***
Ночью таинственный мир людской суеты замирает.
Дороги и улицы пустеют, теряя своих дневных обитателей.
Уже не слышно детского смеха, упреков родителей, музыка из колонок подростков и гул машин, застрявших в пробке.
Шарканье шин по серой дороге давно стихло и очень редко можно увидеть проезжающую мимо одну из представительниц семейства железных.
Одинокие фонари, как маяки, освещают небольшие островки улица, пока вокруг царствует безграничная тьма.
На небе разгораются миллиарды звезд, хранящие в себе каждую историю, сказку, произошедшую в этом мире…
В мире среди злобы, эгоизма, холода, жестокости, дружелюбия и счастья.
Ближе к полуночи бледное зарево постепенно разгорается сильнее, проглядывая сквозь туман черных облаков, что застелили небо. Спустя несколько мгновений появляется луна, похожая на бриллиант.
Это не та сказка, которую из уст в уста рассказывают в народе; не та история, которую милые сердцу матери рассказывают своим непоседам перед сном.
Этот мир слишком хрупок, у него есть свои секреты.
Если бы…
Если бы люди узнали об вселенных, что с нами по соседству, то все вокруг разрушилось б, раскрошилось бы на мелкие кусочки.
Несколько недель подряд, один брюнет, каждый вечер садился у окна своей комнаты, включал на телефоне одно видео и с упоением наслаждался песнью скрипки, которая доносилась из железного друга.
Хибари понятия не имел, зачем его другу, Бельфегору, слать ему это видео, где юная шатенка так завораживающе выплетала ноты, касаясь струн смычком перед желанными слушателями и подслушивающим у открытого окна (о коим она не знала), но каждый раз с восхищением внимал прекрасной игре.
Скрипка, то плакала без слов, то нежно приходила на песнь радости, затем резко пускалась в неистовый пляс, сродни шабашу ведьм, на Лысой Горе. Потом вновь печально вздыхала, рыдала, нежно улыбалась, задористо смеялась.
Больше всего сердце брюнета сжималось, когда наступал новый куплет, где скрипка надрывалась от безнадежной тоски о ком-то. Затем замолкала на минуту и тихо, словно боясь спугнуть тишину, начинала сладко шептать убаюкивающую мелодию.
Одна, казалось бы, песнь, но была разной, и от того, невообразимо прекрасной для молодого подростка по имени Хибари Кея.
Его сердце, как ему с детства верилось, было черствым всегда, но после той встречи на балу его мир стал меняться, приобретать новые краски, появился смысл вставать каждое утро и открывать глаза, чтобы в толпе искать знакомую макушку.
Он не раз задумывался о том, что правда ли никчемная Тсуна оказалась той девушкой с бала да в добавок любимой скрипачкой, игру которой он так ждет и от которой тает ледяное сердце.
Раньше, он не раз порывался обойти округу, пойти следом за неизвестной скрипачкой, чтобы узнать ее получше, но все не доходили руки.
Или, точнее сказать, троллейбус «11», что в переводе на родной язык — ноги.
Хибари часто засиживался в студсовете до поздна, работа так выматывала, съедала все физические и душевные силы, что их просто напросто не оставалось на что-то еще, кроме, как прийти домой, заварить лапшу и согреть чайник, а дальше сон.
Иногда, раньше, ГДК охватывало странное чувство присутствия незримой скрипачки.
Юноша чувствовал что-то вроде душевного родства с неизвестной музыканткой, но популярной, которую даже не видел никогда без ее очков и не на сцене, не представлял, как она выглядит в реальности, не там, на сцене, а просто даже рядом с друзьями, что любит, сколько лет.
Кея испытывал к ней странную, необъяснимую привязанность, которую и сам толком не мог понять, но…
Это чувство не проходило уже после нескольких недель, с того самого дня, когда он впервые услышал волнующую песнь скрипки.
