You Are Not Alone

Криденс и сам не знал, зачем пришел именно в этот дом. Податься больше все равно было некуда, а здесь остались хотя бы какие-то приятные воспоминания. Как мистер Грейвс (не мистер Грейвс, как оказалось) залечивал его раны, поил крепким чаем, говорил, что поможет со всем справиться… Криденс вздохнул и потянулся к дверному звонку. Он не рассчитывал, что на мелодичную трель, приглушенную тяжелой дверью, кто-то ответит — но представлять, что мистер Грейвс вернется и впустит его в тепло, было до дрожи приятно. Персиваль и не думал, что в его дом может кто-то прийти. После событий зимы двадцать шестого люди его сторонились, и он, прежде очень общительный и открытый, чувствовал, как дичает в изоляции. Грейвс, хоть и осуждал себя за это, но пристрастился к выпивке, которая на какое-то время притупляла его неприятие себя, потерявшего доверие всех, включая Серафину. Особенно Серафину — отозвалось болью в сердце. Уже много лет, начиная с его первой течки, она была с ним, принимая его таким, каков он есть. Тогда и выяснилось, что Грейвс — не бэта, как он думал поначалу, но Серафина не торопилась поставить свою метку. Сейчас переживать эти периоды стало и вовсе невыносимо, хоть на стенку лезь, и Персиваль методично заливал дисфорию огневиски. И вот  — звонок. Не веря своим ушам, Грейвс поднялся с кресла. Он сделал радио потише, вышел в прихожую и открыл дверь. Криденс замер на месте, оглушенный. Во-первых, ему совершенно неожиданно открыли дверь, хоть он и был отчего-то уверен, что сейчас дом пустует. Выглядел он точно как нежилой из-за неухоженных газонов, да и свет не горел в тех окнах, которые Криденс мог разглядеть с улицы. Во-вторых, мужчина, стоящий на пороге, оказался Персивалем Грейвсом. Он был совершенно узнаваем, несмотря на домашнюю одежду и волосы, не уложенные в привычном стиле. И, наконец, этот мужчина определенно был не тем Персивалем Грейвсом, которого Криденс знал — потому что тот, совершенно точно, не был омегой. — Я могу войти? — ляпнул Криденс первое, что в голову пришло, поскольку способность думать он утратил совершенно, как только учуял то, что никакими другими запахами не скроешь. У того, кто открыл ему дверь, была течка. Персиваль знал, кто перед ним — этого парня он уже видел в воспоминаниях Тины, которая сжалилась над сломленным Грейвсом и показала все, что творилось, пока он отсутствовал. «Лучше бы я этого не видел», — сказал он себе тогда. Но, как ни странно, Персиваль не испытывал неприязни к юноше — какой в этом смысл, когда единственный, кто повинен в том, что с ним случилось — треклятый Гриндевальд? Грубый, жестокий альфа, который в свое время получил немалое удовольствие, измучив Грейвса и надругавшись над ним. Персиваль понял, что слишком долго разглядывает стоящего на пороге парня, и отступил внутрь холла, без слов пропуская его в дом. Зайдя внутрь, Криденс почувствовал, что буквально сам запирает себя в клетку с… добычей? Он совершенно не был уверен, что сможет и дальше быть «хорошим мальчиком» и сдерживать свои инстинкты. Пока его состояние выдавало только сбившееся тяжелое дыхание. — Я бывал здесь раньше, — проговорил он, старательно отвлекаясь на обстановку. В доме ничего не изменилось, и взгляд Криденса бесцельно блуждал по стенам, а ноги едва ли не сами собой сделали пару шагов, приближая его к Грейвсу. Игнорировать то, что исходило от парня — Криденса, поправил себя Персиваль — было невозможно. Он успел даже пожалеть, что впустил его в дом в момент своей течки, но постарался об этом не думать — ведь менять что-либо было уже поздно, да и интерес оказался сильнее осторожности. Если же Криденсом овладеют грязные мысли — Персиваль сумеет себя защитить. Едва только подумав о «грязном», он почувствовал, как низ живота свело предвкушением. Видит Мерлин, Грейвс иной раз ненавидел свое тело, периодически превращающее его в охочую до альф шлюху. Криденса дернуло было на усиливающийся запах, но он обошел Грейвса по кривой дуге и распахнул окно, глотая чистый воздух. Не хватало ему еще и насиловать незнакомых людей со знакомыми лицами! Персиваль, кстати, даже не одернул его за то, что он хозяйничает в чужом доме — да он вообще пока не проронил ни слова. — Алкоголь только сделает ваше состояние еще хуже, — сказал Криденс, разворачиваясь спиной к окну и опираясь поясницей о подоконник. Черт возьми! Если он столько лет сдерживал обскура в себе, то сможет и с этим справиться. Кстати, об обскурах — тот, словно почуяв трещину в самоконтроле, начал темным туманом стекать с ладоней Криденса, который, казалось, ничего не замечал. — А ты пришел сюда, чтобы разнести мой дом и поучить жизни напоследок? — хмыкнул Грейвс, глядя на струящуюся тьму и немного злорадно думая, что, если так пойдет и дальше, то все скоро закончится. — Что ты знаешь о моем состоянии, парень? Я вот тебя впервые вижу. Криденс откровенно усмехнулся. Он никогда не стал бы вести себя так с человеком старше себя по возрасту и положению в обществе, если бы не ощущал за собой какого-то внутреннего преимущества, будучи альфой. — Я вот «вас» вижу не впервые, — ответил он и легко пожал плечами. Свежий воздух помогал плохо, а ирония и того хуже, и голову Криденса снова начал понемногу наполнять заволакивающий все туман желания. — И людей с вашим состоянием тоже насмотрелся. Лучше примите ванну с лавандой… — и добавил про себя: «Или просто позвольте мне решить эту проблему.» Обскур успел доползти уже до ног Грейвса. Видимо, заинтересованность носителя в искаженной форме передавалась и самому существу. — Откуда ты такой заботливый? Думаешь, только потому, что я «не в форме», ты имеешь право