***
«Что ж, завтра наш последний день свободы», — сказал я. Хельга пожала плечами. Последние несколько часов мы смотрели рестлинг у неё дома. Ну, скорее, это я каждые пять минут напоминал, что это ненастоящий спорт, а Хельга всё больше и больше бесилась на меня, пока всё не достигло своей кульминации — её резкого шлепка по моей руке, — и я заткнулся. Сейчас она лежала на моей руке и перегораживала циркуляцию крови в ней своими костлявыми плечами. Я уверен, она это делала нарочно. Я обвивал своей рукой её талию, и мы были прямо все из себя парень-девушка. — Да, я так расстроена, что больше не смогу проводить здесь весь день, батонясь и смотря телевизор, перемежающийся звуками блендера Мириам, — сказала Хельга. — Тебе стоит больше видеться со мной. — И находиться рядом с твоим странным папой? Ага, конечно. И вообще ты вечно веешься где-то. — Не вечно. Сейчас я здесь с тобой, и я собираюсь выкроить время в своём занятом, забитом расписании, чтобы проводить его с тобой — сказал я в её шею. — Ой, блядь, подумаешь, — Хельга перевернулась от меня. Какого хрена сейчас было? Боже, в смысле, это не то чтобы меня удивляет или типа того, я знал, что она может быть настоящей сукой и всё такое, но именно её суровый характер и привлёк меня в ней изначально. Тёлка с яйцами. Это даже горячо. Не девушка, у которой реально есть яйца, а такая, что может постоять за себя и всё такое. — Ты чего дуешься? — спросил я спину Хельги. — Ничего, — пробормотала она. — Ну, что-то тебя взбесило, — сказал я. — Почему ты меня избегал? — неожиданно спросила Хельга, поразив меня. А, она догадалась. Может, сначала это было не специально, но после похода я понял, что я вёл себя, как Хельга. В смысле, сначала я уделял ей всё своё внимание: пытался обратить хоть немного её внимания на себя, чтобы в конечном итоге она начала встречаться / целоваться / трахаться со мной, заметила бы меня. Поэтому теперь я стал уделять больше времени себе, ведь когда начнётся учёба, мне придётся распыляться на кучу разных направлений: группа, школа, работа, семья, и так далее и тому подобное. Под «времени себе» я на самом деле имел в виду сидеть в своей комнате, курить, слушать музыку и думать о разных вещах. Я всерьёз решил поступить в колледж на факультет философии, раз уж я так много думал. И в этом-то и проблема: я всерьёз решил поступить в колледж! Потому что я думал так много! «Да? Я не нарочно, я просто хотел уделить немного времени себе перед началом учёбы», — сказал я. Что я и делал, но бóльшую часть этого «времени себе» я провёл, думая о Хельге и Арнольде. И как Хельга сказала, как сильно она любила Арнольда. Да, конечно, этот парень был всего лишь в паре часов езды на автобусе от нас, и Хельга решила быть со мной сейчас, но я не мог смириться с тем, что Хельга всё ещё сходила с ума по нему. Не то чтобы я рассчитывал, что она упадёт к моим ногам и заявит о своей вечной любви ко мне, но всё-таки я как бы надеялся, что у неё не будет настолько сильных чувств к кому-то ещё. Конечно, это была моя собственная вина, ведь это я втянул её в отношения со мной, но всё же. Я всё равно киснул из-за этого, чёрт подери. «Почему же ты не сказал мне? Я думала, ты дуешься из-за Арнольда», — Хельга перевернулась, чтобы посмотреть на меня. Должно быть у меня был очень нервный вид или не знаю что, потому что она сузила глаза и недобро на меня посмотрела. — Поверить не могу, что ты дуешься из-за этого. Слушай, я рассказала тебе, потому что думала, что ты это нормально воспримешь! Ты сам сказал, что у нас даже нет ебучих отношений! — Я знаю, что я сказал, боже, — я сел и взял свою пачку сиг, готовый идти наружу, чтобы никотин избавил меня от чувств. — Я даже не знаю, почему мне не пофиг. Может, потому что я с ума схожу по тебе, и я знаю, что это закончится? Как ты справляешься с этим? Хельга лишь встала и прошла за мной к крыльцу, где я поджёг сигарету и злобно втягивал дым. Она несколько минут смотрела, как дым тянулся от зажжённого конца, пока, наконец, тихонько не ответила вопросом на мой вопрос. — Справляюсь с чем? — С такой сильной любовью к кому-то, когда ты знаешь, что это будет сочтено. Хельга положила свою руку на моё колено и на мгновение взглянула на меня: — Я просто вынуждена, — её голос был мягче, чем я когда-либо слышал. — Но, что, ты не думаешь, что мы останемся вместе? Если ты так считаешь, то почему бы тебе не закончить всё до того, как кому-либо из нас станет больно? Она тут же покраснела. Некоторые вещи были слишком хороши, чтобы не закончиться. — Я хочу наслаждаться тем, что у меня есть, и давать всему идти своим чередом, — сказал я, концентрируясь на своих трясущихся руках, а не её пронзительных глазах. — Я просто думаю, что слишком много вещей работают против нас, чтобы это было навсегда. В смысле, что кто-либо из нас знает о том, как быть в хороших отношениях? Оба брака наших родителей — это блядский цирк. — Почему ты не закончишь всё это до того, как кому-либо из нас станет больно? — Хельга повторила, сильнее сжимая хватку на моём колене. — Я думал, ты знаешь, — теперь настал мой черёд тихонько блеять. И вот я был там, выворачиваясь наизнанку перед Хельгой Патаки, у которой была сила, чтобы полностью уничтожить меня парой простых слов. Не то чтобы я дал бы ей себя уничтожить, но она могла бы. — Я люблю тебя. Мне уже слишком поздно заканчивать это, чтобы не причинить себе боль. И это моя собственная чёртова вина. Я мог бы распинаться о том, как я чувствую, что это всё взаправду, и, чёрт возьми, что ты та самая, но это хуйня собачья. Вся эта хрень про любовь, и что у тебя есть только одна-единственная настоящая любовь, и что настоящая любовь длится вечность, и всё вот это — я на это не ведусь. Однажды, двадцать лет спустя, я вспомню этот момент и скажу: «Как я мог так думать?» — но это то, что я чувствую сейчас. — У тебя до фига рассуждений о высоком для кого-то, кого едва ли можно считать взрослым, — Хельга пыталась отмахнуться от того, что я только что сказал. — Я молодой и тупой. Мне надо совершать ошибки типа таких. — Значит, ты думаешь, что мы ошибка? — Да. Фантастическая, потрясающая, невероятная ошибка, которую бы я не променял ни на что на свете.***
Я лежал на своей кровати, когда у меня тренькнул телефон. Хельга написала мне что-то о праздновании последнего дня лета у неё дома. Она специально уточнила: «И не приводи своих жопоголовых друзей». Так что я загнул страничку в своей книге (я пытался почитать Дэйва Эггерса, раз уж он нравился Хельге, но получалось не то чтобы успешно), спрятал свою дурь и затушил благовония, которые жёг. Отец был дома, и он сидел внизу, читая газету и куря. Он поднял голову, когда я сбегал вниз по лестнице, и крикнул, как всегда, что это звучит, будто я падаю со ступенек. — Ты куда намылился? — спросил он. — К Хельге. Скорее всего, я буду поздно, — сказал я, беря свой бумажник со столешницы на кухне. — Не задерживайся допоздна, тебе завтра в школу, а кто хочет опоздать в свой первый день? — Я, — я пробормотал. — Я поставлю свой будильник особенно громко, если вернусь за полночь. — Ладно, сын, не делай ничего дурного, — сказал отец, возвращаясь к газете. Я закатил глаза и вышел наружу, садясь на автобус в сторону дома Хельги, так как мой проездной на метро закончился, а мне было неохота заниматься его продлением, да и вообще напрягало платить два-пятьдесят каждый раз, когда хотелось поехать на чёртовой электричке. По крайней мере, у меня до сих пор был проездной на автобус. После сигареты на крыльце у Хельги я встал и постучался в её дверь. Она открыла за считанные мгновения, я быстро её поцеловал, и она провела меня внутрь. Я слышал, как наверху смеялись