Глава 12. Вьетнамские флэшбэки.
Утренний холодок прошелся по спине, приласкал мягкие щёки, разбудив такого хрупкого и беззащитного во сне парня. Он поморщился, что-то недовольно промычав, когда пытался найти и натянуть одеяло сквозь сон. Однако руки лишь отчаянно взлетали в воздух, били по телу и по…полу? Когда Чимин открыл глаза, то обнаружил, что одеяла и вовсе нет, как нет и матраса под боком, лишь ледяной и твёрдый пол. Он окинул сонным взглядом всё вокруг и подметил, что расположился как раз прямо под кроватью. Просто немного промахнулся. Пак отказал себе в удовольствии понежиться на «уютном» паркете и лениво поднялся, потирая слипающиеся глаза. Сейчас его переполняло желание взглянуть на того нахала, что по-царски распластался один-одинешенек на такой громадине. Однако, какого было его удивление, когда постель оказалась, хоть и измята, но пуста. Даже представить было сложно, что было прошлой ночью — в голове лишь пустота и навязчивая пульсация. А ещё там, видимо, обустроились шахтеры, решив, что в мозге Пака много руды, и начав долбить по нему кирками. Похмелье — штука страшная. И что страшнее, неизвестно: полумертвое состояние или частичная амнезия. Собрав остатки сил в кулак, сжать который сил бы не хватило, Чимин, шатаясь и путаясь в простынях, разбросанных по полу, поплелся к двери в надежде найти хоть кого-нибудь живого в этом месте. И всё тщетно. Он нашёл лишь во всю храпящих и сопящих парней, и нашёл в весьма странных позах: первый — Чон — сидел на стуле, сгорбившись и похрапывая, сложил руки перед собой на столе и уткнулся в них лицом, а второй — Ким — безвольно растекался по полу прямо под столом, можно сказать, под Хосоком. Подойдя ближе, Чимин заметил, что Чон сжимает в руке пустую стопку, и, что более важно, расстегнутые ширинку и ремень его штанов. Что было ночью — трудно сказать. Да и знать не очень-то хотелось. Пак еле как доползает до холодильника и достает наполовину пустую бутылку пива. Или наполовину полную? Хотя, сейчас это роли не играет — важно, что пива, и что холодную. Он находит в раковине гору посуды, в основном бокалов и стаканов, выбирает один наугад и споласкивает, а затем наполняет светлой жидкостью, да так, что пенка поднимается выше краёв. Смотрит на стакан в руке, оглядывается на тушки позади и думает: похмелье — штука страшная. Когда Чимин разворачивается и делает шаг в сторону комнаты, из которой он выполз, в голове начинает противно гудеть, а в ушах так громко звенеть, что он хмурится и отшатывается, врезаясь плечом в холодильник. Перед глазами яркая, и в то же время мутная картинка, которая так нагло ворвалась в и без того страдающую голову. Пак словно чувствует чужие, такие сладкие и жадные губы на своих. Юркий язычок, нахально врывающийся в рот, оставляющий влажные следы на шее, животе, груди. И наглые, горячие руки, что бессовестно срывают одежду, прикасаются во всех местах, где только можно и нельзя. А еще он видит пылающий взгляд глубоких беспросветных глаз, о который можно обжечься. В этот момент Чимина покидают силы, и рука его расслабляется, вслед за чем на пол летит наполненный стакан. Стекло с диким треском разлетается оксолками по всему полу, пара из которых долетела до невинно спящего Тэхёна, а пахнущая пряностями жидкость разбивается о пол, лужой растекаясь по нему. Спящие парни вздрагивают, тут же попрощавшись со сном, медленно поднимая тяжеленные веки. — Где я… — первым реагирует Тэхён, что весьма логично, растерянно оглядываясь по сторонам полуприкрытыми