***
«Сид, ты занят?» — папа стоял у меня в дверном проёме. Я отложил свою гитару. Я репетировал некоторые новые песни, которые на этой неделе мы с парнями собирались записать на чердаке Гарольда. Я был занят, но по его голосу показалось, что для такого мне не следовало быть занятым. — Нет, пап, что у тебя? — спросил я, усаживаясь прямее. — Нам надо поговорить, — сказал папа, заходя в комнату и садясь на кровать рядом со мной. — …О чём? — медленно спросил я. — Колледж. А, точно. Ладно, класс. Это было гораздо лучше всего, о чём я подумал. Например, о сексе или о том, что я дую, или что-то такое. Это было бы ужасно — слушать нотации папы, который самый большой говнюк из всех, кого я знаю, когда дело касается секса. — А, ага, и? — Ты думал о том, чтобы подаваться в какие-либо университеты? Надо скоро начинать посылать документы, если ты хочешь попасть хоть в какой-то вуз. Местный университет вполне хорош. Я закончил его. — Пап, я говорил тебе, я не собираюсь в университет только потому что общество от меня этого ждёт. Папа нахмурился и на секунду, казалось, разозлился. Может, я ему этого и не говорил. Небольшое упущение с моей стороны. — А на работу ты тоже не собираешься устраиваться, потому что от тебя этого ждёт общество? — Я не настолько тупой, чтобы думать, что справлюсь без работы. Я просто хочу делать то, что действительно люблю, и если я пойду в университет, то потому что мне действительно захочется подучиться. Разве ты не будешь от этого счастливее, папа? Если я пойду в университет, потому что я действительно этого хочу, вместо того, чтобы пойти сейчас и спустить твои деньги в никуда из-за не сданной сессии и отчисления уже через семестр? Потому что я собираюсь сделать именно так, если поступлю сейчас. Папа уставился на меня: — Ну, если ты не хочешь поступать в колледж, тебе надо идти на работу. Я не потерплю, чтобы ты валандался целыми днями дома, покуривая травку. — Пап, я уже работаю. Я не собираюсь уходить из музыкального магазина, и моя группа начинает раскручиваться. Мы будем выступать в Нью-Йорке в эти выходные. Мы могли бы поехать на гастроли. Может, мы бы заключили контракт с лейблом, если бы гастролировали всё время. — Сид, я не говорю это, чтобы обрубить тебе крылья, но группы обычно не достигают многого. Я не думаю, что тебе стоит рассчитывать на то, что ты будешь в группе до конца жизни. — Я и не рассчитываю. Я делаю это, потому что мне это очень нравится. И мы можем пробиться! — сказал я, начиная обороняться. — Я не собираюсь быть в группе всю жизнь. Но нам уже звонят, даже не местные заведения хотят, чтобы мы у них выступили. — Я знаю, что вы успешнее среднестатистической гаражной группы, но что собираются делать остальные? Аллен не собирается в колледж? — спросил папа. — Не знаю, поэтому я пока не хочу строить никаких планов. Разве это такая уж проблема, если я возьму перерыв в пару лет перед поступлением, если мы станем успешными? Всё, что я пытаюсь сказать, это что я не готов пока идти в колледж, пап! Папа вздохнул и потёр спинку носа. Этот разговор никуда не зайдёт в ближайшем будущем, потому что я был таким же, как отец: упрямым. Никто из нас не хотел сдать своих позиций. Я понимал, что папа просто пытался быть хорошим отцом, и, бла-бла, он — мой папа и знает, что для меня лучше, и всё такое, но я хотел, чтобы он понял, что, если он заставит меня идти в колледж сейчас, это будет напрасная трата его денег. — Просто подай заявления в пару колледжей. Ты мог бы поступить в хороший университет даже со своими оценками, потому что ты хорошо сдал SAT. Просто отправь документы в несколько, — подстегнул меня папа. — Остановись уже, а? Я подамся, но не пойду. Меня не прельщает весь этот план: колледж сразу после школы, диплом за четыре года, приличная работа, женитьба на суке и два с половиной ребёнка. У тебя это здорово получилось, да? Меня бы это не сделало счастливым. Вот точно бы не сделало, пап, и поэтому я не хочу идти в колледж — сказал я ему. Папа, казалось, сдался и вздохнул, проигнорировав мой выпад в его сторону. Он встал и скрестил руки, одаривая меня тяжёлым взглядом. Я лишь выразительно поднял брови, ожидая, пока папа что-то скажет. — Ладно, Сид, можешь делать, что хочешь, после выпуска, но знай, что я помогу тебе с деньгами, только если ты решишь пойти в колледж, — сказал он. — По рукам! — ответил я. — Потому что когда я буду знаменитой рок-звездой, мне будут не нужны твои деньги! Я не мог сказать, был ли это сарказм или нет. Думаю, был. Я всерьёз не считал, что группа может быть моим источником заработка. Но главное, я был без понятия, чем хочу заниматься после выпуска. Папа закатил глаза и фыркнул.***
