Темные времена

— Почил князь, — глухо проговорил жрец. Старик, прозванный в народе «Говорящий-с-богами», всмотрелся выцветшими глазами в лица созванных им мужей. Тот, что стоял ближе, тучный глава рода, словно и ждал этих слов, лишь кивнул, не отрывая взгляда от языков пламени. Огонь отбрасывал на его лицо алые тревожные всполохи. Второй — княжий сотник – вздрогнул от услышанного. — Будет лёгок его путь к богам, — вздохнул полнотелый Вольха, расцепив сложённые на животе руки и отводя взгляд от огня. Словно он и ждал тех слов от верховного жреца, только пришедшего из государевых покоев. — Рано или поздно каждый из нас пред их очами предстанет. — Государь никогда не был слаб, — воин покачал головой с частой проседью в каштановых стянутых волосах, — даже когда Горичь брал, когда ранен был. А сейчас, когда начал он со мной разговоры вести против ханов, когда мечи собирать стал!.. Нет мне веры словам лекарей! Не сломила бы нашего князя простая хворь! — Не горячись, Свегнев, — отвечал верховный жрец. Меж его бровей пролегла складка недовольства, — как богам угодно было, так и свершилось. — Отчего нас только собрал? В ночи, словно воров! Дружине я поутру скажу, да и ты народу с солнцем объяви. Жрец, хромая и опираясь на посох, подошел к сотнику и ухватил того за плечо худыми бледными пальцами. — Поутру поздно вас собирать будет. Князь свою последнюю волю наказал. Вольха-посадник не сводил с волхва глаз, напряженно вслушиваясь в каждое слово. Дальнюю горницу на Княжьем дворе освещал лишь тусклый красноватый свет от очага, и только голоса троих собравшихся нарушали тишину, сгустившуюся в преддверии чего-то. — Светославу княжье место отдает. Вольха не мог поверить своим ушам. Как? Престол в Славне — и опальному княжичу? Хоть и волен великий князь меж сыновьями выбирать, а не за него — не за старшего — посадник поклоны Праотцу клал. — Светослав захочет древнюю волю предков исполнить, что покойный князь не успел, — освободить Север, славного имени себе победой купить. Только дело, начатое отцом, до конца не доведет — не соберет вокруг Славны другие княжества, не станет выжидать — сразу бросится вперед и не спросит никого, лишь головы полетят, кто слово поперек скажет. — Против воли своего князя пойдешь, осмелишься? — ощетинился сотник. — Я не князьям поклоны кладу, служу одним лишь богам, — старик сощурил выцветшие глаза, всматриваясь в Свегнева, — Старшему — богохульнику — своего благословения не дам. Богов оскорбил. Хоть и вернули они себе свое, что он забрал, теперь не вымолит. — Младший княжич один лишь — Рослав. Неужто его благословишь? — Сам рассуди, сотник, за коим из братьев спокойней будет. Рослав разумен, богобоязен. У людей спроси, как живется им в том уделе, куда великий князь младшего княжить отправил? От Светослава только крови ждать. Он лишь воевать и умеет — даже сейчас, где он? Далеко, на Берегах, с дружиной своей, недовольства усмиряет. — Все равно княжить тот будет, за кем дружина большая, — проговорил Вольха, до того молчавший. — Дружина поддержит того, на кого я укажу. А мне укажут боги, — жрец сказал тихо, что Свегневу и Вольхе пришлось податься вперед. — Хочешь обманом младшего возвести? А коли Братский раздор начнется? — Нам самим решить нужно, на чью сторону встать между братьями. Кто народ сбережет, а не сгубит. Старый князь был сговорчив, осторожен. Оттого и жили без войны, от Степи откупались. Платил, да монета в казне водилась, и степняки за Сирей-реку не ходили. Освободиться разве не хотел? Хотел, вокруг земли собирать стал, с коих мечи смог бы привести. От того и с Вольхой родниться решил. Не пропасть бы его трудам! Коль старший на престол взойдёт, не уймёт огонь своего непокорства, не станет дань платить, не станет поклон ханам класть. Знайте: запоёт ветер Севера по Степи, наши города все дотла сожжены будут, а сам он буйную голову сложит. Не идти одному княжеству против Степи, не тягаться. Вольха кивнул, перебирая пальцами по ряду пуговиц: — Да разве худо живем? Были б только мех, зерно да монета, тогда степняки и не тронут. Пусть, вон, с Горами тягаются, их станицы жгут. Нет сейчас у Севера столько мечей, сколько Степь выставит, — мужчина помолчал, огладил светлую густую бороду, — я к великому князю за союзом приехал, рода наши соединить. Не успел … — Какому из братьев-княжичей в жены дочь отдать-то думал? Девкам всем подолом лишь крутить, неважно, перед кем, — усмехнулся сотник. — А ты смотри, Вольха, не продешеви — одна дочь у тебя! — Великий князь Рослава женить думал. — Теперь уже покойный князь не скажет, сам решай, на чью сторону встать. Старший больше на бабские ласки падок, силён и упрям, да не совладаешь, — покачал головой Говорящий-с-богами. — Обуздает ли его твоя дочь, умела ли? Младший же юнец безусый, только на прошлое лето обряд мужчины прошел. Если за ним встанешь, против старшего пойдёшь. Но коли уж станешь, доведи княжича до престола. Конечно, не глуп он и после вокняжения отошлёт тебя — наместником иль старшиной — да через свою дочь ты не ниже самого князя сидеть будешь. Посадник смерил горницу шагами, тяжело выдохнул. Жрец следил за ним бледными глазами под начерненными веками, замерев в ожидании ответа. — Рослав к столице ближе, в своем посаде, Светославу долго придется возвращаться, — словно случайно заметил Вольха, остановившись и переведя взгляд на Свегнева. — А ты что думаешь, княжий сотник? — Прав жрец, не усидит Светослав в стольном граде, в походах себе имени искать станет. При нем столица оставлена будет на наместников. Может, и на тебя, Вольха, если он тебе зятем станет. Но... Верно, против Степи он меч обнажит. Почти триста лет князья ханам кланялись!.. Может, пришёл день, не зря ведь великий князь ему престол оставил? — А обнажит меч, удержит ли? Сколько из других князей его поддержат? — потряс головой Вольха. — Нет, не един Север, одни не выстоим. И с Горами пока в размолвках, и Берега пока от нашего оброка избавиться хотят... Не время, сотник, не время. Рослав пусть дело отцово завершит, земли под своей рукой объединит. А мы ему уж путь укажем. Только повремени, жрец, дай нам два дня, не объявляй люду. А я Рослава в столицу вызову вестью о болезни его отца. Пусть раньше брата приедет. Тогда и объявишь. — Два дня! — изогнулись губы жреца, — Много просишь! Дам вам день — выйду к народу завтра в полдень. А до того часа сам за Рославом поезжай да дочь из своего посада забери. Ты же, сотник, за дружиной смотри и, коль надо будет, хоть словом, хоть монетой, за младшим княжичем поставишь. Коли удастся, уже скоро у нас будет новый великий князь. — Тогда дело решённое, — Свегнев хлопнул ладонью по пустому столу, — Рослав. — Рослав, — кивнул Вольха, опуская свою руку, унизанную перстнями, поверх сотниковой. Последним руку положил верховный жрец, обведя остальных сверкнувшими глазами: — Да будет на то воля богов! Рослав.

