Радуга несправедливости

— Пожалуйста, выпустите меня! Выпустите! — он изо всех сил колотил кулачками по неподдающейся двери. — Пожалуйста… Никто не отозвался. Майкл, его старший брат, уже ушел, разумеется. Он редко задерживался на местах своих проделок. Наверняка, сбежал сразу же после того, как захлопнул за спиной младшего брата дверь, заперев его наедине с ними. Мальчик обернулся, настороженно вглядываясь в пугающую темноту помещения. Крохотная комната была заполнена таинственно поблескивающими в полумраке механизмами, напоминающими части скелетов чудовищ. Они и были скелетами чудовищ, — аниматроников, роботов, похожих на плюшевые игрушки. Многим детям они нравились, но их смешная покачивающаяся походка, веселые песенки и вечная улыбка на лице только усыпляли внимание. Мальчик знал, что все это лишь притворство. На самом деле они хотели лишь одного — заманить внутрь себя человека и съесть его. Однажды эти аниматроники чуть не съели его папу, — того чудом успели вытащить из брюха желтого медведя, и потом он долго лежал в больнице. Они навещали его всей семьей, и даже Майкл не вел себя как придурок. У папы с тех пор шрамы по всему телу, только на лице этих дурацких белесых полосок нет. Майкл говорил, что папа успел снять голову медведя до того, как ее запружинило. Мальчик не знал, что значит «запружинило», но звучало оно скорее смешно, чем опасно. Показалось, или в черных провалах на месте глаз одной из масок действительно на мгновенье вспыхнул крохотный белый огонек? Биение сердца эхом отдавалось в ушах, заглушая назойливые мысли. Ноги стали ватными, заставляя колени непроизвольно подгибаться. В глазах остро защипало. Мальчик повернулся лицом к двери и заколотил с утроенной силой: руками, ногами, пару раз даже врезавшись в нее всем телом. — Выпустите! Пожалуйста, выпустите меня! Пожалуйста! — из глаз ручьем покатились слезы, а нос моментально заложило. Обессиленный, он съехал вниз по двери, усевшись прямиком на грязный пол, и обхватил руками колени. — Выпустите меня… пожалуйста… Вскоре слова сменились беспорядочными всхлипываниями. Пустые глазницы масок и запасных голов неотрывно следили за ним, дожидаясь наилучшего момента для нападения. Его никогда не найдут, и он навечно останется запертым в этой подсобке. Мальчику представилось, как его тело покрывается слоями пыли и паутины, усыхает и сереет, становясь неотличимым от одного из запертых здесь эндоскелетов. И заглянувшие в подсобку в его поисках родители не узнают его и пройдут мимо. А потом они перестанут искать. Как дядя Генри перестал искать пропавшего пару лет назад Сэмми, словно напрочь забыв о том, что кроме дочери у него был еще и сын. Наверняка мама с папой поступят также, ведь у них останутся еще Бетти и Майкл. Они раздадут его вещи, спрячут с глаз долой все его фотографии и запретят упоминать его имя. Все его игрушки достанутся Бетти, его сестре-погодке, и она сразу же их поломает, как поломала Фокси, оторвав ему голову и где-то ее потеряв. А Майкл заберет себе его комнату и устроит там склад для своих старых вещей, поломанных игрушек и запчастей, утащенных из мастерской отца. От таких мыслей стало еще грустнее, и затихшие рыдания возобновились с новой силой. Он не хотел становиться как Сэмми, которого после исчезновения просто вычеркнули из жизни, словно его никогда и не было. А может, его и вправду не было, а мальчик просто выдумал себе друга? А скоро и сам станет чьей-то выдумкой, страшной историей, вроде тех, что обожает рассказывать Бетти. Скрип открывающейся двери показался ему райской музыкой. — Так и знала, что ты опять будешь рыдать, Крис, — заметила его спасительница, уходя с траектории пулей вылетевшего из подсобки мальчика. — Ты бы тоже плакала, если бы тебя заперли в тесной темной комнате, — всхлипнул Крис, размазывая слезы по лицу. Его выпустила Чарли — улыбчивая круглолицая девочка всего на пару лет старше самого Криса. Их отцы дружили еще со школы, перенеся эту дружбу и на свои семьи. Плюс, дядя Генри часто оставлял родителей Криса присматривать за Чарли (и Сэмми, когда тот еще был), уезжая куда-то по делам. Так что Крис знал Чарли не хуже родных брата и сестры. — Как ты меня нашла? — поинтересовался Крис, наблюдая, как Чарли вновь закрывает дверь в подсобку. Девочка облокотилась на стену, равнодушно наматывая на палец каштановую прядь волос, выбившуюся из хвостика, и отвечать явно не собиралась. Крис неловко переминался с ноги на ногу. — Это Фредбер сказал тебе? — набрался он наконец решимости задать вопрос и сжал кулаки, приготовившись к насмешкам. Никто не верил, что его Фредбер — желтый плюшевый медведь в фиолетовом цилиндре и галстуке-бабочке — порой говорил (может, потому, что его никто, кроме Криса, не слышал?) и иногда перемещался сам собой. Даже папа, хоть и сказал, что в этом мире нет ничего невозможного, на самом деле не поверил, Крис видел по его глазам. А Майкл и вовсе без затей обозвал Криса сумасшедшим, потому что только сумасшедшие слышат то, чего больше никто не слышит. Конечно, Бетти ему поверила, по секрету сообщив, что её куклы по ночам тоже переговариваются и сами собой двигаются. Но это служило слабым утешением: Бетти, хоть и была его старше, также верила в фей, в возможность забраться по лунной дорожке на небо и ерунду, которую нес Майкл, когда хотел, чтобы его слушались. Вроде того, что недоеденная каша и надкусанные невкусные конфеты, накапливаясь, превращаются в огромного кашемонстра, который придет и съест ребенка, который оставлял кашу недоеденной, а конфеты — надкусанными. Крис знал, что это неправда, потому что однажды неделю тайком утаскивал объедки с тарелки старшего брата и складывал в коробку под кроватью, ожидая, что вот-вот их накопится достаточно, и кашемонстр оживет и сожрет Майкла. Чего, естественно, не случилось, а обеспокоенная запахом мама нашла ту самую коробку и на неделю оставила Криса без сладкого. А Майклу даже замечания не сделала. Чарли бросила на Криса странный взгляд. Мальчик тут же почувствовал, как к щекам прилила кровь. Разумеется, она тоже не верит в то, что плюшевые игрушки говорят не только записанные в них заранее фразы, но и сами по себе. — Я видела, как Майкл уходил, — пояснила она. — Пошли уже, пока нас не потеряли. Чарли направилась прочь, и Крис поспешил за ней, стараясь не терять из виду подпрыгивающий в такт шагам хвостик из темных волос. Крис думал, что если бы он и решил когда-нибудь жениться, то непременно бы выбрал Чарли. Она была прям как рыцарь из сказок — сильной, доброй и храброй, и всегда спасала Криса от Майкла. Саму её Майкл никогда не трогал. Может потому что она была девчонкой, а, может, потому что всегда давала отпор или потому что была дочерью дяди Генри, а его Майкл опасался. Крис и сам отца Чарли побаивался, это ведь он собрал всех этих чудовищ-аниматроников. Еще Крис Чарли немножечко завидовал, ведь у нее не было вредных братьев и сестер, кроме, возможно, выдуманного Сэмми. Хотелось бы Крису быть единственным ребенком в семье. Он тяжело вздохнул, усаживаясь вместе с Чарли за свободный столик в дальнем углу обеденного зала пиццерии, подальше от сцены с выступающими аниматрониками. Их отцы все еще не разобрались со своими делами и совсем не обращали внимания на детей. Можно было бы взять пример с Майкла и пойти домой, но существовала вероятность, что мама и Бетти еще не вернулись из магазина, а оставаться наедине со старшим братом Крису не хотелось. Наверняка этот придурок снова напялит свою дурацкую маску и будет выпрыгивать из-за углов с диким ором, а потом хохотать, глядя на залившегося слезами Криса. Это было жутко, а не смешно. Лучше уж остаться с Чарли и дождаться отца. — Чарли? — тонким голосом начал Крис, вспомнив вдруг одолевавшие его в кладовке мысли. — Ты ведь тоже помнишь Сэмми? Девочка вздрогнула. — Конечно. Он же мой брат, — она на секунду замолчала, словно что-то припоминая. — Мы были одинаковые. А что? — Ничего. Хорошо, что мы его помним, — Крис немного помолчал, от волнения прикусив губу, но все же продолжил. — А если бы пропал я, ты бы меня помнила? — Наверно, помнила бы, — Чарли пожала плечами. — У меня хорошая память. — И я бы тебя помнил, — Крис улыбнулся кончиками губ, вновь чувствуя скопившиеся в уголках глаз слезы. — Ты что, опять плачешь? — Нет, — выдавил Крис, беря себя в руки. Пробегавшая мимо официантка неодобрительно покосилась на них, но ничего не сказала. Крису стало немножко стыдно за свой вид. Завтра ему исполняется семь лет, а он все еще рыдает по пустякам, как девчонка. Да к тому же измазался в пыли с ног до головы. — Не расстраивайся так, — улыбнулась Чарли. — Завтра будет новый день. — Завтра будет новый день, — эхом отозвался Крис. Завтра ему исполняется семь, и празднование пройдет в этой пиццерии. Отец считал, что это поможет ему перестать бояться роботов. Может быть, он и прав. Может, это станет началом новой жизни, в которой Майкл больше не будет его доставать. Крис робко улыбнулся. Остаток вечера они с Чарли обсуждали всякую чепуху, пили газировку (как у детей владельцев заведения у них был неограниченный кредит), корчили друг другу страшные рожицы, представляя, что это Майкл, и смеялись. Завтра будет новый день.