люди и работал телевизор, поэтому решил, что остальные её друзья уже пришли. — С нами Джеральд и Фиби, — сказала она, пока я снимал ботинки. — Так что у нас марафон плохих фильмов. Я рассмеялся: — Насколько плохих? — Пошлых фильмов категории В. — Мои любимые, — я широко улыбнулся, хотя меня не прельщало снова видеть Джеральда, учитывая, какое шикарное мнение он составил обо мне в прошлый раз. Мы поднялись в комнату Хельги. Это был первый раз, когда я увидел её комнату, и мне было любопытно, как она выглядит. Хельга толкнула дверь, и я хорошенько осмотрелся. Она была прямо как моя, в смысле, она была обставлена под кого-то сильно младше, но в ней уже много лет не было ремонта. В ней были детские обои, но покрывало на кровати было однотонным розовым. Фиби и Джеральд оба подняли глаза, когда мы зашли. Фиби растянулась на кровати, а Джеральд сидел в кресле-мешке. На комоде стоял телевизор, который показывал какой-то чёрно-белый фильм. Джеральд презрительно на меня посмотрел, но я понимал, что заслуживаю этого, а вот такого взгляда от Фиби я точно не заслуживал. Я сказал ей едва ли слов пять. «Привет», — сказал я относительно робким тоном. Джеральд приподнял брови. Я сделал глубокий вдох и сел на пол у ножки кровати Хельги. Отстой. Всем было хорошо и удобно, а мне достался пол. Ну, ничего. Кому вообще нравится чувствовать свою жопу? Точно не мне. — Что мы смотрим? — «План 9 из открытого космоса», — ответила Хельга. — И он капец отвратительный. Следующим будет «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». — Пипец, не думаю, что смогу снова отсидеть этот фильм, — я скривился. Однажды я его смотрел, когда папа взял его напрокат из ностальгии, и первые несколько секунд я не понял, что вообще смотрю. Вот если бы у меня была с собой шмаль. Фильмы были бы гораздо лучше. — Не порть просмотр остальным, — сказала Фиби, и я понимал, что она пытается быть вежливой. — Поверь, там нечего портить. Можно я схожу возьму попить? — я спросил Хельгу, готовый сдриснуть из этой комнаты. — Да, я провожу тебя на кухню, — сказала Хельга. Я хотел сказать, что я знаю, где её кухня, но потом призадумался. Может, она забыла, что я знаю. Может, она не хочет, чтобы Фиби или Джеральд знали, что я бывал у неё дома. Может, она не хотела, чтобы они что-то предположили. Или, может, просто забыла. Что я мог знать о том, что творится в её голове? Когда мы пришли на кухню, Хельга сказала: — У нас нет ничего с алкоголем. Мириам пытается снова стать трезвенницей. — Я даже не думал об этом… Слушай, я не знал, что Джеральд и Фиби придут. — Что, ты думал, что я тебя пригласила, чтобы мы могли начать учёбу в скреплённых постелью отношениях? — Хельга ухмыльнулась. — Я бы соврал, если бы сказал, что это не приходило мне в голову, но я не нравлюсь Джеральду, — сказал я Хельге, доставая шоколадное молоко из холодильника. — Я ему тоже не нравлюсь, но это не повод, чтобы Фиби перестала приводить его с собой. Чего ты от меня хочешь? Вот это новости. Судя по нему, ему всё же немного нравилась Хельга. Достаточно нравилась, чтобы на неё засматривался. — Серьёзно? Потому что в ту ночь, когда мы пошли в клуб… На мой день рождения, — начал я. — Не напоминай мне, — Хельга отвернулась от меня. — Я был снаружи, ну, знаешь, сам по себе, потому что я всё испоганил, а Джеральд вышел и сказал мне, что ты впала в истерику, а я ему такой: «Иди на хуй, я знаю, что я всё испортил,» — а он мне такой: «Похуй». А я, наверное, проорал в ответ какую-то херню, потому что я идиот. Так что, думаю, он ненавидит меня. — Ты параноик, — Хельга будто бы отмахнулась от всего, что удивило меня, потому что я думал, что она, по крайней мере, взбесится. — А то я не знаю. Ну, я думаю, что выкурю ещё одну сигарету снаружи. Я потом приду к вам, — сказал я, чувствуя себя немного обделённым. Не то чтобы я не был счастлив, что она не взорвалась. Я был счастлив, что меня не оборали. Но всё равно чувствовал себя обделённым. Хельга странно на меня посмотрела таким взглядом, который я не мог определить, прежде чем уйти из кухни и подняться наверх. Я открыл своё шоколадное молоко, выпил половину залпом, а затем выудил свои сижки из кармана и потащился на улицу. Я был посреди своей третьей сигареты, когда дверь открылась. Я обернулся, рассчитывая, что это Хельга пришла сказать мне, чтоб я перестал быть задротом. Но вместо этого я увидел Джеральда. У него был такой же странный вид, как у Хельги. Джеральд сел рядом со мной на крыльцо. Я ничего не сказал. Он как бы вздохнул, и на секунду я почувствовал себя ребёнком, который чем-то провинился и теперь будет наказан папой. Но вот я здесь, совершеннолетний мужчина, чувствующий себя ребёнком. Иисусе. «Сид», — начал Джеральд прежде чем заявить, — «чувак, завязывай, я тут подыхаю». Я неохотно потушил свою сигарету, затем посмотрел на него, рассчитывая, что он продолжит свою речь. — Окей, давай начистоту. Мне не нравится Хельга. Она для меня на уровне, ну… Рыбки в аквариуме или типа того. Но у тебя так себе послужной список с девушками, и как если бы ты убил моего питомца, мне бы не понравилось, если бы стал творить хуйню по отношению к Хельге. — Бля, спасибо за милый разговор, папочка, — сказал я, не до конца понимая, что имел в виду Джеральд. — Я лишь хочу добавить к той ночи, что алкоголь не добавляет плюсов моей личности. Я вполне обаятелен, когда ты узнаешь меня получше. — Ты безнадёжен. Ты так навсегда и останешься мудаком, — Джеральд покачал головой и поднялся. Я подождал, пока он не скроется внутри, чтобы снова поджечь сигарету. Что он имел в виду под «так себе послужной список с девушками»? Клянусь, в последний раз я видел этого парня в началке. А я ни с кем не встречался в началке. Не думал, что у меня насколько плохая репутация. В смысле, конечно, в средней школе я был маленьким пиздюшонком, и мне нравилось хуевертить девичьими сердцами, но в средней школе все монстры. И я сомневаюсь, что он слышал о моих эскападах в старшей школе. Я хорошенько потрудился, чтобы быть уверенным, что никто, кто принимал в этом участие, ещё годами потом не стал бы об этом распространяться. Окей, это звучит хуже, чем на самом деле было, но всё же. Мне и в голову не приходило нарочно быть говнюком с Хельгой. В конце-концов, не то чтобы она преминула бы вернуть мне всё говно сполна. Наконец, я собрался духом и потащился наверх. — Тебя долго не было, — Хельга приподняла брови. — Это называется никотиновая зависимость, — сказал я. — Ты знаешь, как это бывает: эта сига настолько хороша, что просто необходимо тут же взяться за следующую. Я игнорировал то, как на меня смотрел Джеральд, и снова устроил свою задицу на полу. Я буду хорошим парнем для Хельги, а не сопливой сучкой. Я могу справиться с тем, чтоб находиться рядом с человеком, с которым мы друг друга взаимно не переносим. Я могу справиться. Спустя несколько часов и несколько отвратительных фильмов, Фиби и Джеральд распрощались с нами и ушли. Не буду врать, я почувствовал облегчение, когда они ушли. Я игнорировал их обоих всё это время. Наверное, это не было наилучшим способом справляться, но это был способ. Я не утверждаю, что я идеальный или типа того. — Пожалуй, я тоже пойду, — сказал я, поднимая свою задницу с пола. — Ладно. Славно ты всё обосрал, — сказала Хельга равнодушным тоном. — Не думаю, что я всё испортил. Я был с ним вежлив, не орал на него, что ещё ты хочешь? Если бы нам суждено было стать с ним друзьями, мы бы уже давно стали бы. — Да плевать. — Ты собираешься дуться, потому что мы с ним не кореша? — я сел рядом с Хельгой на кровать. — Он думает о тебе как о рыбке в аквариуме. Это как-то странно. — Сгинь, — Хельга спихнула меня с