Ginger

Чарли

Выживать в многодетной семейке — дело нелегкое. Приходится иметь дело со старшим братом, считающим своим долгом «направлять» тебя по правильному жизненному пути, и целой ордой младших, характеры которых так же различны, как волшебные палочки. И ладно бы. Хуже другое: им всем приходится уживаться в небольшом доме, который мама в шутку зовет «Норой». Чарли помнит этот дом, когда в том было всего два этажа. Со временем он разросся, стал слегка косить влево и едва удерживался на деревянных сваях, обильно посыпанных заклинаниями. Порой ступишь на пол — а дом сдвинется, как живой, и начнет угрожающе скрипеть. Совсем не рококо. Наверное, именно поэтому Чарли так ждет поездки в Хогвартс, которым Билл ему прожужжал уже все уши. Ждет завтраков в Большом Зале, ждет свою несуразную сову, появляющуюся во время рассылки почты, ждет уроков у злобного профессора Снегга и долгих ночных разговоров с соседями по комнате. Поход в Косую аллею подтверждает его мнение о том, что учеба в Хогвартсе — поистине подарок судьбы. Чарли так восхищен уютной кривой улочкой, забитой толпами магов в длинных мантиях, что у него начинает кружиться голова от беспрестанного поворачивания шеи, чтобы все разглядеть. Уже ночью перед первым сентября Чарли не может от волнения заснуть, и даже забирается на соседнюю кровать к брату. — Билл, — зовет он его шепотом, и из-под одеяла показывается вихрастая макушка брата. — Ты чего не спишь, Чарли? — сонно спрашивает тот и надвигает лоскутный плед себе на брови. — Как думаешь, — Чарли запинается, — я найду там друзей? Билл сдвигает плед на нос и подмигивает ему — в его глазах отражается пламя свечи. — В Хогвартсе тот, кто ищет помощи, всегда ее получает, — с улыбкой отвечает брат. — Так что друзей ты там точно найдешь. Чарли засыпает, так и не успокоившись, но его сны легкие и воздушные. Такие сны бывают только у детей. Ему снятся башенки векового замка, размытые лица, но четкие улыбки, обращенные к нему. И правда, зачем переживать? Может, его сон станет вещим? Однако жизнь не всегда соответствует нашим желаниям, и Чарли убеждается в этом еще на вокзале. Стоит ему заметить косые взгляды, которые бросают некоторые студенты на его изрядно потрепанный чемодан, как возникает желание съежится до размеров садового гнома и прыгнуть в барьер, обратно на обычную платформу, чтобы уехать домой. — Чарли, — мама треплет его по волосам, когда они сдают багаж костлявому старосте. — Не забывай нам писать, хорошо? — Мам, дай ему уже жизни, — со смешком замечает Билл, а потом, увидев в толпе лица знакомых, чмокает ее в щеку, и Чарли только и видит, как огненные волосы брата теряются в толпе. — Ох, чуть не забыла, — мать крепко его обнимает, а потом протягивает полупрозрачный сверток, — ехать вам долго, так что я сделала твои любимые сэндвичи с индейкой. Найдешь Билла в поезде — у него в рюкзаке бутылка тыквенного сока. — Ага, мам, — едва кивнув, Чарли запихивает кулек в свой рюкзачок и обнимает ее в ответ так крепко, как только может. — Скажи младшим, что им я тоже буду писать, — он шепчет ей прямо в ухо и не видит, как миссис Уизли вытирает глаза вязаными рукавами. — Удачи тебе, мой милый, — мама целует его в лоб, и Чарли едва сдерживается, чтобы не разреветься посреди платформы. — Учись хорошо, ладно? — Хорошо, — дрожащим голосом отвечает он и спешно запрыгивает в поезд. Пока тот набирает ход, Чарли стоит, прижавшись лбом к стеклянному окошку двери и машет маме, которая выглядит на платформе ярким вязаным пятном по сравнению с людьми в черных и серых мантиях. На секунду приходит острое сожаление, что рядом с ней нет отца — настолько беззащитной она выглядит. Но папа работает, а Чарли понимает, насколько для них это важно — чтобы папа работал. Мама как-то сказала: «Твой папа кормит наши сердца», а он, еще тогда совсем маленький, запомнил эту фразу. Поезд подскакивает, и вместе с ним подскакивает и Чарли. Здраво рассудив, что пора бы найти себе купе, мальчик продвигается вперед, то и дело сталкиваясь со взрослыми студентами, пытаясь найти кого-то своего возраста. И находит их: пара мальчиков и одна