Но, после того, как узнал, что скрипачка — Тсуна, эти чувства усилились, взбунтовались и требовали рядом этой девушки, с которой забываються все кошмары.
Флэшбэк
Pov Бельфегор
Когда я увидел тех двоих с детьми, то даже не знал, как реагировать. Кажется, детей звали Субару и Кайто.
Они начали что-то говорить про братишку, про холод и дом. Как понял — это они пригласили детей к себе в дом.
Я подумал: « Была — не была! Интерес побеждает! » и пошел за ними.
Какого же было мое удивление, когда увидел, что кучка ребят пришли к дому моего друга и одноклассника — Дино.
Вспомни «солнце» — вот и «лучик».
Дино вышел из дома и начал что-то верещать по поводу того, что Тсуна должна готовить ужин, а Занзас придет с работы поздно вечером. Так, так. И кто же они тебе, Дино? Вот что ты тогда хотел скрыть. Знаешь ее, а мне ни слова! Вот подлюга! Гадюка подколодная! Убью!
Тут слышу веселый смех.
Подкрадываюсь к приоткрытому на первом этаже окну и заглядываю. Дети веселятся, повиснув на блондине, шатенка с зеленовласой весело смеясь хлопали в ладоши и поддерживали детишек.
Нет, стоп.
Смеясь?!
Пригляделся: и в правду, Фран смеялась. Чисто и задористо, что даже мне захотелось улыбнуться, что, собственно, я и сделал, доставая камеру. Все же, Фран та, которую я искал, а знать, ее сестренка является той, что ищет Кея. Думаю, он будет доволен.
Дети спрыгивают с Дино и окружают шатенку:
— Ты обещала! Обещала! — верещат они.
— Помню, — Тсу мило улыбнулась и удалилась из комнаты.
Я было подумал, что пора закругляться и хотел уже выключить камеру, как взгляд зацепился за скрипку, которую держала в руке, вошедшая Савада-младшая.
Что ж, это интересно.
Смычок коснулся струн и потекла медленная, певучая мелодия. В ней не было ничего особенного, но я весь скукожился, затаил дыхание, пытаясь не упустить ни одного звука, который издавала скрипка. Все мое естество встало и не хотело двигаться, пока мелодия не закончиться. Эта мелодия…
Завораживала своей простотой, но открытостью.
То плакала без слов, то нежно радовалась чему-то, затем резко пускалась в пляс, потом вновь печально вздыхала, рыдала, нежно улыбалась, задористо смеялась. А после скрипка надрывалась от безнадежной тоски о ком-то. Замолкала на минуту и тихо начинала петь убаюкивающую мелодию.
— Волшебно, — выдохнул Дино.
Небольшая гостиная наполнилась аплодисментами немногочисленной аудитории слушателей.
Я тоже еле держался, чтобы не добавить свою лепту о восхищении.
Кто бы мог подумать каким талантом обладает известная на всю школу своей никчемностью — Тсунаеши.
Я решил все же уйти, но когда начал сворачивать за угол улицы, то увидел, как к дому моей лягушки подошел Бьякуран. Что он здесь делает?
Однако, по прыгнувшим в его объятья мальчишкам, понял, что ничего особого — пришел за братьями. Теперь ясно, кого они мне напоминали.
Устало поплелся по улицам, полностью погруженный в хаотичные мысли, что, словно муравьи, роились в моей голове.
Ладно, сейчас приду домой и спать!
Хватит на сегодня потрясений.
Тут я остановился, достал телефон и, потыкав в пару кнопок, убрал обратно, идя дальше…
Думаю, ему понравится.
Конец Pov Бельфегор
***
Когда Хибари проснулся, то его кабинет освещала краснота заходящего солнца.
Он встал, провел рукой рядом с собой, отмечая про себя, что девушка ушла относительно недавно. Возможно…
Кея встал, поправил рубашку, согрел и налил чай.
Когда чай был допит, то засел за документацию.