на такой тон? — хмыкнул Грейвс, указывая пальцем на клубящийся у его ног черный туман. — Я могу считать это угрозой? Он и сам не знал, когда стал таким отрешенным и равнодушным, но сейчас ему не хотелось прогонять Криденса: даже словесная пикировка с ним приводила Грейвса в тонус. «А может… — мягко шепнул внутренний голос, отдаваясь дрожью в теле, — дать ему? Хуже-то уже не будет. Интересно, какой у него член?» Персиваль одернул себя, заставляя голос заткнуться и понимая, как низко он пал. Окно за спиной, казалось, не впускало свежий воздух совсем, а шевелящиеся от ветра шторы были иллюзией — иначе не получалось объяснить, почему запах течной омеги сгущался вокруг него все плотнее. На секунду Криденс представил, как вылезает за окно в попытке избавиться от этого наваждения — и едва не захохотал в голос, сдержавшись лишь нечеловеческим усилием. Его собственное состояние и так подозрительно походило на истерику, и Криденс неожиданно вспомнил, что раньше, когда он только учился контролировать свои «хочу», обскур, бывало, вырывался из-под контроля и крушил все, до чего мог дотянуться. Сейчас он опять был близок к этому. — Я думаю, мистер Грейвс, что имею право на такой тон, хотя бы потому, что вы сами не слишком против. Хотели бы — давно бы вышвырнули меня отсюда, не размениваясь на диалоги. А это… — Криденс вздохнул и кивнул на туман, окруживший Грейвса, но пока не трогающий его, — просто не обращайте на него внимания. — Не так-то это просто, — поморщился Грейвс. Впрочем, происходящее начало забавлять его. Подняв руку, он взлохматил свои волосы, неотрывно глядя на Криденса, словно испытывая его, медленно и с чувством погладил свой затылок, шею. Беснующиеся гормоны творили с ним что-то невообразимое, словно толкая на провокации. — И чего же ты хочешь от меня, а? — Прямо сейчас я хочу выебать вас на первой же горизонтальной поверхности, — с какой-то непонятной злостью фыркнул Криденс. Тот мальчик с листовками, каким он был несколько месяцев назад, покраснел бы пятнами от таких слов и хлопнулся в обморок. Но нынешний Криденс видел, что происходит, и знал, что самое худшее, что с ним может случиться — ему укажут на дверь. Не самая страшная перспектива для того, кого убивали. Обскур, пользуясь полной свободой, зацепился за край штанины Персиваля и потихоньку пополз вверх. Коротко вздохнув, Криденс оторвался от подоконника и плавно — чтобы это со стороны не выглядело угрозой — подошел ближе. — Я его уберу, не волнуйтесь, — почти промурлыкал он, опускаясь на корточки почти у самых ног Персиваля и перехватывая обскур ладонью, чтобы снять его с ткани. Его повело так, что потемнело перед глазами — но и на Грейвса, он знал, это действовало не слабее. — Ну, так выеби, за чем же дело стало? — плохо соображая, что несет, сказал Персиваль. Сейчас, когда Криденс был так близко, сердце стучало сильнее, отдаваясь в висках, и все, чего ему хотелось — это расстегнуть пару верхних пуговиц рубашки, просто вырвать их с мясом. Потому что впервые за долгое время с ним теперь творилось что-то поистине животное, то, за что он себя стыдился, ненавидел — но он невыносимо хотел отдаться. Ему вдруг до дрожи в коленях захотелось почувствовать каждой клеточкой, как этот наглый пацан будет дико, что есть духу, трахать его, и он повторил еще раз, словно смакуя: — Выеби. Криденс вскинул на него взгляд. Сначала он неотрывно, как зачарованный, рассматривал Персиваля — а в следующую секунду уже прижимал его к стене, целуя с остервенением, едва ли не кусая. Самого движения он не запомнил. Тьма под их ногами заплясала в предвкушении, забилась океанскими волнами, но Бэрбоун знал, что теперь обскуру ничего не достанется. Только ему, Криденсу. Ткань чужой рубашки расходилась под ладонью, будто живая. Криденс тихо застонал прямо в чужие губы, прижимаясь ближе. Он терся всем телом о чужое тело, давая себе небольшую передышку, прежде чем избавить Персиваля от остальных, ненужных сейчас, тряпок. Криденс чувствовал себя пьяным, но при этом переполненным какой-то совершенно животной энергией — до звона. Грейвс выгибался под горячими ладонями так, словно его тело голодало слишком долго, дыша через раз, будто бы даже воздух сейчас был не так нужен, как жадные руки этого, почти незнакомого парня. Чувствуя себя бесстыдно развратным, Персиваль ощущал, как чистое удовольствие вперемешку с кровью течет по жилам и, не особо заботясь о комфорте Криденса, исступленно раздевал его, с жаром отвечая на жесткие, собственнические поцелуи. Только сейчас сходство этого человека и «мистера Грейвса», утешавшего Криденса в подворотнях, пропало окончательно. Лишь какая-то нелогичная внутренняя злость все еще бурлила, делая поцелуи больше похожими на укусы и заставляя пальцы сжиматься на чужом теле едва не до синяков. — Раздвинь ноги, — почти приказал Криденс и рывком стащил с Персиваля брюки с бельем. Он сжал его ягодицы, прижимая ближе к себе, хотя ближе, казалось, уже некуда, и нырнул рукой между ними, ощущая горячую влажную тесноту. — Будь нежнее, сукин ты сын, — попросил Грейвс, сам насаживаясь на пальцы, по-блядски елозя задницей. Он приник к Криденсу так тесно, что теперь слышал бешеный стук его сердца — так, словно оно стучало у него самого в груди. Проведя губами по его шее и задохнувшись от подавляющего ощущения силы, исходящего от Криденса, Персиваль припал к его губам поцелуем и развратно застонал в его рот, окутывая хозяйничающий в его собственном язык сладкой вибрацией. — Потерпишь… — выдохнул Криденс ему в ухо и скользнул языком внутрь, но все же прислушался к просьбе. Он мстительно двинул пальцами резче, прекрасно понимая, что этого все