Арлерт-Харт

Под гнетом войны и практически в объятьях самой смерти, Армин Арлерт четко выделил для себя три плюса. Первый — у него все еще есть друзья, которые достанут его даже из-под земли, куда он, возможно, с тяжелым грузом душераздирающих проблем когда-нибудь провалится. Второй — у него есть большие перспективы на будущее, которое, хоть и не кажется слишком светлым, особо безнадежным тоже не выглядит. Если не брать еще в расчет никакое доверие Эрвина Смита, которое постоянно кричит о себе на построениях, тренировках, плановых советах и скоро, кажется, будет попадаться в чае. Третий — у него есть, идущее тенью за спиной, написанное невидимыми чернилами на лбу и вдолбленное колом в сердце, клеймо солдата, которое даже Эрвин Смит не заберет. Не с фирменным плащом легиона, не с нашивкой на пиджаке и даже не с его жизнью. Армин серьезно считает, что даже после пули в лоб он встанет и отдаст последний раз честь. После чего умрет даже с небольшой гордостью. Сейчас, в самом разгаре пятнадцатилетнего возраста, Арлерт думал, что иначе и быть не может. Он надраивал мокрой тряпкой поочередно сапоги. И не считал количество времени, потраченное на это занятие. Армин лишь видел, что эта грубая солдатская обувь уже не то, что слабо блестела — она ярко сверкала. Как полуденное солнце. Как самая светлая душа. Как огромные голубые глаза еще в начале обучения. Он смахнул рукой пот со лба и с еще большим усердием вновь начал натирать сапог. Тело не могло сидеть спокойно, а руки не собирались мирно лежать на коленях, а сам Арлерт, даже связанный накрепко ремнями, все равно бы умудрялся как-нибудь двигаться. Особенно после постоянных мысленных напоминаниях о скором отплытии в Стохес, где начнется вся операция. Арлерт раздраженно сплюнул на пол, так, словно в этой слюне был корень всех его несчастий. Йегер выскочил, как черт из табакерки, каким-то образом оказываясь прямо возле него. — Ты в порядке? — глупый вопрос сорвался с губ Эрена. Он и не очень хотел его задавать. Просто, иначе разговор начать было сложно. Не то, что раньше. Раньше можно было подойти и спросить о любой ерунде. Будь то свободное время или учебное, или вовсе разгар тяжелой тренировки. Можно было просто «Армин, почему часы пробивают двенадцать?» или «Ты знаешь, что издалека твои волосы похожи на пшеничный хлеб?», а потом улыбнуться и посмеяться. И жить дальше. Армин был далек от всех этих воспоминаний. Казалось, что вместе с пулей из его головы выскочило все, что делало его жизнь красочной. Он вяло оглянулся на Эрена, что стоял столбом и смиренно ждал ответа. Голубые глаза встретились с глазами цвета молодой зелени. Одни не моргали вовсе, а другие хлопали во всю. Несколько секунд немых переглядок, неловкое состояние и огромное напряжение в воздухе, что хотелось сжать комом и выбросить подальше. — Так что? — спросил еще Йегер, полностью сметенный. Армин безразлично пожал плечами — и взгляд его был под стать. Но он внимательно смотрел на друга, цепляясь за того взглядом, как за спасательный якорь, а руки его все продолжали натирать сапог. Эрен, сейчас не видя в глазах друга абсолютно ничего, до этого чувствовал его подавленное состояние еще с коридора. И в этот момент, когда он был рядом с ним так близко, тем более. Эрен подошел и забрал тряпку из рук Армина, беспардонно бросая ее куда-то в угол. Арлерт, кажется, ожил и начал быстро хлопать глазами, удивленно рассматривая пустую руку и, кажется, не понимая совсем, куда делась вещь в ней. — Оставь это, — Эрен отставил в сторону один сапог, схватился уже за второй, но Армин резко потянул его на себя, пряча за спину, точно как любимую игрушку. Эрен осуждающе произнес, — Натирание обуви — последнее, что поможет тебя справиться с проблемами, Армин. Я уже говорил, что надо делать. Эрен прикусил губу, вглядываясь в пустое лицо Арлерта. Было неловко говорить последнюю фразу, но он все равно это сделал: — Надо просто проверить, прав ли ты в своем утверждении или нет. Это единственное, что поможет. — Ты прав, — вдруг подал голос Армин, сначала радуя Эрена и тут же его огорчая, — и я прав тоже. Когда Армин снова потянулся к сапогу, лицо Йегера гневно вытянулось и глаза яростно блеснули. Шатен схватил Армина за плечи и зло тряхнул, четко приказывая и ясно напоминая: — Хватит утверждать все заранее, Армин! Я тебе уже говорил, что ты можешь быть не прав. Мало ли на свете титанов, похожих на кого-то из знакомых! — Мне бы твою уверенность, Эрен, — скривя губы в горькой усмешке, ответил Армин. Он запрокинул голову, вглядываясь в потолок и прикрывая глаза. Отдаляясь от Йегера и его слепых надежд. Эрен фыркнул, прося Армина наконец придти в себя. Парень сел на пол, напротив своего потерянного друга и, скрестив руки на груди, начал глядеть на него так внимательно, словно он был портретом какого-то великого художника. Определенно, драматичного. Или трагического. Йегер не утверждал так прямо, не разбираясь в художестве никак. Арлерт не чувствовал себя смущенным под пронзительным взглядом друга. Он один раз взглянул на него, после чего снова прикрыл глаза. Так было не так темно, как с открытыми. Реальный мир был черным насквозь. И идти сквозь этот мрак прямо к кораблю, а после по Стохесу, добираясь до девушки с почти белыми волосами, казалось просто невыполнимым. Арлерт, может, хотел бы взять кого-нибудь с собой, к примеру, Микасу. Идя вместе с ней под ручку на встречу светловолосой. Вставая под взгляд ледяных глаз, точно как под пулю. Примерно такой расклад и намечался. Разве что, он должен был сделать все один. Армину приложил руку ко лбу, приподнимая отросшую челку. — Тебе плохо? — настороженно спросил Йегер. Армин с очень бледным лицом покачал головой, возвращая мешающуюся челку на законное место. Парень откинулся спиной, прячась, тем самым, лицом в фирменных плащах. Он сидел на полу прямо под ними. — Как думаешь, все пройдет хорошо? — послышался Эрену из-под плащей голос Арлерта. Было видно его туловище, но головы — нет. И, слыша такой безыинтересный и холодный голос друга, Йегеру стало не по себе. Но он придал своему твердости, возвращая еще прежнюю уверенность: — Если ты про то, что мы узнаем о полной непричастности Энни, то да. Все пройдет замечательно. Эрен, идя в эту тесную кладовую, очень еще хотел узнать, что Армин делает тут так долго. Но сейчас шатен, очевидно, забыл об этом. Он, веря собственным словам и полностью довольный ими, погрузился в какие-то размышления. Закинув руки за голову, не смотрел на Арлерта, что привстал, снова показывая лицо. — Почему ты так веришь в нее? — спокойным тоном спросил блондин, заинтересованно наблюдая за тем, как слегка прикрытые глаза друга расширяются. Щеки юноши слегка порозовели. Сам он поджал губы и просто пожал плечами, отвернувшись. Армин бы мог вполне смутиться такому жалкому уклонению от ответа. Если бы не славился своей хорошей интуацией. Парень, благодаря