Телефон на столе завибрировал оповещая о сообщении.
Девушки, проводив гостей, поужинав, отправились к Фран, чтобы обсудить последние новости.
Конечно же из-за количества новостей из комнаты стали иногда доноситься вопли: «да Боже мой!», «да как ж так!», то одной, то другой сестры.
Поговорив по душам с часик, девушки с чистой совестью легли спать, в надежде, что новый день принесет им радость, а их глупые «принцы» забудут о них, о их поимке — ведь, что будет, если «золушки» — не совсем те, что были на балу.
Следующий день, для Савад, прошел относительно хорошо, не считая внеплановых тестов, по которым им явно светит неуд.
И следующий тоже прошел, как-то монотонно. Рутина.
Конец Флэшбэка.
— Ты уверен? — встретились спустя несколько дней блондин и брюнет в одном уютном кафе.
— Конечно, — кивнул блондин, — Фран — моя «золушка», а так как она в постоянку ходит только с одной шатенкой — значит, та твоя незнакомка.
— Мда., — Кея многозначительно хмыкнул, — она ведь оказалась моей любимой скрипачкой, музыку которой я люблю точно та же, как и гимн намимори.
— Ты о той, на концерты которой по выходным ходишь? — попив из трубочки молочный коктейль с клубничным вкусом, спросил принц.
— Да. По субботам — выступает в парке, а по воскресениям — в одном клубе для подростков, но туда и взрослые проходят.
— Завтра ведь суббота? — Бел шишикнул, — вот и пошли.
— Тогда в 8 встретимся у входа в парк.
— Хорошо, — Бел отпил коктейля, — даже странно, что не пришлось уговаривать.
— А ты хочешь меня уговаривать? — ядовито спросил Кея, растягивая губы в маньячной усмешке и щуря глаза, в коих загорелся огонек азарта.
Утро субботы выдалось довольно хмурым, хотя немного серая погода не могла испортить настроение дома Савад. Это со-о-овсем что-то другое.
— Ненавижу отца! — кипятился Занзас, разбивая очередной бокал с виски о стену кухни, где все находившиеся вновь дрогнули, виновато понурив головы.
— Ну, ну, — попытался разрядить обстановку блондин, — пропустишь один разочек — ничего страшного, да, Тсуна?
— А? — очнулась она, — да, да, ничего страшного! — торопливо закивала головой в знак согласия, — думаю, это важнее.
Ой, лучше бы промолчала!
Глаза Занзаса застелил больший гнев:
— Нет, — зашагал брюнет своим широким шагом «графа» по кухне взад-вперед, — я, конечно, понимаю, что тебя он недолюбливает, но это не значит, что имеет право меня занимать работой в день твоего концерта.
— Бра~ат, — растягивая гласные пропела Фран, — завтра другой концерт.
— Угх!
— Ладно, — Тсуна нервно улыбнулась, — пора собираться!
— Да, я тоже тогда пойду документы соберу, — неожиданно спокойным голос объявил Занзас, но всем от этого стало не по себе, однако, решили, что лучше промолчать, а то от злого
братика Занзаса можно ожидать чего угодно.
Тсуна трепетно смотрела в футляр со скрипкой. Ее руки немного подрагивали от непонятного волнения.
Она услышала шаги и обернулась.
В проходе стояла Фран и братья:
— Ты чего? — спросила зеленоглазая, видя волнение.
— Так… Что-то сердце успокоиться не хочет.
— Ты как всегда, мелочь, — фыркнул Занзас, — я на работу, — брюнет со шрамом развернулся, гордо задрав нос, — удачи.
— Он тоже как всегда, — истерично засмеялся блондин.
— Так, ладно, — Фран подошла к Тсуне, — мы идем.
— Ага! — весело взвизгнула шатенка, хлопнув в ладоши.
Pov Занзас
Мои сестры — наркоманки.