кровати и села обратно. — Эй! — сказал я, поднимаясь с пола. — Если бы ты не была тёлкой, я бы тебе за это врезал. — Самое отстойное оправдание. Вперёд. Я хочу посмотреть, как у тебя получится, — сказал Хельга. — Я не из тех, кто бьёт девчонок, — пробормотал я. — Ну и пиздёж. Все знают, что ты дал пощёчину той шлюшке, с которой ты встречался в первый год старшей школы. — Заткнись, — сказал я, поднимаясь на ноги. Я не знал, что и думать. Хельга ни хуя не знала, о чём говорит. И вот, пожалуйста, она мне это припомнила и швырнула в меня. Думаю, это честно, учитывая, что я делал такое по отношению к ней днями напролёт, но Хельга заслуживала этого. Или, может, мне стоило сказать, мне это было нужно. Ей было это нужно. Она не могла спокойно жить не будучи мега-сукой, которой она обожала становиться. — Ой, я, что, задела твои чувства? — Хельга встала с кровати и поставила свои руки мне на плечи. Я не мог понять, был ли это сарказм или нет. Я сделал глубокий вдох и постарался сосчитать до десяти: — Ты пиздец меня выбесила! Ты ни хуя обо мне не знаешь, и какая хуйня меня на это подвела! — Не кипишуй, — Хельга опустила руки мне на грудь, а затем отступила, чтобы посмотреть на меня. — Я пошёл, Хельга, увидимся, — сказал я, глядя на пол. — Какой же ты сучёныш! — Хельга сердито посмотрела на меня, её глаза снова стали ледяными и метали молнии. — Значит, это нормально, что ты наваливаешь мне дерьма, но я не могу вернуть тебе говна? Какой же ты ебучий лицемер. — Ну, ты заслужила всё дерьмо, что я на тебя сваливаю, — выплюнул я, прежде чем смог себя остановить. — А, так теперь я его заслужила? Боже, я скучаю по тем временам, когда ты убегал от меня, стоило мне просто на тебя посмотреть! — Да, потому что ты можешь быть такой сукой! Ёбаный свет, я знаю, что я скользкий говнюк, дешёвка, чем ты там ещё меня называешь, но это всё равно не то же самое, что быть первоклассной паршивой сукой! Как тебе это удаётся? Я знаю, что ты не такая, потому что я почти что увидел другую сторону тебя, когда ты была вся такая нежная и заботливая, и раз… разворот на сто восемьдесят! Как ты живёшь, когда ты никому не можешь показать другую свою сторону? Чтобы кто-то тебя знал настоящую? Однажды ты закончишь старой сварливой сукой, потому что всё хорошее в тебе пропадёт, и ты останешься без никого! — взорвался я. Я рассчитывал, что Хельга даст мне пощёчину. Я рассчитывал, что она снова меня толкнёт. Я надеялся на всё, что угодно, кроме того, что она сделала. Моё сердце прыгнуло к моему горлу, когда её лицо скривилось и раздались её задушенные рыдания. Я потянулся к ней рукой, но она отвернулась от меня, и я видел, что она пыталась собраться. «Единственный человек, который знал меня полностью, ушёл! — прокричала Хельга, её голос предательски показывал, что она всё ещё была готова расплакаться. — Я отдала ему свои ёбаные сердце и душу, а он этого даже не понял!» Больше не осталось вообще ничего, что я мог сказать. Она была так глубоко ранена. Её любовь к Арнольду была сильнее, чем я мог вообще предположить. Она не врала, когда говорила, что всё её существование было слеплено под него. Я был для неё ничем, и буду для неё ничем, потому что всё в ней было Арнольдом. Он был с ней на каждом шагу, а от такого очень сложно избавиться. «Скажи что-нибудь!» — Хельга резко повернулась, чтобы посмотреть меня, и это был первый раз за долго время, когда я испугался её. Она выглядела дико, слёзы текли потоком по её лицу, а взгляд был волчьим, опасным. Я понял, что в этот раз, совершенно точно, я пересёк новую черту, черту, о существовании которой я даже не знал. Я не мог ничего сказать. «Скажи что-нибудь! — повторила Хельга пронзительным и колеблющимся голосом. — Ты так хотел причинить мне боль, ну, ЕБАТЬ МОЛОДЕЦ! Иди на хуй, чтобы я могла превратиться в старую сварливую суку! Пошёл ВОН!» Хельга дала мне пощёчину. Я не знал, что мне делать. Она сильно меня ударила. Моя щека начинала жечь, поэтому я просто там стоял, ошеломлённый. Это было недостаточно хорошо для Хельги. Она издала яростный вопль и выпихнула меня за дверь. В её глазах всё ещё блестели слёзы. «Я сказала, пошёл вон!» — взвизгнула она. Она снова меня толкнула, и моя спина ударилась об стену. Хельга поняла, что дальше отпихивать она меня уже не сможет, и, казалось, не понимала, что она ещё может сделать. Она выглядела опустошённой. Я действительно пересёк черту, я никогда прежде не видел её такой. Поэтому я сделал единственное, что думал, мог сделать: я крепко её обнял. «Ты никому ничего не рассказываешь. Мне было бы так горько, если никто не так и узнает, какая ты на самом деле», — прошептал я. Хельга посмотрела на меня своими покрасневшими глазами, и я выдержал её взгляд. Слезинка выкатилась из уголка её глаза. Она отвернулась и положила своё лицо мне на шею, но она больше не всхлипывала. Мы оба сползли на пол, и я не собирался выпускать её. Какое-то время мы так и сидели. Я много думал, пока гладил её спину. Я мог действительно навредить Хельге. У меня над ней была такая же власть, как у неё была надо мной: если бы мы хотели, мы могли бы причинить друг другу серьёзные увечья. Но Хельга уже отдала эту власть Арнольду. И Арнольд уничтожил её, когда покинул её. Может, он не знал, но он дал Хельге всё, о чём она когда-либо мечтала, а потом забрал обратно, оставив её ни с чем. Она могла сделать это со мной. Она могла сделать это со мной. Эта мысль парализовала меня. Что, если Хельга уничтожит меня? Каким человеком я стану? Что я вообще буду делать? Я стал накручивать себя этими «что, если». Меньшее, что я мог сделать, это наслаждаться каждым прекрасным мгновением с Хельгой. Хельга была тёплой в моей руках, а её вес на мне был приятен. Обычно девчонки, лежащие на мне, просто перекрывали кровоток в моих руках, и я был такой: «Блядь, слезь с меня, ты, кит», — но с Хельгой было приятно. Я мог чувствовать биение её сердца, и казалось, будто я снял с неё всю её сучесть, и это была просто Хельга. Это звучит странно, но я так чувствовал. Наконец, она подняла голову и посмотрела на меня своими красными глазами: — Я ненавижу тебя, однако… — она осеклась. Я подождал, пока она скажет что-то ещё, но она ничего не говорила, поэтому я наклонился и поцеловал её. Я чувствовал солёные слёзы на её губах. Хельга всё ещё обхватывала меня своими руками. Я обожал целовать Хельгу. Это была единственная девушка, которую я чувствовал, что могу целовать бесконечно, и это было бы здорово. Но, конечно, в этом проглядывала и горечь, и вся соль на её губах заставляла меня вспомнить, что это не навсегда, и мне надо наслаждаться каждой секундой. — Однако, что? — спросил я, когда она разорвала поцелуй. — Однако, не ненавижу, — сказала она тихо. — Как… Приятно, — я приподнял уголки губ в полуулыбке, а затем положил ладонь на её лицо, чтобы снова нежно притянуть его к себе. Я поцеловал её в последний раз, а затем снова отстранился. Было поздно, а мне и впрямь стоило появиться в школе завтра. Плюс, думаю, за сегодня я вобрал в себя столько Хельги, сколько вообще мог осилить за день. Я чувствовал себя шатким и слабым после нашего матча по крикам. — Ты уходишь домой? — спросила Хельга. — Да. Прости, что я сказал тебе всё это, — я придал своему голосу самый извиняющийся тон, на который был способен, потому что мне было действительно жаль. Хельга лишь пожала плечами и проводила меня до двери. Я чувствовал себя хуже, чем когда-либо, потому что я знал, что причинил ей боль. Я пересёк черту, и ничего между нами не будет, как прежде.***