же слишком мало, и им обоим нужно большее. Вот прямо сейчас, даже можно не идти до первой же горизонтальной поверхности. Обскур, сконцентрировавшись, подполз под поясницу Персиваля и заструился по плечам, а Криденс, прекрасно зная обычную реакцию на такое, оторвался от вылизывания чужой ушной раковины и посмотрел Грейвсу в глаза. — Это я, — объяснил он и подхватил его ногу под колено, поднимая себе на бедро. — Я просто тебя держу. — Идем в кровать… — хрипло выдохнул Персиваль, глядя в затуманенные желанием глаза, и кивнул вверх. — Я тебе не акробат. Отлипнув от стены, он повлек Криденса за собой наверх по лестнице, только догадываясь о том, как, должно быть, провокационно выглядит для жаждущего альфы, идущего позади, его задница. Он завел Криденса в спальню и толкнул на постель. Навис над ним, быстро выпростал его из так мешающих брюк и, зажав крупный красивый член в кулаке, провел ладонью пару раз — на пробу. — Любите командовать, мистер Грейвс? — усмехнулся Криденс, но не выгнуться навстречу ласкающей руке было выше его сил. Позволив себе такую позорную слабость, он даже качнул бедрами, толкаясь в чужую ладонь и тихо то ли застонав, то ли всхлипнув, а потом мягко перекатил Грейвса на спину и прижал к кровати собственным весом. Криденс прихватил зубами кожу на шее Персиваля, затем спустился ниже, пока не наткнулся губами на горошину чувствительного соска, который тут же затянул в рот. Грейвс действительно любил доминировать везде, кроме постели, вот и сейчас он, рвано вздохнув, запрокинул голову, подставляя шею под зубы, прикосновения которых заставляли дышать через раз. Когда алчные губы накрыли его сосок, а гибкий язык принялся играть с мгновенно отвердевшей горошиной, Персиваль выгнулся, прижимаясь всем телом к обнаженной груди Криденса и, опустив руку, приласкал его стоящий колом член. Криденсу казалось, что они с Персивалем играют в игру «кто кого доведет раньше». Впрочем, исходя из их предыдущего разговора — так оно и было. Грейвс не был похож ни на кого из прежних омег, с которыми Криденс сталкивался. Хотя бы тем, что отказывался беспомощно хлопать глазками и томно вздыхать, как чаще всего делали другие. Не то, чтобы у него был большой опыт… Охнув, Криденс намеренно царапнул кромкой зубов тонкую кожу и потянулся к другому соску, во имя справедливости решив уделить внимание и ему. Его ладони огладили бока и скользнули ниже, с собственническим расчетом изучая то, что ему досталось. Он обхватил пальцами член Персиваля и неспешно повел рукой, повторяя чужое движение. Низ живота свело уже не предвкушением, а свинцовой тяжестью, и даже пальцы Криденса, споро отдрачивающие ему, не приносили облегчения. Персиваль зажмурился и застонал громче, толкаясь в руку. Распахнув глаза, он отпустил член Криденса и прохрипел: — Да вставь же ты уже… — от звука собственного голоса побежали мурашки по телу, и живот дрогнул, демонстрируя во всей красе напряженный, влажный от пота рельеф торса. — Не мучай… На мгновение Криденс даже позволил себе наслаждаться этим нетерпением и метанием Персиваля на грани. Сам, пребывая в состоянии ничуть не лучшем, он мог бы еще какое-то время продержаться — все же привык сдерживаться до последнего. Только вот смысла не было. Криденс приподнялся, разводя колени Персиваля шире, и одним слитным движением вогнал член в тугую глубину, даже не осознавая, что сам тихо застонал от наслаждения. Он склонился над Грейвсом и поцеловал куда-то под челюсть, начиная двигаться в таком податливом сейчас теле. Грейвс, не сдерживаясь, застонал от проникновения — он так долго этого хотел, что само ощущение чужого большого члена внутри уже привело его на грань блаженства. Почувствовав поцелуй, он обвил руками шею Криденса, не давая отстраниться, и, закинув ноги ему на бедра, скрестил их на пояснице, пришпорив как следует пятками, без слов прося вбиваться глубже. Впервые за долгое время Грейвсу было просто хорошо. Невероятно хорошо. Криденс и так не собирался сдерживаться, а тем более после такого шикарного «приглашения». Он, совершенно не заботясь о том, что кровать явно не приспособлена для таких упражнений и уже начинает стучать в стену в знак капитуляции, перешел на более быстрый темп, буквально вдавливая Персиваля в матрас. Каждый толчок отзывался чистым наслаждением в голове. Криденс методично оставлял на шее Грейвса засосы, вжимаясь в него и чувствуя, как с каждым рывком член Персиваля трется о его собственный живот. Вспышки удовольствия взрывались в мозгу невероятным фейерверком каждый раз, когда член нажимал на простату, заставляя Персиваля прогибаться в пояснице каждый чертов раз. Он уже не различал, какие животные стоны издавал он, а какие — Криденс, но кончить можно было уже от одних только звуков, что он и сделал, в последний раз проехавшись уздечкой по животу Криденса, щедро забрызгав спермой свою грудь, а пара капель попала ему на подбородок. Криденс замер, ощущая, как пульсируют растянутые вокруг его члена мышцы, потом еще несколько раз резко и глубоко толкнулся в уже расслабленное от оргазма тело и вышел, кончая куда-то на скомканное покрывало. Дыхание сбилось, и Криденс перекатился на кровать рядом с Грейвсом, жадно глотая воздух и чуть прикрыв глаза. Все произошло довольно быстро, но Криденсу стоило дать скидку, ведь в последнее время он явно был не в лучшей форме. Да и близости у него не случалось довольно давно. — Приятно познакомиться, мистер Грейвс, — фыркнул он. — Взаимно, Криденс, — впервые назвал его по имени Персиваль, отирая подбородок и восстанавливая дыхание. — Отдельное спасибо, что сделал это без узла. В голове после оргазма восхитительно прояснилось, хоть