***
— Это вкусно, — говорит Крис, накалывая на вилку очередной кусок обжаренного бекона. — Два яйца и кусок свинины? — я недоверчиво смотрю на него. Дома просто не было других продуктов, поэтому пришлось радоваться тому, что есть. А было всего несколько яиц на верхней полке и небольшой кусок ветчины, заброшенный на боковую дверцу холодильника. — Именно. Я про себя усмехаюсь, ковыряясь вилкой в расплывшемся по тарелке яйце. Мы поочерёдно приняли душ и, переодевшись в чистые вещи, сидим за столом на кухне. И я наблюдаю за тем, как Крис с наслаждением пережевывает приготовленную мной пищу. Я отдала ему его вещи, которые всё чаще и чаще находились на мне. Те самые красные штаны и та самая чёрная футболка, которая каждый раз бумерангом перемещалась с его тела на моё. Улыбаюсь, думая об этом. — Как прошли все эти дни в больнице? — я глубоко вдыхаю, понимая, что, скорее всего, вопрос не из самых приятных. Начиная тем, как я ушла, и заканчивая тем, что сказал мне Вильям. — Хреново, — он откладывает вилку на пустую тарелку и, упираясь локтями и деревянную поверхность, соединяет ладони в замок. — Через день, как ты ушла, приходили родители. А у меня с ними… ну… — заминается, — немного напряжённые отношения. Они все в работе и всё такое. Ну и… — опять, — как-то не особо общаемся, что ли, — Крис пожимает плечами. — Непонятки такие. — Из-за этого ты тогда напился? — пожимаю губы. Он усмехается. — Это другое. Я хмурюсь. — Из-за чего тогда? Крис несколько секунд смотрит на меня. И я понимаю, что он, с одной стороны, хочет озвучить мне причину, а с другой — сомневается. — Если не хочешь… — я произношу всего несколько слов, как Крис перебивает меня: — Из-за тебя. Мне хочется со всей силой втянуть воздух, чтобы вдохнуть. Но я сдерживаюсь, потому что хочу разобраться. И только я хочу произнести хоть что-то, как его губы приоткрываются первыми. — Я не так сказал, — Крис ерошит рукой волосы. — Это не из-за тебя, а из-за того, что я чувствовал к тебе, — он сглатывает и перемещает свой взгляд со своих сцепленных рук на меня. — И что ты чувствовал? — Запутанность, — отвечает он уверенно. — Как бы я не понимал, что происходит. Потому что единственное, о чём я мог думать, — это ты. И ты. И ты. И ты. И всё. И это просто начинало потихоньку сводить меня с ума. Потому что-то, что между нами происходило… — замирает. — Я даже не знаю, что это было. Но мне определённо было по-кайфу. До того момента, пока я не осознал, что хочу прикасаться к тебе не только тогда, когда в моей крови присутствует алкоголь. Я продолжаю слушать его, пока мои зубы постукивают друг о друга. Нереально и несносно слышать от него такие вещи. Потому что это то, что происходит и со мной всё это время. Оказывается, мы так похожи. — И тогда я окончательно запутался во всём, что происходит. Бесполезно твердил себе, что всё это — просто похоть и желание, но потом каждый раз возвращался к тому, что ищу тебя в толпе. И ничего не мог поделать с этим. Становилось даже страшно, потому что… — он усмехается. — Блять, да со мной такое впервые, — опять опускает взгляд на свои руки. Не может смотреть мне в глаза, потому что они насквозь прожигают его. Я даже не могу пошевелиться, потому что как зачарованная вслушиваюсь в каждое произносимое им предложение. Но понимая, что он не может сказать ни слова больше, потому что и так произнёс слишком много того, что было трудным для него. Понимая, что ему сейчас как никогда нужна моя поддержка, я поднимаюсь со своего стула и подхожу к Крису, пока он медленно поднимает свой взгляд на меня. Присаживаюсь к нему на колени, и его руки автоматически окольцовывают мою талию, останавливаясь ладонями на моих оголённых ногах. Домашние шорты измяты. Не было сил и желания их гладить. Опускаю свою голову к нему на плечо и накрываю его руки своими пальцами. Что мне стоит ему сказать? Что я чувствую то же самое, что и он? — Со мной тоже, — громко выдыхаю. — Но я думаю, с этим можно как-то справиться, — пожимаю плечами, слыша размеренное биение его сердца приложенным к груди ухом. — Как? — его громкий выдох. — Пока не знаю. И мы оба молчим. Я — сидя у него на коленях, а