Под Крылом

*** – Ты мог бы пфедупфедить! – Я не знал. – Как фе! – Прости. – Не пфощу! Фнаефь, какие офущения?! – Извини меня. – Ни фа што! Заф опустил голову, и подтянув себе тарелку Сони, осторожно понюхал последнее шоколадное яйцо. Скорлупа треснула, и розовое желе медленно вытекало. Оно пахло яблоками и самую малость – чем-то еще, довольно знакомым. И неприятным. – В начинку добавлен алкоголь. – Негромко заметил крылатый, отодвинув тарелку. – Соня, ты должна понимать, что лилимам он вреден. – А то я не понифаю! – Гнусаво припечатала девушка, попеременно то вытирая платком лицо, то прижимая к носу упаковку замороженных куриных сосисок. Ватные тампоны в носу не спасали. Время от времени Соня поворачивалась спиной к хирургу и мочила платок под водой из крана. Вид у гостьи был невероятно злой и взбудораженный, и теперь Заф полностью понимал, что с ней происходит. Чистокровные лилимы очень плохо реагировали на алкоголь. Даже маленькая конфета с ликером блокировала связь. А Соня съела несколько шоколадных яиц. Что же в них было? Яблочный ликер? Немного спирта? Вино? Конечно, девушка была лишь полукровкой, но реакция на алкоголь у нее была типично лилимской. А еще лилимы могли читать мысли других. Ощущать чужие мечты и желания как свои. Соня тоже была на это способна, но вот блокироваться не умела. Как и обходить экранирование других. И теперь хирург буквально видел, как Соня хочет заметаться по кухне, побить посуду, опрокинуть единственный свободный стул или вывернуть мусорное ведро. В идеале – ему на голову. А потом сверху попрыгать. Но девушка сдерживалась. По крайней мере, пыталась. Заф виновато поджал крылья, оставаясь сидеть на стуле. Соня снова развернулась к нему лицом, раздраженно выдохнула. Сделала два шага вперед. Холодная, еще не успевшая растаять упаковка опустилась крылатому на голову. Куриные сосиски самую малость уступали по твердости дереву. – Я могу на пол сесть, если хочешь, - предложил Заф миролюбиво, за что получил еще один шлепок по голове. – Тебе так удобнее было бы... У него был опыт общения с пьяными взбешенными лилимами. И пусть девушка была полукровкой, вела она себя почти точно так же, как и любой другой лилим. Нужно было лишь запастись терпением и подождать, пока пройдет первая стадия опьянения и головной боли от попытки пробиться сквозь чужую блокировку. – Идифот! – Припечатала Соня через пару минут, когда ей надоело стучать ему по голове сосисками. – Самую малость, - мягко согласился хирург. – Ты себе руку не ушибла? Кричать на лилимов всегда было плохой идеей. Как и уворачиваться от их тычков. Пакет с замороженными сосисками описал в воздухе петлю и громко шлепнулся в раковину. – Туфое добфенькое кфыло, - просипела девушка с жутким акцентом. – Ты пфосто туфой! – Тебе нужно чуть больше практики, - осторожно заметил Заф, так же перейдя на язык лае. – Но ты делаешь успехи. Соня приложила к носу мокрый платок, и закатила глаза. – На тефя даже флиться не получается! – Обвинила она хирурга, на что тот лишь чуть шевельнул крылом. – Постелить тебе в зале? Девушка неопределенно помахала левой рукой, и этот ее жест можно трактовать по-разному. Поднявшись со стула, Заф пошел раскладывать диван. После первой стадии опьянения наступала вторая. Лилимы резко успокаивались, закрывали глаза и засыпали везде, где только присядут. Главное – не мешать им в этом и не тормошить. – Можно умереть? – Любопытно уточнил Мир, покосившись на бутылку на столе учителя. – Легко, - кивнул Вольф, открутив крышку и сунув горлышко под нос двум ученикам. – Гадость! – Одновременно скривились и Мир, и Заф. Чтобы кто-то по доброй воле решил сделать глоток яда? Для этого нужно было быть совсем глупым. – Крепость - девяносто пять объемных