Первый день в школе прошёл нормально. Я вообще не пересёкся с Хельгой, а единственный общим уроком с Алленом была физкультура. У меня было одно окно, в то время как у всех остальных выпускников было хотя бы два, и все они взяли по крайней мере один предмет на двойные зачётные единицы. А я не взял. Не то чтобы я рыдал из-за этого. Я просто считал, что моё будущее не включало в себя отстёгивание на занятия двадцати тысяч в год, которые я мог бы просадить на вечеринки. Они, наконец, прокукали о пожарном выходе, и это было печально. Когда я попытался выйти туда покурить, дверь была заперта, поэтому я вскрыл её, что запустило пожарную сирену. Хорошо, что сигнализация заткнулась, когда я закрыл дверь, поэтому я вышел в коридор с абсолютно беспалевным видом, и, слава богу, меня не поймали. Драмкружок обещал быть приятным, учительница слышала, как я выступал на выпускном, поэтому сказала, что в этом году будет относиться ко мне серьёзно. Я прям даже не знал, что ей ответить. А до этого она ко мне серьёзно не относилась? Ну, какого чёрта, может в этом году мне дадут сыграть хорошую большую роль. Скорее всего, это будет какая-то дурацкая пьеса, полная клише. Но я был рад всему, что мог получить. Я подумал, что миссис Ив хватит сердечный приступ, когда она увидела, что я захожу в кабинет биологии в третий раз (в этом году она у меня была ещё в самое классное время: первым уроком), но вместо этого она попросила меня задержаться поговорить после занятия. — Сид, ты знаешь, что мы оба не хотим здесь находиться, — сказала она. Её губы всё ещё были окрашены в этот дурацкий цвет пожарной машины. — Поэтому я поговорила с директором, и, если ты выберешь так поступить, твоя оценка за предмет будет по системе зачёт-не зачёт. — Если я выберу поступить как? — я не понимал, что она собиралась у меня попросить, и, если честно, я немного нервничал, потому что знал, что она меня ненавидит. — Выберешь стать моим помощником преподавателя на этом уроке. Я буду преподавать некоторые занятия и помогать в дни препарирования и наподобие, — сказала миссис Ив. — Это что-то вроде независимого обучения для зачёта по биологии. — Вау. И Вы мне доверите это? — я был, мягко говоря, удивлён. — Тебе надо будет самому готовить уроки и получать у меня подтверждение заранее, — сказала она. — Мне придётся приходить в дни, когда я не буду нужен? — Нет, — сказала миссис Ив. — Ну, чёрт возьми, по рукам, — сказал я, в восторге, что мне не придётся снова отсиживать обычные занятия биологии. — Тогда найди меня после уроков, чтобы мы могли обсудить детали. Я кивнул и затем вышел из комнаты, поклявшись, что в этом году я сдам биологию. Но это было не лучшей частью этого дня, или даже частью, которая сделала этот день хорошим. Она случилась, когда я сидел с Алленом, куря сигаретку после школы. Я попросил его подождать меня, потому что мне надо было поговорить с миссис Ив. — Ну, ты читал сегодняшнюю школьную газету? — спросил он. Я посмотрел на него с удивлением: — Кто вообще читает школьную газету? — я недоверчиво фыркнул. — Много кто, — тихо сказал Аллен. Он достал копию из своего рюкзака и протянул мне. — Но неважно, прочитай эту колонку, ну, ту, что о пяти занятиях на эти выходные, которую они добавили, чтобы дети думали, что у них есть другие варианты помимо сидения в своей комнате, забивая бонг. — Ну, ладно, блин, — сказал я, разворачивая газету на указанной статье. Пять занятий на грядущие выходные. Автор: Хельга Патаки Ладно, после прочтения этого, мне стало немного интересней, и я убедился, что Аллен не пытался тайно позвать меня на свидание в какой-то странный театр импровизаций. И тут я увидел Slow Turning Tide под вторым номером, твою мать. Так что я прочитал, что она написала. 2. Сходите на выступление Slow Turning Tide 10 вечера в Дю Сиррус. Так же выступают: Red Death, Absolute Obfuscation и Ediefice Без возрастных ограничений Цена за вход: 15$ Возможно, вы слышали о них раньше, но не в таком ключе. Ученики нашего выпускного класса Сид Гифальди и Аллен ЛаГардия берут элементы классического рока и мастерски смешивают их с гранжем и блюзом, создавая звучание, которое сложно забыть. Slow Turning Tide вызвали всплеск на музыкальный сцене Хиллвуда, когда, своим самым первым выступлением, открывали концерт местных хеви-метал любимчиков, Gilgamesh. С тех пор они играли в разных точках по всему городу, и быстро заработали себе толпу фанатов. Приходите поддержать потрясающую местную группу! Я смотрел на это секунд пять, а потом снова посмотрел на Аллена: — Вау, это удивительно мило с её стороны, — сказал я. — Но мне кажется, это лишь привлечёт задротов и ботанов. — Эй, многие люди читают школьную газету! — ощетинился Аллен. — Ладно, ладно, я верю тебе, чувак, боже, — я рассмеялся, пихнув его в руку. — Пошли домой, нам надо быть в Сиррусе в семь. Было удивительно, я думал этот концерт будет таким же, как другие концерты, когда приходило от силы человек тридцать, но явка была потрясающей. Пожалуй, Аллен был прав, много людей читало школьную газету, потому что перед нами было по меньшей мере сто человек. Многие выходили на улицу и курили с нами, когда мы не настраивали оборудование, ели, пили или проверяли звук. Там было несколько наших друзей-нарколыг, которые говорили, что и не подозревали, что мы играем в действительно хорошей группе, но многие были людьми, которых мы видели в школе, но никогда не перебрасывались и словом, так что было круто, что о нас пошла молва. Когда было пора выходить на сцену, я заметил Хельгу в толпе. Теперь я уже гораздо меньше нервничал, когда она приходила на наши выступления, несмотря на то, что песня, которую я написал о ней, была в нашем сегодняшнем репертуаре. Ну, сейчас она по крайней мере лучше понимает, что я к ней чувствую, так что это больше не было так невообразимо неловко. Мы были в псевдо-отношениях. Всё было хорошо. Это странно, но нахождение Хельги там как будто бы облегчало моё выступление. Я был энергичнее обычного. Стинки и Аллен заметили, что я пытаюсь вытворять, и подстроились под мою энергетику, что очень понравилось зрителям. Нам даже получилось запустить несколько слэмов на парочке более тяжёлых песен. А затем я начал петь песню о Хельге, это было безумие. Она протиснулась впереди толпы, так что я мог смотреть ей в глаза на протяжении всей песни. Это было сильно. Каждый раз, когда я пел эту песню, я всегда чувствовал эту сумасшедшую сексуальную энергию, ведь по сути эта песня была о том, как сильно я её хотел, но взгляд этих льдисто-голубых глаз на протяжении всего времени — вау, мне просто снесло крышу. Мою кожу покалывало. Я надеялся, что Хельга чувствует то, что чувствовал я, и я всегда буду жить с мыслью, что так и было. Через несколько песен мы закончили программу. После нас выступала ещё одна группа, так что мы вчетвером должны были ждать Ediefice — какую-то отстойную хардкор-группу —, чтобы они закончили свой унылый репертуар. Все их чёртовы песни звучали одинаково, так что это было бы пиздец как скучно, если бы я не болтал с Хельгой почти всё время, что они играли. Мы вышли наружу, чтобы я мог восполнить свой недостаток курева. Пока мы заканчивали свою программу, решил начаться ливень. Наверное, это было хорошо, потому что мы не видели дождя с начала августа, и дождю удалось хорошо остудить воздух. Хельга и я стояли под козырьком Дю Сирруса, наблюдая за льющимся дождём, пока я курил свою сигарету. С нами было несколько курильщиков, но в целом было достаточно пусто, потому что люди приходили в Дю Сиррус за музыкой, а не за их выпивкой. — Тебе надо перестать петь эту песню, — сказала Хельга после нескольких минут тишины между нам. — Почему? — спросил я с лукавой улыбкой, чувствуя себя игриво после выпендриваний на сцене. — Потому что это нелепо. Я, наверное, никогда не займусь с