Young, beautiful and stupid

— Но это невозможно! — воскликнул Джим с непоколебимой убежденностью в голосе. Голосе более высоком, чем Освальд помнил. Мог ли он когда-нибудь вообразить, что Джеймс Гордон будет уплетать яичницу на его кухне. Очевидно, не тот Джеймс Гордон, которого Освальд Кобблпот когда-либо знал. Нынешний Джеймс смотрел на него с недоверчивой насмешливостью из под светлой периодически лезущей в глаза челки — словно ждал, что в любой момент ему сообщат о розыгрыше. Он махнул вилкой с нанизанным на нее куском яичницы, разбрызгивая кругом желток, но в переизбытке чувств совершенно не обращая на это внимание. Освальд внимание обратил, но не столь значимое, какое мог бы в других обстоятельствах. Лишь порадовался наличию перчаток, в противном случае пришлось бы вытирать вмиг повлажневшие ладони о ткань собственных брюк. Что матушка сочла бы верхом неаккуратности и невоспитанности. — Отбросьте всё невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни оказался, — привлек к себе внимание сидящий по правую сторону от Кобблпота Нигма. В отличие от своего друга он видимо поморщился, когда капля желтка угодила прямо на линзу очков, но никак это не прокомментировал, лишь протянул руку за салфеткой и быстро избавился от ущерба. — Упс, — произнес тот, в чьих чертах безусловно угадывался Джеймс, только гораздо более молодой, чем кому-нибудь из присутствующих доводилось встречать, без сожаления в голосе. — Это цитата, верно? Освальд узнал выражение легкой задумчивости на знакомо-незнакомом лице и в волнении схватился за чашку со всё еще ощутимо горячим чаем. И вновь спасибо перчаткам. — Артур Конан Дойл, — услужливо подсказал Нигма, Освальд знал, что Эд разделил с ними трапезу этим утром главным образом из любопытства. Когда Эдварду Нигме было любопытно — всё остальное отходило на второй план. — Что? — спросил Джим. «Не Джеймс — Джим», — окончательно решил Освальд. Спросил отнюдь не так дружелюбно, как раньше, откладывая вилку. А ведь совсем недавно ел так, словно голодал. Что, возможно, было недалеко от истины, Кобблпот понятия не имел, сколько Джеймс бродил по окрестностям Готэма, не зная куда податься, прежде чем его люди нашли парнишку и привели к нему. Освальд осознал, что они с Эдвардом безотрывно наблюдают за парнем, словно тот лабораторная крыса. «Где же мои манеры?», — попенял он самого себя и в расстройстве покачал головой. — Ничего, Джеймс, я только… может, ты хочешь еще чего-нибудь? Я уверен, Ольга будет рада приготовить что-нибудь помимо яичницы. Возможно, десерт? Или бекон. — Всё в порядке, этого достаточно, — успокоил Гордон. — Вы спросили, чего бы мне хотелось — и я ответил, — быстро продолжил он, видя, что Освальд собирается возразить. Перед знакомыми стальными нотками в голосе гостя Кобблпот оказался бессилен. — Сколько тебе, по-твоему, лет? — спросил Нигма, его ни разглядывание Джима словно под микроскопом, ни отсутствие столового этикета ничуть не смущало. — Двадцать, — ответил тот, откидываясь на спинку антикварного стула и скрещивая руки на груди, было очевидно, что он не поверил своим «новым» знакомым. Освальд издал невнятный звук, которого сам от себя не ожидал. — А год? Какой сейчас, по-твоему, год? — продолжил напирать Эдвард. — Девяносто девятый, — ответил Джим, поморщившись, — если вас Роджер подговорил, то это совсем не смешно уже. — Оглянись вокруг, Джим, всё изменилось, не так ли? Всё не так, как ты помнишь? Уверен, ты даже не там, где ты помнишь. Думаешь, всё это устроил этот твой Роджер? — Нигма перегнулся через стол, не в силах сдержать возбуждение. — Роджер — мой брат, — уточнил Джим, отодвигаясь подальше от Эдварда и, честно говоря, Освальд его понимал — иногда Эда буквально захватывали его собственные страсти. «У всех свои странности», — справедливо рассудил Освальд. И он был более чем готов мириться со странностями друга, а возможно, и не просто друга. Но для подобных мыслей было не место и не время. — Значит, вы говорите, что сейчас 2017? — всё еще недоверчиво поинтересовался Гордон. — И что я снова в Готэме? — в ответ на это Нигма бросил на стол свежую газету. — И что же, перемахнув через восемнадцать лет, я — угодил прямиком в будущее? — Будущее? Нет, — рассмеялся Нигма. — Возможно, для тебя так и есть, но… — Тогда я выпил из омолаживающего источника, или