градусов – довольно пояснил хирург. – Спирт питьевой… Вольф еще покачал бутылкой, а потом сам заглянул в узкое горлышко. Плотно закрутил пробку. – Когда меня перепродавали, то заставили выпить два стакана. Я двое суток лежал пластом и думал, что умру… - Лае на мгновение замер, словно всмотревшись внутрь себя. Потом встрепенулся, заулыбавшись. – Для нас критическая доза – восемьсот миллилитров, выпитые в течении пяти часов или быстрее. Конечно, умереть от этого проблематично, но ощущения не из приятных, плюс добавьте к этому отравление и нарушение координации. Порой спиртосодержащие напитки дают лилимам – у них от алкоголя разрушается связь, и обнаружить украденного мелкого становится труднее. Такой же эффект прослеживается у большинства крылатых рас... Ну, разве что кроме златокрылых. *** Крошечное солнце, расщепившись на молекулы, светилось под кожей. Бежало по венам и артериям вместе с кровью. Проникало в сердце. Ни одна синт-кожа не была способна удержать в себе жар солнца. Органическая на эту роль тем более не подходила. Итаним плавился, хотя ядро раз за разом выдавало, что внутренняя температура лишь немного превышает допустимую. Солнце в нем увеличивалось, росло, захватывая все больше с каждым мигом, грозясь прорвать кожу. Перезагрузка сделала лишь хуже. Гибрид попытался добраться до источника жара, который прятался под ребрами, но только и смог, что вцепиться пальцами в пижаму. ИИ завис. Как тогда, на кухне, со стеклянным блюдом. Свет проникал сквозь прозрачные граненое дно, причудливо преломлялся и отскакивал на стены яркими светлыми пятнами. Только теперь все пятна касались Итанима. А потом рядом появился кто-то. Руки его касались головы гибрида, забирая те странные ощущения, неопределимые ядром, и взамен отдавая что-то другое, во много раз лучше. Солнце – это крошечное и одновременно огромное, - потянулось к рукам. И Итаним, не в силах ничего сделать, потянулся вместе с ним. Жар под кожей медленно утихал. А кто-то, - гибрид не знал, кто, но он управлялся с солнцем, - говорил. И голос его отражался от стен. Трансформировался в свет. Касался кожи, и проходил сквозь нее, усмиряя пламя, пожирающее тело Итанима. И Рис понял – если голос замолчит, а руки отдернутся – он сгорит. Но слова, смысла которых было не разобрать, продолжали звучать. Повторялись, и за ним скрывалось что-то еще... А спустя вечность гибрид осознал – голос принадлежал Зафу. Как и руки – широкие ладони, лежащие на его висках. Солнце шевелилось, прорастая сквозь Итанима. И когда оно добралось до ядра, - гибрид увидел Зафа. И странные наросты за его спиной. Не белые, но и не серые – они светились. И сам Заф светился, переливался золотом. Но свет его, касаясь Итанима, не обжигал. Гибрид потянулся к нему вместе с солнцем, что росло в нем. Попытался рвануться, спасаясь от жара, что бежал по венам... И провалился в темноту. *** Заф с неприязнью заглянул в чашку, и зажмурившись, обреченно допил крепкий холодный чай. Можно было сходить на кухню и положить пару ложек сахара, но хирург боялся отходить далеко от кровати. Итаним ночью несколько раз начинал ворочаться и стонать. Обезболивающее помогло лишь в первый раз, на второй не принеся никакого эффекта. И Чайка, ощущая чужую боль, клал ладони гибриду на голову и негромко пел. Проросшее зерно, слишком слабое и маленькое, тянулось к нему, не желая погибать, и лае раз за разом давал ей силу. Или может, это сам Итаним хотел жить? Заф не знал. Лишь понимал, что не хочет, чтобы рядом с ним кто-то умирал. Так было уже однажды, в приюте. И хирургу в какой-то момент казалось, что он снова там, - рядом со старой детской кроватью, на которой лежал его старший брат. Вот только теперь Заф был взрослым и сильным. И он