно? — Да, конечно, если ты не против, — никогда еще Чонгук не был настолько благодарен своим актерским навыкам. — А, хорошо, — Чимин отвечает неловко, прежде чем открыть пару палочек для еды и начать совать суши прямо в рот Чону каждый раз, как машина останавливалась. Вокалист находит невероятно трудным сосредоточиться и на дороге, и на поглощении пищи, не подавившись ею, потому что восхитительный вид сосредоточенного Чимина удивительно отвлекает сразу от всего. — Эй, ты тоже должен есть, — комментирует старший, когда понимает, что Чимин не положил себе в рот ни кусочка. — А, точно… -Теперь будем есть по очереди. Подросток одаривает певца улыбкой, прежде чем взять кусочек себе. Чон удовлетворенно улыбается, прежде чем вернуть свой взгляд на дорогу. — Так какую же еду ты любишь? — Спрашивает старший, когда они заканчивают с едой. Он рад, что сейчас вокруг не так уж много машин. — Я ко всему отношусь хорошо. Но только ничего острого. — О, это хорошо. Я тоже не очень люблю острое. Мне нравятся шашлыки из баранины. А тебе? -Никогда их не пробовал… -Чимин отвечает нерешительно, даже не зная, для начала, ничего о шашлыке из баранины. — Ты шутишь! Ты никогда не пробовал шашлык из баранины? Да, нам определенно придется это исправить. В следующий раз мы отправимся поздно ночью в одно хорошо знакомое мне место. — В следующий раз…? — Да, в следующий раз. Знаешь, ты всегда удивляешься, что мы снова собираемся зависнуть вместе. Это ведь то, что делают друзья, верно? Зависают вместе? Болтают? Едят вместе? — Друзья? — Да, друзья. Просто предупреждаю — ты не можешь отнекиваться на этот счет, — продолжает Чонгук, дразняще ухмыляясь. Чимин смеется, и Чонгук почти дрожит от этого звука. Смех младшего звучит настолько прекрасно, что поражает вокалиста одним вопросом — «Почему подросток не делает этого чаще?» — Значит, ты готов к этому, верно? К парочке шашлыков из баранины. — Думаю, да. — Готовься, это будет крышесносно. Оу, я думаю, мы уже на месте. — Хм… Это, случаем, не…? — младший вздрагивает, глядя на внушительное здание, к которому они приближались. Он помнит, как бывал в этом здании, чтобы понаблюдать за записью трио рэперов (и, конечно же, пением Тэхена). Они входят в здание, и секретарша приветливо здоровается с Чоном, прежде чем вернуться к компьютеру. Пак робко следует за вокалистом по коридорам, пока они не останавливаются у одной из дверей. Певец толкает дверь и жестом приглашает подростка войти. — Разве не здесь ты снимаешь свои танцевальные практики? — Спрашивает Чимин, задержавшись на секунду, оглядывая просторную студию, с трех сторон покрытую зеркалами. Он узнает это место по бесчисленному множеству раз прокручиваемых им видео, где Чонгук тренируется в своей повседневной одежде, почти без макияжа на лице. — Угум. Мы именно здесь. — Спасибо, что пригласил меня… и за все остальное. — Еще раз по поводу благодарностей: Мы просто два обычных человека, которые вместе отдыхают, разве нет? В любом случае, раз уж мы здесь, почему бы нам немного не потанцевать? — Эмм, потанцевать? Нам? — Это будет нечестно, если ты будешь просто смотреть как я танцую, а я ничего не увижу, так что, давай, покажи что ты умеешь, — пропевает певец, направляясь к аудиосистеме и подключая к ней свой телефон. — Может тебе хочется поставить какую-то определенную песню? — Я не умею танцевать. — Каждый умеет танцевать, — выпаливает Чон, стараясь перекричать заигравшую «Sorry Not Sorry», последнюю песню, под которую он репетировал. — Я не мо… — Эй, здесь только ты и я. Больше никого. Иногда можно и развлечься, Чимин. Перестань думать и просто танцуй. -Я действительно не могу… Чонгук ухмыляется, прежде чем направиться к Чимину, покачивая