Young, beautiful and stupid

Пытаясь осознать происходящее, Освальд осторожно дотронулся до губ. Джим поцеловал его. Джим поцеловал его и сбежал. Джим поцеловал его и сбежал, потому что он, Освальд, ему не ответил. Эд, да? Что за вопрос, конечно, тебе нравится Эд. Конечно, ему нравился Эд. Эд дал ему дружбу, понимание, поддержку, веру — всё, что он так отчаянно искал в Джиме; и чего Джим давать не пожелал. И все же, только Джим заставлял его чувствовать на грани возможного, будь то радость, восхищение, злость, ярость или решительность. А подчас и всё это вместе. Джеймс первым заставил его поверить, что герои существуют. Что хорошие люди в Готэме — не сказки, рассказанные перед сном его матушкой. Помнится, когда Освальд был младше, младше даже, чем Джим сейчас, он завел привычку тайком брать ее романы. Ему было любопытно, что такого завораживающего она в них находит, почему не отрывается часами. В этих романах трепетные и нежные дамы томно вздыхали, оказываясь в руках таинственных и сильных мужчин. «Мои руки моментально становились влажными, сердце заходилось, и вся я горела от одного лишь его присутствия» — вот какими эпитетами изобиловало подобное чтиво. Непроходимая чушь. Возможно, именно в тот период он осознал, что женщины его не волнуют. Секс Освальда тоже волновал мало, сие действо всегда казалось ему грязным и бесполезным; не говоря уже о том, какими жалкими становились люди, отчаянно пытаясь получить его. С появлением Джеймса… что ж, ему многое пришлось переосмыслить. И хотя изначально Освальд хотел лишь использовать принципиальность и благородство детектива, Джим должен был стать еще одной пешкой в игре, не более. В дальнейшем он пытался снискать чужой благосклонности, одобрения, доверия. Он наслаждался присутствием своего нового и единственного друга, грезил о прикосновениях и невольно старался запечатлеть движения, взгляды, интонации. Каким-то образом Джеймс действительно затмевал всех прочих одним лишь своим присутствием. Спроси кто-нибудь: как и когда он умудрился так чудовищно увязнуть? Освальд не смог бы ответить на этот вопрос и под страхом смерти. И теперь, когда Джим искал с ним близости. Это было так неожиданно. И он растерялся. Какая ирония: сейчас Освальд как никогда нуждался в бульварных романах матери. Возможно, они подсказали бы что делать? Куда девать руки, к примеру. И разве ответить на поцелуй — не значило предать Эда? Было ли хоть что-то, что стоило предавать? Освальд сжал руки в замок в бесполезной попытке сдержать бурлящие внутри эмоции. В попытке унять слабо осознанную дрожь. И в этот самый момент на него обрушилась вся чудовищность ситуации. Ведь Джим легко мог принять его нерешительность за отказ. Не потому ли он ушел? Люди либо делают, либо не делают. Джеймс Гордон не терпел отказов. Помоги мне или я ухожу. И он никогда не возвращался к тем, кого покидал. Барбара и Ли Томпкинс тому подтверждение. Что если сегодняшний день — всё, чем они располагали? Что если Джим больше ему не улыбнется? Потому что он умудрился всё испортить. Упустить шанс. Мысль о том, чтобы остаться здесь одному была ужасной. Этой ночью. Когда рядом не было Эда. А теперь и Джима… «Что мне делать? Бежать за ним? Он ведь не мог уйти далеко, так ведь? Но что сказать?». Как объяснить мальчишке, что он был в равной степени растерян и напуган. И что, несмотря на то, что он был почти в два раза старше, опыта в отношениях у него не было никакого. Прокручивая всё это в голове, Освальд тем не менее остался на месте, пытаясь справится с подступающими к глазам слезами и неизбежным ощущением одиночества. — Знаешь, я начинаю понимать, зачем ты баллотировался в мэры. — Джим?.. — обронил Освальд, подскакивая, бороться со звучащей в голосе истерикой было бесполезно, но попытаться стоило. — Ты здесь? — Ага, — отозвался тот, будто ничего не