ней, примерно понял, что к чему. — Она мой друг, — не в угоду предположениям Арлерта, заявил Йегер. Слова его, сказанные слишком дрожащим голосом, не внушили бы уверенности, кажется, даже далекому Спрингеру. Их разделяло слишком небольшое расстояние друг от друга, что давило и смущало еще больше. Ложь в голосе Йегера распознавалась раньше, прежде чем он ее озвучивал: — И было бы здорово, если бы ты тоже верил в нее, — Эрен взглянул на Армина, тут же отворачиваясь. — Ммм, — только выдал Арлерт. Эрен бросил на него вопросительный взгляд. Армин растянул губы в улыбке, а в глазах его засветились искорки, полные насмешки и едва уловимого издевательства. Эрен выпал в недоумение от подобного. В странном взгляде Армина он увидел свою мать, что смотрела на него так в детстве, когда ловила над какой-то шалостью. Или с чем-нибудь, что Эрен от нее скрывал. Йегер почесал рукой место за шеей, отгоняя неуместные сравнения. Арлерт, подобно насмешливому взгляду, также насмешливо произнес: — Было бы здорово, если бы меня вообще рядом не было, — Армин наклонился к другу и, прищурившись, добавил, — Тогда ты бы мог спокойно верить в Леонхарт один. Без всяких левых людей. Взгляд Арлерта вновь стал безразличным, когда он увидел недоумение, застывшее на лице Йегера. Не то что Армину хотелось говорить неопределенно. Просто не было настроя заявлять о чем-то прямо. Ни сил, ни желания, ни цели. Были только громогласные рассказы о дружбе и ее ценности от командора Смита в голове. — Не понимаю о чем ты говоришь, -как пойманный с поличным мальчик, отмахнулся от загадочных речей блондина Эрен. Он, правда, не считал их особо загадочными, когда серьезно пояснил, — Просто Энни стала для меня другом и я не хочу верить в то, что она предатель. В зеленых глазах Йегера мелькнула грусть, нижняя губа дрогнула, но голос снова источал прежнюю уверенность. В этот раз уже отмахнулся Арлерт, пряча глаза за челкой и больше не говоря ни о чем. Это — кладовка. Она же — раздевалка. Также — маленькая темная комнатка. И просто идеальное место для пряток с внешним миром. Когда Арлерт только сюда вошел, с желанием побыть ненадолго один, было раннее утро. И он еще был не до конца проснувшийся, с мутным рассудком и сонным голосом. Казалось, что это было очень давно. — Все пройдет хорошо? — снова спросил Армин, но уже громко. Собственный голос для него прозвучал как эхо со стороны. Эрен обернулся на него со всей той же надоевшей уверенностью во взгляде. В голове Армина был сплошной туман, мысленно в котором он полностью затерялся и не мог сейчас сказать, что именно ответил Эрену, отчего тот виновато опустил голову и тихо выдал: — Не знаю, Армин. И Армин тоже не знал. Он сухо пожал плечами, чувствуя, что это движение, кажется, станет его любимым. Так непривычно, беря во внимание последние события, Армину хотелось снова спросить что-то об Энни, но в раздевалку вошла Микаса. Она едва не споткнулась об Эрена, что уже практически разлегся на полу. Девушка удивленно взглянула на скучающего брата, перевела взгляд на потерянного Арлерта, после чего спокойно сообщила: — Я вас искала. Мы скоро отплываем. Микаса подала руку Эрену, и тот только с пренебрежением оттолкнул ее. Девушка вздохнула. Обернулась к Армину, который быстро покачал головой, поднимаясь сам. От долгого сидения на полу ноги чудовищно затекли, от чего он пошатнулся и чуть не упал, вовремя успевая схватиться за один из плащей. Он упал вместо него, вторым покрытием плавно опускаясь на пол, крыльями свободы вверх. Армин машинально отступил в сторону, чтобы не наступить на него. Даже не смотря на то, что натертые сапоги были в разы чище. Сейчас он бы мог встать на плащ, начать топтать эти злосчастные крылья так, как Снежная Королева его товарищей. Это была бы еще одна двойная и слишком жестокая дилемма в его жизни. Забавно, что вся его жизнь — куда менее забавней. Но он бы мог отбросить иронию и издевательства над самим собой в сторону, осуществляя задумывая. Когда плащ под его ногами стал бы напоминать половую тряпку, Армин бы ударил Эрена, оттолкнул Микасу и побежал-побежал на корабль. Собственной кровью рисуя на выходе крылья свободы и добавляя аккуратным почерком внизу: «Я верю, Эрен! Верю!» В мыслях вся эта картина была настолько реальной, что Армин пораженно выпучил глаза, чувствуя нежную руку Аккерман на плече и слыша мягкие наставления Эрена поторопиться. Армин замотал по сторонам головой, вглядываясь в окружающую обстановку. Уже молясь за собственный рассудок. — Скорей бы это закончилось, — мольба слышалась и в голосе Эрена, бодро шагающего на несколько шагов впереди Арлерта и Аккерман. Последняя держала друга за руку, все еще обеспокоенная его состоянием. На бедре Микасы болталась дымовая ракета. При каждом шаге он тихо стучала, что Армин услышал. Сигнал из этой ракеты должна будет подать Микаса в случае какой-нибудь непредвиденной ситуации. Зеленый дым, под цвет их фирменным плащам, должен будет сплошным столбом подняться в небо, оповещая остальных солдат, что собирались прятаться в стороне, об опасности. — Ты будешь стрелять? — спросил Армин, прекрасно помня о недавнем собрании и таком распоряжении командора. Микаса, ни капли не удивляясь тупому вопросу Армина, кивнула. Эрен впереди обернулся на них, все услышав. Он неодобрительно взглянул на эту ракету, поднимая потом еще более неодобрительный взгляд на друзей: — Не будьте так уверены, что эта ракета так сильно понадобиться, — сказал парень. Он проигнорировал внимательный взгляд Аккерман, встречаясь с холодными голубыми глазами. Йегер опустил глаза, смущенный до сих пор их недавним разговором. Своей уверенности он, правда, не смущался. Как никак, он знает Леонхарт достаточно хорошо и полностью в ней уверен. — Я стрельну, — вдруг сказал Армин, серьезно глядя на Микасу. Спокойствие на лице Аккерман не уступило место какой-либо другой эмоции, и она отстегнула ракету от ремня, молча подавая ее Армину в руку. Тот схватился за нее так крепко, как только может. Блондин оценивающе осматривал ракету со всех сторон, серьезно прикидывая скорость ее отдачи. Тем самым, считая количество секунд на принятие своего окончательного решения. В глубине души он принял его еще тогда, когда только вступил на учебу. Но до сих пор что-то мешало ему с ним согласиться. Возмущение Йегера крутилось на фоне заевшей пластинкой даже тогда, когда Армин обогнал его. Он с полной решительностью во взгляде и полной отстраненностью в душе шел к выходу, готовый в любом случае зайти на корабль. По чистым кристальным водам, теплым в конец самого неприятного лета, он бы плавал куском льда следом за кораблем, если бы свалился за борт. Говорят, что ошибки не только учат людей, но и делают их сильнее. Арлерт не был полностью уверен в этой фразе. Только в одной. Все еще слыша в голове невероятно уверенные заявления Эрена, он нескромно похвалил себя за то, что знает Энни лучше всех.