бедрами немного игриво, как он это умеет. Он встает перед подростком и подается грудью вперед, прежде выгнуться волной, его улыбка все еще дразнящая, он подзывает легким движением пальцев, приглашая младшего присоединиться к танцу. Чимин зачарованно наблюдает за музыкантом, а потом, медленно облизнув губы, начинает двигать в такт. Подросток начинает медленно, робко, но, уже через пару мгновений, его движения становятся плавными, скользящими, иногда переходя в импульсивные, и Чонгуку приходится напрячь каждую клетку своего тела, чтобы просто не остановиться и, буквально, не уставиться, потому что, черт возьми, Чимин еще как умеет двигаться. Подросток достаточно чувственен в своих движениях, но есть неоспоримая аура детской невинности и мужественности, которая частично перекрывает грацию. Когда начинается припев, Чимин словно оказывается в своей истинной стихии, и привычно застенчивый блеск в его глазах сменяется чем-то иным, даже, в некоем роде, диким. Чонгук продолжает двигаться с большей интенсивностью, стоит только проснуться его соревновательному инстинкту. Они танцуют бок обок, иногда лицом друг к другу, иногда плечом к плечу. Зал заполняется звуками тяжелого дыхания, как только песня заканчивается. Чонгук точно не уверен, что именно заставляет его так задыхаться — сам танец или то, как танцевал младший. В этот момент дверь распахивается, открывая взор на не кого иного, как его хореографа-слеш-тренера по танцам, Ча ХакЁна, указывающего пальцем ровно на встревоженного подростка. -Я хочу его. Чонгук удивленно поднимает брови, пока ХакЁн продолжает шагать через весь зал, останавливаясь только в парах дюймов от самого Чимина. — Я не знаю, кто он и откуда, но он мне нужен. Чимин по-совиному моргает, глядя на незнакомца, после чего, сразу бросает взгляд на Чонгука, который изо всех сил старается подавить смех. Ему следовало обращать внимание на дверь, чтобы видеть, не наблюдает ли за ними кто-нибудь. Конечно же его учитель танцев будет вынюхивать, не тренируется ли кто-нибудь без его присмотра. — П… привет… — пропискивает Чимин, изо всех сил стараясь быть вежливым, несмотря на то, что мужчина, возвышался над ним с, кажется, слишком уж ярким блеском в глазах. — О, и он такой милый. Я хочу его. Сколько хочешь за него? — Говорит ХакЁн, на этот раз обращаясь уже к певцу. — Это Чимин, мой друг, а это — Ча Хакен, мой хореограф. После этих слов, Чимин широко распахивает глаза и с благоговением смотрит на собеседника. — Я… Я слышал о Вас. Ваша хореография удивительна… — Что ж, спасибо, Чимин. Чон Чонгук, где ты прятал его все это время? Ты же знал, что мне нужно больше танцоров! — Почти раздраженно кричит ХакЁн, топая ногами для пущей убедительности. — Вообще-то, я впервые вижу, как он танцует, — врет Чонгук, изображая саму невинность с глазками лани, полными чистоты. Он ведь не совсем врет. В первый раз он увидел не так уж и много. — Как? С таким талантом?! Сколько тебе лет? — Семнадцать… — И всего 17! — Драматично продолжает ХакЁн, прижимая руку к груди. — Ты присоединишься к моей танцевальной команде. Прямо сейчас. Пора подписать кое-какие бумаги. — Я, эм… -Хен, притормози, — вмешивается Чонгук, поднимая руку в останавливающем жесте. Он знает, как возбуждается ХакЁн, когда речь заходит о хороших танцорах, но, судя по всему, Чимин слишком напуган этим давлением со стороны хореографа. — Он здесь только для того, чтобы расслабиться. Мы можем поговорить о делах позже, правда, Чимин? Подросток молча кивает, не сводя глаз с молодого человека, что наблюдает за ним все это время. — Ладно, ладно. Но я надеюсь вскоре получить от тебя весточку, Чимин. Серьезно, грех не демонстрировать такой уровень таланта всему