«Что ты делаешь на выходных?» — я спросил Хельгу. Мы возвращались из школы. Я провожал Хельгу до дома перед своей работой, начинающейся в четыре. Дни теперь становились холоднее, что означало, что я мог постоянно носить кожаные куртки. Меня это полностью устраивало, потому что я уже расшивал новую, и она получалась вполне себе охренительной. — Ничего, — Хельга пожала плечами, а потом опомнилась. — А что? — Мы выступаем в Нью-Йорке в пятницу. Я бы хотел, чтобы ты пришла, вот и всё, — сказал я. — Мне надо подумать, — Хельга скрестила руки из-за поднявшегося ветра. — Будет весело, мы снимем номер в отеле и останемся там до воскресенья. Сходим, погуляем по Нью-Йорку как туристы, потом нажрёмся в дупелину, посмотрим какое-либо шоу и поссым в метро. — Ты можешь поссать в метро и здесь, — Хельга странно на меня посмотрела. — Можно поссать в любом метро, но я вообще не собирался этого делать, а вот Гарольд мог бы, если достаточно напьётся. Мы поедем на машине сразу после школы, всё путём, заведение в порядке. — Где? — Это маленький бар в Нижнем Ист-Сайде, но мы будем играть с двумя другими супер-крутыми сладж-группами. Они пригласили нас поиграть с ними, потому что они нас услышали и такие: «Эти парни должны играть с нами». — Захватывающе, — сухо прокомментировала Хельга. — Ты придёшь? — Конечно, — сказал Хельга, но не казалось, что она хотела приходить. — Мне даже не придётся спрашивать разрешения у Боба и Мириам, потому что они даже не заметят. Я прикусил язык, потому что не был уверен, что сказать, а от её тона у меня пошли мурашки по коже. Она это так сказала, будто Хельга могла бы объявить, что беременна, или героиновая наркоманка, или типа того, а они не заметят. Почему её родители такие? Не замечают ни хрена? Они могли бы и заметить что-то. «Отлично, я рад, что ты присоединишься. Я люблю, когда ты приходишь на наши концерты», — сказал я, заметив, что мы подходим к дому Хельги, остановился и крепко поцеловал её на прощание. Хельге, по ходу, это было неинтересно, но я всё свалил на то, что у неё испортилось настроение из-за родителей. Когда наступила пятница, мы с парнями были перевозбуждённые как дети на Рождество. Мы расспросили всевозможные службы направлений о маршруте, чтобы не заблудиться, потому что я и так ненавидел ездить по этому городу со всеми его односторонними улицами, а ездить по Манхэттену ненавидел бы еще больше. Не то чтобы у меня был большой опыт в Нью-Йорке. В основном это были экскурсии в музеи и типа того в начальной школе, потому что он был так близко. Гарольд вёл свой фургон с Алленом и Кевином, а папа снова одолжил мне свой Гранд Виль (очень нехотя), чтобы Стинки, и Хельга, и Фиби могли поехать со мной. Я сказал Хельге, что она может взять с собой подругу, если хочет, потому что делить комнату с пятью парнями, пожалуй, не самый приятный вариант для девушки. Папа где-то с час читал мне нотации о том, что он рассчитывает, что я верну машину целой, что такой хорошей, антикварной машине опасно быть в этом городе и бла-бла-бла. Я напомнил, что мы жили всего в получасе езды от «этого города», и не то чтобы мы жили в каком-то городе на Среднем Западе, полном среднезападного гостеприимства. Я так же подметил, что мы жили в отстойном районе, а он постоянно оставлял машину на подъездной дорожке, так что не знаю, о чём он волновался. На это папа пробормотал, что такому чёртов умнику, как я, вообще повезло, что мне всё ещё одалживали машину. Поездка обещала быть тесноватой, чтобы всё поместилось в машине с тремя другими людьми. Я даже подумал, может, сказать Хельге, чтобы она поехала поездом, потому что так было бы проще, но тогда она скорее всего вообще бы отказалась приезжать. Так что я был рад, что в детстве тратил часы на «тетрис», потому что эти навыки могли бы мне пригодиться уместить всё в машине. Надеюсь, у Хельги не было клаустрофобии. В общем, в пятницу вечером Хельга и я шли к папиной машине, которую я припарковал на улице без парковочных счётчиков в паре кварталов. У Хельги вроде бы настроение было получше, чем в прошлый раз. В смысле, она смеялась над моими шутками о Нью-Йорке, но это мог бы быть и смех из жалости. — Так что, нам надо заехать за Фиби? — спросил я, заводя машину. — Ага, — сказала Хельга и продиктовала мне адрес. Я вырулил с парковки и поддал газу. Это было охренительное чувство: рулить в Нью-Йорк, чтобы выступить на концерте, с горячей девушкой на пассажирском сидении и сигаретой в руке. Я прихватил свой магнитофон и подключил свой mp3-плеер через провод к машине, чтобы нам не пришлось слушать стрёмные радиостанции. Когда мы подобрали Фиби и Стинки, солнце уже заходило. Ехать было не очень далеко, но пробки были кошмарными. По пути Хельга пересела назад, чтобы сидеть с Фиби, болтая о чём-то, что мне было плохо слышно из-за музыки, пока Стинки и я подпевали играющим песням. Когда мы, наконец, доехали до заведения, удачно расположившегося на аллее с местом для парковки, было темно, а Гарольд уже приехал. Они уже установили всё своё оборудование и болтали с другими группами. — Почему вы так долго? — спросил Аллен. — Нам надо было остановиться, чтобы прикупить наркоты, нет, ну, а ты как думаешь? Ёбаные пробки, — я пожал плечами. Хельга и Фиби сели на баре. Хельга достала свой телефон и начала переписываться. Она