глазами. Он поднимает голову и смотрит на стол над собой, тут же замечая раздвинутые ноги прямо перед лицом. И тут Ким, словно ошпаренный, вылетает из-под стола, пряча раскрасневшееся лицо в ладонях. — Мамочки, что же я наделал… Наконец, Хосок поднимает голову, сонно оглядывается, видит покрасневшего Тэхёна и снова прячет лицо в попытке скрыть смущение. А ночью много чего было… Чимин вдруг подлетает к Тэхёну, хватает его за дрожащие плечи и смотрит на него, так и не убравшего от лица рук. — Тэхён, посмотри на меня, — Ким лишь мотает головой. Чимина начинает лихорадочно колотить изнутри, и он принимается трясти отчего-то закрывающегося парня. — Тэхён! Пожалуйста, Тэхён, подними глаза! — он лишь слегка выглядывает через щели меж пальцев, и Паку этого достаточно. — А теперь скажи мне, что было этой ночью? «Не спрашивай, Чимин-и! Как я могу рассказать тебе о том, что отсосал Хосоку?! Так жестоко меня об этом спрашивать!..» К щекам Чимина тут же приливается кровь, и он медленно отпускает Тэхёна, смущенно потирая нос, цепляя взгляд за разбросанные по всему полу осколки. — Эм… То есть… Ты не знаешь, где Ч-Чонгук? — Его тут нет? — Чимин мотает головой. — Ммм, тогда я не знаю. Кстати, Чимин-и, — Тэхён осторожно оглядывается, как бы указывая взглядом на лужу и лежащие в ней куски стекла, — что здесь произошло? — Это всё бездушный виноват! — то ли со смущением, то ли со злостью фыркает Чимин, тут же подрываясь с места. — Я сейчас уберу, не волнуйся. Что было ночью — всё равно загадка, которая смущает всех.***
Плавная музыка ласкала слух и сладостью развивалась внутри ослабшего тела, теряющего силы после каждого движения. Работа Чимину давалась с трудом, чего не скажешь об удивительно бодром Хосоке, носящимся с заказами и в баре, и в клубе, и за стойкой помогающем главному бармену, который даже смотрел на алкоголь через силу, сдерживая рвотные порывы. Тэхёна же забрал Джо на попечение, заявив перед этим, что сделает из него самого желанного мальчика всея клуба, на что Хосок отреагировал с еле различимым оскалом. А вот Чонгук… Он просто пропал. Уехал по-английски и даже спустя день не написал, не позвонил, вообще ничего не сделал. «Может, всё-таки написать ему? Или не стоит? Воспоминания о той ночи не дают мне покоя… Задница вроде не болит, так что мой сейф не был взломан. Да и я не припомню, чтобы рвался в его подвал. Но что тогда было? Или не было ничего… Нет, что-то, да было! Наверное…» Чимин зарылся рукой в слегка смывшиеся рыжие волосы и агрессивно их растрепал, раздраженно рыча на самого себя за потерю памяти. Хосок подозрительно скосился на бармена, который уже по третьему кругу протирает бокалы и что-то бурчит себе под нос. Чимин так и не написал. А Чонгук, похоже, не собирался проявлять инициативу. Пак никогда не горел желанием читать чужие мысли, но вот узнать, что на уме у бездушного, он был бы очень даже рад, ведь у него на этот счёт нет никаких догадок. Чимин казался самому себе таким измученным и накрученным спустя неделю после «вечеринки». Опухшие, красные глаза, под которыми красовались тёмные круги, как бы говорящие о небольшой ссоре с нормальным сном, неестественно бледный цвет лица и в целом уставший вид непрозрачно намекали на то, что жизни в парне почти не оставалось, и Чимину становилось так жаль этого паренька. И не важно, что этот паренек — его отражение в зеркале. А с чего бы такие жертвы? А всё дело в том, что, как бы Пак не пытался скрыть от самого себя, а без Чонгука он чувствовал себя паршиво. Ведь сейчас