он — сидя на моей кухне с утра в воскресенье. И выключенный телефон вместе с прогулянной школой кажутся такими мелочами по сравнению с тем, что происходит сейчас. Они не могут вызвать у меня такого волнения, какое вызывает Крис. Ежесекундно. — Мне кажется, девочки на меня обиделись, — я тихо бормочу. — Почему? — Крис трётся щекой о мои волосы, и это кажется слишком не похожим на него. Какой он всё-таки разный. Слишком запутанный в себе Крис. — Меня три дня не было в школе, они писали, звонили, даже приходили и просили открыть дверь. Стучали долго. Но… — совесть подталкивает противный ком к горлу, который я с трудом сглатываю. — Я никак не реагировала. — Почему? — Мне хотелось побыть одной. Как тебе тогда, — Крис сжимает наши ладони, и я поддаюсь этому движению. Наши пальцы сплетаются. — Мне очень жаль, что я в больнице так вёл себя. Мне стоило понять, что ты не тот человек, перед которым мне стоит… — Крис поглаживает мои костяшки. — Быть таким мудаком. Я прикрываю глаза. И, конечно, мне хочется начать говорить, что это совсем не так, что он говорит глупости. Но ведь глубоко внутри меня что-то так и орёт мне, что он прав. Он действительно сделал больно мне тогда своими насмешками в самый неподходящий момент, который только мог быть. Я продолжаю молчать, рассматривая его костяшки, которые начинают заживать. — Мне кажется, с твоими подругами всё будет нормально. Они должны понять, что ты просто хотела побыть одна. — Они мне ничего не должны, — поджимаю губы. — Я даже не ответила им, не пуская на порог своего дома. Это ужасно. Горечь внутри меня разгорается от осознания того, что мне бы было до жути неприятно, если бы так потупили со мной. Как я с девочками. — Эва, если уж на то пошло, то это я в этом виноват, — устало вздыхает, и тёплый воздух проходится по моей макушке. — Как ты виноват в том, что я поступила так подло? — я ухмыляюсь сама себе и своим поступкам. О чём я думала, игнорируя буквально самых родных людей, которые у меня есть? — Потому что это я начал всю эту заваруху в больнице насчёт Юнаса, и именно поэтому всё пошло дальше, как цепная реакция, — я сжимаю зубы. — Не стоит себя винить. Тебе стоит просто поговорить с ними и всё. Они всё поймут. Но я не хочу вникать в слова, которые он произнёс после упоминания ненавистного имени. Хочется скривиться лишь от воспоминаний того, сколько он дерьма сотворил в последнее время. И которое, конечно же, докатилось и до меня. — Эй, — Крис замечает, что я не отвечаю. Я поворачиваю лицо к нему, замечая на себе заинтересованный взгляд светло-карих глаз. — Что такое? — Ситуация с Юнасом… — я сглатываю, прочищая горло. — Ты… — Нет, — Крис обрывает моё начатое предложение, хмуря брови. — Я ничего не буду делать, — пристально смотрит на меня. — Долгие разговоры с Вильямом и твои слова заставили меня передумать и успокоиться, — он облизывает нижнюю губу и сглатывает. В горло пересохло. — Я понял, что есть другой способ доказать ему, что он ни на что не способен. — И какой? — внимательно смотрю на Криса, изучая буквально каждый сантиметр его лица. — Такой, — тихо произносит он, тут же приближаясь к моим губам и начиная меня целовать. Наши пальцы расцепляются, потому что он тянет ладони к моей шее, что делаю и я. Пальцами чувствую выступившие венки на тёплой и мягкой коже и, не раздумывая, отвечаю на неожиданный поцелуй. Этот способ мне нравится гораздо больше.***
Я со слезами на глазах подошла к девочкам на следующий день и начала судорожно просить прощения. Говорила, что не знаю, что со мной происходило и, собственно, происходит. Уверяла, что сожалею о том, что так поступила с ними. И неожиданно для меня, они молча слушали все мои переживания и мысли о Крисе, беспорядочно слетающие с моих мокрых от слёз губ, а потом обняли меня. Все вместе. Говорили, что всё хорошо. Что я безумно глупая, что я постоянно закрываюсь в себе. Что так нельзя. Я делаю хуже только себе. А я всё это прекрасно понимала и просила прощения десятки раз, в ответ слыша только: «Всё хорошо». В это «Всё хорошо» было настолько растяжимым понятием для меня последнее время. «Всё хорошо» Нуры в больнице совсем не казалось