могла хотя бы притвориться, что рада провести тут выходные, боже. Парни из двух других групп подошли представиться. Они так же спросили, нужна ли нам помощь вытащить ещё что-то, но поскольку оставались только инструменты Стинки и мои, оставшаяся установка не заняла бы много времени. Когда, наконец, всё оборудование было настроено, я сделал глубокий вздох и успокоился, размахивая руками, чтобы снять напряжение в плечах. Хельга всё ещё сидела на баре, потягивая газировку. Фиби висела на телефоне, наверное, с Джеральдом. — Что, парни, у вас уже есть группи? Чёрт подери, — солист одной из других групп, Иан или как его там, рассмеялся. — Ха, если бы, — сказал я, — блондинка — это просто хороший друг. — Я соврал. Все врут. — А вторая — её подруга. Я их умолял практически на коленях приехать с нами. — Так что, вы раньше выступали только в Хиллвуде? Музыкальная сцена там какая-то отстойная, — сказал Иан, прежде чем отпить своего напитка. — Ага, потому что мы там все живём. Не думаю, что мы пока можем выступать где-то ещё, кроме Нью-Йорка, — я не хотел уточнять, что мы всё-таки ещё в старшей школе Иану, у которого было телосложение горного человека и подходящая к нему борода. А ещё он звучал так, будто у него были яйца из стали, и он пил кровь первенцев на завтрак. — Ну, Нью-Йорк — отличное место для начала. Построете хорошую фан-базу перед настоящими гастролями. Вы, парни, уже делали запись в студии? — Пока нет, но нам бы хотелось. Наш «менеджер», — я сделал кавычки в воздухе, показывая на Кевина, — его отцу принадлежит музыкальный магазин в Хиллвуде, и он знает несколько студий… Это именно с ними начинали Gilgamesh. Было бы круто, если бы он сделал то же самое для нас. — Gilgamesh? Серьёзно? Они крутые, мы однажды выступали с ними. — Да, они все очень классные, весёлые парни, кстати, наше самое первое настоящее выступление было у них на разогреве. Я никогда так сильно не нервничал за всю жизнь. — Вау! Молодец, парнишка, значит, сегодня у тебя всё получится, — Иан слегка ударил меня по руке, по крайней мере, думаю, он пытался ударить «слегка». Всё равно меня снесло на пару дюймов. Я пошёл прочь, потирая руку, немного обидевжись, как всегда, когда люди называли меня парнишкой. Мне уже было не девять, мне было восемнадцать, и по закону я уже был взрослым. В смысле, да, тем парням было около тридцати, ладно, пофиг. Нечего было распаляться из-за слова из восьми букв. Поскольку до концерта ещё оставался добрый час, я стоял снаружи с сигаретами, болтая с другими группами и людьми с бара и умоляя Гарольда пустить меня в свою машину, чтобы я мог забрать свой косячок и выпить шот-другой, чтобы настроиться на концерт. Несмотря на то, что я был в группе и приносил бару деньги, и давайте не забудем, что это место было самого паршивого вида, какое я когда-либо видел, мне всё равно поставили «х» на руку, стоило мне только зайти. Так что я сидел в машине, забрасывая свой второй шот, чтобы настроиться. дверь со стороны бара быстро открылась, и я срочно спрятал бутылку водки на своих коленках, чтобы кто бы то ни был не мог её увидеть. Но потом я понял, что это всего лишь Хельга, так что всё в порядке. Она подошла к машине Гарольда и распахнула дверь со стороны водительского сидения. Она села рядом со мной, покусывая свою губу. — Дай мне сигарету, — сказала она. — Я думал, — начал я, но остановился, решив, что лучше было не упоминать, что я подумал, что она бросила. Так что я молча вытащил две сигареты из пачки и передал ей одну. Я поджёг свою, а потом передал ей зажигалку. — Да, я собиралась, но ещё одна не убьёт меня быстрее, чем всё остальное, —угрюмо сказала Хельга. — Тут стрёмно. Я думала, ты обещал, что будет дохрена весело или прочую хрень. А тут пахнет как в заднице. — Ну, это тебе Гарольд обещал, и вообще вечер ещё даже не начался, — сказал я, смахивая пепел от сигареты в окно. — Ты могла бы и не приходить, знаешь, если думала, что будет стрёмно. И вообще, это всегда самая скучная часть вечера — ждать начала концерта. — Всё равно лучше, чем сидеть дома, — Хельга глубоко затянулась, выдыхая дым носом. Она была похожа на дракона. Её поведение было странным. В какой-то мере и оно напоминало мне дракона. Она была тише обычного и выдыхала дым через нос. Я наделся, что скоро увижу огонь, искру, из-за которых я так сильно любил её. — Что-то ты совсем разнылась, знаешь, — сказал я, не подумав. — Я… Да, блядь, точно! — выплюнула Хельга. — Определись уже, Гифальди: ты ненавидишь меня, когда я злюсь, ты ненавидишь меня, когда я молчу, чёрт побери! — Я не ненавижу тебя! Не приписывай мне не мои слова, — сказал я в ответ, делая глубокую затяжку сигаретой, чтобы успокоиться. — Ты уже давно могла бы, блядь, понять, что я обожаю каждый дюйм тебя. — А ты думаешь, ты так ровно стелешь, хотя на самом деле ты просто ебучий манипулятор, который думает, что ему всё сойдет с рук, — Хельга затушила сигарету о приборную панель. — А ты не видишь никаких проблем в том, что