тобой сексом. — Наверное? Значит, это подразумевает «возможно»? — Придержи штаны, кобелина. Я знаю, что ты достаточно фриволен в своём отношении к сексу, но не я. — Ну, а что ты думаешь о сексе? — спросил я, бросая окурок на землю и слыша шипение, когда он коснулся мокрого асфальта. Я смотрел, как она небрежно трясла головой, чтобы смахнуть волосы с лица, а всё, о чём я мог думать, это как бы схватить её за эти волосы и оттянуть голову назад, чтобы я мог поцеловать её идеальную шею. Может, я и был кобелиной. Но я был кобелиной только в отношении к ней. «Думаю, тебе стоит рассказать. Это предотвратит многие неловкие ситуации. В смысле, как я буду знать, что зашёл слишком далеко, если ты мне этого не скажешь?» — сказал я. Хельга, казалось, посчитала это резонным замечанием, потому что её бровь очаровательно приподнялась, и она прикусила свою нижнюю губу (ах, если бы её нижнюю губу прикусил я). Она вздохнула, а затем скрещивала и снова распрямляла свои руки, пока все вокруг не скрылись внутри. — Как бы мне это ни было болезненно признавать, ты прав. Но, — Хельга залилась краской и не закончила. — Я начну, — я снова улыбнулся, начиная вторую сигарету. — Никакого анала. Мне плевать, если это твой извращённый фетиш, я не собираюсь вставлять свой член туда. Он слишком хорош для этого. К моему удивлению, Хельга фыркнула. Это было немного насмешливо, но в общем-то мне было всё равно. Я почти рассмешил её. Это было только начало, и это в любом случае лучше, чем тяжёлый взгляд. — Сомневаюсь, что ты когда-либо дойдёшь так далеко, — Хельга усмехнулась. — Отлично, по крайней мере мне не о чем волноваться, — сказал я. — Видимо, да, — голос Хельги звучал так, будто она делает гигантские усилия, и в какой-то мере, полагаю, так и было. — Давай сойдёмся на том, что… Если я скажу тебе остановиться… Ты остановишься, а иначе я дам тебе по яйцам так, что они окажутся внутри тебя. — Хера. Всё в порядке, парни, я не доставлю вам таких мучений, — я потрепал себя по ширинке, будто успокаивая свои бубенцы. — Я остановлюсь, когда ты скажешь мне остановиться. — Теперь, когда мы со всем разобрались, я не буду тут болтаться и смотреть, как вы, парни, собираете свои усилители целый час. Покедова, — Хельга надела капюшон, помахала мне и ушла в ночь.***
«Господи, Сид, твой вырез такой глубокий, что я вижу твои причиндалы». Хельга и я болтались в моей спальне. Я попросил её проверить мою первую презентацию по биологии, чтобы убедиться, что я не написал там какой-либо тупой хуйни. Она заверила меня, что всё в порядке, и спросила, раз я разбирался в этой херотени, почему не сдал биологию с первого раза. Я честно ей ответил, что мне было лень пробовать. Это был бич моего существования — моя лень. — Тебе нравится то, что ты видишь? — я потянул ворот ещё ниже, чтобы показать свою грудь ещё больше, но немного скривился. — Когда ты вообще сделал эту татуировку? — Хельга нахмурилась, прищурившись, чтобы хоть что-то рассмотреть в свежем партаке. — Пару дней назад, на выходных, — сказал я. Я давно хотел татуировку, но не знал, что именно хочу набить до последних нескольких недель. Потом это стало лишь вопросом, как накопить денег, чтобы сделать её. — Что это? — в голосе Хельги звучало любопытство. Я стянул майку, чтобы показать ей получше. Я чувствовал себя немножко глупо, потому что они побрили бóльшую часть моей груди, ведь это была вполне себе здоровая и обширная татуировка. Пока что она была на своей чёрно-белой стадии, позже мне надо было вернуться, чтобы добавить цвета, но уже можно было сказать, что это. Я сделал себе феникса, который раскинул свои крылья по моей груди. Он был нарисован как бы в геральдическом стиле. Я долго взвешивал, хочу ли, чтобы у него что-то было в когтях, но не смог придумать ничего значимого, что он бы мог там в них держать. Я так же хотел добавить пару слов поверх него, прямо под моей ключицей, но снова не смог придумать ничего, что мне бы действительно себе хотелось набить на своей коже навсегда, пока я не стану старым и дряблым. «Это феникс, жар-птица», — сказал я ей. Это был один из лучших художников Хиллвуда, так что татуировка получилась вполне себе охеренной, без лишней скромности. Она будет просто охуительной, когда будет закончена. Но пока она всё ещё была немного блестящей, потому что мне надо было втирать в неё лечебную мазь до полного заживления. — А есть какая-то причина, почему ты выбрал выдуманную птицу навсегда расположиться на твоей груди? — Хельга приподняла бровь. — Да, была парочка, — я пожал плечами. Я просто не хотел ей говорить главную причину, почему я выбрал его, потому что она и есть эта главная причина. Я подумал, что в долгосрочной перспективе феникс был гораздо лучшим выбором, чем её имя на моём бицепсе. С фениксом хотя бы можно отмахнуться, типа, да, это олицетворение круговорота жизни, смерти и перерождения и прочая мистическая оккультная хрень. И к тому же я не хотел забыть, как Хельга заставляла меня себя чувствовать, а феникс напоминал мне её. Ну, знаете, беззаветно преданный и прочее дерьмо. Хельга, наконец, поняла, что я не собираюсь ей рассказывать о причинах для татуировки, поэтому вместо этого молча передала мне обратно бумаги, которые она проверяла, и сказала, что это покатит. «Спасибо», — сказал я, складывая их обратно в папку. Она не потрудилась сказать мне, чтобы я надел майку обратно, что я расценил как свою победу. В смысле, я бы не опозорился, поставь меня рядом с качками, благодаря тяганиям инвентаря на работе и для группы. — Ну, если это всё, что тебе было нужно от меня, я пойду, — сказала Хельга. — А поцелуй на прощание? — спросил я. Хельга закатила глаза, но наклонилась и поцеловала меня в щёку. Я схватил её за плечи и притянул на себя, захватывая её губы в поцелуй, который был не настолько целомудренным как тот, что она подарила мне. Хельга издала тихий звук, который мог бы быть расценён как протест, удивление или удовольствие. Я поставил на удовольствие. Но затем, несмотря на то, как сильно я хотел бы продолжить, отпустил её. — Пока, — я улыбнулся. — Какой же ты говнюк, — пробормотала Хельга, но её щёки подёрнулись румянцем, и я почувствовал, что не так уж сильно она и возражала, как хотела это показать.***
«У тебя сегодня планы с твоей девушкой?» — спросил папа. Я посмотрел на него из-за плеча. Он был на кухне, пытаясь затянуть свой галстук, используя микроволновку вместо зеркала. Ну, хорошо, что у меня и впрямь были планы с ней, потому что я вот был вообще не в курсе, что папа собирается на свидание. Не то чтобы я удивился или типа того, но я был рад, что не буду здесь находиться, когда он приведёт свою бессменную пятничную крикунью. Думаю, ему эта тёлка нравилась, потому что он приводил её домой несколько недель подряд по пятницам. Но нравилась она ему не особо-то и сильно, потому что он никогда не приводил её домой по субботам. «Эм, наверное. Может, мы сходим с ней на тот спектакль», — соврал я. Мы вообще не собирались ни на какой спектакль. В эти выходные родителей Гарольда не было в городе, и он решил устроить вечеринку, которая войдёт в анналы истории Хиллвуда. Я сказал ему, что будет сложно тягаться с той тусовкой из девяностых, когда люди кидали бытовую технику из окон и засунули кошку в микроволновку. Он гневно ответил, что он-то устроит хорошую вечеринку, где людей не арестуют за вандализм и жестокое отношение к животным. — Здорово. Я буду поздно, так что если ты собираешься не приходить на ночь, дай знать, — сказал папа, решив, что галстук выглядел достаточно хорошо. Он был весь вкривь и вкось. — Лады. Пока, пап, — сказал я, поворачиваясь обратно к телевизору. Когда папа ушёл, я поднялся в