Нет, не наркотики и не марихуана с какой-нибудь еще там травкой.
Нет, для них наркотик — музыка.
Только вот, одна из них, похожая на лягушку, больше не может играть ни на каком инструменте и все это из-за одного урода-мусора. Ух, как я тогда был зол!
Теперь Фран может наслаждаться музыкой только в чужом исполнении, не в силах самой прикоснуться смычком до струн своей скрипки, имеющей красноватый оттенок.
Они были одержимы музыкой, как никто другой, и даже ночью не могли расстаться с подаренными им мною, молодым старшим братом, новым инструментом.
Фран казалось, что струны нуждались в смычке, как она сама нуждалась в том, чтобы слышать. Слушать. Слышать.
В чём-то они были правы.
Их души нуждались в том, чтобы их слышали.
Души хотели рассказать о себе.
Тсуна умеет слушать не только свою и сестры душу, но и чужие.
Внимательно, задумчиво, прижав подбородком гриф и извлекая мелодию, которой никто больше не смог извлечь из тех же струн, кроме Фран, но та давно забыла как это делаеться. Точнее не хочет помнить.
Младшая настолько серьёзно слушала собственную игру, словно не узнавала, что невольно создавалось впечатление, что она понимала — всё, каждое слово, каждую интонацию, каждую фразу. Тсунаеши чувствовала скрипку, будто была с ней одним целым, они жили одной жизнью, одними эмоциями. Буквально каждый, кто слышал ее игру, пророчил девушке блестящее будущее на музыкальном Олимпе.
Но каждый раз сестренка повторяла одно и то же:
— Меня не прельщают слава и деньги, я просто люблю играть, дарить себе и окружающим радость, вызывать в людях бурю чувств. Что мне еще нужно, чтобы быть счастливой?
Скромная, добрая и теплая улыбка освещала ее лицо, когда она произносила эти слова, а карие глаза искрились веселыми огоньками неподдельного счастья.
Тсуна — не добрая и вежливая, как это может показаться на первый взгляд. Она другая…
Она боится людей, боится их взглядов, жестов. Она не знает, как вести себя с этим мусором, которые называют себя людьми.
Фран — тоже другая. Хотя нет, Фран в отличии от Тсуны скрывает свои эмоции и людскую боязнь-ненависть под маской безразличия.
Однако, несмотря на все, они счастливы и у них появились настоящие друзья, которые остаются с ними, даже узнав их прошлое и тайные страхи. Даже наоборот, стали только сильнее заботиться, защищать и оберегать.
Может, кажусь грубым и жестоким, но на самом деле это не так. Я довольно семейный человек, любящий свою родню в которую входят только сестры и брат-балбес.
Ух, как я устал.
Завидую их друзьям — они свободно могут защищать сестру Савад в школе, находятся рядом, когда я же нахожусь постоянно в фирме отца, потому что должен получить ее в наследство.
Жаль, что сегодня пропущу их концерт. Дино сказал, что Тсуна сыграет новую мелодию и она очень хороша! А я не услышу… Интересно, о чем на этот раз будет петь ее душа через скрипку?
Однако, надеюсь, глубоко в душе, что когда-нибудь еще услышу их
парное выступление.
Как же я на это надеюсь…
Конец Pov Занзас (прим. Автор: признайтесь, кого заинтересовал его внутренний монолог?)
Когда Фран и Тсуна, одетые в черно-белые платья и с солнечными очками, закрывающие пол лица пришли в парк, то народу было уже предостаточно много. Все жаждали вновь услышать игру молодой скрипачки.
Девушки стали пропихиваться сквозь толпу:
— Простите, — лепетала Тсуна пытаясь пройти между двумя амбалами.
— Эй, ты… — хотел сказать один из них, но увидев кто перед ним заткнулся и сам попытался растолкать нескольких людей впереди, чтобы дать пройти шатенке, за что получил благодарную улыбку и немного покраснел.