***

      Рассвет разлился тревожным багрянцем, в котором жрец усмотрел отмеченный богами день. Сегодня должно было свершиться что-то важное. Говорящий-с-богами, тяжело опираясь на посох, вышел из низкой двери, возле которой его уже дожидались двое молодых прислужников. Старик, выходя через дальние малые ворота в Вышний город, оглянулся на княжеский терем в утреннем свете. И поджал бескровные губы, нащупывая и крепче сжимая в складках одежд пустую склянку макового вина.       В то же время из больших ворот Княжьего двора выехали люди посадника Вольхи и он сам. Дворовые да заспанные конюхи, не понимающие столь раннего отъезда гостя, провожали отряд взглядами.       Один лишь сотник не выходил из полумрака комнат, наблюдая из слюдяного мутного оконца. И только когда люди Вольхи скрылись из виду, а дворовая челядь разбрелась, Свегнев, хмуро оглядываясь, вышел. Из-под навеса амбара, навстречу старому воину, шагнул рослый юноша, до того незаметный для окружающих. Сотник осторожно извлёк из широкого рукава свернутую грамоту, которую юноша ловко спрятал в кожаный мешочек за пазухой. — Скачи к Берегам, лично княжичу в руки отдашь. И поторопись, — наставил Свегнев, толкнув парня в спину. — Пусть знает, кто ему верен.