тихо пел, делясь энергией. И Итаним успокаивался, затихал еще на полчаса. Судорожно сжатые ладони прекращали цепляться за края одеяла. Проросшее зерно замолкало, и чужая боль исчезала. Хирург получал еще немного времени на размышления. Перерождение всегда было полным. По крайней мере, о других вариантах Заф никогда прежде не слышал. И Эрелим рассказывал, что зерна одинаковые. Просто подходят не всем. Чайке вот подошло одно... Протянув руку, лае осторожно коснулся ладонью головы гибрида. Итаним лежал с закрытыми глазами, размеренно дышал и казался спящим. Никаких признаков перерождения не было. Если бы оно завершилось по всем правилам, гибрид стал бы другим. – Да куда уж проще то? – В голосе Малкольма звучит неприкрытая насмешка. – Так хоть гарантия будет, что тебя с первой попытки не прибьет какой-нибудь начинающий охотник! Заф недоверчиво держит на протянутой ладони золотистое рисовое зерно. Оно теплое, и с каждой секундой становится горячее. – Может, возьмешь себе? – Он поворачивается к Малкольму. – Я... Я не хочу им обладать. Рыжий недоверчиво фыркает, косится на зерно. Поджимает губы. Малкольм не против взять его, если предлагают. Заф не обманывает, вот только Эрелим сидит на бортике фонтана. Нет, он не запрещает передавать зерна, вот только хочет ли эта крошечная искра оказаться в чужих руках? Малкольм отдал бы зерно сестре. Ей нужнее, чем этому... Придурку доверчивому. – Я крут и безо всяких «последних шансов»! – Наконец уверенно бурчит Рыжий, и на всякий случай складывает руки на груди. – Да и потом, мне нравится мой цвет оперения! Сам меняй перья на золотые! Но у Итанима не появилось крыльев. Строение позвоночника осталось прежним, как и все внутренние органы. Заф еще дважды приносил сканер, цепляя его на руку гибриду, но прибор так и не нашел изменений. Но при этом, когда хирург пел, под кожей у гибрида слабо светились золотые искры проросшего зерна. Впитывали, как губка, отдаваемую энергию, напитывались ей и тянулись, пытаясь стать больше. Зафа грызла вина, что он не может отдать еще больше. Глядишь, так бы зерно успело бы... Под утро оно прекратило замерзать, и лае, отставив чашку и усевшись на краю кровати, задремал, растопырив правое крыло над гибридом. Чайке казалось, что так проросшему зерну теплее. Уютнее. Безопаснее... ...Сон растаял, когда одеяло под крылом шевельнулось, а перьев что-то коснулось. Заф встрепенулся, помотал головой и посмотрел вправо. Сев и отодвинув одеяло, Итаним рассматривал кончик его крыла. Осмелев, повторно тронул одно из серых перьев кончиками пальцев. – Это... Мои. – Пробормотал Заф, смутившись. Сложил крыло, и вновь аккуратно его расправил. Гибрид кивнул, продолжая смотреть на перья. Потом моргнул, и опустил взгляд на собственные руки. Приподняв левую ладонь, пошевелил пальцами. – Что-то болит? – Я в норме. – Итаним повернул ладонь тыльной стороной, по очереди согнул и разогнул каждый палец. Потом неуверенно приложил руку к грудной клетке. – Сканирование показывает, что травмы отсутствуют, но вот тут... – Гибрид запнулся, подбирая слова. Положил вторую руку на голову. – И тут что-то неправильно работает. Ночью у меня был сбой в работе ИИ? – Ночью тебе было больно. – Негромко произнес Заф, решив сказать правду. – Сейчас все в порядке. – Прислушавшись к себе, ответил гибрид. Потом снова посмотрел на растянутое над одеялом крыло. – Ко мне не применим термин «больно», но я помечу данные ощущения как... Как... Поднял взгляд на хирурга. Правый глаз Итанима оставался все тем же светлым, льдисто-прозрачным. Кукольным. Левый был голубым. Ярким. Такой цвет глаз был у самого Зафа. – Это называется «больно»? – Медленно выталкивая из себя слова, спросил Итаним. – Да? Ночью мне было... Больно?