Чёрный остров

Мирас зашел в покои короля после полуночи. Дверь резко захлопнулась когда он оказался в середине.  — Ты пришел. — Блек стоял без маски, плаща и коты. Усадив воина на кровать он навис над ним. Мирас приподнялся на локтях. Мирас едва не раскрыл рот от удивления — или страха? На него смотрели полубезумные, горящие глаза. Мирас лежал перед ним совершенно незащищенный и чувствовал себя как загнанная в угол жертва перед разъяренным хищником. Блэк медленно опустился на колени и рывком развел его бедра, нависая над его лицом. — Что я хочу? — Блэк… — пораженно выдохнул Мирас, не в силах оторвать взгляд от желтых глаз, несмотря на возрастающий страх от того, насколько частым, горячим было чужое дыхание на губах. — Что ты останешься со мной, потому что я захотел? — Блэк наклонился близко-близко, так, что можно было собственными губами почувствовать подсохшие корочки обкусанных губ. — Но у меня тоже есть право выбора. — Ты лишился его ровно в тот момент, когда я сделал твою жизнь своей, — жестко отрезал король, — когда ты стал моим воином и нарушил правила, мои правила. Король грубо впился в его губы, захватывая, сминая мягкую плоть, врываясь в чужой рот языком, упиваясь испуганным мычанием. Мирас отчаянно рванулся из хватки, с истерическим хрипом вдыхая воздух, и болезненно застонал — король вернул себе власть, одновременно прижимая руки к матрасу над его головой — попытался вырваться, но оказывался еще ближе. Король нависал над ним, близко прижимаясь грудью, целовал жадно, всасывая нижнюю губу, пробуя на вкус его выдохи, практически трахал языком его рот, но Мирас только жмурился и недовольно мычал. Ему становилось страшно, его король был неузнаваемо взбешенным, горячим и отзывчивым, и здесь его жгло на контрастах, когда страх смешивался со сладостью подчинения. А Король уже не мог остановиться. Он оторвался от чужих губ, далеким уголком сознания удивленно отмечая — неужели из-за него у Мираса были такие алые, припухшие губы? — И если я еще раз узнаю что ты нарушил правила… — Да ты же ревнуешь, Блэк, — Мирас попытался засмеяться, но прозвучало немного нервно. — Ты нарушил правила и я просто ненавижу, когда кто-то нарушает мои правила. Блэк привстал на колени, неосознанно сжимая руками расставленные по обе стороны от его бедра. Он был весь здесь, раскрасневшийся, с раскинутыми руками, растрепанным ворохом светлых волос — весь для него. Но не становилось легче, все еще чувствует неповиновение, заново обгладывающие кости каждый раз, как он смотрел в глаза Мираса, сжималось и жгло, и от этого бессилия он становился еще раздраженнее. Хотелось сгрести хрупкое тело, согнуть пополам, ломать и оглушать болью. Он уже не слышал сам себя, — легко перевернув Мираса, одним движением выставляя на четвереньки, и прижался к бедрам, медленно соскальзывая грудью по взмокшей на спине кофте. — Может, мы все-таки поговорим нормально? — осторожно спросил Мирас, стараясь заглушить панические нотки. Но как удержать себя в руках, когда явственно чувствуешь через ткань штанов стояк разъяренного короля? — Поговорим? Мирас вздрогнул от того как низко и глубоко прозвучал голос над его ухом, но чужие руки уже торопливо и жестко оглаживали его тело, не давая вырваться. Было немыслимо страшно — он иногда видел короля таким и не представлял, что он может сделать — но и одновременно приятно. Мирас никогда не представлял себе ничего подобного, и даже если когда-то закрадывалась такая мысль, он всегда был инициатором. А здесь Блэк, дикий и непредсказуемый, лишал его любой воли, прижимался плотно, забираясь под одежду руками, обжигая кожу непривычно горячими руками там, где грудь Мираса вздымалась от частых выдохов, и скручивало от неуемного страха. Мирас попытался обернуться