ты делаешь, зная, что тебе это сойдёт с рук? — спросил я. — Думаю, мы хорошая пара, мы с тобой, — пассивно-агрессивная сука и ебучий манипулятор. — Если ты думаешь, что я пассивно-агрессивная… — Тогда агрессивная сука и ебучий манипулятор, — я поправил своё прошлое заявление. — Я скучаю по временам, когда ты был трусом, — пробормотала Хельга. — Это давно в прошлом. Я уже много времени назад понял, что мне не предначертано быть трусом. Хельга фыркнула: — И кто тебе это сказал? — Долгая история, — тихо ответила я. — Думаю, мне это объяснила моя девушка в первый год старшей школы. Хельга странно на меня посмотрела, но как будто бы приняла, что я не хочу говорить об этом. Однажды я ей это расскажу, думаю, это честно после того, как она обнажила свою душу мне про Арнольда, но я даже не поделился с папой тем, что случилось. Однажды я ей скажу. Это была одна из тех вещей, которые мне хотелось оставить при себе. — Ладно, раз уж у нас не будет разговорчика по душам, тогда я оставлю тебя тут корешиться с твоим алкоголизмом, придурок, — вскоре сказала Хельга. — Отлично, спасибо. Однажды я тебе расскажу. Хельга снова на меня странно посмотрела, прежде чем захлопнуть дверь. Я остался там ещё минут на пятнадцать, чтобы успокоился мой желудок. Когда я убедился, что меня не стошнит, я вышел из машины Гарольда, закрыл её и пошёл обратно в бар. — Боже, я собирался идти за тобой, мы начинаем через десять минут. Надесь, ты достаточно трезв, чтобы петь, — прошипел Гарольд. — Я в порядке, иди на хер, Гарольд, ты знаешь, что я бы тебя перепил, если бы захотел, — сказал я, отпихивая его в сторону. Поскольку мы были в самом конце иерархии музыкальных групп, мы шли первыми, как обычно. Пока я был снаружи, бар значительно заполнился. Это обещало быть нашим самым многочисленным концертом за всё время, благодаря популярности других групп. Я поднялся на сцену с остальными парнями, и мы все готовились начать, снова проверяя звук и убедившись, что всё звучит отлично. Когда звучание было в порядке, я проглотил свои нервы и вышел к микрофону. «Как жизнь, Нью-Йорк?» — сказал я, надеясь, что мой сценический образ возьмёт верх. В ответ толпа нас вяло подбодрила (я решил, что это потому что они ещё были недостаточно пьяны). Стинки на меня зыркнул, поэтому я облизал губы и широко улыбнулся публике, сгребая стойку микрофона, чтобы они не увидели, что у меня трясутся руки. «Ну, мы Slow Turning Tide, взрощенные на том берегу реки в Хиллвуде. Сегодня мы тут выступаем благодаря AFL-Fuck You, и мы устроим вам ёбаное шоу!» — сказал я, наигрывая первые аккорды нашей вступительной песни. Когда музыка полилась из динамиков, мне стало лучше, и я был настроен дать представление всей своей жизни. И я знал, что так оно и будет, когда начал выводить первые слова песни. Люди поняли, что мы не отстой, потому что уже через пару песен мы начали им заходить. Это было круто. Точнее, это было очень круто. Это было прям большим средним пальцем в сторону папы, которые думал, что мы недостаточно хороши, чтобы чего-то добиться. Энергетика в зале была невероятной, то, как толпа двигалась, и вскидывала кулаки, и прыгала вокруг, дало мне понять, что это моя группа создавала эту энергию и отдавала её остальным. Это было что-то, что мне не доводилось испытывать раньше. Как будто я впервые стал живым на той сцене. Мне всегда очень нравилась музыка, как и игра в театре, секс и вести себя как говнюк, потому что я мог. Но этот момент дал мне понять, что музыка была моей страстью. Она была смыслом моего существования, если хотите. Я хотел всегда отдавать эту энергию всем, кому мог. Я хотел, чтобы их трогала моя музыка. Я хотел, чтобы они начинали чувствовать от того, что я создал. Я был другим человеком, когда сошёл со сцены. У меня было прозрение. Кого волновало, что я буду делать после выпуска, всё, что имело значение, — чтобы я продолжал заниматься музыкой. Может, я мог бы даже пойти в колледж, оставаясь музыкантом. Может. Гарольд, Стинки, Аллен и я обнимались, и смеялись, и шутили друг над другом, пока мы шли наружу выкурить по сигарете. — Это было наше лучшее, блядь, выступление из всех! — сказал Гарольд, ударяя воздух, когда мы были вышли на аллею. — Да, сука! — согласился Стинки. — У меня было ёбаное озарение там, — сказал я, рассказывая остальным своё открытие. — Думаю, мы могли бы правда чего-то добиться. — Попробуй расскажи это моей маме, — сказал Аллен. — Ну, мы можем ей это показать, когда у нас будут концерты каждый вечер, и выйдет диск, — сказал я. — Сид, мне надо выиграть ёбаную Грэмми или типа того, чтобы она согласилась, что музыкант — хорошая карьера, — ответил Аллен. — Что родители в этом понимают? Они старые и оседлые. Они не помнят, что значит быть молодыми. Они хотят, чтобы мы делали то, что сделали бы они, но мы должны идти и совершать ошибки. — Хотя единственное, о чём они просят, — чтобы вы продолжили образование, — сказал голос Хельга. Они с Фиби присоединились к нам снаружи. Фиби