миру. — Так драматично. — Заткнись, Чонгук. Теперь я точно усложню следующую хореографию. — Ты не можешь! -Я могу и даже больше — сделаю это. Вот что ты получишь за то, что прятал здесь от меня такое. Серьезно, Чимин, подумай о том, чтобы присоединиться к моей команде. Ты можете спросить у Чонгука о том, как здесь замечательно, верно, Чонгуки? — Конечно, — бормочет себе под нос вокалист, понимая, что, идя наперекор словам старшего, выиграть можно только больше дополнительных часов практики. — Отлично, было приятно познакомиться с тобой, и добро пожаловать в команду. -Он еще не присоединился. — Да заткнись, Чонгук! Пока, Чимин! — ХакЁн машет рукой и, крутанувшись н аместе, выходит за дверь. -Я, это…извини за это. Он может быть немного чересчур, но он хороший парень, — говорит Чон, сдавлено вздыхая, стоило двери закрыться. — Так это и есть твой хореограф… Мне всегда было интересно, кто создает все те танцевальные движения. -Да, именно он стоит за всеми хореографиями. Гениальный, но в той же степени… эксцентричный. Во всяком случае, он явно очень заинтересован в том, чтобы ты присоединился к его команде. — А? Мне показалось, что он милый… — О, поверь мне, Ча ХакЁн не умеет быть милым. И тебе повезет, если он не доведет тебя до сердечного приступа одной этой своей улыбкой. — Оу… — Так ты подумаешь об этом? О присоединении к его танцевальной команде? -Я не совсем понимаю, что это значит, в целом. — Во-первых, это означает чертовски много практики с ним и остальными членами его команды. Также, это означает, что ты будешь выступать со мной, — объясняет старший и только потом обдумывает сказанные им слова. Если подросток присоединится к команде, он будет проводить с ним гораздо больше времени. Чимин будет сопровождать его на всех его выступлениях, концертах и практиках. Чимин будет заниматься этим вместо того, чтобы работать в закусочной с Тэгуном… Хах. — Оу… Ух, ты… Это… Это здорово, но я не думаю, что я достаточно хоро… — О, поверь мне, ты достаточно хорош. Чуть не влюбился в тебя, глядя, как ты танцуешь, — говорит певец, дерзко ухмыляясь и наклоняясь вперед, чтобы положить руку на голову подростка. Он не упускает из виду и то, как подросток яростно краснеет от этого прикосновения.***
Сокджин заболевает, из-за чего Чимин и Тэгун закрывают закусочную уже без своего администратора. Они заставляют Намджуна прийти и забрать старшего, раньше, чем они закончат обслуживать последних клиентов и потратят последние полчаса, или около того, на уборку и подготовку к следующему дню. И Тэгун, и Чимин работают в уютной тишине, пока не наступает время уходить. Старший вызвался проводить Пака домой, и хотя тот протестовал, он позволил Тэгуну сделать то, что ему так хотелось. — Ты ведь идешь на выступление хенов на следующей неделе, верно? — интересуется подросток, внезапно вспомнив, что трое рэперов будут выступать в довольно приличном месте на Хондэ, для продвижения своих новых треков. Тэгун лишь кивает в ответ. -Я все еще не могу поверить, что Намджун хен может так зачитывать. — Он очень талантлив. — Да… Он действительно такой… — младший запинается и позволяет тишине растянуться на минуту или около того, прежде чем продолжить. — Я как раз хотел спросить… Ты уже решил, когда пригласишь на свидание того самого «особенного человека»? После этих слов Тэгун бросает быстрый взгляд на Чимина, прежде чем снова посмотреть прямо перед собой. -Пока нет. Но, вероятно, скоро. — У тебя когда-нибудь были… Были серьезные отношения? — Спрашивает Чимин, внезапно вспомнив, как старший всячески отказывался отвечать на вопросы Сокджина о его прошлых подружках. Это вызвало жаркий спор между Сокджином, Тэхеном и Намджуном о том, с какой