что? — Почти. Будучи охотником за головами, ты… — Будучи офицером полиции… — произнес Освальд одновременно с Эдвардом. Они переглянулись. Несмотря на всё, что произошло между ним и Джеймсом, Освальд не хотел ранить его, а что-то подсказывало — нынешний статус молодого Гордона не порадует; конечно, если он сколько-нибудь знал Джеймса. В глубине души он наделся, что так и было. — Хочешь продолжить? — спросил Эдвард, поправляя очки и, кажется, разглядев в его лице что-то понятное только ему. — Так кем же я был? — спросил Джим настойчиво, вставая из-за стола и в упор смотря на них. — Охотник за головами? Я что… я убивал людей? — нервно, и Освальд понял, что не сможет всё разъяснить. — Продолжай, — мягко понукал он Эдварда, глазами ища спиртное, которого, конечно же, не было в обозримой близости — не в это время суток. — Это не так, — продолжил Эд учительским тоном. На что Освальд, не сдержавшись, хмыкнул — двое из присутствующих знали, что Нигме следовало употребить термин «не всегда». — Ты был офицером полиции. А затем стал охотником за головами, что буквально означает: ловил Готэмских фриков за вознаграждение… — Готэмских фриков? — Да, и не будешь ли ты так добр не перебивать меня? — раздраженно поинтересовался Эдвард, явно теряя терпение. — Прости, — Джим шире распахнул светлые, светлее чем раньше, глаза, невольно заворожив этим Освальда, — я весь внимание. — Готэмские фрики — люди, содержавшиеся в Аркхэме и подвергающиеся там экспериментам доктора Стрэйнджа, из-за чего некоторые из них, — на последнем слове Эд бросил взгляд на Освальда, — обрели сверхъестественные способности. А некоторые, — на этот раз Нигма, очевидно, надеялся достичь большего драматического эффекта, — восстали из мертвых. И бежали. — Да ладно? — прыснул Джим. — Восстали из мертвых? — если до этого он прислушивался к сказанному, то теперь окончательно уверился, что ему рассказывают сказки. — Да! — Эд сжал переносицу пальцами и вздохнул, происходящее слишком живо напомнило бытность его в участке, захотелось с размаху треснуть парнишку чем-нибудь увесистым по лицу. Но интуиция упорно подсказывала, что мэр не обрадуется, если он подправит Гордону его помолодевшую мордашку. Снова вздох, но уже мысленный. — Ты, очевидно, столкнулся с одним из таких фриков, он воздействовал на тебя и теперь мы имеем то, что имеем. Конечно, ты можешь не верить мне, но побудь здесь еще какое-то время и сам убедишься, что я был прав. — Хорошо-хорошо, — Джим поднял руки, сдаваясь. — Но если всё так… — он сел на стул и потер лицо рукой, — что же, мне, черт возьми, делать? — он беспомощно взглянул на своих собеседников. А Освальд невольно стек дальше по стулу, на котором сидел — никогда Джим не смотрел на него столь уязвимо. Никогда не спрашивал совета, искреннее ожидая ответа. В груди что-то непроизвольно сжалось. — Ты можешь рассчитывать на нас, Джим, — выпалил он быстрее, чем успел сообразить. — Можешь рассчитывать на нашу помощь и поддержку. Эд посмотрел на него скептически, сжав губы в тонкую линию, но Кобблпот предпочел не обратить на это внимание. У него еще будет время убедить друга. — Да? Хорошо-хорошо, — повторил Джим гораздо более ободренным тоном. — Вы расскажите, как я познакомился с вами двумя? Я имею в виду, я был растерян, не знал, что за чертовщина происходит, а теперь сижу за одним столом с мэром и начальником штаба. Мы друзья? Бывшие коллеги? Освальд снова хмыкнул, не зная, какой из двух вопросов кажется более ироничным. Эдвард, с другой стороны, весело ухмыльнулся. — Думаю, для нас с тобой применимы оба эти понятия: мы работали вместе, были друзьями, ровно до тех пор пока не оставили службу в полиции… — Держу пари, дружить с охотником за головами для начальника штаба занятие не самое престижное, — Джим смущенно улыбнулся. — А с вами, мэр Кобблпот, как мы познакомились с вами? — О, — Освальд ответил не сразу, — ты спас мне жизнь, Джеймс. — Вот как, — теперь молодой Гордон самодовольно зарделся. Поняв, что больше не в силах выносить это, Освальд отправился в свой кабинет, сославшись на отдых перед важной встречей. Чувствуя, что хромает сильнее обычного и желая как можно скорее удалиться от двух пар глаз, которые, возможно, только возможно, наблюдают за ним, Кобблпот всё же обернулся на выходе. — Зови меня Освальд, — попросил он.