казалась немного покалеченной, она, наверное, не привыкла к телесным повреждением на концертах. Готов поспорить, она ходила только на, типа, концерты классической музыки или что-то такое, подходящее заучкам. Слушала, как люди играют на гобое. — Эй, всё, что я хочу, — сохранить моему папе намного денег. Я уже понял, что я не принадлежу к академическим кругам, — сказал я Хельге. — Можно закончить музыкальный факультет, — встряла Фиби. — Пофиг, главное, что я не хочу идти в колледж. В любом случае, мы дали пиздец классный концерт. Победный шот? — спросил я. — Победный шот! — ответили парни. Каким-то образом мы все набились в фургон Гарольда и передавали бутылку друг другу. Даже Фиби сделала глоток, но потом она опустила окно и плевалась минуту-другую, чтобы её не стошнило. «К этому надо привыкнуть, да?» — сказал ей Стинки. Она кивнула и состроила мину. Затем мы вернулись, где уже вовсю настраивались AFL-Fuck You. Оставшая часть вечера обещала быть потрясной. Все пришли послушать AFL-Fuck You и другую группу, Ursula. Мы все болтались на баре, где стояли музыканты из Ursula. За Фиби приударил их стрёмноватый басист, поэтому Стинки пришлось вмешаться, чтобы отвадить его. Я болтал с ударником, пока Хельга, видимо, решала, стоит ли попробовать показать сиськи за выпивку. По крайней мере в своей голове я решил, что её выражение лица значит именно это, но, с другой стороны, моя голова была полна подобных вещей. Не думаю, что Хельга когда-либо покажет сиськи за выпивку. Вот настолько она была полна достоинства. Наконец, AFL-Fuck You были готовы начать, мы с парнями вытащили Фиби и Хельгу к самому краю сцены, чтобы Фиби могла бы по-настоящему прочувствовать концерты. В итоге это оказалось фиговой идеей, потому что Фиби была такой маленькой, что её просто постоянно вжимало в сцену. В конце-концов, Иан втянул её на сцену и сделал так, чтобы толпа на руках перенесла её назад, где её не смогут затоптать. Окончание вечера было особенно здоровским, потому что и Ursula, и AFL-Fuck You хотели снова с нами сыграть, и мы договорились о паре концертов, чтобы выступить вместе в городе. К тому времени, как все собрались, бар закрылся, и бармен, кому, оказывается, очень понравилось шоу, сделал нам раунд шотов текилы. Фиби отказалась от шотов, поэтому она отвезла нас всех в отель.***
На следующее утро я открыл глаза и перевернулся, готовый снова погрузиться в сон. Но тут моя рука коснулась Хельги, и я сел. Она уснула рядом со мной и выглядела забавно с открытым ртом и вываливающимся языком. Остальные были раскиданы по комнате. Гарольд свернулся в калачик, засунув большой палец в рот, руки и ноги Стинки сваливались с кровати, Аллен храпел на полу, не заметив, что за ночь его матрас сдулся. Фиби была единственной, кто спал нормально на раскладном диване. Проверив время, я решил, что и впрямь хочу поспать подольше: было шесть утра. Я подвинулся поближе к Хельге и обхватил рукой её живот, зная, что утром смогу заявить, что сделал это, пока спал. Когда я снова проснулся, комната была пустой. Я медленно стащился с кровати и пошёл отлить в ванную, но кто-то там уже принимал душ, так что вместо этого я взял свои сигареты и вышел на балкон выкурить одну. Там было прохладно, но холод помог мне проснуться. Я раздумывал, может, пописать с балкона. Закончив курить, я вернулся внутрь, полностью намеренный принять душ, чтобы смыть с себя вчерашнюю грязь. Сталкиваться телами с десятками других здоровых, потных мужиков означает, что ты не будешь благоухать, как мог бы, на следующее утро. Думаю, в душе была Хельга, потому что она сидела на кровати в нижнем белье, прочёсывая пальцами свои влажные волосы. Она подняла на меня взгляд своих ебучих красивых глаз и, будучи настоящей тряпкой, я растаял. — Привет. Доброе утро, — сказала она с улыбкой. — Доброе, — я чмокнул её. Было что-то такое искреннее в ней в тот момент, что-то, что я раньше никогда не видел. То, как складывался её живот, и то, как её трусики сминались там, где она закинула ногу на ногу, и то, как от её улыбки вокруг её глаз появились морщинки. Она была в хорошем настроении, не было никакого фасада из фальшивой злобы, это была просто Хельга, искренне счастливая. — Где остальные? — спросил я, садясь рядом с ней и наслаждаясь прикосновением её кожи к моей. — Хз, думаю, пошли на завтрак, — пожала плечами Хельга. Она начала заплетать волосы в косу, а я положил ей подбородок на плечо. От неё хорошо пахло, хоть это и был запах отельного мыла. — Ок… Что ты хочешь поделать сегодня? — спросил я. — Да неважно, — ответила Хельга. — Ладно, я что-нибудь придумаю, пойду в душ, — сказал я. — Отлично. От тебя воняет. Я рассмеялся и поцеловал её нежным поцелуем, проводя большими пальцами по её щекам. Закончив, Хельга снова мне улыбнулась. Было здорово наконец-то увидеть её улыбающейся. Я никогда и не рассчитывал, что увижу её улыбку. Душ был просто шикарным, несмотря на отстойный напор воды. Было здорово снова почувствовать себя чистым, а