произошло. — Что… натолкнуло тебя на подобные мысли? Освальду захотелось дать себе смачную пощечину. Он король Готэма и мэр одновременно, он лично сверг Фиш и Фальконе. Он в силах справиться с этим. — Это, — Джим поднял руку выше, демонстрируя бутылку виски. Того самого виски, от которого он воздержался не далее как сегодня утром. Коллекционного. Подаренного избирателями. — Дорогущее пойло, наверное. «С благодарностью и пожеланиями всего наилучшего». А шрифт-то какой фигурный. — Ты что, рылся в моем кабинете? В моем шкафу? — спросил Освальд, стараясь уложить в голове степень чужой наглости. — Ага. Ты будешь? — уточнил Джим, в другой руке у него было зажато пару бокалов. — Да, — согласился Освальд. Альтернативой было позволить двадцатилетнему напиваться в одиночестве. Джим откупорил бутылку, налил немного каждому, прошел вглубь комнаты настолько, чтобы можно было протянуть ему бокал, а затем, к удивлению Освальда — хотя когда предсказуемость и Джеймс были сочетающимися понятиями? — сел прямо на пол у камина. Мэр, не раздумывая, сел рядом. Не имеет значение, что нога ему за это спасибо не скажет. Джим отвлекся от созерцания огня и окинул его внимательным взглядом. Освальд приготовился к протестам, но Джим не проронил ни слова, лишь влил в себя содержимое бокала. — Мать твою, — немедленно последовало за этим, — крепко, — пояснил парень, смутившись. — Никогда ничего подобного не пробовал. — Ты раньше никогда…? — уточнил Освальд. — Пил ли я раньше? — закатил Джим глаза в ответ. — Конечно. Будто этого было мало, Гордон вытащил из одного заднего кармана джинс пачку сигарет, а из другого вещь, в которой Освальд с тревогой узнал декоративную пепельницу Грейс. Выходит, он не избавился от всего, что принадлежало этой гнусной женщине? — Откуда у тебя это? — Освальд сглотнул. — Выпросил пару баксов у Гейба, — Джим понял его по своему, — ты был слишком занят выбором подарка в последнем магазине. — Но тебе еще нет двадцати одного, — возможно, смена темы была лучшим вариантом. — Да, — Джим пожал плечами, — но это Готэм. Всем плевать. «Возможно, стоит изменить это». Джим тем временем налил себе еще, выпил, поморщившись, а затем закурил. Освальд хотел было возмутиться: курить в доме — без его на то разрешения! — что за невежество и наглость. Но Джим курил с таким видимым наслаждением, прикрыв глаза и медленно выдыхая дым. Освальд легко мог назвать это красивым. Более того, ему вдруг захотелось закурить самому. Желательно, приложиться к той же сигарете, что и Джим. — Хочешь? — предложил тот, видимо, заметив его взгляд. — Нет, — решил Освальд. От курения оставался запах на одежде и в волосах; желтели зубы; не говоря уже о бесполезных затратах. — Это ты тоже делаешь не впервые, — невзначай заметил он. — Да, — согласился Джим. Глаза у парня остекленели — эффект крепкого алкоголя вперемешку с никотином. Он вдруг приблизился к лицу Освальда так близко, словно собирался вновь поцеловать. «На этот раз я сделаю все правильно. На этот раз ему не придет в голову убегать», — пообещал себе Кобблпот, опуская взгляд на чужие губы. — Не говори маме, ладно, — доверительным шепотом произнес молодой Гордон, выдыхая дым ему в лицо и усмехаясь. Только сейчас Освальд осознал, что на время задержал дыхание. Попытка сделать вдох привела к сильному кашлю. — У тебя… подводка потекла, — заметил Джим, делая очередную затяжку. Освальд дотронулся до своего лица и понял, что так и есть. Дым ел глаза. Первой мыслью было пойти и исправить это, но уйти, значило снова предоставить Джеймса самому себе, поэтому он остался, из чистого упрямства. Всё равно не было и шанса, что тот сочтет его красивым — с макияжем или без него. Джим тем временем сел удобнее, устремляя свой взгляд на пламя и не обращая на него никакого внимания, лишь изредка стряхивал пепел и пил виски маленькими глотками.