***

Друг за другом, идеально прямой, словно до этого начертанной линией, двигались телеги с лошадьми. В начале шел главнокомандующий военной полиции — Нил Доук. Это был высокий и коренастый мужчина, с черными коротко-стриженными волосами и челкой, спадающей ему на лицо; бородой, обрамляющей его подбородок, место под верхней губой; и такими же черными глазами — в цвет. Внешне он был привлекателен, но сразу видно, что в возрасте. О нем докладывали морщины под глазами, кажущиеся под солнцем, что падало прямыми лучами на его лицо, особенно глубокими. Он, проезжая мимо слегка напуганных курсантов, зло стрельнул в них глазами, отчего они вздрогнули и еще сильней сжали руку в кулак, что держали у груди. Энни не могла не заметить самодовольство, появившееся на лице мужчины, когда он это увидел. В более расслабленной обстановке он бы, наверно, не сдержался еще от громкой насмешки или каких-нибудь других напыщенных речей. Эти ребята бы стыдливо опустили голову, а вечером слушали бы еще шутки от товарищей. А через года два они бы стали точно такими же, как свой командор. Этому замкнутому кругу никогда бы не было конца. За телегой Нила Доука шло еще штук семь. Остальные вели солдаты, немногим старше Энни и ее сослуживцев. Это не мешало им принимать такое же выражение лица, что у командора. Энни поймала себя на мысли, что за всю свою короткую службу здесь даже она, со своими способностями к эмоциям, тоже смогла бы сделать такое лицо. Напыщенное, самодовольное, самовлюбленное и с блеском в глазах, буквально кричащим о том, кто здесь главные звезды. Члены военной полиции — бывшее курсанты первой десятки — первоклассные ученики — совершенно бездарные солдаты. Даже один Арлерт, наверно, стоил бы половины их всех вместе взятых. Энни смотрела прямо, оглядываясь на телегу, проезжающую сейчас мимо нее и думала, в какой из них может быть Эрен. И будет ли он там вообще? Утренний приказ о прибытии Йегера в столицу, как яркая молния пронзил мрачные мысли Леонхарт. Она убила множество людей, чуть не попалась с поличным и не поймала, в итоге, Эрена на той вылазке. И самое странное, что совсем этому не расстроена. Может, правда, это от того, что ледяные глаза ее по обыкновению не выражали ничего. Энни машинально пожала плечами — рядом стоящий Марло удивленно уставился на нее, чего Леонхарт, правда, видеть не могла. Она все так же смотрела вперед, в этот раз подумав, что в следующей телеге точно будет Йегер. Она была последней и уже приближалась к ней. Интересно, кто-нибудь еще вместе с Эреном прибыл в столицу? Помимо главных сопровождающих? Разрешили ли той же суке Аккерман побыть с любимым братцем, возможно, в последний раз? Энни не любит Аккерман всей душой, но это, почему-то, не дало ей решимости расплющить тогда брюнетку об дерева. Она сама точно не знает почему. Вот с Армином все было ясно. Она оставила его в живых, потому что первый раз — он поклялась никого не убивать из бывшего 104-го отряда, и потому что огромные голубые глаза были слишком напуганные. Но такими же прекрасными, и Леонхарт тогда не сдержала улыбку, обнажая полностью страшные гнилые зубы. А почему второй раз — Леонхарт не знает. Ни одной нормальной и серьезной мысли на этот счет не было. Потому что она хороший человек? Может, правда, потому, что во второй раз прекрасные голубые глаза за челкой, со сплошной кровяной полосой на лбу, что еще медленно стекала вниз, не было видно. И Энни решительно захотела увидеть их снова. Забавно, что у нее было еще сотни причин увидеть Армина. Но из всех возможных серьезных она выбрала эту — самую глупую. Кажется, от дурака Арлерта и набралась. Энни так сильно предалась размышлениям о том, приедет ли Армин с Эреном в Стохес, что не заметила, как последняя телега уже почти скрылась из виду. Пыль с дороги больше не поднималась и в носу перестало щекотать. Энни облегченно вздохнула, радуясь такой мелочи, почесала нос и услышала возглас Марло о том, что надо идти. Думается, правда надо. Надо бы еще обдумать план. Что? Как? Что дальше? Каким образом? А письмо Армину, если что, можно будет так передать? Непривлекательный клочок бумаги лежал в заднем кармане, с трудом туда помещаясь. Он был скрыт под любимой толстовкой Леохарт. Она сегодня утром, в обед и сейчас, практически вечером, думала о том, что эту толстовку Армин тоже очень любит. Удивительно, что при таких обширных размышлениях, приятных воспоминаниях и серьезных планах, Энни умудрялась до сих пор сохранять безразличное выражение лица. Она бы к наличию риса на ужин, наверно, пробудила бы больший интерес, чем к дальнейшим событиям. Марло лениво шагал впереди нее. Энни шла бодрым шагом и не понимала совсем, как парень умудряется обгонять ее. Он не прикладывал к своей ходьбе, кажется, никаких усилий. Остальные солдаты шли еще впереди него, некоторые совсем скрылись из виду, а телеги уже были так далеко, что казалось, их вовсе здесь никогда не было. Энни ускорила шаг, переходя практически на бег, но все равно не могла никого не обогнать. Будто это весь мир двигался вперед, оставляя Леонхарт позади и ясно сообщая, что ей в нем не место. Это закончилось тогда, когда Энни пробегала один из поворотов в переулок и услышала его голос. Леонхарт остановилась, обернувшись. Не удивленно и даже с легким раздражением. Это опять мог быть какой-то сон или очередная галлюцинация. Они уже не смущали, лишь начали надоедать. Присутствие отца рядом еще можно было терпеть. Как никак, она по нему скучала. А вот Арлерт — извольте. Не надо, как говорится, такого счастья. Она же писала ему душераздирающее письмо как раз для того, что покончить со всеми чувствами, что испытывала к этому пареньку. Вслух о них, Леонхарт, конечно, не говорит. Она стояла на месте пару секунд, ожидая, скажет ли воображаемый Армин ей что-нибудь еще. Он молчал. Энни, взглянув на быстро удаляющихся товарищей, развернулась и побежала. Армин уже ничего не говорил, а Энни так и не поняла, что свое имя она услышала из переулка. Но она вошла как раз в тот поворот, который к нему вел. Быстрым шагом и, немыслимым образом, точно зная куда идти. Солнечный мальчик стоял перед Снежной Королевой во всей красе. Энни остановилась напротив. Не двигаясь, не шевелясь и не дыша. Она открыла рот, широко распахнула ледяные глаза, в которых впервые, за все время службы, промелькнула заметная эмоция. Что это? Удивление? Радость? Разочарование? Леонхарт машинально схватилась за клочок письма, беря тот в руки и сжимая в кулаке. Армин не заметил ее манипуляций, глядя только в лицо блондинки. Глаза его едва заметно выглядывали из-под челки. Гораздо четче были видны огромные синяки, размером с глубокие морщины — как раз такие, что были у Нила Доука. Разница была только в том, что последний жизнь прошел. Энни не видела только разочарование, застывшее маской на лице Арлерта или, кажется, не хотела видеть. Всего секунд пять молчания, что казались Леонхарт целой вечностью, были прерваны вопросом Армина: — Слушай, ты ведь теперь в военной полиции, да? И вопрос его звучал настолько обыденно, что Леонхарт мысленно взвывала. Она никогда прежде не слышала из его уст такого безразличия. Даже когда он кратко пересказывал ей сюжет какой-нибудь не очень понравившейся ему книги. — Армин… — только имя солнечного мальчика сорвалось с губ Энни. Она хотела сказать что-то еще, но только досадно промычала. Все слова застряли комом в горле, и Леонхарт нервно дрогнулась. Наверно, со стороны она выглядела забавно. Или была еще какая-то забавная вещь в этом узком и скрытом от всего мира переулке. Неизвестно, что именно, но Армин, после произношения своего имени из уст Снежной Королевы, вдруг улыбнулся. Сейчас, улыбка на его лице должна была быть совсем не к месту. Но то ли Армин все вытягивал своей красотой, то ли некогда теплая улыбка его сейчас походила на усмешку, но лицо Арлерта приобрело, кажется, законченный вид. Все то же разочарование, все те же холодные глаза и полное отсутствие эмоций в голосе. Усмешка