девочка оживленно о чем-то разговаривают, но стоит ему приоткрыть дверь, как они замолкают и вопрошающе смотрят на него. — Вы… Если я присоединюсь, не станете возражать? — чувствуя, как краснеет, спрашивает Чарли, и девочка благосклонно кивает. Он собирается было спокойно сесть около нее, но тут поезд дергается, и Чарли невольно заваливается на мальчишек, опрокидывая на одного из них стоящую на столике бутылку воды. — Ты что творишь? — взвивается тот ужом и отпихивает Чарли от себя. — Прости, — спешно извиняется он и пытается как-то вытереть воду рукавами кофты, но тут его пихает второй мальчишка, и Чарли падает на пол купе. Поднимается и с ужасом смотрит на разгромленное им помещение. Девочка тоже встает. — Думаю, тебе лучше уйти, — говорит она, поправляя в волосах ободок. Чарли кивает и выскакивает из купе так быстро, что чуть не сбивает тележку со сладостями. — Мальчик, будь осторожнее! — прикрикивает на него продавщица, а Чарли улепетывает от нее и от купе на всех парах. Влетает в туалет и захлопывает щеколду. Прислоняется к двери спиной и переводит дух, слыша, как бешено в груди стучит перепуганное сердце. Потом опускает крышку унитаза и безвольно садится на нее, приоткрывая окно. Там проносятся мельницы, поля, наполненные душистыми цветами, все то, что живет, цветет и радуется. Ему нет места на этом празднике природы. Чарли не знает, сколько он так сидит. Может, минуту, а может, два часа. Правда, вскоре его спокойствие нарушают. Ручка туалета дергается раз, другой, а потом раздается скрипучий голос: — Если вы сейчас же выйдете, то я открою дверь магией! Магией? Нет, такого ему точно не надо. Чарли захлопывает окно, подбирает с пола рюкзак и осторожно поднимает щеколду, высовывая нос наружу. Немолодая женщина в глухой коричневой мантии и в кожаной остроконечной шляпе сердито смотрит на него поверх очков в тонкой оправе. — Ты там что ломал, малец? — она отодвигает его в сторону и проходит внутрь кабинки, а когда Чарли собирается незаметно ретироваться, то не оборачиваясь приказывает: — Стой, где стоишь. Он послушно замирает на месте, боясь вздохнуть. Женщина стоит к нему спиной в течение пары долгих мгновений. — Ты что, окно открывал? — Я не… — начинает было Чарли, но тут же осекается под тяжелым взглядом прозрачных глаз. — Здесь чувствуется запах травы. Что ты тут делал, малец? Он потупляет взгляд. Ну не говорить же ей, что сидел и пытался справиться с душившими его слезами! Кажется, женщина замечает, что он не в лучшем состоянии, и смягчается. — Тебе негде сидеть? Чарли пристыженно кивает. Ну, отлично. Теперь он точно никогда не заведет друзей. Женщина поджимает тонике губы. От внимательного взгляда ему становится не по себе. Наконец она говорит: — Пойдем ко мне. У него особого выбора, так что Чарли соглашается. В купе, куда они заходят, никого нет. Окно слегка приоткрыто, и Чарли опять чувствует, как густой сентябрьский цветочный аромат обнимает его. — Я, как видишь, тоже не люблю застоявшийся воздух, — добродушно отвечает женщина, а потом легонько улыбается, от чего в уголках ее рта и глаз появляются мелкие морщинки, делая почему-то похожей на маму. Может, все взрослые похожи друг на друга. Чарли осторожно садится к окну против хода движения. Женщина приземляется напротив, и какое-то время они просто молчат, глядя как один пейзаж сменяет другой. — И на какой факультет ты хочешь попасть? — нарушая тишину, спрашивает она, протягивая ему целую горсть лакричных леденцов. Поначалу Чарли хочет отказаться, сказав, что у него есть еда, но что-то сподвигает его податься вперед и благодарно принять сладости. — Спасибо. — У меня их много. На какой факультет он хочет попасть?.. До ее вопроса Чарли и не задумывался об этом. Наверное, это странно. — На Гриффиндор, — отвечает он, наконец приняв для себя решение, а женщина удовлетворенно кивает. — Хороший факультет. Для храбрецов, — она окидывает его еще одним взглядом. — Ты же знаешь, что храбрецы не прячутся от своих проблем в туалете? Становится обидно. Можно подумать, эта женщина знает причины… — Не обижайся. — Я и не обижаюсь, — пожимает плечами