женщиной стоило бы встречаться такому высокому и красивому мужчине. Намджун ставил на сексуальных девушках с красивой попкой и пухлыми губами, Сокджин же ставил на невысоких девушках с красивыми волнистыми волосами и большими глазами. Тэхен настаивал на девушках с крашеными волосами, татуировками и пирсингом на губах, которым втайне нравятся всякие милые штучки. — Нет. — Нет? Неужели? Но ты ведь такой… — Какой? — …Привлекательный… — заканчивает свою мысль Чимин, немного смущенный тем, что употребил именно это слово. Ему кажется, что это делает его слишком поверхностным. Из-за чего он с трудом сглатывает так, что это можно было услышать со стороны. Тэгун на это сверкает своей редкой застенчивой улыбкой и медленно качает головой. -Я влюбился не в того человека в самый первый раз и до сих пор не совсем оправился, — тихо начинает парень, его голос едва слышен в легком ветерке ночного воздуха. Чимин поднимает глаза и ждет, когда старший продолжит. — Я убежал из дома, когда мне было 13 лет. Я был ребенком, у меня ничего не было. Я помню, как целыми днями бесцельно бродил по городу и засыпал за мусорным баком какой-то забегаловки. Владелец нашел меня и пригласил меня на дружелюбный обед и позволил мне остаться. Младший тяжело сглатывает, не зная, что делать с этой информацией. Ему всегда казалось, что Тэгун жил относительно спокойной жизнью, смотря на его мягкую манеру поведения и, в целом, на его спокойный характер. — Взамен, я начал там работать. Помогал по кухне и, в конце концов, научился готовить. У них был сын примерно моего возраста. Мы так хорошо ладили. Мы оба были увлечены музыкой и едой. Он писал свои песни и заставлял меня их слушать. Сердце Пака сжимается от боли, когда он слышит о таком пугающем сходстве своей жизни и жизни Тэгуна. Это так похоже на то, как Сокджин взял его к себе, и он подружился с Тэхеном. — А потом я влюбился не в того человека. — …Кого? — Чимин осторожно спрашивает, когда старший просто продолжает идти, без какого-либо продолжения рассказа. — Того самого сына. Все тело младшего напрягается, когда он слышит эти слова. Тэгун сказал сына. Сына, то есть, другого парня. — Я не мог побороть себя. Поэтому убежал. Я не мог оставаться в том доме. Шаги Пака замедляются, пока он не останавливается совсем. Старший следует его примеру и тоже останавливается, прежде чем повернуться лицом к Чимину. — Мне потребовалось время, чтобы пообещать себе никогда больше не сбегать. Подросток не совсем понимает, что делать с информацией, которую вывалил ему Тэгун. Это значит… Что Тэгун раскрылся ему? Это правда? Чимин знает, что не стоит дискриминировать, потому что его мать, наблюдающая за ним с небес, пришла бы в ярость, если бы узнала, что ее сын ведет себя как-то иначе, чем принимает различия всех людей. Он просто шокирован мыслью, что Тэгун может быть кем-то еще, но не натуралом, потому что он всегда представлял себе его с такой же потрясающей девушкой, с улыбкой, которая может ослепить людей. Чимину требуется некоторое время, чтобы преодолеть шок и понять, что Тэгун, вероятно, раскрывает ему свой самый большой секрет. Старший выкладывает ему все, зная, что это большой риск. Чимин затаил дыхание, не зная, что сказать или сделать. Он хотел бы иметь больше опыта в чем-то подобном. Почему ему приходится быть таким чертовски нелепым? Он заставляет свой рот двигаться. Он заставляет свой мозг придумать что-нибудь хорошее, чтобы стереть печальное выражение с лица Тэгуна. Ничего не приходит ему на ум, поэтому, вместо слов, он подходит к старшему и обнимает его худыми руками, надеясь, что у него получится самое чистое утешительное объятие. — Я… — младший начинает медленно, как только чувствует