не засаленным с прошлой ночи. Хоть мне и не удалось в душе придумать ничего, что понравилось бы делать Хельге. Только музей современного искусства приходил мне в голову, а я даже не знал, нравится ли Хельге искусство так же сильно, как писательство. А я ненавидел добрую часть современного искусства (не то чтобы меня вообще сильно привлекали карандаши и краски, но мне нравились голые женщины, которых любили писать старинные художники). Когда я вышел из ванной, Хельга одетая лежала на кровати и смотрела бой ММА по телевизору. — Мне ничего пока не пришло в голову, но, думаю, парни собираются посмотреть Граунд-Зиро и Статую Свободы, — сказал я. — Я пас, разве мы все не ездили смотреть на Статую Свободы на экскурсии в шестом классе? — спросила Хельга. — Я не помню. Хельга пожала плечами и вернулась к телевизору. Я покопался в своей сумке и вытащил какие-то чистые вещи. Глядя в зеркало, я заметил, что Хельга смотрела, как я одеваюсь. Удивительно, но она не смутилась и не нахмурилась, когда я улыбнулся ей. Забив на верх, я повернулся, и прыгнул на кровать рядом с Хельгой, и притянул её поверх себя. Так мы и лежали долгое время, пока дверь не открылась, и все не вернулись с завтрака. Хельга тут же отскочила с меня. Не сказать, что меня это не задело, но я не удивился. Я уже привык, что Хельга считала, что нам надо держать в секрете наши отношения. — Вы пропустили завтрак, вам же хуже, — объявил Гарольд, плюхаясь на кровать. — Я простой парнишка, ну вы знаете, и мне для счастья много не надо, но от этого завтрака мне хочется сблевать, — сказал Стинки. — Может и хорошо, что вы не пошли. — Он был очень малопитательный для главного приёма пищи, — добавила Фиби. — Вы, народ, слабаки. Я ел дерьмо и похуже, — громко сказал Кевин. Я не знал, что он покинул свой уютный номер, чтобы присоединиться к завтраку с остальными: — Мы просто пойдём и что-то возьмём по дороге, подумаешь, — сказал я. — Так что мы сегодня делаем? — Мы собираемся во все эти туристические места: Таймс-сквер, Граунд-Зиро, Статую Свободы, — сказал Гарольд. — А потом мы пойдём в клуб и наебенимся. — Я добуду нам наркоты, — сказал Кевин. — Так что раскошеливайтесь. Фиби было не по себе, когда мы все протягивали купюры Кевину. Хельга не стала скидываться, поэтому я накинул немного сверху, на всякий случай. Кевин сложил деньги в бумажник и спрятал его в задний карман. Затем он помахал нам и ушёл. — Этот парень так много долбит, — сказал Аллен, покачивая головой. Мы все согласно закивали. — Ну, Хельга, хочешь пойти позавтракать? — спросил я. — Наверное, раз уже мы его пропустили. Ты не против, Фибс? — Хельга казалась максимально равнодушной. — Думаю, со мной всё будет в порядке за короткое время твоего завтрака, — заверила её Фиби. — Хорошо, потому что я такая голодная, что могла бы съесть слона. Надевай майку и пошли, Хуеносый, — Хельга встала на ноги. Я закатил глаза, но натянул футболку, пока Хельга искала свою обувь. Я взял свой бумажник и надел куртку. Хельга засунула пару купюр в карман, и мы вышли за дверь. В лобби мы спросили консьержа, где были хорошие места для завтрака в округе. Он сказал, что в двух кварталах был «Старбакс», но более хорошее и дешёвое местное кафе было в трёх. Я поблагодарил его, и мы вышли на свежий осенний воздух. Мы особо не разговаривали пока шли. Я закурил. Когда мы нашли кафе, я ещё не закончил свою сигарету, а Хельга мне сказала, что не будет ждать снаружи на холоде, наблюдая, как я зарабатываю себе рак. Я поднял брови. Она, что, правда мне это сказал? Пофиг. Когда я закончил с сигой, я затушил её об асфальт и зашёл внутрь. Оказалось, Хельга уже сделала заказ и сидела за столиком у окна с завтраком. Я просмотрел меню, пошёл к стойке и заказал чёрный кофе, три маффина с черникой и два малиновых скона. После заказа я сел напротив Хельги. — Ну, тебе хорошо пока? — спросил я. Она пожала плечами: — Вполне, а тебе? — Ещё бы, я выступил на полностью распроданном концерте, хоть народ и выглядел, будто не мылись неделю. Хельга захихикала и опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Я продолжал: — Жаль, что парни так быстро позавтракали. Хельга порозовела, но фыркнула от смеха: — Мне нравится, что ты думаешь, что причина, почему я не хочу заняться с тобой сексом, — потому что я девственница, — сказал она. Мои глаза выкатились из моей головы, когда я это услышал. Чтобы скрыть своё удивление, я запихал маффин в рот целиком (что, кстати, было плохой идеей — я чуть не задохнулся и не умер). — Ты могла бы сказать мне это раньше, чтобы я не показался таким тупым, — выдохнул я, когда проглотил остатки маффина. — Это было даже мило, с какой-то странной, ёбнутой стороны, — Хельга мне ухмыльнулась. — Я удивлена, что ты до сих пор не спросил у меня подробностей. — Ну, мне очень интересно, но скорее всего у тебя была причина это скрывать… Так что я не буду весь из себя: «Блядь, Хельга, я обязан знать, выкладывай», — или типа того. Хотя мне и вправду очень-очень