Из столетия в столетие

Из столетия в столетие… Англия встретила свою блудную дочь проливными дождями и мерзким, вязким туманом — сразу, на выходе из аэропорта. Хаффлпафф поежилась, плотнее запахивая парку: ноябрь как был ноябрем, так таковым и остался, даже спустя тысячу лет. Африканское солнце куда более дружелюбное, но… …но раз в пять лет Хельгу заносило в какую-нибудь кофейню центрального Лондона. Не важно, в какую из тех сотен, что там находились; не важно было и время года, недели, суток. Просто Хаффлпафф понимала, что пора. И приезжала. Из столетия в столетие. Приезжала, чтобы взять чашку кофе, — «капучино с корицей, будьте добры» — сесть в углу и смотреть в окно, на неизменные английские дожди или туманы. Как она от них бежала!.. И как сильно по ним скучала, чтобы ни говорила. Приезжала, чтобы услышать спустя десять минут после своего прихода звонок входного колокольчика, тихие, ровные шаги и властное «эспрессо за крайний столик» и бойкое «да, мадам!» в ответ от мальчика-баристы. Приезжала, чтобы наблюдать, как гордое и отстраненное лицо подруги оживает: как радостно искрятся невозможно-карие глаза и мягкие губы расплываются в улыбке при одном только взгляде на Хаффлпафф. Из столетия в столетие. Приезжала, чтобы встретиться с Ровеной, которая каждый год — Бог свидетель! — хорошела: уже как будто и не было тех страшных лет, пока не изобрели лечение от туберкулеза. — Здравствуй, милая!.. — Рейвенкло, в которой и второе тысячелетие жизни не могло искоренить аристократичность, приблизилась лёгкими шагами, опираясь о столешницу и целуя подставленную румяную щёку подруги. — Ровена, как я рада тебя видеть, — Хельга и сама расплывается в ответной улыбке, любуясь дорогим сердцу человеком. Они обе жили этими встречами раз в пятилетку. Из столетия в столетие… Изначально всю канитель с бессмертием придумал Салазар: ещё в юные годы он время от времени размышлял, как было бы интересно создать эликсир, дарующий вечную жизнь. Хельга и Годрик отмахивались, и не помышляя о таком, а Ровена вступала со Слизерином в бесконечные дискуссии, которые заканчивались ничем. Потом их дороги разошлись, прошли долгие пятнадцать лет, после которых родилась идея о Хогвартсе. В заботах о школе и собственных семьях, никто даже в шутку не вспоминал о бессмертии, которое вызывало столько споров в молодости. По крайней мере, до тех пор, пока Рейвенкло не заболела; пока она не начала выкашливать собственные легкие, замарывая белые, тонкие руки кровью. Всем было сложно видеть, как умирает близкая подруга; Хаффлпафф, ухаживающая за женщиной, казалось, умирала каждый день вместе с гордой орлицей. Салазар, постепенно отдаляющийся от остальных Основателей, не подавал и виду, как сильно его впечатлила близкая кончина кузины; он лишь пропадал в своих подземельях всё чаще и чаще. Гриффиндор недовольно бурчал на тему того, что змееуст интересуется только своим «выводком», Хельга закатывала на это глаза и разрывалась между школой, опочивальней Рейвенкло и собственными детьми (хорошо хоть они были здесь же, в Хогвартсе!), и старалась не смотреть в стальные глаза Слизерина, когда-то так нежно любимые, а сейчас — бесконечно далёкие. Ровене, может, и было до этого дело, но дождливая осень и холодная зима окончательно подорвали её здоровье: ещё недавно цветущая женщина теперь не могла встать с постели. Из столетия в столетие… — Представляешь, уже дважды за эти пять лет ко мне пытались подобраться служаки этого Министерства! Видите ли, у меня незарегистрированная палочка… Конечно, потому что когда я её получила, никакого Министерства и в помине не было! — Рейвенкло фыркнула, отбросив густую черную косу за спину. В маленькой чашечке ещё оставался глоток кофе, а в тонких пальцах тлела сигарета: дурная привычка, приобретенная в 20-х. — Ну что поделаешь, ты же им об этом не расскажешь. Тебя тогда точно не поймут: на свои 1067 лет ты не выглядишь, — хихикнула Хельга, грея ладони о пузатую чашку, ещё теплую от капучино. — О, Николасу Фламелю вряд ли таким докучали! — Ровена сделала затяжку и выпустила дым в потолок. — Но ведь он зарегистрировал своё изобретение, а не как Салазар, — Хаффлпафф спрятала лицо за чашкой, отпивая кофе. Спустя столько времени имя друга было произносить всё легче; первые лет четыреста ей было легче не вспоминать о нём вообще. — Салазар на то и Салазар, чтобы не считаться с другими… — вздохнула Рейвенкло, закидывая ногу за ногу и стряхивая пепел с сигареты. Из столетия в столетие. Рождество 975-го года было радостным уже тем, что леди Рейвенкло нашла силы спуститься в Большой зал, где проходило торжество, а лорд Слизерин был в