***

Джим моргнул несколько раз и привстал, медленно осознавая, что уснул у камина. В гостиной. В особняке Освальда. Готэмского мэра. Натянув на плечи плед, которым его кто-то укрыл, Джим завертел головой и пришел к выводу, что уже утро. По крайней мере, светало. Оставалось понять, что же его разбудило. Из холла доносились голоса. Джим встал, поплотнее завернулся в плед и слегка качнулся. Каким-то образом он всё еще оставался пьяным. «Впрочем», — решил Джим через мгновение, — «в этом нет ничего плохого. Трезвость переоценивают». Голоса тем временем достигли гостиной. Так что, когда Джим запнулся об мягкий и приятный на ощупь кусок ткани, с которым так не хотел расставаться, и растянулся на полу, над ним уже склонилась незнакомая светловолосая девушка. — Ты в порядке? — с тревогой спросила она. — Я? — Джим перевернулся на спину и разлегся на полу в позе морской звезды, не обращая внимания на то, что так, скорее всего, выглядит еще глупее. — В полном. Уверен, я не первый мужчина, павший к вашим ногам. Девушка в ответ улыбнулась, Джим улыбнулся тоже и постарался рассмотреть ее высокую прическу. Это лучше, чем пялиться на ее ноги или пытаться заглянуть под юбку, хотя ракурс был определенно удобным. — И не последний, — заметил Эдвард Нигма. — Поднимайся, Джим, — Освальд сделал шаг вперед, явно намереваясь помочь ему встать, но Гордон оказался быстрее. Он подскочил одним пружинистым движением, на сей раз начисто игнорируя плед. — Я прошу прощения, мисс… — Изабелла, — подсказала девушка. — Изабелла, — медленно проговорил Гордон. — Я Джим. Нам ведь не доводилось знакомиться раньше? — Нет, — Изабелла чуть растерянно оглянулась на Эда, стоящего по правую руку от нее. — Неужели и тебе я кого-то напоминаю? — Нет, дело… — Это очень забавная история. Я расскажу ее тебе как-нибудь потом, — Эд дал понять, что сейчас не место и не время. — Просто приятно встретить в Готэме новое лицо, — Джим обезоруживающе улыбнулся. — Эд, — обратился он к начальнику штаба, — Освальд сказал, у тебя нет подружки. Ты ее прятал? Джим намеренно игнорировал Кобблпота и давил в себе желание взглянуть на него с выражением: «я же говорил». Вместо этого он позволил себя насладиться фактом того, что Эдвард Нигма, возможно, не был таким уж идеальным. — Это неуместно, Джим… — начал Эд с преувеличенной сдержанностью. — Ох, всё в порядке, — отмахнулась Изабелла, слегка дотронувшись до руки своего долговязого спутника. — Мы познакомились только сегодня вечером. Эду нужно было выбрать вино и укрыться от дождя. Мы проговорили всю ночь, напрочь позабыв о времени. — Звучит романтично, — заметил Джим. — А мы, — он оглянулся на царящий кругом беспорядок: стол с начатыми блюдами; пустая тарелка около дивана; бокалы из-под вина и виски; пепельница полная окурков на ковре у камина; плед на полу, и общая дымность, — Освальду, нашему многоуважаемому мэру, — Джим все-таки посмотрел на Кобблпота, отмечая нездоровую бледность, — захотелось праздника. «Хотя может он всегда такой, откуда мне знать?». Гордон чувствовал себя так, словно ему море по колено и прекрасно осознавал, чем это вызвано, но остановиться не мог и не хотел. Лишь позволял словам вылетать из собственного рта и гадал, что из этого выйдет. — Кто я такой, чтобы возражать? Но, к сожалению, меня одного оказалось недостаточно, так что мы ждали и ждали, и мы волновались. И вот наконец вы здесь. Эд, ты что, так и не принес вино? — заметил Джим укоризненно. — Я отдал его Ольге, — ответил Эд и нахмурился. — Освальд, ты что, позволил ему пить? — спросил он, обращаясь к мэру. — Не помню, чтобы он был моей мамочкой, — заметил Джим, не успел Кобблпот и рта раскрыть, — и мог хоть что-нибудь мне запретить. Мы живем в свободной стране, разве нет? — Да, — Нигма поправил очки, — но я надеялся, что хоть кто-то из вас проявит каплю сознательности. Статистика алкоголизма в стране и так крайне плачевна, в среднем… — Так! Стоп, — запротестовал Джим, поднимая руки в воздух, — я не хочу знать. Нет алкоголю, значит, нет. Но я думаю, наш мэр всё еще хочет отметить свою победу. Не так