была очень в тему, выглядела издевательски, кричала о том, насколько ничтожен ее обладатель. Энни спрятала лицо в ладонях, забывая о том, что в сжатом до этого кулаке у нее была записка. Она полетела на землю. Леонхарт согнулась и покачала головой. Армина, который сейчас стоял перед ней, она не хотела видеть больше всего на свете. Теплые и шершавые руки Армина накрыли ее собственные. Аккуратно убрав их, Арлерт положил одну руку Леонхарт на шеку. Энни стояла, крепко зажмурившись и сжав зубы, словно спала и видела кошмар. Армин покачал головой и неодобрительно цокнул — письмо Леонхарт было прямо под его ногами, и он уже практически на него наступил. — Армин… — повторила Энни. Голос ее был таким же, что и у Арлерта — разве что, его, все же, был более живой. И Леонхарт очень обрадовалась этому факту. Арлерт хотел отступить на шаг назад. Хотел ловко развернуться, поднимая пыль под ногами, просто хватая Энни за руку и так ведя в подземелье. Она бы не сопротивлялась — смутилась бы только и попросила объяснить, что к чему. Краснела бы и хлопала глазками. Наверно, именно такой исход событий и представлять у себя ярко в голове Эрен. У парня хорошее и живое воображение. Армин в мыслях громко посмеялся и даже пожалел его. Энни еще опустила голову, но за волосы ее схватил Армин. Крепко сжимая все такие же сухие пакли в руках и не пахнущие ромашками — Армин не нюхал их, но точно знает — он аккуратно приподнял ее голову снова. Парень поочередно провел пальцем по ее векам, собирая в уголках глаз твердые песчинки, с неким умилением вспоминая о том, что кожа Энни тоже очень сухая. Как можно не умиляться этому чудовищу? Сейчас, когда она стоит перед ним, всем сердцем желая раствориться прямо в воздухе? И объясни левым прохожим, как в этой компании обстоят дела и кто на каких ролях — не поверят. Засмеют еще! Армин хотел прямо попросить блондинку открыть глаза, беря ее лицо в свои ладони, сильно сжимая пальцы на худых щеках. Энни, будто слыша его мысли, тихо прошептала: — Нет. — Что нет? — досадно спросил Армин. Горько вздохнул. Иронично подумал о вечно холодной Энни Леонхарт. Но что нет, Энни? Что конкретно? Нет прошлому? Нет будущему? Нет настоящему? Ни она, ни Армин не могли ответить на эти вопросы, как бы сильно этого не хотели. Энни крепко жмурила глаза, прячась от этого жестокого и безнадежного мира. Армин, некогда единственный лучик света в нем, сейчас был мрачней любого ее знакомого и только пугал. Еще больше, правда, пугала мысль о том, что Леонхарт сама сделала его таким. Она бы могла попросить сейчас прощение. Армин бы мог высказать все, что думает о ее неизменном участие в собственной судьбе. Леонхарт распахнула глаза. Армин раскрыл рот. Они смотрели друг на друга, застыв в таком положении. Молочная кожа под пальцами Армина начала краснеть. Все мысли все такой же пулей вылетели из головы. И солнечный мальчик притянул к себе Снежную Королеву, касаясь ее губ поцелуем, на зло прочим личностям и всему миру особенно. Энни вскрикнула, но поцелуй заглушил ее крик. Армин отбросил все прелюдии и сразу начал целовать блондинку с нескрываемой жадностью, крепко держа руки уже на ее талии. Он открыто кусал губы девушки, слизывая после с них кровь, вместе с кусочками оторванной кожи. Леонхарт на вкус была восхитительной, и Арлерт еще раз помолился за собственный рассудок. Энни глухо простонала в поцелуй. Армин отстранился от нее, сплюнул на землю, отчего-то довольный этому действию. Он молча начал глядеть на Энни, буквально прожигая ту взглядом. Кровь с верхней губы Леонхарт тонкой струйкой стекала вниз. Вкупе с расширенными в изумлении глазами, Энни представляла собой загнанную в угол жертву. Это точно не то, что Армин постоянно желал. Энни в его объятьях — казалось, что может быть лучше! Обнимай, целуй, да радуйся! Сжимай пальцами худые щеки, кусай до крови губы и пытайся сломать на удивление тонкую талию, точно как хрупкую ветку. Радуйся, Арлерт. Она твоя! Все тело Армина напряглось в попытке справиться с собой. Когда он слишком сильно сжал талию девушки пальцами, она громко выдохнула, тут же поджимая губы, и прогнулась. Запрокидывая голову назад, Энни продемонстрировала открытую шею. Армин провел по ней пальцами, чувствуя уже достаточно нежную кожу. Энни сделала судорожный вдох, чувствуя сначала легкий поцелуй, после чего тот перерос в грубый — в конце концов, Арлерт просто впился зубами ей в шею, оставляя уже, скорей, синяк, а не засос. Энни не издала ни одного слова, ни одного всхлипа от боли и ни разу не попыталась вывернуться. Точно, как хрупкая девочка молча принимала наказание от злого мужа. Армин отстранился, снова бросил на блондинку короткий взгляд и вновь прижался в поцелуе. В этот раз он пригнул ее чуть ли не до земли, как будто они здесь были совершенно одни. Армин ни разу за все то время, когда он дал волю чувствам, не забывал о том, что где-то здесь прячется один из шпионов Смита, с намерением проследить лично за ним. Проверить его верность. Убедиться в том, что он не предатель. И Арлерт даже не считал примерно количество проблем, что обрушатся на него после этого. Он подумал о том, что эти губы Энни стоят всех этих проблем полностью. Может, стоят большинство других людей. Но Леонхарт, пытаясь мягко отстраниться от Арлерта, считала иначе. Он выпустил из плена ее губы, не выпуская, однако, из кольца горячих рук. Лицо Энни также все горело, но и его, возможно, тоже. Наверно, сейчас он уже достаточно страшно выглядит. Энни хотела выпутать одну руку, погладить Арлерта по щеке и попросить прекратить все это. Армин избавил ее от всех этих действий последним коротким поцелуем в губы и отошел на шаг назад. Армин уже говорил, что знает Энни лучше всех. Леонхарт своим зорким взглядом ясно заметила промелькнувшую тень за спиной блондина. Наверно, это был кто-то из солдат, с которыми Арлерт намеревается ее поймать. Он уже просто стоял перед ней, рассматривая блондинку, как ни в чем не бывало. Взгляд его был ни на что не похожий. Полное разочарование в нем перемешалось с открытым желанием. И это побуждало Леонхарт громко и иронично рассмеяться. Армин, наверно, посмеялся бы с ней тоже. — Почему ты так вырядился? — равнодушно спросила Энни, только сейчас замечая на Арлерте широкий плащ. — Я перевозчик, — также равнодушно ответил Армин, — Точнее, выдаю себя за него, — еще равнодушней добавил, — Этот плащ отлично скрывает, — закончил блондин, приподнимая плащ. Энни подумала, что у него там ножи — как раз подходящие для убийства чудовища — но там было лишь УМП. — Что происходит? — уже совсем холодно спросила Леонхарт. И Арлерт тихо хмыкнул. Армин никогда не был хорошим актером, а Энни тем более. Была черта, присущая обоим, ставящая в неловкое положение и иногда мешающая жизни. Никто из них не умел врать. Разве что, можно было сделать ставку, кто здесь самый худший лгун. — Энни… — начал говорить Армин, снимая капюшон, лучше показывая огромные голубые глаза, в привычной сейчас холодности которых можно было разглядеть едва заметную задоринку. Энни слизнула кровь с губы. Армин смахнул пот со лба. Весь этот разговор был еще скучней, чем последняя учебная лекция, на который их всех еще умудрились задержать перед очень важной тренировкой. На ум Леонхарт пришло такое сравнение сейчас, когда Армин рассказал ей всю сказку, что придумал сам или придумал кто за него. В любом случае, она точно знала, что он ее тоже специально задерживает. Тянет время? Уберегает от чего-то? Спустя где-то три минуты заученной, как учебный параграф, речи, Энни начало казаться, что кто-то сейчас не выдержит и выбежит ловить ее сам. Оттолкнет Армина с недовольным «Ты еще часов десять назад должен был ее куда-то туда привести! Может еще какую-нибудь книжку перескажешь?» — Армин, ты уж прости, — собственный голос для Леонхарт звучал как со стороны, — Я не могу помочь. Я никому не скажу о вас, но выпутывайтесь сами. Девушка бросила на Арлерта короткий взгляд и понурила голову. Он упирался