Грейвс и понимал, что обмануть свое тело получилось лишь ненадолго. Потянувшись за своей рубашкой, а точнее, за тем, что от нее осталось, он стер сперму с живота и груди. Можно было бы пошутить про «неотдельное» спасибо, но острить и язвить не хотелось. Криденс как будто выплеснул часть своей злости и обиды, даже дышать стало легче. — Решил, что вы не оцените, — лениво пожал он плечами и перекатился на бок, рассматривая Грейвса. Пусть он и выглядел сейчас расслабленным, если не сказать — затраханным, проблема никуда не делась, и они оба это знали. — Я все еще рекомендую ванну с лавандой, — усмехнулся Криденс и сел на постели. — О, мы снова на «вы», — скривил в усмешке губы Персиваль и потянулся к тумбочке, где лежали папиросы, вытащил одну и прикурил. — Будешь? — протянул он пачку Криденсу. — Меня это забавляет, — не стал скрывать Криденс и легко качнул головой, отказываясь от папирос. Он не успел пристраститься с курению, да и не спешил делать это своей привычкой — хотя бы потому, что не был уверен, сможет ли он хотя бы поесть или найти ночлег на ближайшее время, а не то что позволять себе тратить деньги, которых почти не было, на такие роскошества. Криденс усмехнулся, рассеянно глянув на окно. Сейчас почти любая фраза казалась либо неуместным вмешательством в чужую личную жизнь, либо банальностью. — Как-то вы не торопитесь от меня сбегать, — заметил он. — Ну, вообще-то, это ты у меня дома, — ответил Грейвс, потянувшись и устраиваясь на подушках полусидя. — Мне некуда бежать. И незачем. Ты зачем-то пришел сюда, почуял меня, я не без удовольствия под тебя лег… Да, выглядит странно, но какого черта? — философски заметил Персиваль, затягиваясь. — Кстати, зачем? Криденс, в свою очередь, устроился поудобнее и посмотрел на Персиваля насмешливо-вопросительным, маскирующим снова овладевающее им чувство отчаяния и одиночества, взглядом. — Ты же должен знать, кто я, и как связан с… со всей этой историей. Во всяком случае, логично предположить, что доступ к информации у тебя был, — Криденс пожал плечами и внезапно для себя пожалел, что не курит. — Я ходил по памятным местам и даже не думал, что кто-то здесь живет и откроет мне. А вот зачем ты открыл, интересно уже мне… — Потому что ты позвонил, а я, кроме немажьего бакалейщика, людей уже скоро год как не видел? — насмешливо изогнул бровь Грейвс. — Мне было интересно, кто ко мне пришел. Он сделал последнюю затяжку и потушил окурок. — Естественно, я знаю, кто ты. Именно благодаря твоему дружку вся моя жизнь на помойке оказалась. Безопасник, который не смог защитить себя, да еще и в плену побывал… — фыркнул он. — Стало быть, он и сюда тебя водил? Я спросил бы, не трахал ли он тебя на этой постели, но вопрос не актуален. Хотя… он тот еще затейник. Криденса так и разрывало от желания спросить, весь ли яд Персиваль выплюнул, но потом пришло понимание. Сам он никогда особенно хорошо не жил, а вынужденное почти бродяжничество оказалось лучше затворничества. Давалось оно легче, во всяком случае. Грейвс же враз лишился статуса, положения, уважения коллег — и даже общения с ними, к чему совершенно не был готов, не мог быть готов. Уж он-то имеет право хотя бы выговориться. — Нет, не трахал, — Криденс вернул усмешку и покачал головой. — Только залечивал особенно болезненные побои и рассказывал, какое блестящее будущее меня ждет, когда я найду ему обскура. Как-то он рассказал мне историю твоего чайного сервиза, — бросил он и неожиданно нахмурился. Криденс никогда не задумывался, что могло происходить с Грейвсом в плену — своих забот хватало. Сейчас же, когда он узнал, что Грейвс еще и омега… Криденс бросил внимательный взгляд на Персиваля, словно ища подтверждение догадки. Нет, Гриндевальд определенно не прошел бы мимо такого прекрасного способа унизить противника. — Я все же наполню ванну, — проговорил он другим тоном, вставая. Персиваль прикурил снова и как был, нагой, пошел вслед за Криденсом. Глядя, как тот набирает воду в ванну, Грейвс достал из шкафчика масло лаванды. — По глазам же вижу — что-то спросить хочешь, — выпустил он струйку дыма, запрокинув голову, и привалился к дверному косяку. — А пока можешь со мной поделиться, — усмехнулся он, — историей. Если помнишь. Даже интересно. — Без особых подробностей, — ответил Криденс и почти виновато улыбнулся, краем глаза взглянув на Персиваля. — На тот момент, признаюсь, меня гораздо больше волновало, что скоро придется возвращаться на улицу и мерзнуть, раздавая листовки, чем похождения твоих славных предков… Вода набралась, и Криденс тронул ее, подумал немного и добавил горячей, а потом забрал у Персиваля флакон и вылил в воду почти четверть содержимого, затем слегка помешал воду рукой. Тяжелый аромат лаванды тут же поплыл по воздуху. — Залезай, — кивнул он Персивалю. Закупорив пузырек, он отставил его в сторону и опять взлохматил волосы на затылке. — Так, о чем это я? Ах, да… насколько я помню, этот сервиз был подарен лично первому Грейвсу британской королевской семьей за заслуги в подавлении магов среди местного населения. Мне были приведены также другие данные и имена, но все это я точно сейчас не вспомню. — Какая занимательная и остросюжетная история, — расслабленно улыбнулся Грейвс, погружаясь в воду. — Жаль, что брехня. Его принесла матушка с блошиного рынка, когда мне было восемь, она обожала безделушки и изящные вещицы. Впрочем, даже таская чужое лицо, Гриндевальд не мог удержаться, чтобы не блеснуть. Персиваль посмотрел на Криденса сквозь опущенные ресницы и жестом пригласил составить ему компанию. — Тогда ты жил в церкви с приемной матерью, а сейчас? Да, Тина мне рассказала про