парень расслабляется рядом с ним — Я уверен, что любой был бы очень счастлив иметь такого парня как ты, — говорит он и даже тогда, когда слова слетают с его уст, он не уверен, что это вообще уместно говорить в подобной ситуации. Тэгун медленно отстраняется, удерживая взгляд Чимина. — Надеюсь, — мягко говорит старший. — Мы уже дошли. Увидимся завтра. И с этими словами Тэгун уходит, оставляя Чимина смущенным и необъяснимо печальным. Пак не думает, что сможет вернуться домой прямо сейчас. У него совершенно не получается скрывать что-либо от Сокджина и Намджуна, и он не собирается рисковать возможностью случайно раскрыть настолько потаенный секрет. Поэтому, вместо этого, он направляется к детской площадке перед домом и занимают одну из качелей. Чимин тонет в раздумьях. Он долго и напряженно думает о том, что только что произошло. Тэгун — гей. Он никогда не видел геев в реальной жизни. Он не то чтобы задумывался о том, как должен выглядеть гей, но Тэгун определенно не соответствовал образу, который был у него в голове. Крохотная мысль начинает распространяться внутри Чимина. Один вопрос ведет к другому, а тот к еще одному и, внезапно, Чимин перешел от попыток представить старшего с другим мужчиной к представлению с мужчиной самого себя. Эта мысль не была бы такой тревожной, если бы не настолько яркие образы в его голове. Подросток хмурится и представляет себя держащимся за руки с неразборчивой мужской фигурой. Идея вовсе не отталкивающая. Затем он представляет себе более интимный момент — он целует другого парня в губы, пока грубоватые большие руки прижимают его к себе, и даже тогда ему совсем не некомфортно. На самом деле, это кажется даже правильным. Но почему? Значит ли это, что он — гей или же, что он просто принимает гомосексуализм? Чимин не совсем уверен, хочет ли он, действительно, найти ответ именно на этот вопрос. Почему он никогда не задумывался о своей ориентации? Он никогда в своей жизни не был заинтересован кем-либо, но он всегда полагал, что это оправдано тем, что он всегда был слишком занят, пытаясь заработать достаточно денег, чтобы его отец не избил его до полусмерти. Он построил вокруг себя такую стену, что свиданиям не было места в его мыслях. Если подумать, Тэхен пару раз рассказывал о каких-то девушках, но Пак просто кивал и соглашался со всем, что говорил его друг, думая, что это то, что следует делать друзьям. Он не мог вспомнить ни имен, ни лиц упомянутых девушек. Ни одну из них. Кроме того, он всегда был более очарован силой танца Чонгука, чем чувственностью айдолов-девушек. Значит ли это…? Подросток настолько поглощен размышлениями о своей ориентации, что не замечает, как на вторых качелях оказывается фигура еще одного человека. Чимин вскакивает и смотрит вверх, замечая, как Намджун с любопытством наблюдает за ним. — Ребенок, Джин был настолько напуган и шокирован, что ты не вернулся домой, еще и трубку не взял, что заставил меня идти искать тебя. Что ты здесь делаешь? — Ох, — по-глупому говорит младший и достает телефон, чтобы убедиться, что Сокджин действительно звонил ему несколько раз. Неужели он был настолько глубоко в себе, что даже не заметил, как у него в кармане завибрировал телефон? — Мне очень жаль… — Не, все в порядке. Уверен, он выпил слишком многого лекарств, чтобы помнить об этом. Что не дает тебе покоя, мелкий? — Это… Ничего… — Я не собираюсь давить, но из тебя выходит чертовски ужасный лгун. Я подумал, что, на будущее, это может тебе пригодиться. — Ох… — Могу ли я помочь еще с чем-нибудь? — Я не… Не думаю… — Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне, Джину или Тэхену все что угодно, верно? Мы никогда не осудим. Ты уже должен был это понять. — Я знаю… Спасибо… — Ну ладно, тогда проехали. Давай вернемся назад. Уже поздно.***