Чарли, но больше ничего не говорит. Женщина достает из своей сумки книгу в изрядно помятой обложке с изображением черного ящера и углубляется в чтение, а Чарли смотрит на проносящиеся перед глазами красоты Шотландии. Несмотря на слова женщины из поезда, Шляпа отправляет его на Гриффиндор. И Чарли был бы неописуемо рад, только вот незадача — друзей так и нет. Он пытается сдружиться с соседями, с однокурсниками, но всякий раз выкидывает какую-нибудь глупость. То кубок перевернет, то на ногу наступит, то еще чего. В итоге, для гриффиндорцев он становится символом несуразности, а для некоторых — подопытным кроликом. Та троица, к которой он подсел в поезде, оказывается слизеринцами, и если Алисия Мальсибер предпочитает скользить по нему холодным безразличным взглядом, то с Руквудом и Макнейром ему приходится бороться. Те, явно возомнив себя его палачами, считают своим долгом достать его на каждой перемене. «Нищеброд». Вот как они его зовут. И Чарли порой просто не находит в себе сил, чтобы ответить. Хваленой гриффиндорской храбрости нет, нет и благоразумия. Он просто молча сносит их нападки, проклиная себя за недавнее желание оказаться в Хогвартсе. Его спутница оказывается учителем. На первом же уроке по уходу за магическими существами профессор Граббли-Дёрг приподнимает тонкую бровь, заметив его красно-золотой галстук, а потом резко сводит ладони вместе, хлопнув, привлекая внимание класса. Они стоят на ровной площадке, покрытой травой, вне стен замка. Солнце заливает его башни и приветливо залезает в окна, и у него создается впечатление, что они оказываются в каком-то параллельном мире, где всегда светло и тепло. — Добро пожаловать, класс. Ей отвечают нестройным хором, но Чарли молчит — лишь следит за рукой профессора, сжимающей палочку, похожую на прутик с почками. Она взмахивает ей, и два ящика за ее спиной открываются. Из них сразу показываются чьи-то бархатные, черные глаза и влажные носы. Кто-то взвизгивает, а Чарли прищуривается. Эти глаза напоминают ему… — Кто может сказать, что это за животное? — спрашивает профессор, вытаскивая из ящика небольшое пушистое животное с раздвоенным хвостом. — Это шишуга, — вырывается у него против воли, и Граббли-Дёрг недоуменно глядит на него. Так же, как и весь остальной класс, явно помнящий, как вчера на уроке чар он перепутал заклинания и чуть не убил профессора Флитвика книгой. — Верно, мистер… — Уизли. — Что ж, хм… тогда десять очком Гриффиндору, мистер Уизли! Дети в золотом радостно оглядываются на него, кто-то даже треплет по спине. Наверное, думают, что он читал какие-то умные книжки. Чарли даже становится стыдно — ничего он не читал. Мамина любимая певица, Селестина Уорлок, занималась разведением этих зверей, вот он и определил, что это такое, по раздвоенному хвосту. Правда, по радио говорили, что этим животным их обрубают… Профессор тем временем рассказывает то, что он уже слышал от диктора, и Чарли скучающе разглядывает небольшие скопления облаков, прикидывая, на что они похожи. Вот то, например, напоминает ему Нору… — Мистер Уизли? Опять эта куча взглядов. — Профессор? Она качает головой. — Если вы были так увлечены разглядыванием неба, значит, все знаете и может ответите, почему владелец шишуги должен пройти тест в Отделе по контролю волшебных существ? Ответ опять вырывается у него сам собой, словно он прокручивал его в голове в течение долгого времени. — Эта порода была выведена волшебниками, потому шишуги очень преданы магам и агрессивны по отношению к маглам. Этот тест проходят для получения лицензии на право обладания шишугой, он выявляет, способен ли волшебник контролировать животное в местах обитания маглов. — Там, где ты сам обитаешь, Уизли? — громко спрашивает Руквуд и Слизерин заходится мерзким гоготом. — Тихо, мистер Руквуд! — прикрикивает Граббли-Дёрг. — Еще десять баллов Гриффиндору. Свист однокурсников оглушает. Когда профессор заканчивает лекцию, каждый получает на руки шишугу. — Теперь сделайте так, чтобы ваше животное выполнило какую-нибудь вашу команду, опираясь на только что прослушанную информацию. Чарли смотрит на своего щенка. По