любопытно. — Ну разумеется, — Хельга фыркнула и сделала глоток кофе. — Ты не такой тупой, каким пытаешься стать. Уверена, если ты подумаешь очень-очень крепко, то всё сам поймёшь. — Тупой, каким пытаюсь стать? — Ну, ты с завидным упорством пытаешься уничтожить клетки своего мозга каждые выходные. — Я веду себя как подросток. — Типичные подростковые штучки, да-да, — Хельга закатила глаза, но ухмыльнулась. Спустя двадцать минут мы закончили завтракать. Я спросил Хельгу, хочет ли она погулять немного и посмотреть, что есть интересного вокруг, и она согласилась. Поэтому мы где-то час поболтались по улицам, заходя в магазины, которые нам казались классными. Хельга купила новый блокнот, а я разобрался с подарками на Рождество, что было удивительно, потому что обычно я ждал до двадцать третьего декабря. Вообще, было здорово узнавать город с Хельгой. Она была в лучшем настроении, чем я видел её уже долгое время. Я думал узнать у неё, почему она в таком хорошем настроении, но она будто бы умела читать мои мысли, мне даже не пришлось спрашивать. — У тебя отстойное понятие веселья, но здорово отдохнуть от цирка Боба и Мириам, — сказала она. — В смысле? А ты бы чем занялась? — я улыбнулся. — Я бы нашла бойцовский клуб, — рассмеялась Хельга. — А потом бы обсудила его. — Каждому своё, — я драматично вздохнул. По дороге к отелю зазвонил мой телефон. Я подумал, что это Гарольд собирался сказать мне, чтоб я тащил задницу в отель, чтобы мы могли поехать посмотреть достопримечательности, но это была мама. Я нехотя ответил. — Привет, мам, — сказал я. — Я ищу тебя уже целую вечность, ты где? — требовательно спросила она. — Приятно слышать тебя тоже… Я в Нью-Йорке со своей группой. Что у тебя? — я покосился на Хельгу, которая делала вид, что не слышит меня. — Я… Я просто хотела спросить, придёшь ли ты на мою свадьбу, — мама казалась застигнутой врасплох. Я вздохнул и ущипнул переносицу большим и указательным пальцами, прежде чем ответить: — Да, в смысле, я твой сын, так что, конечно, я буду там, — я старался не показать, что я сдаюсь. — Прости, что взорвался тогда на ужине, наверное, это было из-за жары… — Сид, я хоть и до сих пор злюсь, что ты со мной обошёлся, но понимаю тебя. Наверное, меня и впрямь не было рядом достаточно, так что если ты готов вести себя нормально, то мы можем попытаться наладить всё, давай? — Хорошо, мама, — не до конца уверенный, что я мог сказать. В смысле, как я мог отказаться? Извини, мам, было бы здорово, если бы ты исчезла из моей жизни, потому что папа разрешает мне делать всё, что заблагорассудится? Она была моей мамой, там особо было нечего говорить. — Как там твоя группа? Вы победили? — спросил мама. — Это моя… Нет, это не школьная группа, это группа, которую мы основали с друзьями. Но было здорово, всё прошло хорошо. А сейчас мы смотрим достопримечательности. Я был на Таймс-сквер. Хельга угорала слева от меня, слушая мою неприкрытую ложь, раз уж теперь диалог был не таким личным. — Когда ты возвращаешься домой? Позвони мне, когда будешь дома, и, пожалуйста, будь осторожен, Сид. Нью-Йорк не такой спокойный, как Хиллвуд. — Ладно, мам, мне пора идти. Мы, эм, ловим такси, а я не хочу быть тем, кто громко говорит по телефону, я позвоню тебе, когда буду дома. Пока, — сказал я и повесил трубку до того, как мама успела попрощаться. — Как так получается, что люди всегда извиняются перед тобой, даже если это ты облажался? — спросила Хельга. — Не знаю, — я пожал плечами. — Всё приходит к Сиду. Мне всё сходит с рук, — я широко улыбнулся.***
Вечером Кевин вернулся абсолютно обдолбанным. Хельга и Фиби собирались в клуб в ванной, наводя макияж и остальные тёлочьи штучки. Ну, знаете, что девчонки обычно делают, когда идут вместе в ванную. Может, горячий лесбийский секс? Кто вообще знает, чем они там занимаются. Кевин разложил улов на одной из кровати. Я позаботился о том, чтобы отложить немного для Гарольда, потому что он пошёл за выпивкой. — Я добыл хорошую дурь, — сказал Кевин. — Отличную. Потрясающую. Фантастическую. — Ага. и что всё это? — спросил Аллен, показывая на пакет таблеток, похож на аддералл. — Все спиды, о которых ты только мог мечтать, а ещё немного восхитительных брауни, потому что кто хочет таскать с собой трубку? Никто, блин. Меня не прельщает очередной арест. — Заебись, — сказал Стинки, поднимая маленький пакетик белого порошка, не обращая внимания на Кевина. — Так, это мне надо спрятать в трусах на случай, если коп решит меня прощупать, — объяснил нам Кевин. — В ширинке он будет в сохранности. Стинки тут же выронил пакетик обратно на кровать. — А что это? — спросил я, усаживаясь на кровать. — Кокс. Уверен. Потому что экстази все в таблетках. Я точно уверен, что специально так выбрал, чтоб не забыть, что где, так что да. Стинки посмотрел на Кевина устрашающим взглядом, а потом пошёл к ванной и вежливо сказал девочкам, что если они не хотят видеть, как мы угашиваемся, им, пожалуй, стоит остаться в ванной. К всеобщему