глазами в землю, не говоря не слова. Без суеты, без театральных жестов и без предупреждения, Энни развернулась и собралась уходить. Армина какая-то простая бумажка на земле увлекла настолько, что он едва успел окликнуть Энни, что уже почти исчезла за поворотом. — Энни, пожалуйста! — огромные глаза парня быстро заморгали, а мозг начал лихорадочно подбирать подходящую причину, из-за которой Энни бы осталась. Меньше двух секунд ему потребовалась, чтобы крикнуть: — Эрена же убьют! И, ожидаемо, Энни остановилась. Армин сжал кулаки и начал рассказывать об опасности, что теперь поджидает Йегера. Он уже не врал — все, до единого слова было правдой. Энни слушала его внимательно, не двигаясь с места. Совсем не в тему Арлерт чувствовал ревность, нарастающую внутри как ком и побуждающую его выдать вместе со своей громкой речью еще что-нибудь абсурдное. Он сдержался. Когда закончил говорить, Энни обернулась на него через плечо. Девушка вскинула голову, недоверчиво глядя на невозмутимое лицо Арлерта и наигранно-удивленно спросила: — Ты правда считаешь меня таким хорошим человеком? Армин сжал зубы, прикусывая край левой губы; веки его задрожали и кончик носа покраснел, и блондин, словно видя себя со стороны, опустил голову, чтобы не встречаться с блондинкой глазами. — Ты же знаешь, что я думаю о хороших людях, — будто огорченный таким вопросом, тихо ответил Армин. Последняя его фраза звучала, как неоспоримый факт, — Хороший человек не может быть хорошим для всех. Армин начал тихо и быстро объяснять, кто же такие хорошие люди на самом деле. Что конкретно они из себя представляют. Слова из его уст вылетали с непоколебимой уверенностью, которая, однако, не относилась к Леонхарт никак. Она точно это знала. Армин смотрел то на землю, то отводил глаза в сторону, то вовсе закрывал их. Голос его дрожал так сильно, что Энни хотелось заткнуть руками уши или отрезать их вовсе. — И если ты не поможешь, — блондин поднял глаза, цвет которых был подобен лазурному морю. Только затуманенные и почти полностью накрытые пеленой слез они уже не были так прекрасны. Энни с нетерпением ждала, как он закончит фразу. Что добавит напоследок? Если бы Армин прочитал письмо, то, возможно, убежал бы с ней сейчас за стену? Если бы прочитал, то, возможно, не сделал бы этого? Сознание Арлерта уже почти гибло от противоречий. Сердце жадно ими питалось. И Энни могла поклясться, что сейчас с его губ должна была сорваться совсем другая фраза: — Если ты не поможешь, то, определенно, станешь для меня плохим человеком. Армин смотрел на нее из-под лобья с мнимой надеждой, которая, неизвестно, кого из них смешила больше. Однажды, когда Жан попросил Армина помочь ему украсть запасы для кулинарного конкурса, блондин с ужасом заявил, что совсем не умеет врать. Энни тогда стояла в стороне и не поверила его словам. Она абсолютно была уверена в том, что умные люди легко могут справиться с такой задачей. Энни развернулась, отставляя ружье к стене. Подумала немного, брать ли кольцо, внутри которого был шип. Девушка чувствовала спиной прожигающий взгляд Армина и, кажется, слышала его внутренние вопли. Они хорошо заглушали ее собственные. — Я с вами, — согласилась она. В этом переулке она снова увидела боковым зрением промелькнувшую тень. Армин отвел взгляд как раз в ее сторону. Армин совсем не умеет врать, да и актер из него никудышный. Энни, хоть и считая, что все равно он в этом преуспел лучше нее, все-таки надела на палец кольцо, мысленно сейчас делая ставку на саму себя. Она готова была поспорить, что Армину тоже очень интересно, как долго теперь продержится Леонхарт, и справится ли она с этим успешно. Кто, интересно, победит? Светлая девочка или чудовище? И не загнутся ли обе по пути, по которому поведет ее Арлерт с могильным лицом? Специально идя впереди, чтобы Леонхарт его не видела. Энни подумала, что хорошо его знает.

***

Покидая родной город, Леонхарт оставила в нем все, что делало ее обычным ребенком родному отцу и твердо поклялась ему вернуться. Он посмотрел на нее глазами, полными боли, встал на колени, кладя обе руки ей на плечо и, не смотря на ее обещание, начал умолять ее вернуться. Будто пропустил слова дочери мимо ушей или не поверил им вовсе. Казалось, что вместо, примерно, десяти ступенек их разделяла целая пропасть. Армин смотрел на нее все также из-под лобья, все также разочарованно и, кажется, абсолютно уверенно. В чем именно? В том, что она ни за что не спустится в этот туннель? Или в том, что она точно это сделает? Энни выдала практически правдивый факт о том, что она слабая девушка и боится темноты. Армин, наверно, ели сдержался от того, чтобы закатить глаза. Йегер странно посмотрел на нее, глазами выискивая на безразличном лице Энни, кажется, проблески здравия. — Хватит чушь пороть, — все, что расслышала она, пиля глазами макушку Арлерта, скрытую под темно-зеленым плащом. Этот цвет был некрасивым и совсем ему не подходил. — Нет. Я не пойду, — сообщила Энни. Армин застыл одной ногой на ступеньке, не делая еще шаг. Он оглянулся на нее через плечо, и вид у него был скучающий. Энни очень не хотелось проиграть, и она произнесла последнюю фразу так убедительно, что, кажется, сама поверила в ее правдивость: — Мне страшно. Если не пойдем по земле, помогать не буду. Аккерман тенью стояла в стороне, держа руки по швам и сжимая кулаком одной руки край плаща. Энни точно знала, что там у нее лезвие меча. Эрен вызывающе глядел на нее, казалось, готовый броситься прямо так и затащить в этот чертов туннель силой. Армин все также скучал. Может, он ждал от нее каких-нибудь слезливых речей или душераздирающих историй. Надеялся на более интересный исход событий, без ясно лживых отговорок. Но ничего нового. Энни всегда была холодной и скучной. Да и воображения у нее не было. Может, надо рассказать о небольших психических проблемах? О них бы сообщила светлая девочка, роняя хрустальные слезы и катастрофически нуждающаяся в крепких объятьях? Или чудовище, что вырвалось бы на свободу и начало их всех топтать? Леонхарт даже представить не могла, какой из этих выборов был бы правильным. Энни чувствовала, как ее тело пробивает дрожь. Слышала, как возмущения Йегера растворялись в бешеном стуке своего сердца. Она видела пелену, накрывшую ее левый глаз, словно кусок шелковой ткани. Он задергался, и через секунду развернувшаяся картина перед ней окрасилась в темно-красный оттенок. Энни прикрыла этот глаз, смотря теперь только правым. И он видел нормально, свободно, ясно солнечного мальчика, застывшего неподвижно, как она сама. В этой подходящей обстановке две стороны ее разделились и, похоже, тоже сделали друг на друга ставку. Энни, открыв левый глаз, смотрела сейчас одновременно обеими своими сторонами на мир. Уголки ее губ непроизвольно поднялись, что заметил Армин. Аккерман грубо попросила Эрена не орать. — А почему бы не поорать, Микаса? — в упор глядя на Арлерта, обратилась к девушке Энни. Она не видела всей кучи солдат, собравшихся сегодня здесь для ее поимки, но еще с переулка знала, что они точно здесь есть. В глазах Арлерта вдруг блеснули слезы, и он с силой поджал губы, чтобы их сдержать. — Черт, — равнодушно выдала Энни, замечая его изменившееся состояние. Неизменная троица стояла друг от друга на разных сторонах. Эрена и Микасу, своих несправедливо главных врагов, Энни видела через красную пелену — глядела на них исконно чудовищем. На Армина смотрела светлая девочка, даже через темноту туннеля видя его все такие же золотые волосы. Некогда чистые голубые глаза горели жгучим огнем, который, казалось, собирался прожечь Леонхарт насквозь. Или, возможно, у Армина тоже есть какие-то две стороны, или он также ведет внутреннюю борьбу. Борьба в Энни уже переросла в чистую войну, в которой, как правило, бывает место только одному победителю. И они стояли по разные стороны баррикад. Леонхарт взяла одну руку в другую, представляя, что сейчас рядом с ней тоже стоит кто-то из товарищей: так стало себя жаль. — Мне