тебя. Та волшебница, что однажды спасла тебя от наказания. Криденс дернул уголком губ, но так и не смог придумать достойной причины для отказа, тем более, что ванна была достаточно большой, чтобы они могли при желании разместиться в ней, даже не соприкасаясь. Он опустился в ванну напротив Грейвса и тихо фыркнул, расслабляясь от горячей воды и спокойного разговора. — Я почти не остаюсь на одном месте, — признался Криденс. — Перебиваюсь случайными заработками, и денег чаще всего хватает на ужин и место под крышей. Бывало, меня пускали переночевать и помогали из жалости. Обычно я в таких случаях задерживался и старался отработать долг, а потом все равно уходил, даже если звали остаться. Я ведь неплохо владею инструментами, могу починить что-нибудь, построить. Когда стало получаться управлять обскуром, использовал его для этих целей и начал справляться в разы быстрее, — он улыбнулся. — Если нет немагов поблизости, конечно же. — Руки из плеч? Интересно… — хмыкнул Грейвс. — Возможно, ты и здесь найдешь, что починить — дом достаточно запущен. Персиваль провел ладонью, смоченной в ароматной воде, по своей шее и ключицам. — Признаюсь честно, пока не понял, что тобою движет, я хотел тебе заплатить. Впрочем, я и сейчас могу это сделать, ничто не мешает. Я хочу услышать твое решение: секс со мной, или деньги? — Персиваль испытующе посмотрел на парня. Поймав его взгляд, Криденс тихо рассмеялся. — Вот уж от кого не ожидал таких слов услышать… — сказал он, в свою очередь не без интереса рассматривая Персиваля. Чуть больше года прошло с того памятного события в метро, но Криденсу вся жизнь до этого момента казалась сном. Первое время после того, как пришел в себя, он, напуганный, старался убежать подальше, перебивался случайными подачками и даже воровством, жил, как в тумане. Потом кто-то пожалел его и впустил на ночь, накормил горячей похлебкой и даже уложил спать на диван… и это странным образом отрезвило. Мэри Лу не могла позволить себе нанять плотника или маляра, так что все работы такого рода ложились на плечи Криденса, как на «единственного мужчину в семье». Получалось не очень хорошо, но инструменты держать в руках он научился. Теперь же, проснувшись в чужом доме, он захотел отблагодарить пожилых хозяев за доброту и взялся залатать протекающую крышу. Работа, как ни странно, пошла. Наверное, все дело было в том, что работал он с искренним желанием и удовольствием, а не под угрозой наказания, как бывало раньше. С этого момента что-то поменялось, и Криденс больше не бродяжничал, а старался заработать честно. Наблюдательный от природы, сейчас он смог применить свои таланты, подсознательно зная, к кому подойти и что сказать, чтобы ему, пришлому незнакомцу, дали работу и кров. Он не гнушался намеренно вызывать жалость к себе или набиваться на работу к несвязанной омеге — из разряда тех, которые всегда хотели к себе максимум внимания. И неожиданно для него же начало получаться. Постепенно он даже заменил свой костюм, купил теплую и удобную одежду, научился смотреть людям в глаза, даже дерзить при случае, стал увереннее, а постоянные физические упражнения нарастили мышц и позволили распрямить вечно ссутуленную спину. Только вот на месте Криденс не задерживался дольше пары недель никогда. Сначала из страха быть пойманным, а потом… потом это стало просто привычкой. Тепла хотелось, конечно же, простого человеческого участия, только… даже если кто-то искренне симпатизировал Криденсу, ему это казалось наигранным или придуманным. Он и сам временами не понимал, от чего бежит. Сюда же он вернулся, подгоняемый желанием разузнать все о сестре, которую — единственную из всей семьи — искренне любил. Но начал он не с этого — не удержался и пошел по «памятным местам», словно надеялся, что это поможет заполнить пустоту в душе. — Прости меня, конечно, но это звучит так, словно у тебя нет гордости. — Сам от себя не ожидал, веришь? — хрипло подхватил его смех Персиваль. Ему бы смутиться собственной резкости — возможно, течка заставляла его нести чепуху — но смущения не получалось. Он забыл, что это такое. Если бы Криденс был частью магического сообщества, то знал бы о том, что занимало долгое время первые полосы волшебных газет. Но он не знал, а привыкший к иному Грейвс и не старался держать лицо. Отвык. Когда-то давно, казалось, в другой жизни, он каждый день бился за свои права, доказывая, что омега-мужчина от этого меньшим мужчиной не становится, что его периодические «проблемы» — не повод не доверять ему ответственные дела, что он достоин должности Директора Магической Безопасности… И у него получалось. Крепкие отношения с постоянным партнером, который искренне верил в него, сглаживали негативные стороны его состояний и со временем заставили принять себя и поверить в себя, независимо от чертовых особенностей. Криденс знал бы это. Как и то, что вовсе не из-за измены государству, хоть ее и не было — Гриндевальд от него ничего не узнал — Персиваль был вынужден отстраниться от магического сообщества. Знал бы Криденс и то, что в условиях малочисленности волшебников во всем мире, по сравнению с немагами, избавление от ребенка — особо тяжкий проступок. Любому, кто на такое идет — если об этом становится известно — светит высшая мера наказания. У Грейвса не было шансов скрыть свое положение, со всех сторон для него унизительное — когда его нашли, медики еще при первичном осмотре вынесли вердикт. Потерявший все, отягощенный ненавистным бременем, он готов был наложить на себя руки — и спасло его то, что, несмотря на новую жизнь внутри, метки у него все же не было. Грейвс старался радоваться и малому, ища хоть сомнительные, но