удивлению Хельга вышла из ванной и подошла проверить наш ассортимент. — Привет, — сказал я ей. Было странно делать дорожки на ручном зеркальце прямо напротив неё. Она изучала меня с праздным любопытством. Я прикусил губу и даже подумал ничего не делать. Но я сказал себе, что я буду долбить кокаин только по значимому поводу, а отвязная ночь в городе казалась мне достаточно хорошей причиной. Не то чтобы у меня вообще были деньги на него разбрасываться. — Что это? — спросила Хельга. — Кокс, — сказал я, скручивая долларовую купюру. Когда я снова поднял голову, все выжидающе смотрели на меня. Я закрыл глаза и подождал, шмыгая и морщась. «Однозначно кокс, — я покашлял, прежде чем положить зеркальце на кровать Аллена и Стинки. — Пойду покурю». Хельга пошла со мной. Я предложил ей сигарету, на случай если это было как вчера, но она отказалась. — Как ты себя чувствуешь? — она спросила, будто ей было любопытно. — Заебись. Не уверен, что я хочу ещё что-то закинуть сегодня, может, экстази, — сказал я тихо, потому что я всегда ловил паранойю, когда разговаривал о наркотиках под кайфом. — Удивительно, — она подняла брови. — Ты так говоришь, будто я хочу стать наркоманом. Мне просто нравится повеселиться. Даже если ты ничего не хочешь, тебе стоит принять немного аддералла. Тебе просто будет очень хорошо, и ты сможешь не спать всю ночь. На следующий день тебе станет хреново, но всё равно, наверное, лучше, чем мне. — Понятно, — сказала Хельга, давая понять, что я не убедил её. — Ага, — я поджёг сигарету и затянулся, немного дрожа. — Как я понял, мы пойдём в какой-то клуб и будем там до закрытия. — Вау, я сейчас умру от переизбытка информации, — сказал Хельга. — Надо поразмыслить над этим. — Твой сарказм меня поражает. — Это искусно выверенный навык. Может, однажды, ты дорастёшь до моего уровня, — Хельга ухмыльнулась. — О, я могу лишь надеяться, что однажды стану настолько саркастичным, как великая Хельга Патаки, — сказал я. — Это единственное, к чему я буду когда-либо стремиться! — Заткнись, хорёк, — Хельга шлёпнула меня, но, думаю, это было в шутку, потому что было совсем не больно. Кто-то в номере включил музыку. Заглянув туда, я заметил, что вернулся Гарольд. Все парни закидывались шотами, пока Кевин сидел на кровати и щупал свои волосы. — Ну… Эм, под чем он вообще? — бровь Хельги взметнулась, пока она смотрела на Кевина. — Я… Я не знаю. Я никогда не видел, чтоб кто-то себя так вёл, а я видел Стинки, который попробовал много всякого, — сказал я. — Я просто надеюсь, что он не потащится за нами. Хельга потрясла головой. Я потушил сигарету и выбросил её с балкона, надеясь, что она не упадёт никому на голову. Хельга потянула дверь, и мы зашли внутрь, Кевин закончил щупать волосы и начал тереть руки о свои джинсы. — Я так хочу пить, — пробормотал он. Я повернулся, чтобы удариться с Гарольдом кулаком. — Чувак, что ты притащил? — спросил я. — Я подумал, раз мы в Нью-Йорке, нам стоит повыёбываться, поэтому я купил немного «Грей Гуса» и «Сирока». — Класс, — я поднял бутылку «Сирока» и посмотрел на неё, прежде чем отпить прямо из горла. Минут через двадцать после начала пьянки, Хельга и Фиби вышли из ванной, чтобы присоединиться к нам. На Хельге было чёрное мерцающее платье с одним длинным рукавом, покрытым каким-то блестяшками. Было сложно сохранить спокойное выражение лица, когда я увидел её. Фиби тоже хорошо выглядела, но она была гораздо скромнее Хельги, в тёмно-синей блузке с крупным вырезом и обтягивающей белой юбке. — Когда мы выдвигаемся в клуб? — спросила Хельга, садясь рядом со мной и поднимая бутылку «Сирока». Она передала её Фиби, которая уже принесла для них два стаканчика. — Не знаю, типа… Мы собирались прийти к одиннадцати или пол-двенадцатого. Не хочется идти в клуб слишком рано, но и не слишком поздно, — сказал Аллен. Так что перед отъездом мы провели несколько часов в номере, выпивая, и слушая музыку, и классно проводя время, кроме Кевина, который пытался съесть подушку и расплакался, когда мы её забрали. Он сказал, что это была самая большая зефирина, которую он видел в жизни, и она просила себя съесть. Мы переживали, как он пройдёт в клуб. В одиннадцать все собрались и выдвинулись. Метро было забито, потому что была пятница, а на районе было много клубов. Мы навеселе стояли в электричке, готовые танцевать. В какой-то момент кто-то (никто не помнит, кто), начал петь и, уверен, мы выбесили остальных пассажиров. Там был какой-то мужчина средних лет в костюме, и, казалось, что через в считанные секунды он заорёт, чтоб мы заткнулись. — Что мы говорим, когда мы наебенимся? — кто-то из нас напевал. — Хуй Кинг-Конга в маленькой дырке! — отвечали остальные. Когда мы подъехали к нашей остановке, Хельга и Фиби уже кричали с нами. Видеть Фиби, кричащую о членах, было, конечно, стоящее зрелище. — Что мы говорим, когда заканчивается наркота? — ХУЙ КИНГ-КОНГА В МАЛЕНЬКОЙ ДЫРКЕ! И на этом мы вышли из метро, смеясь всю дорогу. Мы предвкушали предстоящую ночь.