для меня хорошим. «Всё хорошо» Криса вчера, когда я говорила, что мне нужно сделать куча домашней работы. Но ведь он понимал, что я пыталась делать всё, что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своей совестью. Которая проедала меня изнутри и показывала много разных сценариев того, как состоится моя встреча с подругами после случившегося. Но не одна из вариаций не подходила, потому что всё было действительно хорошо. Потому что близкие люди обнимали меня. И даже тогда, когда мне этого не хотелось, они были рядом. Несмотря на то, что им так и не получилось пересечь порог моего дома, они всё равно были со мной. Я немного успокаиваюсь к третьему уроку и, выходя из класса, следую на улицу, чтобы встретить Криса, который сегодня благополучно прогулял школу. Не редкое явление. Так необычно было видеть на экране своего телефона короткое сообщение от адресата, имя которого уже давно есть в моих контактах. Кристофер Шистад: Выходи. И я покорно миную коридоры школы, оставляя позади крики детей и колкие взгляды окружающих. Слишком много внимания приковано ко мне в последнее время. Замечаю Вильяма, разговаривающего с парнями в толстовках Пенетраторов возле подоконника, и замедляю свой шаг. Мне определённо есть, что ему сказать. Наше общение, если изредка брошенные фразы друг другу можно так назвать, сводилось к лишь к раздражению. И я хочу это исправить. Потому что он парень моей лучшей подруги, и лучший друг Криса, который стал для меня слишком близок за последнее время. Медленно подхожу к ним, поправляя сумку на своём плече, переминая пальцами ручку, чтобы как-то умерить свои нервы. Вильям стоит спиной ко мне, но начинает медленно поворачиваться, когда замечает, что взгляды его друзей устремлены на меня. Ведь все помнят девочку, падающую на колени рядом с Крисом Пенетратором. Сглатываю неприятную кислую слюну. — Можно тебя на пару слов? — мой голос дрожит, но я пытаюсь казаться уверенной. Вильям выгибает брови, но всё-таки соглашается отойти со мной к другому окну и выслушать. Я переминаюсь с ноги на ногу, потому что, чёрт возьми, хочу как-то наладить с ним контакт. Но не знаю, как. — В чём дело? — он произносит первый. — Вильям, это, наверное, странно, что я подошла к тебе сейчас, — делаю глубокий вдох. — И вообще как-то наше общение совсем не зашло. Но я просто хочу, чтобы ты знал, что мне очень нравится Крис, как ты успел понять… — поджимаю губы, — и услышать, — сглатываю. Почему так трудно это говорить? — А ты его лучший друг. И я действительно благодарна тебе, что ты ответил мне тогда, как там Крис. И что тогда в больнице сказал то, что думал. Потому что всё, что ты говорил, было правдой, которую я просто не хотела воспринимать, — надавливаю пальцами на мягкую поверхность ладоней. Но тут же отпускаю их, потому что мне становится больно. Я и забыла совсем о царапинах. Вильям несколько секунд смотрит на меня, а затем немного наклоняет голову в бок. — Эва, я просто хочу, чтобы с моим другом всё было хорошо, — смотрит прямо мне в глаза. — И я уверен, что ты хочешь того же для своих друзей. Для той же Нуры. — Конечно, — я хмурюсь. — Вам стоит разобраться с этим дерьмом и не изводить друг друга. И кроме вас этого никто не сделает. Потому что… — он замолкает, видя мою ухмылку. — Нам виднее? — проговариваю с такой интонацией, с которой в прошлой раз он кинул мне эту фразу. Вильям усмехается в ответ. — Именно. И мы расплываемся в скромных улыбках, понимая всю суть этой фразы. Которую он каждый раз кидал мне с пренебрежением и которая каждый раз выводила меня из себя. Стоим так ещё несколько секунд, и я говорю, что мне пора идти, покидая второй этаж школы со словами Вильяма мне вслед: «Всё будет хорошо». Нет. Уже всё хорошо. И это доказывает солнце, встречающее меня на крыльце школы, и тёплая температура, сразу же проникающая под кожу. На несколько секунд прикрываю глаза, потому что становится слишком хорошо и спокойно на душе. Вижу машину Криса и размеренным шагом следую к ней, чувствуя на себе взгляды тех, кто стоит в школьном дворе. Но в голове крутится лишь одно излюбленное до ненависти слово: «Поебать». Открываю переднюю