плюсы. Он готов был быть хоть трижды преступником, но знать, что он носит в себе частицу Гриндевальда, было мерзко. Да что там, Персиваль вообще не готов был когда-либо родить, а уж родить кого-то с лицом врага… И ладно, если бы ребенок оказался омегой… А если бы на мир ненавистными глазами смотрела новая альфа? Нет! Грейвс решился, зная, что он сам — последнее, что у него осталось. Серафине, ценящей силу и самоотверженность, поломанный партнер стал не нужен, и она первая осудила его поступок, впрочем, сжалившись: его не кинули в тюрьму, не усадили на стул смерти, лишь изгнали, помня прошлые заслуги. Но радоваться этому до конца не получалось. — Мне наплевать, что и как звучит. Ты ничего не знаешь о моей гордости, парень, — отрезал Персиваль. Криденс мягко кивнул, не отводя взгляда, но осуждения в его глазах не было. Как, впрочем, и жалости. — Да, ты прав. Я ничего о тебе не знаю, если уж совсем откровенно, но в душу лезть не собираюсь, — ответил Криденс, как-то неожиданно для себя понимая со всей ясностью, что напротив сидит действительно совершенно незнакомый человек. Раньше это как-то сглаживалось привычной обстановкой и бушующими гормонами. — А насчет выбора… — юноша задумчиво наморщил нос, — я склоняюсь больше к первому варианту. Деньги достать было для него не такой уж большой проблемой, а секс… он же не один получает при этом удовольствие, верно? Этот вариант казался как-то менее эгоистичным. — Это никогда не поздно исправить, — пожал плечами Грейвс, понимая, что ему и впрямь спокойно. Происходящее, казавшееся на первый взгляд диким, сейчас ощущалось правильным, и общество Криденса, которому инстинкты больше не затуманивали разум, который уже не пытался ни грубить, ни подавлять, было действительно приятным. По крайней мере, ему не надо было носить при Криденсе маску — от этого даже дышалось легче. — И если первое, — сильнее развел колени Персиваль в приглашающем жесте, — то почему ты все еще жмешься к противоположному бортику? Сам Криденс бы не сказал, что жмется к бортику. Ему было вполне удобно, а то, что он старался лишний раз не касаться Персиваля — скорее многолетняя привычка, которую вытравить — так, как он вытравил постоянное желание ссутулиться, чтобы казаться меньше — не удавалось. — Будешь со мной откровенничать? — поднял он бровь в легком поддразнивании и лениво придвинулся ближе, скользя ладонью по внутренней стороне чужого бедра. От горячей воды и тяжелого запаха лаванды разморило, и делать резкие движения попросту не хотелось, хотя и в сон не тянуло. Впрочем, в этом не было ничего странного, ведь за навязчивым цветочным ароматом уже начал пробиваться другой, пока еще еле уловимый на грани восприятия, но уже вполне узнаваемый. Криденсу даже самому было интересно, смог бы он отказаться от этого, если бы выбрал деньги: смог бы уйти от течной омеги или все же остался бы? — Посмотрим, — расслабленно улыбнулся Персиваль, подаваясь вперед и мягко целуя губы Криденса. Теперь, когда первичный голод сошел и сменился умиротворением, но желание все еще гнездилось внутри, хотелось нежности. Грейвс огладил горячими широкими ладонями гибкое жилистое тело, наслаждаясь тем, что он видит и чувствует под пальцами. Поднимая Криденса на колени, он провел рукой по показавшемуся над водой крепкому члену, прежде чем склониться и вобрать крупную головку в рот. Прерывисто выдохнув, Криденс оперся ладонью о бортик, чтобы случайно не соскользнуть в воду на неустойчивом дне ванны. Он убрал с лица Грейвса выпавшие пряди и прочесал назад его потяжелевшие от воды волосы, не пытаясь давить на затылок или толкаться глубже, хотя не сказать, что не хотелось. Персиваль неожиданно начал вызывать уважение, которого Криденс давно ни к кому не чувствовал. Он провел рукой по затылку Грейвса, массируя кожу, и скользнул на шею, ощущая под ладонью биение пульса. От прикосновения чужих пальцев к чувствительному затылку по телу прошла приятная дрожь, и Персиваль застонал, окутывая член Криденса вибрацией, и легко пощекотал кончиком языка уздечку. Взяв в ладонь его поджавшиеся яички, он осторожно помассировал их, мягко перекатывая в пальцах. Чувственно скользя губами по увитому венами каменно-твердому стволу, Грейвс опустил руку в воду, несдержанно толкаясь самому себе в кулак. Кажется, он и сам не понимал, насколько голоден. Криденс все же непроизвольно двинул бедрами и тихо застонал, как завороженный, смотря на покрасневшие губы Персиваля, обхватывающие его член. От одного этого зрелища можно было забыть значение слова «самоконтроль». — Не смей себя трогать, — выдохнул он, чуть сильнее сжав пальцы в волосах Грейвса. — Это моя прерогатива… Оторваться от Персиваля, казалось, не хватит сил, но Криденсу хотелось не только получать удовольствие, но и давать. Он сполз ниже и перетянул Грейвса на себя, вынуждая упереться коленями в дно ванной по обе стороны от его бедер. Желание накатывало тяжелыми волнами, но уже не было торопливой горячности, и теперь можно было позволить себе руками и губами изучить чужое тело. Извиняясь, пробежать легкими поцелуями по оставленным наливающимся засосам и синякам, огладить грудь, скользнуть по аккуратным лопаткам, ненавязчиво подтягивая выше и устраивая удобнее, чтобы потом, лишь на пару секунд задержавшись на пояснице, добраться наконец до жаждущей внимания плоти, сжать пальцы в кольцо и дразняще-медленно провести по всей длине, прежде чем ускорить темп. Никогда раньше Криденс не ощущал такого яркого желания сделать какого-то человека своим, как в эти минуты. Появившееся еще раньше и выплескивающееся через злость и даже легкую грубость, сейчас оно сворачивалось в груди