он не может найти его и распросить о том, что же случилось между ними — вернее, может, но гордость никак не позволяет. Или страх? Возможно, он боится узнать правду, боится стать ближе к Чонгуку, боится подпустить его к своим скелетам, а возможно, он просто боится Чонгука. Чимин не видел в Чоне человека. Он видел в нём, может и не тварь, но бездушную. А человек разве может быть без души? Никак нет. Да даже тварь, и у той есть душа. Так что же такое Чонгук на самом деле? Что скрывается за его человеческой личиной? Быть может, он демон во плоти, живущий в тринадцатой квартире на четвертом этаже, притягивающий к себе весь негатив и тут же распыляющий его на округу? Он — загадка для Чимина. И в то же время он — магнит. Словно свет для мотылька, мёд для медведя, золото для вора. Что-то опасное, и по неизвестной причине притягивающее. До жути пугающее. — Да на тебе лица нет, — вес от руки ощущается на плече тянущим вниз грузом. — Че с тобой, а, бармен? — Ничего, Хосок, всё в порядке, — безэмоционально кидает Пак, стряхивая вроде как подбадривающую руку Чона. — Займись лучше работой. — Ну вот, опять ты стал холодным и равнодушным. Ты из-за Чонгука такой? — Чимин замирает, едва расслышав это имя. — Так и знал. У вас ж там это, мутки какие-то, тебя можно понять. — Ошибаешься, ничего между нами нет и не было, — вздыхая, Пак откладывает шейкер, хватает стакан «Пираньи» и делает глоток, морщясь от непривычного крепкого. — Чёрт, и как он только это пьёт… — Так ты, ну, безответно влюблен? — Мимо, — Чимин решает, что верным решением будет выпить всё залпом, чем заставляет наблюдающего за ним Чона округлить глаза. — Эй, бармен, ты ж на рабочем месте, хорош бухать. — Мне всё можно. Хосок лишь растерянно чешет затылок, впервые видя Пака таким отчаянным. — Я всё никак не могу понять кое-что, — осторожно начинает он, прочистив горло. — Мне тут недельку назад Тэхён вопрос задал… Спрашивает, гей ли я. Ну, я ему говорю, типо, ты че, с дуба рухнул, все дела. А он такой, ну давай проверим, и, — Хосок резко замолчал, смущенно поправляя челку. — Проверил, короче… — И что в итоге? — Да не знаю я… Но я хотел тебе один вопрос задать, чтобы нормально понять. Вот ты — натурал обыкновенный, да? — Я бы не сказал. — Так ты гей?! Чимин задумчиво посмотрел в потолок, изучая горящие неоном лампы. «Гей ли я? Определенно нет. Не гей, но и не натурал. И не отнес бы себя к би. Возможно, что-то, не входящее ни в одну из категорий? Вроде, таких называют асексуалами. Но я и не асексуал. Возможно. Я не скажу, что мне неприятны девушки — я, напротив, нахожу их милыми и очаровательными, если они таковыми являются. Но и мужская привлекательность мне приятна — разве только девушки могут быть очаровательными? Я не припомню, чтобы когда-либо любил или испытывал влечение. Возможно, я и асексуал. Но разве у асексуалов бывают такие же ситуации, что и у меня с Чонгуком? Или все пьяные люди — одинаковы? Да нет. Натурал, будучи в зюзю, скорее уж изобьет парня под боком до полусмерти, чем изнасилует. Да и разве есть смысл записываться в какую-то из групп? Лично я его не вижу» — Трудно сказать, — Чимин вновь смешивает коктейль, оперевшись бедром о барную стойку, смотря куда-то мимо Хосока. — Мне кажется, что ты слишком узко мыслишь. Все эти твои рамки и деления на фракции… Зачем придавать этому такое значение, ума не приложу. Почему бы тебе не перестать уже зацикливаться на том, что Тэхён — парень? — Бармен, мать твою! — Чон резко вспыхнул, залившись краской. — Я тебе давно уже