Пройдя уже почти до ее места, Фран спотыкается о чью-то ногу, задевая сестру, что прямо летит на стоящего перед ней:
— Простите, можно пройти? — лебезит Тсу пытаясь отодвинуться от спины незнакомца, что не очень получалось из-за напиравшей толпы.
Двое стоящих перед ней с сестрой обернулись и девушки замерли в оцепенении. Интересно, «принцы» всегда вгоняют в ужас своей аурой?
Но как только брюнет увидел, КТО прижимается к нему, то растерял всю свою холодность еле выговорил:
— Зверек…
Фран же тем времен безуспешно пыталась пройти мимо прЫнца, который делал шаги в ту же сторону, что и она, но в конец взбесившись, зеленовласая схватила шатенку, пропихиваясь между этими «принцами»:
— Спасибо, — чуть ли не слезно прошептала Савада-младшая, от чего на сердце старшей заметно полегчало.
Вот только теперь единственный вопрос: как играть, когда аж в первом ряду их теперешние маньяки-принцы-домогатели-искатели-неугомонные-эгоисты?
Савада-младшая глубоко дышала, пыталась унять мандраж, который охватывал ее каждый раз, когда она выходила к публике. Сегодняшний вечер не был исключением: девушку немного потряхивало, но она прекрасно знала, что это продлится недолго.
Стоило ей начать играть, весь остальной мир исчезал, оставалась лишь она и ее инструмент, которым девушка владела виртуозно. Хотя, некоторые исключения были…
Небольшие, такие. Прям такие маленькие, что шатенке хотелось провалиться. Желательно надолго. И мандраж весь был только из-за этих вот МАЛЕНЬКИХ проблемок. Ну, нет, ничего, она справиться!
Конферансье-Фран объявила ее выход и толпа затихла.
Тсунаеши расправила плечи, подняла носик к верху, улыбнулась и вышла на импровизированную сцену, коей оказалась обычная лавочка с потертой бирюзово-синей краской. «Зал» зааплодировал, девушка вежливо поклонилась.
Перед тем, как начать играть, скрипачка настраивала себя, словно скрипку: думала о чем-нибудь позитивном, радостном, о том, что согревало ее изнутри. Сегодня это оказалось легче обычного — ей в очередной раз приснился тот брюнет, которого она сейчас видит прямо перед собой… Она влюбилась в него и уже признала это, так же, как и безответность своих чувств.
Она решила посвятить ему песню.
Нет, не только ему.
Сегодня, был переломный для Фран день много лет назад, поэтому Тсунаеши будет играть не только для него, но и для нее, в надежде, что сестра услышит ее и поймет, и что… Что-нибудь, хоть чудо, но да произойдет!
Девушка осознавала всю нелепость ситуации, но ничего не могла с собой поделать.
Ее охватило знакомое чувство радостного полета, как только первый звук разлился по притихшему «залу».
Скрипка пела, а душа девушки пела в унисон с ней.
В этой песне было все: мечты, воспоминания о былом, печали и горести, надежды на будущее самой скрипачки, радость от того, что музыка ее скрипки дарит столько эмоций зрителям, слушающим ее с открытыми ртами.
Шатенка в очередной раз обвела взглядом, спрятанным за темными очками, людей в зрительном зале, и наткнулась на темно-серые, ЗНАКОМЫЕ-НЕЗНАКОМЫЕ глаза, наполненые столькими эмоциями, скольких она ни разу не видела в нем раньше. Неужели, песнь достигла его?
— Иии! — тоненько взвизгнула Савада, понимая, что один из объектов этой песни смотрит на НЕЁ, и ей вторила скрипка.
Руки задрожали, а музыка, резко оборвавшись, стремительно поменяла ритм. Это была уже не та мелодия, что играла она у себя дома, а совсем другая.
Выражающая совсем другое.