Остаток недели проходит, на удивление, даже хорошо. Тэгун ведет себя совершенно обыденно, так же, как и всегда, из-за чего Чимин задумывается — не выдумали ли он все это у себя в голове. Он уже подумывал о том, не спросить ли об этом самого парня, но решает не делать этого, потому что на самом деле, чего он пытается добиться этим? По прошествии нескольких дней, Чимин продолжал размышлять о своей ориентации и, в конце концов, пришел к выводу, что ему легче представить себя с мужчиной, чем с женщиной. Вместе с долгожданным осознанием, на него обрушивается очередной приступ ненависти к самому себе, потому что ну не может он, в добавок ко всему, быть геем. Не может он быть школьным лузером-геем-сиротой в одном лице. Ученики в школе и так считают его самой легкой мишенью, на которую можно обрушить всю свою подростковую тоску и ненависть. Что еще они сделают с ним, если узнают что он — гей? В то время, как для большинства людей ненависть к себе выражается в форме гнева, Чимин тонет в молчании и апатии, не желая даже прикасается к еде. Он избегает Сокджина, Намджуна и Тэхена, потому что внезапно ему становится стыдно за себя. Что, если Сокджин и Намджун когда-нибудь узнают об этом? Они ведь не захотят, чтобы у них дома жил подросток-гей, верно? Что, если Тэхен узнает? Тэхен не подавал признаков того, что он гомобоф, но никто не хочет дружить с гомосексуальным подростком, верно? Тэхен не пошел бы на такое социальное самоубийство. Если кто-нибудь узнает об этом, у него не останется никого и ничего, ни дома, ни семьи, куда он мог бы вернуться. Отравляющие мысли продолжают распространяться, и они еще больше подтверждаются, стоило Чимину осмелиться и поискать что-либо на эту тему. Неудачная попытка заканчивается чтением комментариев, наполненных ненавистью и твердящих ему, что он мерзок и должен просто умереть от СПИДа. Интернет переполнен такими гневными комментариями и абсолютным отказом принять его в качестве просто еще одного члена общества. Честно говоря, он напуган. Он не понимает, как Тэгун мог признаться ему, когда и сам должен прекрасно знать, как большинство корейцев относится к гомосексуализму. Время идет, и Чимин не может смотреть ни на Сокджина, ни на Намджуна, ни даже на Тэхена, потому что их привычные дружеские улыбки перекрываются образами их лиц, орущих со злостью и ненавистью, выплескивающих все отвращение на него. Он не выживет, зная, что они ненавидят его. Он не сможет. И вот, однажды, Чимин решает, что ему придется покинуть дом, как это, много лет назад, сделал Тэгун. Он упаковывает свою сумку со всем, что у него есть, а этого было не так уж и много для того, чтобы начинать все заново, и часть наличных, которые он скопил, работая в закусочной. Берет деньги, качает головой и аккуратно кладет их на стол с небольшой запиской, в которой благодарит Сокджина и Намджуна за заботу о нем и благодарит Тэхена за то, что он был таким хорошим другом. Он яростно растирает глаза, чтобы сдержать слезы, и тихо выскальзывает из комнаты. Его отец был прав. Никто никогда не полюбит его. Чимин стоит перед главной дверью и оборачивается, чтобы в последний раз взглянуть на квартиру. Он полюбил это место. Это было первое место, где он чувствовал себя желанным и в безопасности. Ну, теперь уже нет, но… Он уже собирается открыть дверь, когда знакомый голос останавливает его. — И куда это ты собрался в такой час, ребенок? Это снова Намджун, у него уставший голос и руки сложены на груди. Судя по его виду, Намджун, должно быть, писал тексты вместо того, чтобы спать, и Чимин не может поверить, что был настолько глуп, чтобы не проверить, что