ли, Освальд? — он снова посмотрел на Кобблпота. — Джим, я не думаю… — начал было тот. — Да бросьте! Не будьте занудами, я предлагаю всего лишь немного потанцевать. — Я не думаю, что эта идея так уж плоха, — заметила Изабелла. — Особенно если мы хотим познакомиться поближе. Джим улыбнулся, понимая, что обрел союзника. — Хорошо, — сдался Нигма, — я сейчас вернусь. Вскоре по дому разнеслась музыка. Что-то медленное и смутно знакомое. Однако Джим это предвидел. Он дождался, когда начальник штаба вернется в комнату и лишь тогда протянул руку в приглашающем жесте. — Но... — растерялась девушка, оглядываясь. — Уверен, он никуда не убежит, — заметил Джим тихо. — Дело совсем не в этом… — Я обещаю, что скорее упаду сам, чем уроню вас, — пообещал Джим, — верьте мне, — закончил он серьезно. — Хорошо, — решила Изабелла и шагнула в его личное пространство. Джим постарался не дышать на партнершу амбре из алкоголя и никотина, но оба понимали — бесполезно. — Мой учитель танцев любила повторять, что я безнадежен, — заметил Джим. — И это так. И все же, она кое-чему меня научила. Во-первых, не отдавливать партнершам ноги. Во-вторых, вот так, — продолжая раскачиваться и делать шаги в небольшом диапазоне, Джим приложил руку — ту, что не была занята аккуратной женской кистью — пониже спины, близко, но не касаясь, — чересчур откровенно. Так, — переместил руку на спину, — чересчур по-дружески. Вот так, — закончил, оставив ладонь покоиться на чужой талии. Собственной спиной Джим чувствовал два прожигающих взгляда и, хотя никогда не назвал бы себя злорадным человеком, сейчас он откровенно наслаждался тем, как легко вывести из себя этих двоих. Джим чуть прогнул девушку в спине, чувствуя, что Изабелла с легкостью ему это позволяет, он не скрывал попытку покрасоваться. — Твой учитель был к тебе строг, — заметила Изабелла, когда они вернулись в исходную позицию. Джим хотел было продолжить — танец, беседу, но тут словно из-под земли вырос Эдвард. — Позволишь? — не ясно было, к кому он обращается, протягивая руку в том же жесте, что и Джим ранее. Только взгляд, скользнувший по нему, был острым, как бритва, а на Изабеллу он смотрел мягко, почти с нежностью. Джим покорно отступил. Конечно же, эти двое прекрасно сочетались вместе, словно парочка с музыкальной шкатулки, конечно же, Эдвард танцевал лучше, выделывая самые настоящие па. «Наверное, он и на пианино умеет играть», — подумал Джим отстранено, почему-то ни капли не расстроившись, и отошел к столу, где ссутулившись сидел Освальд Кобблпот. — Потанцуем? — предложил Джим просто. Освальд поднял на него хмурый взгляд — тот самый, говорящий, что он, Джим, не мог сморозить большей глупости. Гордон машинально отметил, что Освальд успел избавиться от бедствия на собственном лице пока он спал, и вздохнул, смиряясь. Он вышел из гостиной, нашел зевающую Ольгу — все же, ранее утро, — и выпросил у нее чистые винные бокалы для всей их честной компании. Вернувшись, разлил начатое Освальдом ранее красное столовое (так Освальд сказал, сам Джим ничегошеньки в этом не смыслил) и прочистил горло, привлекая всеобщее внимание. — Я знаю, Эдвард запретил нам пить, и всё же, как завершающая… нота — тост. Ну же, идемте. — Джим дождался, когда Эд и Изабелла прекратят танцевать и подойдут к столу, и лишь тогда заговорил: — За нашего многоуважаемого мэра Освальда Кобблпота, за незаменимого начальника штаба Эдварда Нигму, и за прекрасную Изабеллу, укравшую его сердце так невзначай. Краем глаза Джим отметил, что Освальд — из вредности или еще по какой причине — не притронулся к своему напитку, но ни его, ни Эда это не смутило. — Стойте! — запротестовала Изабелла внезапно. — Ты забыл о себе, Джим, — мягко пожурила она, — за Джеймса… я ведь права? Джим кивнул: — Гордона. — За Джеймса Гордона, юношу, которого, я уверена, ждет большое будущее. Один из учителей как-то сказал ему: «В переполненной людьми комнате мы предпочитаем смотреть на того, кто кажется нам наиболее привлекательным», отсалютовав бокалом в знак солидарности, Джим усилием воли заставил себя смотреть только на Изабеллу.