больно, — сообщила блондинка, в душе понимая, что подобная информация сейчас ни к чему. Гораздо интересней было спросить Армина, — Скажи… Когда ты начал так на меня смотреть? Армин? Он держал в руках ракету — главный рычаг — что пустит сигнал — опустит занавес, заканчивая этот спектакль. Армин был бы рад услышать от друзей неодобрительные комментарии насчет того, как он отвратителен. Кто именно? Они оба считают секунды до его конца, да? На первых десяти секундах Армин задавал бессмысленные вопросы насчет привода Марко. Энни все также стояла неподвижно, отводя глаза в сторону, толком не думая, что вразумительного ответить. Ответы ее были также глупы, как весь этот допрос. Забавно, что для ошеломленного Эрена и невозмутимой Микасы он выглядел вполне серьезно. На вторых десяти секундах Армин задавал еще более бессмысленные вопросы насчет убитых титанов. Энни стояла не близко, но он видел, как губы девушки растянулись в усмешке. Наверно, она гадала, какие еще более абсурдные вопросы этот парень задаст. — Почему ты сразу ничего не предпринял? — вопрос Энни был задан равнодушно, но нормальный ответ она очень хотела на него услышать. Нормальный. Серьезный. Реальный. Арлерт, хотя бы в этот раз, давай вести себя по-взрослому. Из невнятного бормотания Арлерта Энни разобрала только «Я хотел верить, что глаза меня обманывают.» Ради бога, Армин, скажи честно, книжки со сказками у тебя случайно не за пазухой? Под своим плащом ты прячешь их, за мечами, орудием для убийств? Она бы с радостью пнула его ногой в живот, напоминая о его давней выходке на их общем спарринге и, ничего не говоря, ясно напоминая о том, что в этом мире никому нельзя доверять. Интересно, знай он правду, он бы поставил ставку на светлую девочку? Или, может, на чудовище? Или на всю Энни в общем, которую просто рвут на части? На третьих десяти секундах Армин говорил, что не понимает, почему она оставила его в живых. Лицо его стало жалким и, вкупе с глупыми вопросами и искренним удивлением, под боком у вторых мамочки и папочки, он снова стал для Леонхарт ребенком. Они все равно продолжали играть роли людей, разделенных непониманием, враньем, предательством и войной, и о последней при упоминании Арлертхартов никогда не подумают. На четвертых десяти секундах Энни не заметила, как начало говорить чудовище. Блондинка звучала по-настоящему удивленно, вслух рассуждая, почему оставила солнечного мальчика в живых. Он этому разозлился: сжал губы в линию и нахмурил брови, после чего на лбу появилась складка, похожая на глубокую морщинку. Прости, пожалуйста, Армин. Ты, кажется, забыл, что мы тут играем роли мученика и чудовища. Только я уже, знаешь, не играю, Армин, нет. Эрен начал сильно орать на Энни и умудрялся в своих оскорбительных возгласах еще ее защищать. Эрен шагнул в ее сторону и протянул руку. В его бешеных зеленых глазах Энни разглядела ясную мольбу. Эрен. Сейчас ты тоже, в общем-то, бесишь. Но спасибо, что ли. — Спускайся, Энни! Докажи, что ты не причем! — кричал Йегер. Арлерт, молча смотря на все это, вдруг тоже заорал: — Да, давай, Энни, спускайся, мы еще можем все уладить! Голос Арлерта звучал еще громче истошных воплей Эрена, жаль, правда, совсем не воодушевленно. Он даже не принял другое выражение лица. Не жаль. Сплошное разочарование уже даже немножко смешило. Армин, точно такой же ребенок, словно не хотел оставаться в стороне. Или продолжал играть свою роль. Держался молодцом. На последних десяти секундах Энни сдалась. Красивый звонкий смех, который Армин так любил, зазвучал еще громче, когда она заметила на его лице уже другую эмоцию. Безнадежность. Аккерман держала лезвие в руках, готовая прямо сейчас проткнуть им ее. Йегер, кажется, искренне недоумевал, что Энни так рассмешило. Круги под глазами Арлерта стали еще больше, словно он сильно захотел спать. А во сне, на самом деле, хорошо. Недавно Энни снился отец: они, правда, были на тренировке, но Энни чувствовала себя почти счастливой. Когда Энни закончила смеяться, Армин смотрел все также безразлично. Спадающие прядки закрыли ей практически всю красную пелену. Светлой девочкой она смотрела на солнечного мальчика, что сейчас не был бы похож на него даже издалека. Какая, однако, дурная дилемма. До чего сумасшествие. — Ты выиграл, — даже радостно сообщила Энни. До этого обнимая себя руками, сейчас, она вскинула одну руку вверх. Ту, на которой было кольцо. Все развернувшееся представление окрасилось только в красный цвет. Армин сжал ракету крепче. Энни поднесла палец к губам. Ледяные глаза переполняли разного рода эмоции. Огромные голубые глаза не выражали н-и-ч-е-г-о. Занавес Опускается ? И пересвист тропических птиц, так смешно представленных Энни после какой-то сказки, где было лазурное море, сейчас казался действительно реальным. Птичка только, кажется, была одна. В родной деревне Энни было принято делать специальные кормушки для птиц, где они могли бы поклевать зерна или смаковать воды. Она ясно представила себе, как кормит желтую птичку, с черной полосочкой на груди, свежим зерном тогда, когда падала на землю под весом неожиданно навалившихся на нее тел. Энни подняла глаза к небу — зеленый столб тянулся, казалось, в бесконечность. Поднимаясь, кажется, прямо за этим столбом в светлое небо, оставляя прочих людей спелыми ягодками под ногами, Леонхарт, с присосавшейся кожей на сухих щеках, облизнула губы, подумав о вкусном черничном варенье. И больше не думала ни о чем.

***

В конце этого дня, всматриваясь в ничтожные остатки когда-то полноценной женской особи, слыша гневные вопли Кирштайна на фоне и переводя глаза на светлое небо, Армин Арлерт четко выделил для себя три минуса. Первый — как физическое, так и душевное состояние его друзей знатно подбито Энни Леонхарт. Эрену, что, не двигаясь, сидел на земле, просто было плохо. А Микаса, которая разрывалась между двумя важными мужчинами в ее жизни, просто не могла решить, кто из них сейчас нуждается в большей поддержке. Второй — до командора Эрвина уже дошла информация о произошедшем в переулке. После окончания всего кошмара он подошел к Армину со спины, краткими словами выражая все, что он думает о своем доверии к его персоне. Третий — крики Жана уже начинали раздражать. Но это по мелочи. Голова начала болеть, и Арлерт устало потер руками виски, опуская ее. На его штанах и сапогах багряными пятнами застыла кровь. Хотя она была, в общем-то, повсюду. Армин мысленно уже просил Жана успокоиться и смириться с тем, как этот жестокий и беспощадный мир дает тебе смачный пинок под зад. Еще и злорадно смеется вслед. Энни, заточенную в кристалле и, наверно, отныне навсегда скрытую от всех других людей, уже увозили куда-то в подземный город. Армин не знал, куда после него ее повезут. Жан очень хотел это знать, но на свои назойливые вопросы он не получал никаких ответов. В конце концов, парень собрался идти следом и лично за всем проследить. Ему преградила путь Зоэ, поднимая ладонь: — Тебе не зачем идти дальше, солдат, — спокойным тоном произнесла женщина. Кирштайн нагло оттолкнул ее руку в сторону и попытался прорваться. Тогда Ханджи схватила его одной рукой за плащ и недовольно сощурилась, — Тебе все равно никто не выдаст ее точное местоположение. Это будет засекречено. Вы все, — она также обвела взглядом собравшихся ребят, — уже сделали достаточно. Забудьте ее. Горячий пар от испаряющегося тела чудовища густыми столбами поднимался в небо. В воздухе витал стойкий запах мертвого тела. Выражения лица каждого из присутствующих также не подавало никаких признаков жизни. Армин прогнулся, поднимая руки к небу и вдохнул эту ужасную вонь. Он рукой поднял челку вверх, прикрыл глаза. До чего же интересная ситуация! Арлерт хихикнул, соглашаясь еще с ее абсурдностью. Микаса со спины добила нелепым вопросом: — Ты в порядке? И Арлерт хрипло рассмеялся. Микаса не знала, что еще сказать, до тех пор, пока смех парня не перерос в настоящую истерику и он согнулся пополам. — Оставь его, — попросил