сути, шишуга напоминает ему джек-рассел-терьера из книжки с картинками, которую притащил с работы отец. Только у волшебной породы два хвоста. Щенок зевает, моргает и отвечает ему долгим улыбчивым взглядом. Его шерсть — нежно-кремовая, мягкая, и Чарли, не обращая внимания на то, чем занимаются сокурсники, треплет шишугу за ухом. — Как дела, приятель? Щенок, словно понимая его, облизывается. — Есть хочешь? Карманы забиты черновиками и бумажками из-под леденцов. Шишуга взвизгивает, когда он опускает его на землю, и еще раз, когда высыпает перед ним все добро из карманов. «Шишуги — настоящие мусорщики», — звенит в голове голос учительницы, и Чарли удовлетворенно замечает, как щенок поглощает все без остатка, а потом сам протягивает ему лапу. Он пожимает ее, отмечая шероховатость подушечек. — О, спасибо. Полежать не хочешь? Животное покорно вытягивает лапы и начинает помахивать раздвоенным хвостом. Чарли улыбается. С животными общаться гораздо приятнее, чем с людьми. Он так увлечен, давая шишуге разные команды, вот даже не замечает, как со спины к нему подходит профессор. — Перевернись! Ну, давай! — щенок послушно катается по траве, а потом ложится на спину, подставляя брюхо солнцу. — Он уже слушается вас, мистер Уизли, — голос за плечом заставляет подскочить и, спешно отряхиваясь от травы, взглянуть в глаза учительнице. — Вас любят животные, — улыбается она. — Не хотите зайти ко мне в эту субботу? — У вас так много книг… — восхищенно проговаривает Чарли, осматриваясь. Кабинет Граббли-Дёрг совсем не похож на те, другие. Стены покрыты обоями цвета топленого молока, старая шляпа стоит на подставке у стола, перо само черкает что-то на пергаменте. Маленькие и большие стеллажи с книгами заполняют собой все пространство, в стеклянных шкафчиках видны древние окаменелости и скелеты незнакомых ему зверей. В клетке под потолком ухает сова. — Я люблю читать, — просто отвечает профессор. — Хочешь чаю? Присаживайся, присаживайся. Он покорно садится на краешек стула. — Чарли, я учила многих. И все, даже самые рьяные и талантливые ученики, — она наливает чай в чашку с тонкими краями, — не могли взять и приручить животное за пять минут контакта. — Э, — он теряется, — я… — Подожди, я еще не закончила, — прерывает его профессор. — Обычно те, кто работает с волшебными существами, имеют внутри себя крепкий стальной стержень. Это работа, требующая полного самоконтроля, внимания, бдительности и, конечно же, любви к животным. Если честно, то увидев тебя впервые, я решила, что ты точно не полюбишь мой предмет. Чарли нервно делает глоток и обжигает язык. На глазах выступают слезы, и он закашливается. — Но ты поразил меня. Чарли, скажи, ты интересуешься магическими существами? Решив, что лучшее для него — отвечать честно, Чарли отставляет чашку в сторону и поднимает на Граббли-Дёрг глаза: — Я не знаю. В том смысле… Впервые я вот так общался с животным на вашем уроке. — Но ты знал многое из того, чего не знали твои сокурсники, — возражает профессор и хмурится. — Я узнал это из радиопередачи о Селестине Уорлок, — краснея со стыда, признается он, и слышит вздох учительницы. Разочарованный. — Из передачи о Селестине Уорлок, — повторяет она словно для себя. Они в тишине допивают чай. Больше профессор Граббли-Дёрг ничего не спрашивает. Странно, но у него появляются хорошие знакомые: мальчики-соседи, которые сначала и не замечали его вовсе, приглашают с ними делать сложное задание Снегга. Потом они садятся вместе за стол в Большом Зале, а вскоре и вовсе становятся друзьями — это происходит после урока полетов, когда Чарли на пробу ловит снитч и завоевывает всеобщее восхищение. Роберт Кингсблад, капитан сборной Гриффиндора по квиддичу, даже уговаривает его явиться в следующем году на отборочные. И все бы ничего. Вот только на уроках по Уходу за магическими существами он перестает существовать. Граббли-Дёрг спрашивает его еще пару раз, но он не знает ответов — таких радиопередач мама не слушает — и вскоре теряет к нему интерес. Чарли и самому начинает казаться, что произошедшее на первом уроке было просто удачным стечением обстоятельств. Перестает