поразительно хорошем расположении духа. Гриффиндор и Хаффлпафф впервые за долгое время позволили себе расслабиться: звучала музыка, ритмичные шаги танцев сотрясали стены, а смех и гул разговоров наполнил замок. Как будто и не было последних трёх лет, что наложили отпечаток грусти и безысходности… После полуночи весёлые и хмельные студенты разбрелись по покоям: кто спать, а кто и дальше веселиться, но уже в пределах гостиных факультетов. Несколько преподавателей, что помогали справляться с увеличившимся объемом учеников, тоже покинули зал, пожелав всего доброго. Хельга собралась было и сама уйти в свои комнаты, предварительно оказав помощь Ровене, но её остановила ладонь Салазара на плече. Уже два года, как он не оказывал ей подобной чести; уже два года, как он знал, что Хаффлпафф — грязнокровка по рождению. В серых глазах рыжая ведьма заметила сталь: по спине прошелся холодок, но она предпочла не показывать свою тревогу, а лишь удивлённо улыбнулась. — Друзья! Прежде, чем разойтись по своим углам и башням, я предлагаю в последний раз наполнить и опустошить наши кубки, — легкое движение палочки, и чаша в руках Хельги наполнилась пенным напитком, как и у Годрика, и у Ровены, — за будущие удачи, которые, я надеюсь, нас ждут, — Салазар поднял свой собственный кубок над головой. Зеленая с серебром мантия оттеняла белизну его кожи, некогда смуглой, под глазами были мешки, а руки мелко, едва заметно дрожали — Хаффлпафф заметила это, опустошая свой кубок. Не вино и не эль — напиток был незнаком, но никаких дурных ощущений не вызвал; Гриффиндор и Рейвенкло были спокойны и веселы, и Хельга заставила себя успокоиться. В конце концов, мужчина, которого она так любила, не мог причинить им вреда. Из столетия в столетие. — Ты была в Хогвартсе?.. — Хаффлпафф спросила осторожно, заправляя непослушный локон за ухо: дорожный пучок уже практически не держался, грозясь рассыпать курчавые волосы по спине. — В последний раз — летом. Представилась, будто я мать будущего первокурсника, но сама никогда не училась в Хогвартсе и хочу осмотреть место, куда отдам ребёнка… — Ровена опустила взгляд на столешницу, по которой её тонкие пальцы отбивали неизвестный ритм. — И как? — Голубые глаза выжидающе смотрели, силясь словить ответный взгляд. — Пустили. Сама директриса согласилась провести мне экскурсию. Замок… Практически не изменился. Как будто он вместе с нами тогда отпил Слизериновского пойла, — хмыкнула женщина, подняв, наконец, глаза. — Ещё я видела Хелену. Краем глаза, та очень быстро исчезла в ближайшем кабинете, и меня, кажется, не узнала. В ответ Хельга промолчала: лишь сочувственно посмотрела и накрыла тонкую, белую ладонь своей — загорелой и загрубевшей в бесчисленных путешествиях. А что можно сказать матери, которая тысячу раз пережила свой жизненный срок, но не может отдать ни одного года своей земной жизни безвременно почившей дочери? Именно встреч с Хеленой Ровена боялась больше всего. Дочь была уверена, что мать умерла, а мать боялась открыть правду. — Зато школа в хороших руках. Эта женщина, МакГонагалл, она будет посдержаннее предыдущего директора, но у неё железная хватка, — Рейвенкло выдохнула, отпуская прежнюю жизнь. — То, что надо после той войны, — утвердительно кивнула Хельга, поправляя сползшие рукава свитера крупной вязки. Из столетия в столетие… Только спустя полтора года остальные заподозрили, что выпили что-то не то в тот рождественский вечер. Ровена страдала на смертном одре, не способная отдать последний вздох: ей как будто что-то мешало. Годрик, наблюдая за этой болезненной агонией, вспомнил, как его собственные раны заживали поразительно быстро и легко для его возраста. Да и ни морщин, ни седины не прибавилось… Последние сомнения отпали, когда Хаффлпафф опрокинула на себя котёл с кипятком на кухне. Она должна была быть вся в жутких ожогах — но вместо них кожа лишь слегка раскраснелась. Салазар к тому моменту уже покинул школу, разругавшись со всеми. В его многочисленных записях нашлись только новые вопросы — но не ответы. Гриффиндор, рвя и меча, был готов отправиться на поиски мага, но Хельга его остановила. Они теперь бессмертны, что, впрочем, не спасало Ровену от тяжелой болезни; какая уж теперь разница, как долго продлится этот эффект? Они поймут, когда Смерть задышет в затылок. Из столетия в столетие. — Я видела Годрика года два с половиной тому, он участвовал в гонках — никогда не поверишь под каким именем, — брюнетка растянула губы в косой ухмылке. — Ну? — Годдук Граффкор. Годдук Граффкор! Такое имя вообще существует?! — Очевидно, что теперь — да! — Подруги громко и звонко расхохотались; впрочем, наложенное