на странный треск ткани, но неосознанно выгнулся; Блэк прикусывал кожу на спине, хаотично, больно цепляя зубами на лопатках, впиваясь губами в шею. Все попытки что-то сказать обрывались в самом начале, будто безумие можно было передать через поцелуи — а что это было, если не безумие? Внутренности скручивало узлом от того, как тяжело звучало дыхание у шеи, как резко рвали руки резинку от штанов и все, что под ними находилось. Вслед за холодным воздухом снова возвращались горячие бедра Блэка, многозначительно тесно прижимаясь к его заду. И если первые минуты Мирас млел от извращенного удовольствия, то теперь захлебнулся собственным страхом и рванул из чужих рук, чувствуя как между ягодиц трется чужой член. Тщетно — Блэк по-прежнему нависал над ним, закрывая все пути отступления широким телом. Конечно, все знали, что он крупный и широкоплечий, но Мирас не ожидал, что он в действительности — той действительности, от которой в самый последней момент не укрыться — такой большой. И самое страшное, большой везде. — Блэк, пожалуйста, — Мирас обернулся, преувеличенно спокойным голосом обращаясь к королю, — Ты только успокойся, я сделаю все, что хочешь, — Блэк зарылся носом в светлые волосы и резко вжался бедрами, срывая с губ Мираса тихий стон. Сделав глубокий вдох, Мирас бессильно опустил голову. Он словно балансировал на грани животного ужаса, позволяя королю ненавязчиво скользить членом между его ягодиц, и пробирающего до дрожи предвкушения, вспыхивающего каждый раз, как головка упиралась в его анус, слегка надавливая, — Блэк, ты же порвешь меня… Король вдруг замер и приподнялся. — Ты знаешь, я сначала так и хотел, — удивительно спокойно начал он, шаря ладонью по столу. Сзади что-то щелкнуло, и Мирас в любопытстве обернулся — обернулся бы, если бы широкая ладонь не прижала его шею к кровати. — Последние часы я только и хотел, что разорвать тебя на части. Злился от того, что ты сделал. Во всем виноват только ты. Испуганно дернувшись, Мирас зажмурился — положение было хуже некуда, он стоял перед королем, который пугает даже изгоев и защитник крыла, выпятив зад и покорно опустив голову под чужой ладонью, как ждущий случки пес. И теперь он точно знал, куда тот решит атаковать на этот раз. — Боже, ну прости меня, — обессилено вздохнул он. — Я не подумал, что все так обернется. — Я тоже. Король обильно вылил поднятый крем на ладонь, бесцеремонно проталкивая пальцы в зад Мираса, растягивая грубо, широко, подливал еще, размазывая прозрачную массу по ложбинке, и обводил кончиками пальцев сморщенную кожицу. Мирас бессильно вцепился ладонями в матрас и болезненно застонал. Блэку хотелось видеть его лицо, эмоции, вспыхивающие в его глазах, но невозможно было отвести глаза от того, как отзывчиво он реагировал, как плотно сжимался вокруг его пальцев, неосознанно втягивая их глубже, как мягко и горячо было внутри. — Идиот … — захрипел Мирас, чувствуя как начинает нагреваться там, где пальцы короля давили на напряженные стенки. — Хуже всего то, что мне не становится легче, — король наклонился ниже и вынул пальцы, размазывая оставшийся крем по члену Мираса и улыбаясь непривычно тихому, томному знакомому голосу, — я думал, что если увижу страх в твоих глазах, все прекратится. Мне мало. Мне нужно, чтобы ты навсегда запомнил, кому принадлежишь. Надавливая одной рукой на плечо, не позволяя Мирасу вырваться, а другой приподняв выше разъезжавшиеся от слабости и пота бедра, король медленно, жестко протолкнулся вперед и замер у чужого лица. Мирас надрывно закричал и прикусил губу, устыдившись того, каким громким и пошлым оказалось собственное эхо. Он чувствовал себя непомерно растянутым, будто внутренности забило битым стеклом, которые взрезали его каждый раз, как король подавался