дверь и усаживаюсь поудобнее на кожаном кресле, встречаюсь с глазами Криса. Он выглядит намного свежее, чем вчера. Отдохнувший и прогулявший школу, скромно улыбается, смотря на меня. — Прогуливаешь? — Просыпаю. Громко усмехаюсь от того, что происходит. И нет, дело вовсе не в том, что мы сейчас сидим вдвоём в его машине, обмениваясь глупыми фразочками. А в том, как далеко мы зашли, начиная всё с обычной игры. И теперь смотрим друг на друга, признавшись в своих чувствах и без единого представления о том, что делать дальше. Крис тянется к задним сидениям, и я слышу какой-то шорох. Он возвращается с прозрачным пакетом в руках, доверху набитый огромными оранжевыми персиками. — Это тебе, — скромно улыбаясь, протягивает мне пакет с фруктами. А я не могу пошевелиться, потому что внутри будто что-то заклинило. И грудь наполнилась тяжёлым свинцом, вдавливая меня в сидение. Я смотрю на Криса с широко открытыми глазами и боюсь пошевелиться. Он купил для меня мои любимые фрукты? — Откуда ты… — на большее меня не хватает. Язык отказывается продолжать свою работу. — Откуда я узнал? Я не киваю и, кажется, даже не моргаю. Но Крис понимает, что именно это меня и интересует. — Нура оказалась не такой молчаливой, как я думал, — тихо смеётся. Опускает пакет на мои ноги, видимо, устав его держать. И я перевожу взгляд на оранжевые персики. Очень красивые. Беру в руки один из них и прикрываю глаза, ощущая под пальцами гладкую поверхность фруктовой кожицы и приятную прохладу. В машине запахло персиками. Делаю глубокий вдох. — Эва, — Крис обращается ко мне, пока я с интересом рассматриваю его подарок, от которого пока что не могу отойти. — Да? — неуверенно произношу я. — Я знаю, как нам справиться с этим, — голос Криса кажется мне слаще самых спелых и самых любимых персиков, поэтому я невольно поворачиваю голову к нему. — И как же? — сглатываю образовавшуюся слюну. — Будь моей девушкой. Будь. Моей. Девушкой. И всё летит к чертям, потому что я выпускаю из рук гладкий фрукт и с некой тревогой смотрю на Криса, который внимательно следит за мной. В голове начинают мелькать различные моменты, связанные с ним. Начинает твориться каша. Наше знакомство и его дурацкая шляпа. То, как он танцует. Поцелуй в комнате. Стенка за стенкой, приближающие меня к крайней стадии — стадии сумасшествия, которую я благополучно получила. Ледяная вода в ванной, которая пыталась выбить из меня всё накопившееся. И у которой так ничего и не получилось. Его стёртые костяшки и моё бессилие перед взглядом мерцающих глаз. Опьяненная игра в попытках сказать правду. Его голова, утыкающаяся в мою грудь, слова о запутанности. Моё личное безумие в школьной подсобке и моё личное саморазрушение во дворах школы. Моя душевная боль в коридоре больницы и правда в палате номер двадцать три. И наша субботняя ночь, которая не сравнится ни с какими любимыми персиками, которые покатились на пол при его словах. Безмолвно смотрю на него и понимаю, что не могу даже думать ни о ком другом. Мне начинает казаться, что если я начну лишь размышлять о том, что он с кем-то кроме меня, то мне уже ничего не поможет. Врачи не смогут даже поставить диагноз. Потому что со мной моё личное безумство под названием Кристофер Шистад. — Да, — тихо бормочу я. Тысячу раз «да». Да. Да. Да. Всегда да. Уголки его губ ползут вверх, в скромной улыбке. — Персики упали, — не отрывает от меня взгляда, пока я стараюсь восстановить привычное сердцебиение. Но ничего не помогает. Я тянусь к нему, неожиданно для самой себя и, видимо, для него. Потому что Крис никак не успеет среагировать, когда я, не в силах противостоять самой себе и своему желанию, накрываю его губы. — Твои губы вкуснее, — бормочу невнятно сквозь поцелуй, чувствуя, как Крис начинает мне настырно отвечать. И я в сотый или тысячный раз задыхаюсь, ощущая язык Криса на своём и его зубы, прикусывающие мои моментально опухшие губы. Хватаюсь за его волосы, будто бы пытаясь таким образом оказаться ещё ближе к нему. И сейчас, пройдя всё это, я понимаю, что наши чувства не смогли залить ни литры водки, ни ледяная вода. Они продолжают гореть так же сильно. Сжигая нас до тла.