свою комнату, чтобы собраться. Это состояло лишь от выкуривания трубки, а затем решения, что надеть. Поскольку ночи становились холоднее, я остановился на драной алкоголичке, самодельной куртке, протёртых джинсах и своих ботинках, которые выглядели всё лучше и лучше с каждой ноской. Гарольд доёбывался до меня последние минут двадцать, чтобы я тащил свою задницу к нему домой и помогал с приготовлениями, так что я потихоньку стал двигаться. Вечеринка начиналась в десять, а когда я пришёл, было всего лишь девять. — Какого хуя ты так долго? — налетел на меня Гарольд, открывая дверь. — Мне надо было дождаться, пока уйдёт папа, чтобы я мог покурить, — сказал я. — Но твой отец тоже курит, — сказал Гарольд. — Я запутался. Ты путаешь меня! — Да, но это не значит, что ему нравится, когда я курю, придурок! Что там мне надо сделать, что тебе самому не удалось? — У тебя бухло получается лучше, чем у меня, — сказал Гарольд. — Вот уж спасибо, сэр, — я широко улыбнулся. — Так что приступай к пуншу, наглый пиздюк, — сказал Гарольд. — А я подготовлю пиво-понг. Я прошёл на кухню, где уже было несколько кулеров и добрая дюжина алкогольных бутылок на столешнице. Первое, что я сделал, это нарезал фруктов и замочил их в Everclear, в целом, это была главная составляющая хорошего пунша. Затем я разделил бутылки поровну между двумя кулерами и начал скрадывать вкус алкоголя фруктовым соком и тонной лимонада. Народ будет в говнину. Гарольд зашёл, чтобы проведать меня и хрюкнул, что я посчитал его знаком одобрения. Он стащил один из кулеров с кухни и спрятал его. Я налил себе стакан, чтобы продегустировать, и убедился, что сделал всё отлично. Алкоголь вообще не чувствовался, но было понятно, что он снесёт тебя как ёбаный поезд, прежде чем ты вообще поймёшь, что произошло. Вскоре пришли Стинки, и Аллен, и несколько их друзей, и мы хлопнули несколько шотов, чтобы раскочегариться. Затем я ушёл, чтобы зайти за Хельгой, а заодно купить пару пачек сигарет и энергетиков на заправке. Хельга открыла дверь через несколько минут после звонка, уже готовая выходить. Мне пришлось побороться, чтобы сохранить кровоснабжение в мозге, когда я её увидел, потому что она выглядела чертовски сексуальной. Чёрные шорты, драные колготки, мартенсы и футболка какой-то музыкальной группы, обрезанная под майку. Кажется, она прекрасно почувствала, о чём я думал, потому что она сказала: — Держи себя в штанах, Гифальди. — Блядь, это очень, очень сложно, но для тебя я постараюсь, — сказал я, протягивая ей руку. Хельга проигнорировала мою руку и вместо этого закрыла и заперла входную дверь. Я вернул руку к себе, и мы снова направились к дому Гарольда. Пунш и шоты уже наполовину меня разморили, но потом я выпил один из своих энергетиков, и когда мы поднимались по крыльцу Гарольда, был уже вполне себе навеселе. К тому времени там уже были толпы народа. По крайней мере, Гарольду хватило ума не ставить свою любимую музыку, а подрубить вместо неё Скриллекса — музыку, под которую хотя бы можно танцевать. Мы оба пошли на поиски Гарольда, чтобы взять стаканы. Это была одна из привилегий дружбы с организаторами вечеринок — можно было пить бесплатно, а остальные должны были скинуться по пять баксов. В какой-то момент пунш закончился, но оставалась бочка пива, откуда-то образовались фляги, и всё шло хорошо. Я старался не терять Хельгу из вида, но это случилось примерно через час вечеринки. Я стоял посреди толпы с флягой гипнотика, которую я стащил как раз среди тех появившихся фляг. Несколько тёлочек подошли ко мне, чтобы поболтать, но будучи истинным джентльменом, я их отшил, чтобы пойти искать Хельгу. Наконец, я больше не мог это терпеть. Я вышел на улицу перекурить. Энергетики были давно выпиты, и я однозначно выпил больше, чем кофеин мог нивелировать, так что мир кружился передо мной, когда я сел на эти ступеньки и поджёг сигу. Сигарета помогла мне немного сконцентрироваться, поэтому я ещё отпил из своей фляги. Это была большая фляга. Спустя несколько сигарет и ещё несколько глотков алкоголя, я понял, что переборщил. Я конкретно переборщил. Каким-то образом мне удалось зайти обратно в дом. От вида всех тех людей, которых я не знал, всех тех девушек, которые были одеты в свои тусовочные шлюшьи шмотки, и парней, которые заговаривали им зубы в надежде потрахаться, меня затошнило. Я пошёл по лестнице, ведущей на второй этаж, и растянулся на полпути, поэтому остаток ступенек я прополз. Я был вот настолько пьян. Я открыл дверь, и на меня тут же наорали. Я не понял, что это ванная, и там была какая-то ссущая тёлка. Я прокричал: «Прости!» — из-за двери и попробовал следующую, которая была гостевой спальней, на счастье, пустой. Я плюхнулся на кровать и наконец-то позволил себе стать унылым алкашом. Наконец, Хельга нашла меня в неиспользованной спальне. Она ничего мне не сказала, за что я был благодарен, потому что я был не в настроении слушать что-либо бездумное в свою сторону. Во-первых, мне было стыдно, что я плакал, потому что я старался изо всех сил не рыдать по любому пустяку. Во-вторых, это была вечеринка, а чтоб грустить над бутылкой — это надо либо пить в одиночестве, либо с хорошим другом, а не когда ты идёшь в тусовку. Максимальный моветон вечеринок. Она села рядом со мной на кровать, и я вытер свои глаза, хотя слёзы продолжали подступать. Я вздохнул и снова протёр глаза, не понимая, что сказать. То, что заставило меня плакать, казалось было смесью всего: мне было скучно, я был молод, я был туп, и у меня были деньги. Культура вечеринок сломала меня. Она меня просто разъебала. — Эй, ты должна вернуться и веселиться, — сказал я Хельге, и меня покорёжило от того, как сильно дрожал мой голос. — Я не веселюсь на вечеринках. Ходить туда и болтать с каждым уёбком с расстёгнутым воротником и кепкой в обратную сторону? Нет, спасибо, — Хельга покрутила содержимое своего стакана, а потом опустошила его. — Это пиво на вкус как ссанина. Я издал смешок, больше похожий на фырканье, и сказал: — У меня есть фляга гипнотика. — Супер, давай сюда, — Хельга протянула руку. Я достал флягу из кармана куртки. Хельга её открыла и, казалось, собиралась сделать глоток, но вдруг встала и пошла в ванную. Когда я услышал звук выливающегося алкоголя, я просто кулем упал обратно на кровать и запустил руки себе в волосы. Я был просто в говнище, чтобы разбираться с этим дерьмом. Хельга вернулась и бросила флягу мне на живот. Я почувствовал её вес на кровати, но не потрудился пошевелиться. — Так почему ты прячешься в спальне? — Я просто в говнище, — помямлил я, поворачиваясь к ней спиной. — Да неужели, — Хельга звучала рассерженной. — Слушай, я правда сейчас не в настроении, — я почувствал, что слёзы снова подступают к глазам. — Я… Я знаю, что буду в порядке, когда проснусь, но я знаю, что потом снова сделаю то же самое. Бестолку. Всё это бестолку, потому что я знаю, что всё равно пойду на это снова, несмотря на бесполезность. Меня это достало. Меня достали люди, притворяющиеся, будто лучшее, что может с ними случиться, — вот так вот нажраться. Это пиздец тупо, но я делаю это, потому что мне так скучно от моей жизни и от того, кто я. — Ты распизделся, — сказала Хельга. — И всё равно это правда. Я так чувствую, — пробормотал я. Я постарался сесть прямо, но комната закружилась так сильно, что я лёг обратно. — Если ты продолжишь себя так вести, просто оставь меня в покое. — Или что? — казалось, Хельга готова вот-вот что-то начать. — Или я, БЛЯДЬ, ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ ЧТО! — я прокричал. — Всё отстой, всё дерьмище, я всё это ненавижу, а ты не помогаешь! Просто уходи. Меня сейчас вывернет. Я скатился с кровати и