***
Тайга уверен, что только он мог загреметь в больницу перед самым началом учебного года. От скуки хочется выть. Это же надо было умудриться! Он просто попал под ливень, а потом слишком халатно отнёсся к мокрой одежде. И вот, пожалуйста, он уже две недели валяется под капельницей с воспалением лёгких. Заняться нечем — хоть вой, тело всё ещё не совсем окрепло после такой изнурительной болезни, и Кагами подозревает, что тренироваться ему теперь придётся с удвоенной силой, только баскетбол теперь кажется чем-то нереально далёким и недоступным, и вся жизнь за пределами больничного отделения такая призрачная и эфемерная. Иногда Тайге кажется, что он здесь уже целую вечность и никогда, он никогда уже не выйдет отсюда. В палате он один — родители постарались, от этого ещё скучнее. Он даже не может выбраться в коридор, потому что в инфекционном отделении такое не приветствуется — общаясь с другими пациентами, можно заразиться от них и вызвать новый виток болезни ослабленного организма. От таких мыслей становится совсем тошно, Кагами страдальчески пялится в немного сероватый потолок с невнятной, но большой жёлтой кляксой почти посередине. К счастью, его вскоре зовут на ингаляцию. Вечером его навещает Химуро. Тацуя учится в другом университете, но они всё ещё много общаются. — Видел Джейса, он говорит, у вас парень по обмену из Японии появился, — начинает он, ставя на прикроватную тумбочку пакет с фруктами и усаживаясь на стул. Джейс — их общий знакомый из университета Кагами. — Говорит, в баскетболе просто монстр, ничего подобного раньше как будто и не видел. Мне даже интересно стало посмотреть, что там такое. Позовёшь, как выпишешься? — ухмыляется Тацуя. — Но характер, со слов Джейса, просто ужасный: лень, эгоизм, ни намёка на командную игру, играет жёстко. Так что, если ты успел испугаться, что тебя попрут из команды, пока ты тут валяешься, можешь выдохнуть, — Химуро уже откровенно смеётся, наблюдая за сменой эмоций на лице Тайги. — Иди ты, — Кагами бросает в него подушкой, которую Тацуя ловит на подлёте. — Кстати, он теперь твой новый сосед по комнате, — по довольной морде Химуро сразу понятно, что он специально приберегал эту новость напоследок. — Да какого хрена?! — Тайге это совсем не нравится. Он, конечно, понимает, что, после отчисления предыдущего соседа, у него должен появиться другой, но не такой же. Судя по всему, этот японец — крайне неприятная личность, что в игре, что в жизни. — Ну, Джейс говорит, что там вроде немалую роль сыграли его отвратный английский и твои японские корни. Раз он иностранец, то над ним наверняка тряслись, чтобы устроить максимально комфортно, ну, и, видимо, подумали, что поселить его с земляком — хорошая идея. Тайга почувствовал, что ещё чуть-чуть, и он завоет. Тем более, пока он тут валяется, этот тип хозяйничает в комнате Кагами. Ладно, хоть его вещей там с прошлого года почти не осталось. Перебрался от родителей в общагу, чтобы ощутить вкус студенческой жизни, а, похоже, придётся ощущать крайне неприятное соседство. — Мне Джейс и фамилию говорил, только вот из головы вылетело, — Тацуя потёр лоб пальцами и нахмурился. — Да как же его… Ми… На… О! Аомине! — Химуро выглядел довольным своим достижением и уже не очень уверенно добавил, сведя брови на переносице: — Вроде так. Тайгу как будто по голове приложили, у него, кажется, даже в ушах зазвенело. Нет, этого просто не может быть, такого не бывает. Совсем. Наверное, Тацуя просто ошибся, это не может быть Аомине, просто не может быть, и всё. — Тайга, ты чего залип? — Химуро щёлкал пальцами у него перед носом. — А? Нет, ничего, — Кагами с силой потёр лицо обеими ладонями. Тацуя точно перепутал, вот и всё объяснение. Ошибся на один слог, букву или переставил их местами. Он будет думать так. Единственное, что не давало ему покоя, — это баскетбол, но, в конце концов, почему бы и не быть такому совпадению. Тем более этот ужасный тип, которого описал Химуро, слабо соответствовал тому Дайки, которого знал Кагами. Он, конечно, уже тогда был порядочной задницей иногда, но ещё — прекрасным другом. Невольно в голове всплыли обстоятельства их последней ссоры, если это можно было так назвать. На щёки немедленно начал наползать слабый румянец, и в груди снова заворочалось неуёмное чувство вины. Надо же, после стольких лет… — Эй, Кагами, приём! — Тацуя снова пощёлкал пальцами перед его лицом. — Ты чего сегодня виснешь и виснешь, спать, что ли, хочешь? Ты вообще слышал, о чём я тут полчаса распинался? — Извини, Тацуя, я, наверное, и правда не выспался — ночью было жарко, — Тайга врал: несмотря на духоту, он продрых, как сурок, всю ночь. Правда, проснулся с утра мокрый, словно мышь. А всё потому, что нельзя открывать окна в палате, ну разумеется. Кагами бы, может, и рискнул, но решётки на этих самых окнах говорили за себя. — Ну, я тогда лучше через пару дней зайду, спи, тебе полагается, как больному. Кагами попрощался с ним и послушно откинулся на подушку. Делать было