более осязаемо и темно, словно и паразитическая энергия, ставшая второй сущностью Криденса, разделяла это стремление. — Собственник, — тихо фыркнул Грейвс, но руку убрал, крепко держась теперь за бортики, потому что колени от прикосновений Криденса так и норовили разъехаться. Медленный и ласковый, точно не он еще недавно в спальне норовил смять и причинить укрощающую боль, Криденс, не спеша, ласкал его тело, но Персиваль с дрожью ждал того мгновения, когда пальцы парня сомкнутся на его изнывающем члене. О да… Так… Грейвс запрокинул голову и застонал, толкаясь в руку, прося большего. В голове мгновенно родилась фантазия, образ настолько яркий, что по телу пробежала дрожь предвкушения. Опустив затуманенный желанием взгляд вниз, встретив взгляд Криденса и увидев в его глазах отражение своего желания, Персиваль призывно качнул бедрами и выдохнул, охнув на полуслове: — Вы… вылижи меня… В помещении становилось все жарче, и горячая вода была тут ни при чем. Криденс поймал направленный на него взгляд и провел кончиком языка по пересохшим губам, откровенно любуясь Грейвсом и даже не скрывая этого. Персиваль казался восхитительно бесстыдным — раскрасневшийся, тяжело дышащий, покрытый крупными каплями воды, как драгоценными камнями, с потемневшим голодным взглядом… Такого хотелось ласкать, пока не заскулит, пока не сдастся окончательно. — Повернись, — неожиданно хрипло проговорил Криденс и ткнулся носом в напряженную шею Персиваля, вдыхая пьянящий терпкий запах. Он провел ребром большого пальца по головке его члена, жалея, что не может стереть смазку из-за воды, которая смывала и впитывала большую часть запахов. Впрочем, только это и позволяло им сейчас не сорваться окончательно. Грейвс закрыл глаза, когда по чувствительной шее прошелся чужой нос, и повернул голову, ловя губы Криденса, целуя жадно, почти задыхаясь. Разомкнув поцелуй, Персиваль развернулся, опираясь ладонями в изголовье ванны, откровенно по-блядски прогнувшись в пояснице. Обернувшись через плечо, Персиваль поймал полный желания взгляд Криденса, невольно восхитившись увиденным. Иррациональное желание принадлежать прошлось электрическим разрядом по телу, невозможная похоть кружила голову, пьяня, и Персиваль подался назад, качнувшись, прося к себе прикоснуться. — Криденс… — тихо выдохнул он его имя. Криденса рывком толкнуло вперед, ближе к нагретой влажной коже. Он сам едва не застонал, широко мазнув языком между раскрытых ягодиц и придерживая Персиваля за бедра. В воде маленькими чернильными пятнами проступил обскур, так или иначе всегда реагирующий на потерю Криденсом внутреннего контроля, но на это проще было не обращать внимания — что он и делал, обводя края рефлекторно сжимающегося входа острым языком, а потом легонько пульсируя, толкаясь внутрь. Грейвс дернулся, стоило ему только ощутить прикосновение чужого языка, но чужие руки удержали его на месте, поглаживая бедра. Персиваль прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям, провел ладонью по шее и груди, запрокидывая голову, гортанно застонал. Не удержавшись, он обхватил член пальцами, желая удвоить удовольствие и оглянулся через плечо, любуясь видом жадно вылизывающего его Криденса. На миг оторвавшись от своего увлекательного занятия, Криденс шлепнул его раскрытой ладонью, не слишком сильно, но звонко. — С первого раза не понимаешь? — фыркнул он и, потянувшись, перехватил руку Грейвса за запястье, отвел в сторону. — Все же слишком вы своевольны, мистер Грейвс… Второй шлепок вышел сильнее и оставил на коже заметный розовый след, а Криденс втолкнулся языком глубже и накрыл пах Грейвса рукой. Он чуть помассировал поджавшиеся яички, перекатывая их в ладони, а потом заменил язык пальцами, растягивая влажную дырочку и отдрачивая в такт. Персиваль только и ждал этих шлепков, словно они были той приправой, которая способна была сделать вкусное блюдо по-настоящему восхитительным. Втянув воздух сквозь зубы, он повел бедрами, чувствуя, как после второго удара кожу начало приятно покалывать. — Ну, если тебе нужны столь непрозрачные намеки, чтобы ты взял дело в свои руки, — выдохнул он, — то да, я могу быть очень непонятливым и своевольным… Грейвс принялся насаживаться на пальцы в такт дрочке, прижавшись спиной к груди Криденса, подставляя шею для поцелуев, прося вставить глубже. — Твои зубы на моей коже — что-то восхитительное… — простонал он, зажмурившись. — Используй их с умом. — Считаешь, что мне нужны непрозрачные намеки во всем? — почти недовольно прошипел Криденс. Мелькнула мысль не «использовать» зубы никак — просто ради мелкой мести — но он отмел ее, как ребяческую. Да и слишком велик был соблазн прихватить открытую кожу шеи, сжать до легкой боли, толкаясь внутрь уже не пальцами, а членом. Криденс неторопливо вошел почти до половины, не дразня и не провоцируя, только наслаждаясь самим ощущением того, как податливо охватывают его горячие бархатные стенки, а потом резко вошел до основания и перехватил Грейвса поперек живота. Плечи и вся передняя часть шеи Персиваля были покрыта укусами и засосами, но до спины Криденс так и не добрался в прошлый раз, и теперь он поспешил наверстать упущенное, пока двигался в восхитительно узком и горячем теле. Он то сбивался на быстрый хаотичный темп, буквально долбя в простату, то начинал снова двигаться дразняще плавно. Его руки крепко удерживали Грейвса на месте и не позволяли отстраниться или насадиться еще больше. Похоже, это была все же месть, ведь, хотя Персиваль говорил, что любит командовать везде, кроме постели — в постели он тоже старался командовать. Его стоящий колом член Криденс тоже не обходил вниманием, лаская, то