прополз в ванную, обняв фаянсовый трон. Хельга подошла в дверной проём и встала, глядя на меня сверху вниз. Я не мог видеть её, в прямом и переносном смысле. В переносном, потому что мне было стыдно, что она видит меня таким, а в прямом, потому что я блевал слишком сильно, чтобы подвинуться хотя бы на дюйм от туалета. Боже, я был слишком пьян, чтобы чем-то заниматься. Комната кружилась, стены плыли вверх и вниз одновременно, и я едва ли мог мыслить. Я мог лишь концентрироваться на том, как хреново я себя чувствовал. В следующую секунду лицо Хельги было возле моего со стаканом воды. Я откинулся на ванну и промыл рот водой. Я знал, что мне всё ещё надо поблевать, но мне было нечем. Как я мог так нажраться? «Почему ты не ушла?» — я набросился на Хельгу. Я всё ещё прижимался к туалету, обнимая чашу. Хельге было противно, и она взяла полотенце с раковины, протягивая его мне, чтобы я мог вытереть рот. Она села рядом на коврик и одарила меня одним из тех пугающих взглядов. — Ты пьян. — Да. Чертовски пьян. Прям-то таки в говно. И? — И… — Хельга обняла свои колени. — Ты забываешь, кто моя мать. Ты пожалеешь о половине того, что ты сказал, когда протрезвеешь. Но послушай, — её глаза снова пульнули молнию, — если ты продолжишь творить эту хуйню, можешь забыть на хуй обо всём. Последнее, чего я хочу, это чтобы ещё один небезразличный мне человек стал алкоголиком. Ещё один небезразличный ей человек… Какое-то время я даже не мог собрать свои мысли в кучу, чтобы что-то сказать. И мне не следовало ничего говорить. Мне следовала держать свой ебучий рот на замке. — Но ты тоже пьёшь, — промямлил я, наконец. — Потому что я не пью так, как ты, — взвилась Хельга. — Я пью, потому что я знаю, сколько могу перенести, и это штучки социума. Ты пьёшь, потому что… Потому что ты не знаешь, как справляться с чем-либо! Тебе настолько плохо в своей собственной шкуре, что тебе противно от самого себя, и тебе хочется забыть свои тупые подростковые мысли, которые даже не стоят того, чтобы их стирать! Что же есть такое пиздец стрёмное в твоей жизни, что тебе кажется, что тебе надо напиваться, чтобы приглушить боль? — Это совсем не так… Я совершенно счастлив быть тем, кто я есть! — я попытался встать, но упал. — Я просто не знаю, какого хуя я буду делать со своей оставшейся жизнью. Кажется, что всё будет таким… Тупым, что быть пьяным даёт мне, ну, заставляет меня чувствовать будто у меня есть хоть какое-то занятие, что-то ценное, чтобы существовать, что я не пиздец неудачник хотя бы на несколько часов. Я просто хочу сбежать. — Ты пьян. Ты даже и не вспомнишь всего этого утром, но если тебе не хочется дать мне чем доёбываться до тебя, я рекомендую тебе заткнуться, — Хельга помогла мне встать. — Давай, ты идёшь домой. — Ладно, — я попытался удержать свой собственный вес, но не смог, поэтому я нехотя принял помощь Хельги. Мы быстро покинули вечеринку. Пока я был наверху, она изрядно поредела. Краем глаза я заметил людей, обжимающихся на диване, но я об этом даже не задумался. Хельга и я медленно шли в сторону моего дома. Он был достаточно далеко от Гарольда, но по крайней мере я протрезвею по дороге домой. — Я всё равно хотела уйти, — сказала Хельга, пока мы шли. — Почему? — у меня не получалось закурить одной рукой. — Какой-то парень принял палёный экстази, и у него случился припадок. — Ну, это всё равно не превзошло запахивание кошки в микроволновку, — сказал я нечленораздельно. — Какого хуя ты несёшь? — спросила Хельга. Я стал объяснять ей, что Гарольд хотел превзойти одну вечеринку, которая случилась много лет назад, но она никак не могла понять, о чём я говорю, скорее всего, потому что к тому времени, у меня уже не получалось складывать слова. По пути мне нужно было остановиться и поблевать под эстакадой. Я не до конца понимаю, как я вообще всё ещё оставался в сознании. «Где твои ключи?» — спросила Хельга. Я даже не понял, что мы стояли перед моим домом. Когда мы тут оказались? Наверное, не в таком уж сознании я и был. «Внтри… Карманов», — с трудом произнёс я, широко размахивая рукой. — «Гдет». Хельга сначала проверила карманы моей куртки и нашла ключи в одном из них. Она с лёгкостью нашла ключ от дома, потому что второй был копией ключа от папиной машины. Когда дверь была отперта, Хельга тихонько повела нас внутрь, пока я не споткнулся о порог и не повалил нас обоих на пол. — Ну ты и уёбок, — прошипела Хельга. — Прости, — я рассмеялся, — прости. После некоторых усилий, Хельга подняла меня на ноги. Хорошо, что папы не было дома, иначе он так бы вызверился на меня. Я клянчил стакан воды всё время, пока Хельга помогала мне подняться по лестнице. Она открыла дверь в мою комнату и привела меня к кровати. Я плюхнулся на неё, слишком боясь закрыть глаза, потому что всё кружилось. — Я пойду и принесу тебе стакан воды, если ты завалишь ебало, — Хельга сорвалась. — Лады, — прощебетал я, уже с трудом стягивая свою одежду. Когда Хельга вернулась, я был раздет до боксеров и уже ещё проблевался в уюте своей собственной ванной. Залпом выпив воду, я заполз в кровать. В темноте было не разобрать её выражения лица, но я готов поспорить, что это было что-то из жалости, злости, ненависти или разочарования. — Останься? — попросил я. — Что? — Ты останешься? — я с трудом составлял слова в связное предложение. — Со мной? — Нет, — Хельга уже развернулась на выход. — Пожалуйста, — я всё ещё был достаточно пьян, чтоб быть на грани плача, я так хотел, чтобы она осталась. — Чёто плохое случится… Если ты уйдёшь. — Всё с тобой будет в порядке. Иди спать, — Хельга, казалось, невероятно устала. — Плохой район, не уходи, будет плохо, — сказал я. — Пожалуйста. Хельга переминалась с ноги на ногу, пока думала над тем, что я сказал. Затем прозвучал звук снимающихся ботинок, и ножка кровати наклонилась под её весом. Я услышал, как шорты падают на пол, а потом её тёплое тело оказалось рядом с моим. Она натянула на нас одеяло. Наконец, я позволил себе отрубиться. Когда я проснулся на следующее утро, я услышал звук своего работающего душа. Боже, похмелье было пиздец. На полу стояли ботинки Хельги, а её шорт там не было, так что я решил, что в душе именно она. Я просто лежал в кровати и хреново себя чувствовал. Не могу поверить, что я позволил Хельге увидеть себя таким. Какой же ёбаный стыд. Минут десять спустя, Хельга вышла из душа, одетая в свою майку и шорты с прошлой ночи. На ней не было косметики, а её волосы были насквозь мокрыми, и, я клянусь, она выглядела как ёбаный ангел. Она странно на меня посмотрела, скорее всего это была жалость. — Спасибо, — сказал я. Мой голос скрипел. — Спасибо, что осталась. — Не за что, — Хельга снова села на край кровати. Я сел прямо, несмотря на протесты своей головы, и крепко её обнял. Хельга сначала напряглась, а затем положила свои ладони на мои предплечья. — Если бы ты ходила тут ночью одна, я бы никогда себе не простил, что дал тебе что-то такое сделать, а тебя бы обокрали или ещё что хуже, — тихо сказал я. — Я же осталась тут с тобой, разве нет? — парировала Хельга. — И, что, ты думаешь, я не могу постоять за себя? — Не здесь. Не против кого-то со стволом, — мой голос стал тихим и задумчивым. Хельга ничего не ответила. Я слегка сжал её, потом целовал в щёку, медленно поднимаясь на ноги: — Пожалуйста, останься тут ещё немного, — сказал я. Хельга слегка кивнула, поэтому я пошёл принять быстрый душ, почистить зубы и поухаживать за своей татуировкой. Я был уверен, что она не хотела бы целоваться с тем, кто провёл огромную часть прошлой ночи за блёвом. После душа мне было намного лучше. Хельга сидела на моей кровати, когда я вышел из ванной. Она положила свой телефон рядом с собой и остановила взгляд своих льдисто-голубых глаз на мне. Я сел рядом с ней и мягко её поцеловал. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты позаботилась обо мне прошлой ночью. Тебе правда не нужно было этого делать, — сказал я, беря её за руку. Хельга пожала плечами и посмотрела на свои ступни. Её ноги были в синяках, возможно, после того, как мы с ней упали: — Там ничего такого, что я бы не сделала для Мириам, — пробормотала она. То, как она сказала это, прозвучало так удручённо, что это разбило мне сердце. Как должно быть это ужасно, когда твоя мать — алкоголичка? Я даже представить себе не мог, что мог бы такое делать для своего папы. Мой папа не идеален, но мне выносила мозг одна мысль о том, каково бы это было, если бы мне надо было так заботиться о нём. Поэтому я притянул её к своей груди и обхватил её. В этот раз Хельга не оттолкнула меня, она лишь приняла объятие с равнодушным лицом. После нескольких минут в таком положении, мы оба поняли, что момент был упущен, поэтому я выпустил её. Хельга шмыгнула носом и зачесала часть своих волос за ухо. Я потянулся и заправил все волосы, которые свисали ей на лицо, ей за уши. Я так давно хотел это сделать. Она посмотрела на меня, и вид её чёртовых глаз был больше, чем я мог вынести. Я прикоснулся своими губами к её и страстно её поцеловал. Хельга поцеловала меня в ответ, положив свои ладони мне на плечи. Я приложил свою ладонь к её щеке, чтобы погладить её своим грубым большим пальцем, наслаждаясь ощущением её кожи. Она была такой мягкой, что напоминала мне персик. Она обвила своими руками мою шею, заставляя места, где она меня касалась, покалывать от призрака её прикосновений. Поцелуй становился всё горячее, поэтому я рискнул прикусить её завораживающие губы. Хельга издала тихий вздох и погрузила свои ногти в мою спину. Набравшись смелости, я переместил свои поцелуи, нежно приподнимая её подборок, чтобы открыть её красивую шею. Она издавала самые потрясающие звуки, когда я целовал её шею и сдвигал бретели её лифчика и майки, чтобы поцеловать её плечи. У неё были маленькие веснушки на плечах. Хельга переместила свои руки мне на грудь. Её прикосновения стали более аккуратными, когда она провела ими по моей заживающей татуировке, но мне это даже нравилось. Она провела своими пальцами к моим боксерам, но быстро убрала свои руки, когда случайно коснулась моего члена, который ненароком торчал из ширинки. Я немного содрогнулся и снова поднял взгляд на неё: — Извини, — сказал я, хотя всё, чего я хотел, это чтобы она вернула свои руки туда, где они только что были. — Просто не делай с ним ничего идиотского, — сказала Хельга с предостережением в глазах. Ей не нужно было повторять дважды. Я снова уткнул своё лицо в её шею, на этот раз набравшись смелости, чтобы просунуть руки под её майку. Это, в общем-то, было всё, что я мог бы осмелиться сделать. Я не смел расстегнуть ей лифчик или сжать её сиськи, что требовало от меня хуеву тучу самообладания, прямо скажем, потому что её сиськи были лучшими из всех, что я когда-либо видел. Хельга удивила меня, когда положила свою ладонь на моё запястье и направила мою руку на свою грудь. Сначала мне показалось, что она хочет сказать мне, чтоб я остановился, но я быстро понял, что она на самом деле делала. Она напряглась, когда я поднял руку выше, чувствуя её сквозь лифчик, но затем она бесподобно выгнула свою спину и простонала, когда я запустил свою руку под её лифчик и нежно сжал. Господи боже, я готов был взорваться, на хуй. Как она может просить меня делать это, когда у меня было примерно ноль шансов, что я когда-либо окажусь внутри неё? Я вернулся к поцелуям, но Хельга решила, что моей шее требуется внимание. Я прорычал, чувствуя её губы, чувствуя прикусывания и посасывания, которая она делала с ней. Немного пошарив, я расстегнул её лифчик, чтобы у меня был более свободный доступ. Я реально был готов взорваться, если она продолжит издавать эти звуки, и если она продолжит делать такие вещи с моей шеей… — Я не могу, — сказал я, садясь и прикусив свой язык. — Это ёбаная пытка. Хельга открыла глаза и посмотрела на меня. Господи боже. — Ну, я не собираюсь заниматься с тобой сексом. — Почему нет? — Иисусе, мой голос сдал с потрохами, как сильно я хотел её. — Я просто не хочу, — Хельга скрестила руки и отвернулась от меня. Я поднялся, чтобы сесть на кровати, и оплакал перспективу стать стариком с эректильной дисфункцией прежде, чем мне снова посчастливится с кем-то потрахаться. Хельга с лёгкостью застегнула лифчик, пока я грустно смотрел на свой член. Бедолага, он уже в надежде расправил крылья. — Ладно, прости, не хочу показаться, что я давлю на тебя какой-то хернёй или типа того, но твой первый раз — дерьмо собачье. Я знаю, что все раздувают из мухи слона, типа, боже, если ты дождёшься, пока это будет с правильным человеком, это будет волшебно, и замечательно, и всё такое, но нет. Твой первый раз будет отстойным. И будет отстойно ещё какое-то время после, — сказал я, надевая свою футболку. — Потому что секс по своей сути неловок. Только нащупаешь хороший ритм, а твой хуй выскочит и всё испортит. Надо будет натянуть презик, и в какой-то момент он начнёт скатываться. То, что будет потрясающим для тебя, вообще не понравится другому человеку — надо лишь продолжать тренироваться. Изучать ритмы друг друга и прочую хрень. — Тебя послушать, это вообще ничего такого, — Хельга снова была полностью одета. — Ничего такого, пока ты сама не заморочишься. Я не говорю, что так и будет, я лишь привожу примеры, — уточнил я. — Но, представь, у нас был секс, и он был абсолютно ужасным, если ты станешь ко мне по-другому относиться из-за ужасного секса, тогда, да, это будет неловко и большой проблемой. А если ты будешь, типа, да пофиг, ну был у нас плохой секс, да и похуй, и мы снова займёмся сексом, он будет лучше, чем в предыдущий раз. В этом-то и суть, он становится лучше. — Понятно, — Хельга приподняла брови. — Ммм, ты не представляешь, как сильно я хочу тебя, — сказал я со всем «изяществом». — О боже, наконец-то ты подобрал правильные слова! Возьми меня сейчас же, пожалуйста, — Хельга издевалась надо мной с ухмылкой. — Было бы легче, если бы я знал, почему ты не хочешь секса, но дала бы мне себя полапать, — я скрестил руки на груди. — Нет, — Хельга снова заправила волосы за ухо, блядь. — Почему ты так сильно хочешь секса? Она вернула мне вопрос. — Потому что, — я задумался на секунду. Я должен был сказать это деликатно, чтобы она не посчитала меня озабоченным блядушонком (хоть я и был им). — Потому что… Ладно, не буду врать. Ты сумасшедше сексуальна. У меня на тебя стоит. Но я хочу заняться с тобой сексом, потому что я люблю тебя, ты знаешь это. Разве не поэтому мы вообще должны заниматься сексом? Потому что это выражение любви? Ты просто делаешь эти штучки, типа, заправляешь волосы за ухо и смотришь на меня своими большими глазами, и это так очаровательно, что я лишь думаю, как сильно я люблю тебя, и что всё, чего я хочу, — обхватить тебя своими руками и узнать тебя. Я хочу знать всю тебя, разве не этого я пытаюсь достичь уже целую вечность? Хельга на секунду посмотрела себе под ноги, будто переваривая то, что я говорил. Затем она поднялась и натянула свои мартенсы. Эх, я облажался. Я знатно облажался. Но с другой стороны, когда я вообще был многословен, когда дело касалось секса? — Боже, ты похож на побитого щенка, — Хельга взяла свой телефон с пола, куда он упал. — Сходи подрочи. — Это вообще не одно и то же, — начал я. — Значит, ты пойдёшь провожать меня до дома с вот этой хреновиной, образовавшей палатку? — Хельга изогнула бровь. Боже, эта девчонка. Ёбаный в рот.