заклятие спасало от лишних ушей. Отсмеявшись и отфыркавшись, Хаффлпафф выпила последний глоток из своей чашки. Ровена давно докурила свою сигарету, а это означало — пришла пора прощаться на следующие пять лет. Рейвенкло встала, отряхнув черные классические брюки и оправив рубашку с пиджаком, накинула теплое элегантное пальто: из неё вышла чудесная бизнес-леди, уверенная и непреклонная. Уже после того, как подруга рассчиталась и направилась к выходу, Хельга задала терзавший её вопрос: — А Салазар… ты его видела? Ровена остановилась, держась за ручку двери кафетерия; повернула голову к подруге. — В прошлом месяце, в Нью-Йорке. Он тоже не сидит на месте и… очень скучает. — По былым временам? — косо улыбнулась рыжая ведьма, крепко сжимая побелевшие руки в замок. — По тебе, Хельга. Вы же оба так и не разлюбили, не забыли и не простили. — Каждое слово подруги склоняло рыжую голову ближе к столешнице, как будто метко выпущенные пули — или стрелы, если хотите.  — До встречи, милая, — Ровена послала воздушный поцелуй и исчезла в бурном потоке движения вечернего Лондона; растворилась до следующего свидания в одной из кофеен центрального района родной столицы. Из столетия в столетие. Спустя десять лет, когда неестественная молодость Основателей начала бросаться в глаза, оставшаяся троица приняла решение покинуть замок. Годрик, который помог подругам обосноваться в одной из деревень Шотландии, где их никто бы не потревожил, исчез: у него были собственные демоны за душой. Хельга же, забыв про родной дом, оставив мужа вдовцом без могилы жены, не покидала больную Ровену долгие годы. Едва той становилось легче, как женщины меняли место жительства: Нормандия, Испания, Италия, Греция… Раз в десять лет приходилось сбегать, чтобы никто вокруг не заподозрил неладного. Спустя пять столетий, в пятнадцатом веке, Рейвенкло окончательно излечилась благодаря умелому врачеванию и целебному воздуху высокогорья Кавказа. В 1489 году подруги расстались: каждая пошла своей дорогой, пересекаясь с другой раз в пять лет. Время от времени Хельга встречала Годрика. Тот радостно вопил «Хаффлпафф, сколько лет, сколько зим!», сжимал женщину в своих медвежьих объятиях, и они вместе напивались в ближайшем трактире, вспоминая былое и горланя песни из далёкой молодости. Ещё реже ведьма встречала Слизерина. Из столетия в столетие… Аэропорт был забит под завязку: из-за погодных условий многие рейсы отменили, и недовольный народ заполнил все залы ожидания и фуд-корты, дожидаясь, наконец, объявления о посадке на свой рейс. Хельга терпеливо ожидала своей очереди у стойки администрации, переминаясь с ноги на ногу: походные ботинки, хоть и были удобными, уже давили своей тяжестью на ступни. Хаффлпафф не терпелось улететь, не важно, куда: назад в Африку, в Азию или в Новую Зеландию. Ей пора было в путь. Спину прожгло знакомым взглядом, а ментальные щиты тихонько зазвенели: кто-то пытался прочесть мысли женщины. А такой наглостью обладал лишь один мужчина на Земле… Хельга, держа в руках паспорт и деньги, оглянулась, ища Салазара, и практически сразу наткнулась на знакомый взгляд расплавленной стали. Внутренности скрутило, а дыхания на миг не хватило. Высокий, в деловом костюме, он коротко обрезал угольно-черные волосы, которые так бережно отращивал ещё шестьдесят лет назад; наверняка он летел на очередную деловую встречу или конференцию… «…вы же оба так и не разлюбили, не забыли и не простили» — эхом в голове. …и застрял в одном аэропорту вместе с ней, вечной странницей, которая так и не может остановиться и найти своё место в этом поистине безумном мире. — Миссис, у Вас есть вопрос? Миссис? — девушка у стойки нетерпеливо пыталась дозваться до зачарованной Хельги: очередь за спиной женщины была ещё приличная. «Объявляется посадка на рейс №…. Лондон-Париж…. Просим подойти к стойке регистрации», — механический голос прорезал гул, стоящий в помещении. Быстрый взгляд серых глаз на билеты в руке: это был его рейс. Сейчас они разойдутся, каждый в свою сторону: Хельга спросит ближайший рейс до Дубаи, откуда улетит на Веллингтон, а Слизерин неспешно отправится на регистрацию, чтобы уже через три часа заключить успешный договор на что-то там и отправится на ужин в компании какой-нибудь прелестной спутницы… «…вы же оба так и не разлюбили, не забыли и не простили…» Они одновременно побежали навстречу друг другу: она — в тяжелых походных ботинках, он — в лакированных туфлях от дорогого бренда. Упасть в объятья любимого человека, вдыхая родной запах, запретный столько столетий; слышать любимый голос наяву, а не во сне: — Я скучал… — И я!.. Из столетия в столетие…