Эрен, останавливая резкий порыв сестры броситься на помощь. Он сжал ее запястье, прижимая к земле. Ожоги на его щеках защипали еще сильней, и лицо парня перекосилось от боли. — Эрен, — Микаса обратила внимание на него, кладя руку на ближайшую к ней щеку брата и аккуратно погладила ее. Она с сочувствием и небольшим укором взглянула все на смеющегося Армина. Было его, конечно, жаль. Но, с другой стороны, он должен был сейчас заботится о своих друзьях. Армин до этого лишь молча смотрел в сторону кристалла, где покоилась Снежная Королева, но не решался к ней подойти. Когда ее увозили на грузовой телеге, он провожал ее взглядом. За все то время, прошедшее после того, как она скрылась из виду, блондин все еще не сказал ни слова. Аккерман, слушая непрекращающееся возмущение из уст Кирштайна, смешливо подумала, что злости этого парня хватило бы на то, чтобы разорвать кристалл с мразью Леонхарт голыми руками. Но его вежливо, а после — уже не очень, попросили отойти от него подальше. Эрен прикрыл глаза и положил голову на плечо Микасы. Буквально через несколько секунд послышалось его умиротворенное сопение, и брюнетка поняла, что брат провалился в сон. Даже шум на фоне ему не помешал. Микаса никогда ничего не боялась. Угрозы Жана в адрес простых служащих разведки ее тем более не пугали. А вот смех Армина страх внушал. Особенно, если учитывать, через сколько всего он прошел, и как это могло его довести. Аккуратно опустив Эрена на землю, девушка поднялась на ноги. Она обернулась через плечо на брата, что, кажется, вполне удобно устроился на земле, после чего медленными шагами пошла в сторону Армина. Она хотела обойти его, ибо ей казалось, что трогать друга со спины опасно. Брюнетка серьезно предполагала, что такой жест может его даже слишком напугать. Ханджи коротко махнула Кирштайну рукой. Выражение ее лица говорило что-то на подобии «У тебя есть более важные дела, дружок». Кирштайн ясно понял это и успокоился. Ну, как. Глаза его все еще метали молнии в любого мирного прохожего, а бранные слова так и хотели слететь с губ, но парень, круто развернувшись, обратил свой взор на ребят, видя в них причину для успокоения. В одной конкретно девушке он видел ее точно. Микаса вся излучала спокойствие еще за несколько метров. Сейчас она что-то тихо говорила, кажется, слетевшему с катушек Арлерту. Жан тяжело вздохнул и перевел взгляд на во всю сопящего Йегера. Громко фыркнул, помянув того, однако, добрым словом. Он сегодня хорошо отличился. Жан поднял глаза на небо. Собравшись со скудным количеством оставшихся здравых мыслей, он покачал головой и пошел в сторону Армина с Микасой. В голове вертелось примерно две фразы, которыми он мог бы ободрить блондина. Например: «Хэй, Армин, не переживай ты так! Твоя сука, может, еще не сдохла.» «Говорят, что смех продлевает жизнь, Армин. Продолжай смеяться, глядишь, задержишься в этом чудовищном мире дольше всех нас.» Кирштайн усмехнулся, чувствуя себя смешным и вполне находчивым. Еще, он был достаточно внимательным. Практически у самых ног Арлерта он заметил на земле какую-то бумажку. Неизвестно чем она привлекла так много его внимания, но Жан, подойдя к ребятам, тут же взял ее в руки, не взирая на то, что та была в грязи и в некоторых местах в каплях крови. Жан быстро пробежался взглядом по надписи, возникшей перед его глазами. Он заскрежетал зубами и зарычал. Микаса удивленно взглянула на него. Кирштайн, вновь вскипев от злости, прервал все вопросы брюнетки, схватил Арлерта за грудки. Приподнял над землей и потряс в воздухе. Аккерман поразилась его силе, прежде чем недоуменно вскрикнуть: — Жан, что ты делаешь?! Арлерт прекратил смеяться, сейчас вглядываясь в гневные глаза друга. Он уже понял, что его так разозлило и мысленно поругал себя за невнимательность. — Что это, Арлерт?! — спросил Кирштайн, бросая блондина обратно на землю. Тот не устоял на ногах, но Микаса вовремя спасла его от падения, придерживая за плечи. — С ума сошел? — с гневом выпалила девушка. Кирштайн с вызовом взглянул на нее, после чего ткнул бумажкой в лицо Арлерта так, словно на нем было его личное признание во всех смертных грехах. — Так что это? — еще раз спросил Жан, убавив голос, но не сбавляя злости. Армин пожал плечами, словно издеваясь. Микаса прямо попросила Жана самого сказать, что такого страшного он обнаружил. Парень развернул письмо Леонхарт надписью к ним, писклявым голосом сообщая: — Для Армина! — он попытался состроить на лице выражение, присущее вечно чертовой Леонхарт, — Нашему дорогому Армина белобрысая тварина написала письмо. Наверно, с признанием в любви или с докладом об общем положении дел. Как трогательно и неожиданно. Мерзко, блять! Микаса кинула на Армина осуждающий взгляд. Он опять пожал плечами, вызывая уже и в ней желать кричать. Чувствуя нагнетающую обстановку, Арлерт выхватил письмо из рук Жана, впервые за долгое время заговорив: — Не знаю, — коротко, правда, — Я сказал, что не знаю, что это. Жан испепеляюще взглянул на него. Микаса, скрестив руки на груди, изогнула одну бровь в ожидании продолжения истории. Армин, совсем не понимая такого внимания, скороговоркой выдал: — Энни обронила это в переулке, и я поднял, вот и все. — Тогда давай посмотрим, что же она такого написала, — с энтузиазмом предложил Жан, протягивая руки к таинственному письму, но Армин быстро убрал его за спину. Прежде чем Кирштайн успел возмутиться, Микаса попыталась сама выхватить его у Арлерта. — Не думаю, что ты должен скрывать послания от предателей, — с ледяным спокойствием заявила она. Эрен что-то пробормотал во сне, видно, соглашаясь. Ребята точно хотели прочитать это письмо гораздо больше самого Арлерта. Он изначально взял его тупо для галочки — наверно, в знак уважения потраченного времени Леонхарт на это. Тогда было совсем не интересно, что там написано, а сейчас особенно. Вероятно всего, там были какие-то сухие слова, от сухой Энни Леонхарт, на такой же сухой бумаге, что сейчас была в его сухой руке. И он сухо пожал плечами на нападки Кирштайна: — Может, ты тоже на ее стороне?! — Только глупостей не говори, Жан, — недовольно произнесла Микаса, уже не пытающаяся вырвать письмо из рук Арлерта. С Армином вообще всегда было сложно справиться, если он бился насчет чего-то до последнего. — А что? — с удивлением ответил Кирштайн и показал двумя руками на него, говоря как само собой разумеющееся, — Неужели ты забыла, кто перед нами? Первая половинка Арлертхарта. Главный двигатель. Кирштайн сейчас ненавидел Энни, наверно, даже больше Микасы. И злость эта переходила все границы, чего парень не замечал, бросаясь сумасбродными заявлениями. Микаса, в силу своего спокойствия и щенячьей преданности к другу детства, заявила с уверенностью о его непричастности ко всему этому дерьму. — Прости, Жан, — прервал Арлерт словесную перепалку этих двоих. Он твердо произнес, — Я не дам ни тебе, ни кому-то еще прочитать это письмо. Оно было написано для меня. Он поочередно взглянул на каждого из собравшихся и после виновато понурил голову, испытывая стыд за свои слова, которые, однако, не мог не сказать: — Я думаю, что это написала мне Энни перед тем, как начать свою операцию. Может, это правда любовное письмо и тогда я тем более не хочу, чтобы кто-то еще его прочитал. Но я не предатель. Глядя на помрачневшего Кирштайна и от чего-то взволнованную Микасу, Армин задорно и без чувства собственного достоинства добавил: — Просто дурак. Микаса попрекнула Кирштайна в том, что он усомнился в преданности ее верного друга. Жан все еще не был доволен тем, что Армин не собирался показывать письмо. Но просить это сделать он больше не стал, только недавно фыркнув. Был, все-таки, в действиях Арлерта смысл. Кирштайн, грустно вздохнув, посмотрел на Аккерман. Она приобняла Арлерта за плечи, с силой укладывая его голову себе на плечо. Тут недовольство в серых глазах исчезло, и взгляд ее потеплел. Она губами что-то прошептала Кирштайну, чего парень не расслышал, но слабо улыбнулся, почему-то