все остальные спят. — Я… — Думаю, нам нужно немного поговорить. Отдай мне эту сумку. Младший тяжело сглатывает и отдает Киму сумку, обреченно опустив плечи. Он следует за старшим в маленькую студию, где Намджун, с тяжелым вздохом, закрывает за ним дверь. — Ладно, малыш, мы все беспокоимся, что ты ведешь себя так скверно, но мы приняли это, потому что поняли, что когда-то все мы были подростками. У нас у всех есть свои проблемы, а у тебя особенно есть все основания быть таким, учитывая то, что произошло… Но у меня такое чувство, что есть что-то еще. Так в чем же дело? Подросток нервно теребит край своей футболки. Он знает, что не выйдет из комнаты, пока не сознается, а когда признается, Намджун наверняка вышвырнет его вон. Но ведь именно этого он и хочет, верно? Уйти из дома и оставить Кимов в покое, верно? — Я… Я… — Начинает Чимин, зажмурившись. — Я думаю, что я гей. Наступает долгая тишина, и Чимин не смеет открыть глаза, боясь увидеть перед собой разочарованное лицо Намджуна. Он чувствует, как к глотке подступает тошнота, и начинается легкое головокружение, как будто его кружат по комнате. Он почти ожидал, что Намджун даст ему пощечину или пнет его, но ничего не происходило. И вдруг, ни с того, ни с сего, Намджун начинает громко смеяться, чуть ли не плача и хватая ртом воздух. Чимин сбит с толку и на мгновение задумывается, не довел ли он Намджуна до безумия. — Я. Я уйду из дома… Мне жаль что… — начинает Чимин, но останавливается, когда Намджун, продолжая смеяться, выходит из комнаты, выкрикивая имя Сокджина. Джин кричит что-то из спальни в ответ (нечто похожее на «Заткнись, черт возьми»), но, в конце концов, выходит из спальни, пока Намджун продолжает настаивать, говоря, что это очень важно. — Что, черт возьми, может быть настолько важным? — ворчливо спрашивает старший, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. — Чимин пытался убежать. -Ты пытался что?! Почему? — Сокджин внезапно просыпается, его глаза резко распахиваются и смотрят прямо на Чимина. Подросток съеживается прямо на том месте, где стоял все это время, чувствуя себя почти голым под пристальным взглядом. — Нет, но это не самое главное. Догадайтесь, почему он пытался убежать. — Это из-за суши? Потому что я не разрешаю тебе есть гамбургеры? Чонгук сказал мне, что ты разочарован, но Чими… — Нет, попробуй еще раз — почти радостно говорит Намджун, и Пак совершенно сбит с толку таким поворотом событий. Намджун готовит ему что-то ужасное? Так обычно начинаются преступления на почве ненависти к геям? -Я не знаю! Просто скажи мне! — Сокджин огрызается, в отчаянии хлопая Намджуна по руке. Он думал, что Чимин был счастлив с ними, и он солгал бы, если бы сказал, что его сердце не разбито одной только мыслью о том, что младший когда-нибудь захочет покинуть их. — Чимин в той же команде, что и мы. — Что? Какая команда? Ты можешь перестать быть таким чертовски загадочным и просто сказать мне все нормально? — Ну же, Джин! Он играет за нашу команду. — Наша команда? Что? Что, черт возьми, это зна…? Оу… — Сокджин колеблется от внезапного осознания, а Чимин просто наблюдает за двумя мужчинами в полной тишине, задаваясь вопросом, не на этом ли моменте он получит в лицо. — Чимин, почему ты просто не сказал нам, что ты гей? — Тихо спрашивает Сокджин, приближаясь к подростку и опускаясь так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Я… Ты не… Ненавидишь меня? — Как я могу ненавидеть тебя за это? — Да, Чимин, особенно когда мы сами… — Намджун начинает, а потом обхватает руками лицо Сокджина и крепко целует. Джин размахивает руками и, чуть позже, закатывая глаза, отталкивает от себя Намджуна, на что ему пришлось потратить определенное