жадно вслушиваться в каждое слово лекции, потому что не видит смысла что-либо доказывать учительнице. И все идет своим чередом: уроки, домашние задания, разговоры за общим столом, уютные вечера в гостиной, письма от родителей и вложенные в них каракули близнецов вместе со строгими, но короткими вестями от Перси, тыквенный сок и Сэр Николас, приглашающий на съезд безголовых. А потом, во время написания эссе про Джарви, Чарли случайно натыкается светло-коричневый, старый корешок потрепанной кожаной книжки. Незаметно для мадам Пинс вытаскивает ее на свет и сдувает толстый слой пыли, выявляя инициалы: «Н.Скамандер». Открывает первую страницу… Солнце заходит за горизонт, а он все еще не может оторваться. Когда библиотека закрывается, Чарли засовывает книжку, оказавшуюся дневником наблюдателя, в школьную сумку, и тихонько выносит ее из книжного хранилища. Приносит к себе в башню и заваливается с ней на кровать. Заканчивает читать еще до рассвета, и проводит кончиком пальца по кропотливому чернильному рисунку Ре-эма. Недолго думая, вновь открывает первую страницу. Личный дневник Ньюта Скамандера — Чарли находит всю информацию о волшебнике в библиотеке — становится его окном в огромный, захватывающий мир. Он ищет новый и новый материал, закапываясь в книги про магических существ. Снова отвечает на уроках Граббли-Дёрг, вызывая у той немое удивление. Заучивает наизусть перечень магических существ. Он не знает тогда, маленький одиннадцатилетний мальчик, что просто читая в библиотеке, он меняет всю свою жизнь. Чарли осознает это гораздо позже, сидя через шесть лет все в том же купе с тем же преподавателем. Нет, не с преподавателем. С другом. И вовсе не потому, что других друзей у него нет. Ему просто так хочется. Это их традиция. — О чем думаешь? — интересуется профессор, так знакомо протягивая ему горсть леденцов. — О лете, — честно отвечает Чарли и закидывает в рот сразу две конфеты. — Понимаю, — она с наслаждением откидывается на спинку сиденья, — я сама постоянно вспоминаю. Чарли невольно думает, что стечения обстоятельств бывают самые разные. Например, такие как это. За успехи в учебе родители оплатили ему поездку в лагерь в Румынии (мама протестовала вплоть до его отъезда). По иронии судьбы, профессор Граббли-Дёрг в этом лагере была главным спецом по работе с особо опасными существами. Они проработали вместе все лето, изучая скалистых драконов. Этих великих существ, в которых он влюбился еще на втором курсе и понял, что наконец нашел свое животное. Причем его методы приручения (Чарли вспомнил страницу из любимой книги, которую до сих пор везде носил с собой, хоть и знал, как свои пять пальцев: «Доверься животному — оно в ответ доверится тебе») произвели на вожатых лагеря такое впечатление, что он сразу получил предложение места работы. Методы приручения… Именно о них и говорила сейчас профессор. — До сих пор не пойму, как ты решился выйти из укрытия на открытую местность. И почему он только не заглотил тебя целиком… — Профессор! — Чарли рассмеялся. Она успела поругать его, обнять, залить слезами и ударить палочкой в темя (всегда в разном порядке) уже раз сто. — Я серьезно, что бы сказали твои родители, если узнали о твоих фокусах? — Папа бы похвалил, а мама бы потеряла сознание, — признался Чарли и поймал смешливый взгляд Граббли-Дёрг. Перевел глаза на окно. Вспомнил себя, совсем испуганного мальчика, и словно увидел его в отражении. Мерлин… И давно же все это было. Со смехом припомнить высокомерную тогда Алисию (теперь — его девушку) и заносчивых Руквуда с Макнейром (с тех пор, как он завоевал всеобщее расположение, они перестали к нему цепляться). — Чарли?.. — окликает его профессор. — Да? — отзывается он, уйдя с головой в прошлое. — Прости, что сомневалась, сможешь ли ты стать настоящим гриффидорцем, — он благодушно кивает. — Я и сам в себе сомневался. Граббли-Дёрг хитро улыбается, и Чарли тут же понимает, какую фразу она скажет следом. Он просто спросил это однажды, на втором курсе, когда был захвачен книгой, а она превратила это в его лозунг, его цель, его мечту. — Как приручить дракона?