точно уверенный в том, что это было что-то хорошее. Армин сжимал записку в кулаке, не заботясь о ее состоянии. Гораздо важней было то, что он спиной чувствовал прожигающий взгляд Зоэ, что наблюдала за их перепалкой и точно слышала все. К двум не очень большим проблемам Армина Арлерта прибавилась просто огромная. Майор громко сообщила ребятам о скором прибытии помощи. Зоэ подошла потом к Армину и Микасе, говоря последней будить Эрена, волнуясь о его состоянии. Микаса, воодушевляясь от любого упоминания об Эрене, по матерински поцеловала Армина в лоб и ушла. Блондин нервно передернул плечами, встречаясь с вызывающим взглядом Зоэ. Карие глаза женщины недобро блеснули под очками, и она предостерегающе сказала: — С тобой мы еще поговорим, Армин Арлерт. Женщина обнажила зубы в улыбке, просто хихикая и подбежала к Йегеру. Армин горестно вздохнул, предчувствуя неприятности. Парень огляделся по сторонам, выискивая Жана. Он стоял рядом с каким-то парнем из военной полиции и вяло переговаривался с ним. С открытым пренебрежением разглядывая эмблему на его пиджаке, он перевел взгляд на Армина. Блондин улыбнулся ему, после чего вдруг заиграл бровями и кивнул в сторону Аккерман. Жан посмотрел на нее, не понимая, чего Арлерт добивается. Блондин несколько раз еще приподнял брови. Губы его растянулись в открытой усмешке, и до Кирштайна дошло, чего конкретно Арлерт имеет ввиду. Щеки русоволосого порозовели. — Пошел ты! — беззлобно крикнул он блондину. А Армин рассмеялся. В этот раз, правда, не так жутко. Но также нерадостно и пусто. Уже заходившее за горизонт солнце окрашивало землю в грязно-коричневый цвет. Арлерт громко вдохнул воздух, ставший уже свежим и приятным. Труп женской особи уже полностью исчез, запах — за ним, кристалла с Леонхарт тоже уже не было, но все равно, почему-то в голове Армина до сих пор не было ни одной мысли. И он подумал, что взрослые, очевидно, не думают о пустяках. А все серьезные вещи, кажется, закончились. Парень положил письмо в задний карман брюк и в этот раз надеялся заметить, если оно вдруг опять выпадет. Он похлопал рукой по карману, подавляя непонятное желание ударить себя по голове. Самооценка не поднялась даже на чуть-чуть и проблем в жизни не убавилось. Но мысль о том, что он, вроде, победил в этой жестокой игре, приятно грела душу. Только сердце внутри покрывалось корочкой льда каждый раз, когда он пытался улыбнуться этому. Маска безразличия вновь застыла на его лице. К ней совсем не в тему были огромные голубые глаза, которые, хоть и были полны печали от безнадежности этого мира, все равно светились прежней теплотой. Немного. Совсем чуть-чуть. Этого хватило для того, чтобы Армин снова попытался улыбнуться, глядя на счастливую улыбку Микасы после неоспоримого заявления насчет хорошего самочувствия Йегера. Глядя на верных друзей детства, оставшихся такими не смотря не на что, Армин пообещал сам себе, что останется прежним. Будет сложно. По-настоящему тяжело. Больно и до сих пор обидно от развернувшейся картины. Месяц назад он бы затопал ногами по земле и сказал, что хотел совсем другой исход событий. Армин приложил сжатый кулак в груди, вслух тихо убеждая себя в том, что он сильный солдат. Высокая стена Шина, разделяющая огромный мир и такой маленький, практически разрушенный, город, казалось, тянулась в бесконечность. Армин запрокинул голову, но так и не смог разглядеть ее конца. Может, от того, что стоял к ней слишком близко. Или потому, что эта жестокая двойная дилемма про такую же бесконечную череду бесконечных проблем на пути. Радовало то, что на тросах УМП можно было взлететь ввысь и добраться до конца. У Арлерта, кажется, семьдесят четвертое место в списке лучших курсантов, и он уверен в том, что эта задача будет для него не простой. Но возможной. Более возможной, чем сюжеты в сказках и гораздо более возможной, чем, упаси господи, их концовки. Больно, Арлерт, больно? Парень слышал тягучий и такой приятный голос девушки с ледяными глазами и грустно улыбнулся. Он ждал с нетерпением момента, когда она окончательно исчезнет из его памяти, как сама лично, заточенная в кристалл. Ей богу. Действительно — Снежная Королева. Энни всегда была сильна физически, но, кажется, никогда духом. Она разбивала костяшки пальцев до крови всевозможными ударами, но стеснялась сказать Арлерту, как она на самом деле к нему относится. Армин машинально положил руку на письмо, думая, сказала ли она об этом в своем послании. Почему-то все еще не интересно. Смешно от мысли о том, что Энни, оказывается, трусиха. А Армин то стоял под кучей пушек сотни солдат и даже не двинулся с места! Скажи, Энни, и кто тут теперь взрослый? — Уходим, — громко известила Зоэ, бодро подбегая к подъхавшей тележке, что отвезет их на место сегодняшнего ночлега. Армин, подумав о сне, зевнул. Микаса закинула руку Эрена на плечо, не будя его и приподнимая так. С предельной осторожностью и аккуратностью, словно боясь причинить боль любым лишним движением. Армин вдруг вспомнил, что у нее были прекрасные оценки по медицинской подготовке. Он машинально оглянулся на Кирштайна — на лице того опять застыло недовольство, и тут уже Армин вспомнил о чертовом Спрингере и Картофельной. Наверно, их сдвоенные фамилии звучали бы как одно целое. Жан однажды написал на бумаге, что была каким-то шутливым распорядком дня всех курсантов, об Арлертхартах. Тогда он почему-то поставил между частями их фамилий черту. Жирную. Ну и идиот этот Кирштайн. Делать ему нечего. А ТЫ что будешь делать, Армин? Арлерт убрал рукой челку, ясно и прямо смотря на мир. Перед парнем была только стена, нагло скрывающая его необъятные просторы. Лазурное море… Горы песков… Сплошные ледняки… Но на последние он уже насмотрелся. Земля под его ногами была голой, без травы и вообще намека на какую-нибудь растительность. В таком некогда красивом месте, за рядом невысоких домов, можно было, наверно, что-нибудь вырастить. Армин посадил бы ромашки. Много. Целое поле бы. И, иногда выбираясь из ставшего родным штаба, в негостеприимный и холодный Стохес, он бы просто валялся на этом поле, закинув руки за голову и взирая на светлое небо. В его живом воображении оно только, почему-то, было покрыто тучами. Противное карканье ворон перебило тихий писк птенчика, который он потом представил. Посланники смерти заглушили такое светлое и безобидное существо. По возвращению домой, еще не зная о том, как дальше развернутся события, Армин решил сжечь до тла все любимые книги и глупые сказки. Иначе оборвать цепи, держащие его в детстве, никак было нельзя. Взрослый, Армин? Правда, что ли? Как там говорил когда-то Райнер, описывая их жизнь? «О суровых солдатских буднях?» Как там говорил он сам себе, делая затяжку противной папиросы, борясь дальше с кашлем? «О попытках быть взрослым?» Что ты говорила, Энни? Ничего? Наверно, она действительно была права, уверяя, что они никогда не должны были сойтись. Армин со смехом вспомнил весь спектакль, развернувшийся между ними двумя. Он стоял на земле, край которой, кажется, невозможно было найти, и сильный ветер теребил его плащ, бил в спину, толкая вперед. Энни спряталась в кристалле, точно как маленькая девочка и ей в этом запрятанном мирке не хватало только книжек. А кто сегодня лучше всего сыграл свою детскую роль? Солнечный мальчик или Снежная Королева? Повзрослевший Армин все равно не может ответить на эти вопросы. И нужно было тогда взрослеть? Проснувшийся Эрен за его спиной пустил какую-то глупую шутку, после сам с нее смеясь. Армин обернулся на него, и увидел еще широкую улыбку Микасы. В огромных голубых глазах парня, что прикидывал в голове масштабы сегодняшних разрушений, мелькнул чистый детский восторг, после того, как Микаса протянула ему свою нежную ладонь, а Эрен снова пошутил. Арлерт шутку не разобрал. Он много в чем не разбирался. Ни в этом мире. Ни в девушке с ледяными глазами. Возможно, именно это и оставляло в нем того самого солнечного мальчика. И это, кажется, хорошо.