нечего, сном, разумеется, даже и не пахло. Неопределённость с этим японцем мучила. В конце концов, он решил позвонить Джейсу, чтобы всё точно выяснить, только вот сейчас было как раз время тренировки. Тайга промаялся на час дольше, чем можно было, чтобы Джейс точно был дома и мог говорить. Новости были неутешительные. Новенького звали Аомине Дайки, ростом он был «я таких здоровых японцев, кроме тебя, никогда не видел», как выразился Джейс. «Можно подумать, он видел много японцев», — пронеслось в голове Тайги. Смуглая даже для местных кожа, косая сажень в плечах и премерзкий характер. Тайга поблагодарил и тяжело вздохнул. Сомнений не оставалось, это был тот самый, хоть и изрядно вымахавший, Дайки. Интересно, что сталось с его характером? Поразмыслив здраво, Тайга пришёл к выводу, что вряд ли Аомине злится на него за прошлое. Да и самому Кагами не стоит загоняться, в конце концов, столько времени прошло, ему давно должно быть плевать. Они могут выяснить всё сейчас, вероятнее всего, Дайки даже не захочет говорить о том недопоцелуе и всем, что за ним последовало. Это даже хорошо. Вместе с тем Кагами чувствовал странное желание поскорее увидеть его, которое на просто любопытство никак не списывалось. Он уже успел сорок раз представить, что скажет Аомине, когда они встретятся, и чувствовал себя от этого ужасно глупо: как девчонка перед первым свиданием, честное слово! Но заняться всё равно было нечем, и поэтому все свои мысли о Дайки Кагами с чистой совестью списывал на это. Но совсем не думать он не мог. Дайки — это целых пять лет его жизни. Дайки — это рыбалки, рассветы и тонны мороженого. Дайки — это первый баскетбольный мяч, первый дрибблинг и первый данк, хоть и ненастоящий на той крошечной площадке. Дайки — это его первый спортивный кумир и соперник. Дайки — это просто Дайки и самый близкий друг его детства, которому можно было рассказать всё так, как оно есть. А ещё, как ни странно, Дайки — это первый поцелуй Кагами, но эту мысль он гонит от себя подальше: от неё почему-то на щёки всё ещё начинает наползать тусклый румянец. Возможно, Тайга слишком сентиментальный, но воспоминания, связанные с Аомине, действительно важны для него, и он надеется, что они снова смогут нормально общаться, а рассказы о его мерзком характере преувеличены.***
Его выписывают через четыре дня и запрещают какие бы то ни было, кроме минимальных, физические нагрузки ещё на две недели, неудивительно, что Тайга мрачнее тучи, когда за ним приезжает отец и, не слушая бурчания: «Я сам», — помогает загрузить вещи. И ещё через два дня Тайга в сопровождении двух объёмистых сумок оказывается у двери комнаты. Она не заперта. Тайга шумно сглатывает: сейчас он войдёт и увидит, каким стал Аомине. Вот сейчас… Он толкает дверь, но среди бардака средней тяжести нет никого. Может он отошёл на пару минут, хотя в общаге и на такое время нельзя оставлять дверь открытой. Тайга затаскивает сумки и проклинает свою глупость, по которой убедил отца в том, что он вполне справится сам — три недели постельного режима и выматывающая болезнь не прошли для него даром. Наконец с этим покончено, и Кагами плюхается на свою кровать, вытирает тыльной стороной ладони холодную испарину и чувствует… что-то. Это оказываются остатки бургера, которые оставляют на джинсах Тайги небольшое пятно. Ну вот же чёрт! И, уже замывая это безобразие в раковине, Кагами видит, что покрывало заправлено не очень аккуратно и на нём сегодня уже кто-то валялся, а на прикроватной тумбочке стоят средства личной гигиены. Так и есть. Придурок Аомине занял его место. В это время дверь широко распахивается, и Кагами наконец видит взрослого Аомине Дайки во всей красе. Он действительно теперь не ниже Тайги, а может, даже выше. Всё те же короткие волосы, смуглая кожа и синие глаза, теперь широко распахнутые и смотрящие с изумлением. Черты лица окончательно лишились подростковых плавных линий, стали какими-то неприятно хищными, надменная складка у губ явно даёт понять, что про характер не врали. — Это что за стриптиз среди бела дня, да ещё и в моей комнате? Тайга сначала не понимает, но, проследив выразительный взгляд, вспоминает, что он всё ещё в трусах. Ситуация жутко неудобная и глупая. — Если бы кто-то не оставлял на кровати остатки еды, я был бы одет! — Так какого чёрта ты делал на моей кровати? — он наконец заходит, закрывает за собой дверь и встаёт напротив Кагами, скрестив руки на груди. У Аомине жуткий акцент. — Я на ней сидел, потому что это моя кровать! — новый Дайки его уже бесит. — А-а-а, так ты тот самый Кагами, — он издаёт какой-то странный смешок, что тоже совсем не нравится Тайге. — Аомине Дайки, твой новый сосед, будем знакомы, — и он плюхается обратно на кровать Кагами. Первые несколько секунд Тайга никак не может собрать мысли вместе, он пару раз глупо хлопает глазами и на автомате выключает всю ещё льющуюся воду. «Будем знакомы…» Это явно не то, что говорят друзьям детства после долгой разлуки. Сомнений нет. Дайки его не помнит.