резко и отрывисто, то тягуче-медленно — но кончить без своего разрешения не позволял, пережимая у основания, как только чувствовал, что Персиваль близок к этому. Отдаваясь Криденсу, чувствуя его член в себе, Грейвс ощущал себя… целым. Это чувство было восхитительным, ничего подобного Персиваль не испытывал ни с одним из своих немногочисленных партнеров, будь то мужчины или женщины, даже с Серафиной было хорошо, очень хорошо, но… не так. Персиваль был очень рад, что не может слышать себя со стороны, потому что иной раз ему казалось, что звуки, которые он издает, похожи на исступленный скулеж, который мог значить только одно: Грейвса накрыл чистый экстаз. Персивалю отчаянно хотелось кончить, но у Криденса, казалось, были другие планы на этот счет. Впрочем, жаловаться было грех, и Грейвс прикрыл глаза, ощущая, как Криденс замедляется, выходя и вновь заполняя его до предела. Ощущение того, как кожу на спине прихватывают острые зубы, стало последней каплей, и Персваль запрокинул голову, шепча: — Пожалуйста… Криденс, казалось, только этого и ждал, и тут же втолкнулся более резко, больше не размениваясь на неторопливое скольжение. Воздух казался слишком горячим и тяжелым, его едва хватало, и он почти задыхался, методично доводя Персиваля до разрядки ладонью и в каком-то совершенно безумном темпе вбиваясь в него, заполняя собой. Перед глазами темнело от приближающегося оргазма, и Криденс, повинуясь древнему инстинкту, сжал зубы на практически подставленной ему шее, подчиняя, оставляя свою метку. Оргазм притупил боль, но это ощущение, которое Грейвсу раньше было незнакомо, оказалось, ни с чем не спутать. Когда приятная пустота и расслабленность, накатившая сразу после того, как он кончил, схлынула, Персиваль обернулся, глядя на Криденса широко распахнутыми глазами, загнанно хватая ртом воздух. — Ты сейчас сделал… что? Он провел по шее сзади ладонью, ошарашенно глядя на потеки крови на пальцах, и снова перевел шокированный взгляд на Криденса. Криденс поймал его взгляд, понимая, что, похоже, сейчас ему придется объясниться. Он сдвинулся, опускаясь в успевшую подостыть воду, и задумчиво прикусил щеку изнутри. Персиваль же понимает, что это навсегда? Должен понимать, Криденс же точно не первый, кто это делает. Или… — Вынужден тебя спросить, — начал Криденс, внимательно вглядываясь в лицо напротив и все еще сбивчиво дыша. Глупый вопрос, и он сам чувствовал себя глупо, поэтому в последний момент переформулировал его. Нужную информацию он и так получит. — Когда в последний раз тебе ставили партнерскую метку? У метки было достаточно много преимуществ, особенно для такого случая, как их. Внутренние противоречия незаметно сглаживались, ведь оба теперь чувствовали связь. У альфы пропадало агрессивное желание сломать и подчинить, а омега мог стать более покладистым. Происходило все это довольно быстро, всего за несколько недель. Услышав слова Криденса, Персиваль почувствовал, как с души упал огромный тяжелый валун. Ноги, расслабленные после сильнейшего оргазма, подкосились окончательно, и он сел в воду, действительно успевшую порядком остыть, напротив Криденса. — Партнерская, значит… — выдохнул он, откидываясь на бортик, и зачерпнул воды, стирая кровь с загривка. — Что ж… Персиваль прикрыл глаза, восстанавливая дыхание, и посмотрел сквозь опущенные ресницы на Криденса, которому, похоже, и впрямь было не по себе. Захотелось его успокоить: — Наверное, так и вправду будет лучше… — Грейвс почувствовал то, о чем раньше был только наслышан: у него даже злиться на Криденса толком не выходило. — Если ты действительно хочешь провести это время со мной. А что до ответа на твой вопрос — никогда. Мне никогда до этого не доводилось носить меток. Это все объясняло, хоть и выглядело почти что неправдоподобно. У Криденса было относительно мало опыта, конечно же, но не зря он несколько раз задерживался на своем пути, оседая на неделю-другую на одном месте. Как бы ни била его приемная мать, выбить его природу из него она не могла — но Криденс совершенно не знал, что с ней делать. Впервые в жизни оказавшись предоставлен сам себе, он метался, не в состоянии справиться с собой, пока на его пути не встретился одинокий омега, вынужденный скрывать свое положение. Он раскрылся, зная, что Криденс все равно вскоре уйдет, и объяснил какие-то базовые вещи, в числе которых были и метки. Конечно, тяжело было во взрослом состоянии учиться тому, что должен был узнать еще ребенком, но Криденсу это нравилось. Пусть он и не знал, что делать со всей этой неожиданно и так болезненно полученной свободой, отказываться от нее он был не намерен. — Лучше или нет, — Криденс пожал плечами и действительно немного успокоился, — раз для тебя это новый опыт, он в любом случае полезен. Персиваль видел недоверие в глазах Криденса, но в ответ просто пожал плечами: — Так уж вышло. По своему характеру Персиваль не принял бы метку, пусть даже временную, как знак ограничения его свободы — ни от кого, кроме Серафины. Но она, в свою очередь, также не хотела себя связывать ни с кем даже на короткий срок. Сейчас же ситуация совершенно изменилась, и метка, еще немного побаливающая, приносила Грейвсу какое-то странное удовлетворение. Словно так и надо было. Из воды пора было вылезать. Криденс нащупал пробку, выпуская воду, и потянулся. — Не хочу жаловаться, но я так голоден, что слона бы съел… Обтеревшись полотенцем и накинув на себя теплый пушистый халат, Персиваль достал из шкафчика второй и протянул Криденсу. — Немудрено, что ты голоден… — хмыкнул он. — Пойдем, посмотрим, как мы можем это исправить. Персиваль жестом пригласил Криденса следовать за собой.