назад и снова толкался вперед, пошло ударяясь бедрами. Сжимал поверхность матраса в кулаках, гася желание вцепиться в него зубами собственными короткими вскриками. — Мне…мне больно… — Мне тоже было «больно», — шепнул ему на ухо король и, сняв ладонь с плеча, раздвинул его ягодицы и снова резко толкнулся вперед. В нем было оглушающее тесно и горячо, стенки вокруг его члена пульсировали и сжимались так, что было почти больно. — Если твое тело не хочет меня отпускать, то я тем более не стану. — П-прости… — произнес Мирас на выдохе, не выдержал, застонал. Его больше никто не держал, но не было сил подняться и оторвать лицо от прохладного матраса под щекой, руки крепко держали только его бедра, насаживая на себя. Не так он представлял себе эту боль. Он думал, что будет кричать и вырываться, но на следующем толчке неожиданно для них обоих глухо, утробно застонал. — Нравится? Глубокий голос короля вибрировал у его уха, накрывая волной пробирающей дрожи с самых кончиков волос до места внутри, там, где головка члена упиралась в разбухшую от удовольствия точку, но только на жалкие секунды. — Горячо… Слишком… горячо… — выдавил Мирас, не замечая как прогибается, подставляется сам, тянется ладонью к собственному члену и, едва обхватывая, уже захлебывается стонами. Все горело, но особенно горело внутри. И король будто бы знал об этом, толкался жестко, рвано, натягивая чужой зад на свой член, чтобы почувствовать еще ближе. Мирас был здесь, стонущий, распластанный под ним, разомлевший, просящее вскидывал бедрами, подмахивал совершенно бесстыдно. Но королю все равно было мало его почти благодарных стонов, в голове замыкала ярость и неуправляемая ревность — теперь уже осознанная ревность — и он заводился еще больше, оглушенный желанием разорвать, сломать Мираса, втрахивая отзывчивое, горячее тело в матрас. — Блэк… король чуть откинулся назад, поднимая Мираса утягивая за собой, и сел. Мирас ошеломленно застонал, откидываясь на чужое плечо, и послушно раздвинул бедра. Он чувствовал себя абсолютно наполненным, насаженным до самого горла, это было и страшно, и хорошо –Короля было слишком много. Он весь был в нем, на нем, вокруг, везде, с сильными руками, теперь скользящими по его груди, нетерпеливыми губами, рассасывающими кожу на шее до бурых пятен, внутри него, когда толкался вверх и невозможно близко насаживал его бедра на член — горячий, немыслимо горячий… Мирас закинул руку назад, обхватывая чужую шею, и расплылся в безумной улыбке, долгожданно вплетая пальцы в волосы, увлекая короля в долгий, глубокий поцелуй. — Блэк… Король впитывал шепот и собственное имя с чужими поцелуями, выпивал стоны удовольствия с языка, возвращая ответ грубыми, жесткими толчками. Мирас оторвался от его губ, но не отпустил шею, метался в руках, срываясь на бесконечную цепь стонов, смешанных с едва различимым бредом. Мирас просил еще больше, еще глубже, и снова терялся в его руках, шептал его имя перед самым оргазмом, часто, неразборчиво. Только он мог называть его так. Только ему одному король позволял себя так называть. Обхватив худое, дрожащее тело в руках, король поймал его громкий, надрывный стон губами и зажмурился. Мирас сжался вокруг его члена и расслабленно обмяк. Оргазм оглушил и короля, который несколько секунд молча прижимался носом к темным волосам и заново привыкал к теперь уже непривычному чувству пустоты и покоя. Эмоции прекратили бушевать, вылившись в сильный оргазм. — У меня получилось, — выдохнул Мирас. — Что? –король поднял голову и, щурясь, уставился на воина. — Ты признал меня. Чтобы не видеть этой широкой улыбки, король закрыл глаза ладонью. В ту ночь, когда Мирас уснул, король наблюдал за звездами из своего окна и красной луной зависшей прямо перед его взором.