хотел сказать: будь хоть иногда тактичнее! — И кто мне тут говорит о такте? — уголки пухлых губ поднялись в довольной ухмылке, отчего Хосок закипал ещё больше. — Не будь стеснительной девочкой — бери пример с Тэхёна, — Чон продолжал верещать о чём-то неважном, что Чимин благополучно пропускал мимо ушей. И вдруг вбешенный парень замолкает, едва зацепившись взглядом за часы. В его глазах Пак прочитал лишь «выход Тэхёна», но ему было достаточно этого обрывка фразы, чтобы понять, о чём речь. — Кстати, сейчас, вроде как, Тэхён танцует, не хочешь посмотреть? Взгляд Хосока просто не описать. Он был наполнен удивлением, страхом, подозрением и чем-то ещё. Такой пугающий и неоднозначный, устремленный прямо в глаза Чимина, который, в свою очередь, в ответ старался не смотреть. — Я так и знал… — дрожащим голосом начал Хосок, сжав ткань рубашки у солнечного сплетения. — Пак Чимин, что ты такое? — Не понял? — искренне недоумевал Чимин, вопросительно склонив голову набок. — Ты не мог об этом знать… Только три человека знают о выходе Тэхёна, и ты в их число не входишь. И, тем более, не мог узнать об этом от нас, если только… — Хосок попятился, уперся поясницей в барную стойку и рефлекторно схватился рукой за столешницу, ненароком смахнув с неё шейкер, что упал оземь. — Ты… Чимин прекрасно понимал, что врать нет никакого смысла. — Чему ты так удивляешься? — равнодушие в голосе ещё больше пугало смятенного Чона, вызывало у него накрывшую волной дрожь. — Разве ты не помнишь нашу первую встречу? Тогда я тоже не мог знать обо всём, разве нет? И я бы не сказал, что тебя это сильно шокировало — ты лишь спокойненько позадавал мне вопросов и сдался без боя, когда я не высказал желания на них отвечать, — Чимин сделал шаг в сторону Хосока, направился к нему медленно, мучительно медленно, а на лице его не играла ни одна эмоция, из-за чего было нереально понять, о чём он думает. Приблизившись, наконец, к остолбеневшему Чону вплотную, он оперся рукой о столешницу позади обездвиженного тела, ещё плотнее прижимая его к ней. Приоткрытые губы остановились на одном уровне с хосоковым ухом, обжигая побледневшую кожу дыханием. — Ты ведь давно уже понял, что я не обычный человек, Чон Хосок. — Что это значит, чёрт тебя побери? — непривычно тихо спросил Чон, боясь даже пошевелиться. — Ну, — Чимин чуть отстранился, убрав руку со столешницы, зацепил взгляд за переносицу и совершенно не к месту улыбнулся, — я всего лишь вижу души и бонусом к этому читаю мысли, — Хосок удивился ещё больше, потеряв дар речи, а Чимин положил свою ладошку на его плечо. На его лице впервые заиграла эмоция — и это была печаль. — Я буду очень благодарен, если в твоей памяти я останусь загадочным парнем, с которым ты работаешь и выпиваешь, а не каким-нибудь жутким монстром. Всё-таки ты первый, кому я об этом рассказал… — Серьёзно? — дар речи вновь вернулся к Хосоку, а Чимин лишь кратко кивнул. Сейчас Чон впервые так легко мог различить искренность на этом миловидном личике, которое обычно не выражает абсолютно ничего, и ему от этого стало как-то лестно и…радостно? Чувство того, что он особенный для кого-то, разливалось теплом по всему телу, и он даже забыл, что этот с вселенской надеждой смотрящий парень всего пару минут назад до чертиков пугал и милым отнюдь не казался. — Я понял. Не парься, я и так знал, просто не мог поверить. Погнали лучше на Тэхёна посмотрим, пока не поздно. Чимин лишь мягко улыбнулся и кивнул, последовав за вновь оживленным Хосоком. Возможно, это его первый друг?