количество сил, так как парень был крупнее его самого. — Есть способы рассказать об этом и получше, чем онлайн трансляция, придурок, — жалуется Сокджин, прежде чем снова обратить свое внимание на Чимина, который все это время смотрел на него широко раскрытми глазами. — Ты и… Намджун хен… — Извини, малыш, но мы так уже… много лет. Подросток безмолвно, как рыба, пялится то на одного, то на другого мужчину. Намджун и Сокджин геи? Не только геи, но и все это время были вместе? Как он мог не знать этого все это время? Как? — Хорошо, Чимин, — Сокджин говорит, хлопнув в ладоши. — Возвращайся в постель. Мы можем поговорить об этом завтра сколько угодно, но прямо сейчас, Вам, мистер, нужно выспаться. Завтра в школу. И вот так, как ни в чем не бывало, они все легли спать.***
— Тэ? Я должен тебе кое-что сказать, — нервно начинает Чимин, наблюдая, как Тэхен разворачивается от стола, чтобы смотреть на него. — В чем дело? — Я… Я гей. Тэхен моргает пару раз, прежде чем вернуться к компьютеру, пожав плечами и выкинув небрежное «круто». — И… Это все?.. — А должно быть что-то еще? Мой родной брат гей. — Ты знал? — Как же мне не знать. Ты такой глупыш, Чимини. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что я единственный натурал в этом доме. Я думаю, что отчасти понимаю, как, обычно, отдаленно чувствуют себя геи в своих семьях, — серьезно продолжает Тэхен, яростно щелкая мышью и клавиатурой, и выкрикивая: «Хэдшот, сука!» — когда ему удается уложить противника. — Ох… — Хэй, по крайней мере, теперь ты не будешь слишком шокирован, если услышишь звуки из спальни. Я знаю, что они пытаются держать свои руки подальше друг от друга, когда ты рядом, но теперь, когда кошка вылезла из мешка, я сомневаюсь, что что-нибудь остановит их, — продолжает подросток, печатая столь же язвительный ответ кому-то, бросающему оскорбление в сторону его матери. — Какой звук? — Господи, Чимини. Ты бедная маленькая, потерянная невинная душа. Звуки секса, мелкий, громкие, страстные звуки секса. Просто предупреждаю, Намджун хен довольно громкий в постели. Вот дерьмо! Этот ублюдок почти достал меня. — Они… это делают…? — Спрашивает Чимин, и он знает, что его лицо, должно быть, горит красным. Дело не в том, что он такой ханжа, что никогда не смотрел порно или не знает, что такое секс, но это супер странно знать, что два его хена должны время от времени заниматься этим. Он на мгновение задумывается, кто же должен быть наверху, а затем отмахивается от этой мысли, потому что думать о них подобным образом кажется, как минимум, невежливым. — Они — двое здоровых мужчин, которым далеко за двадцать, и они все еще одержимы друг другом. Конечно, они занимаются этим, — отвечает Тэхен, и кидает быстрый взгляд отвращения, прежде чем сосредоточиться на игре. — О… Эм, Тэ? — Ммм? — А почему они мне ничего не сказали? — Вероятно, по той же причине, по которой ты им не сказал. Ха! Хэдшот, мудила! Думаю, еще и потому, что они просто слишком сильно привыкли скрывать это от всех. И они, скорее всего, не хотели… Я не знаю, заставить тебя чувствовать себя неудобно или давить на тебя. Им было гораздо легче убедить тебя остаться с ними как с двумя соседями, чем парой. — Я должен найти себе другое место… — Если ты это сделаешь, то просто докажешь, что они были правы в том страхе. Не говори глупостей, Чимини. — Но… — Я знаю, что ты, вероятно, тебе скоро приедтся говорить об этом с хеном, но всегда помни о защите. И подготовке. Всегда готовься. — Какая подготовка? — Вау, хены конкретно позабавятся с тебя. Не обращай внимания. Так ты хочешь научиться играть в эту игру или нет? Чимин проводит следующий час или около того, слушая, как Тэхен бесконечно называет его нубом.