Теперь вместо нежности и грусти в перемешку с шабашами ведьм и музыкой эльфов, по залу бушевал настоящий «ураган», сметающий все на своем пути.
Эмоции зашкаливали, превышали все мыслимые и немыслимые пределы.
Игра отражала сейчас только ее чувства.
Бурю, в которой смешались смятение, неверие, удивление, нежность, надежда, радость. И еще множество эмоций не испытываемых доселе ею.
Еще бы!
Она смотрела в глаза своему «сну наяву», а разум все еще сомневался, что это реальность, но не иллюзия точно, навеянная воспоминаниями.
Брюнет переступил с ноги на ногу продолжая смотреть ей в глаза, точнее прожигать взглядом «аля-супермен» ее очки, Тсу вздрогнула.
Обезумевшее сердце дало сбой — подпрыгнуло, опустилось в пятки, вновь стремительно взмыло вверх, и затрепыхалось в сладкой истоме.
Но тут перед глазами появилось воспоминание о Фран…
Мелодия изменилась в очередной раз.
Инструмент всхлипнул, как дитя, тихая и нежная музыка со скрытой грустью и отчаянием окутала зал, погружая зрителей в мир спокойствия.
Чувства смешались и Тсу уже не знала кому посвящает эту мелодию. Все так запутано… Для нее…
Скромная, смущенная улыбка — музыка нежная и тихая, выражающая ее глубокие, нежные, но настоящие чувства.
Сияющие восторгом глаза — темп стал более ярким, динамичным, стремительным.
Глаза мельком пробежались по черным, как смоль, волосам, широким плечам, узким бедрам и…
Глаза шатенки все же пробежались по всей фигуре мужчины.
В мысли закралось подозрение, что он не просто так приснился ей, что не просто так они столкнулись на балу, а, может, все же просто так? А почему тогда сердце так бастует?!
Эти мысли в данный момент занимали ее, конечно, не меньше всего, но по большей части ее внимание было приковано к молодому человеку, милому ее сердцу.
Тсуна мечтала, а скрипка исполняла танец страсти и грусти, уносящий на вершину блаженства.
… К ней высыпало несколько десятков восторженных зрителей, начали благодарить ее, восхищенно говорить о ее виртуозной игре, которая так запала им в душу, но сама скрипачка искала глазами только одного слушателя. Но не находила.
«Где он? Куда подевался? Только что был здесь, а теперь…»
Сердце сжалось от тоски и сожаления. Почему он ушел? Ему не понравилось? Он узнал меня, а теперь ненавидит? Что.?!
От этих мыслей голова пошла кругом, Савада-младшая принимала цветы и пожелания дальнейших успехов, но почти не замечала, что делает.
Тело двигалось автоматически, а глаза продолжали грустно сквозь толщу стекла очков искать ее собственного кумира.
Уходя под руку с сестрой, она вновь обшарила глазами толпу, но, увы…
Вместо ожидаемой радости, скрипачка чувствовала после концерта лишь тоску.
— Они ушли, как только к тебе стали подходить, — задумчиво произнесла зеленоволосая, смакуя каждое слово, но с какой-то горечью.
Сейчас сестры уже пришли домой, расставили полученные цветы в вазы и сидели в комнате Фран.
— Скажи, — вдруг грустно произнесла кареглазая, — а он может полюбить?
— Чего мне не дано знать — того не дано, — Фран посмотрела на сестру теперь уже она начала тяжко вздыхать, — влюбилась, да.
Это был не вопрос.
Утверждение.
Утверждение, которое сквозило болью и пустотой.
— Дда…
Шатенка созналась. Что ей теперь-то терять?
— Я тоже, хотя не знаю даже за что, — обнялись.
— Я устала, — отстранилась Тсу, вставая с постели Фран, — ты не заметила, но мы все такие разговоры проводим у тебя! — чуть надула губки, — нечестно.
— У тебя бардак, — парировала другая, — спокойной ночи.
— Спокойной.
