***
Всё началось в Кеттари. Щекотливая, весьма двусмысленная ситуация, которая не могла привести ни к чему особенному, несмотря на выбранные для конспирации роли. Воспитание Макса, семейное положение Шурфа, да и сам тот факт, что они, вообще-то, ехали по делу — всё это сводилось к тому, что дальше разделённого сна и пары неуклюжих шуток дело зайти не могло. Но надо же было такому случиться, что вместо безобидной сигареты Максу в Щели Между Мирами попался косяк марихуаны. Поначалу Рыбник вёл себя вполне прилично и даже забавно — безупречное лицо Лонли-Локли казалось куда более привлекательным и человечным, когда улыбалось, пусть даже такой, безумно-нездоровой улыбкой. Макс испытывал лёгкое беспокойство, пока они обедали в трактире, но ситуация в целом его веселила. Ровно до того момента, как Рыбник захотел разделиться, чтобы каждый мог заняться своими делами. — …Спать мне пока нельзя, так что пойду поищу развлечений. Когда ещё выпадет возможность с лёгким сердцем пренебречь долгом? — Хм… Шурф, мне кажется, что идея разделиться не так уж хороша, — неуверенно начал Макс, мысленно прикидывая варианты того, как безопасно и безболезненно усмирить разошедшегося коллегу. Вряд ли он что-то мог противопоставить его магическому мастерству, но отпускать ситуацию на самотёк тоже не хотелось. — Что ты предлагаешь? — со странной смесью любопытства и насмешки спросил Рыбник, который явно наблюдал за его мыслями. Макс понял, что он абсолютно бессилен. И всё-таки, чтобы знать, с какими последствиями потом придётся столкнуться, он считал необходимым хотя бы находиться поблизости. — Ты развлекайся, а я просто буду рядом, ладно? Не сбегай от меня. Рыбник расхохотался. — Кто бы мог подумать, что в мире существуют зануды, кроме этого Лонли-Локли! Но ты же понимаешь, сэр Макс, что не сможешь заставить меня делать то, чего я не хочу? — в его интонации промелькнула лёгкая, едва заметная, угроза. — Понимаю, — настороженно сказал Макс, а потом вдруг сообразил, какой у него есть козырь. — А ты, в свою очередь, должен понимать, что если хочешь ещё когда-нибудь оказаться на свободе, не должен делать глупостей. А вот если всё пройдёт тихо и без эксцессов, то наша безупречная Истина, возможно, согласится повторить. Рыбник задумался ненадолго, а потом расплылся в довольной улыбке. — Ты прав, пожалуй. Что ж, значит, связывать и прятать в сундук я тебя не буду. Идём развлекаться. «Развлекаться» по мнению Рыбника означало заливаться алкоголем и играть с местными шулерами в «крак». Макс просто тихо наблюдал со стороны и старался не вмешиваться, тем более что от алкоголя вреда, кажется, не было — во всяком случае, ещё более неадекватным Шурф не становился. А вот с игрой всё шло плохо. Понаблюдав около часа за тем, как местные облапошивают «туриста», Макс вспомнил, что вообще-то у Лонли-Локли весь их бюджет, и присоединился к игре. Вскоре за столиком не осталось никого, кроме их двоих — шулеры поняли, что им тут ловить нечего. К счастью или нет, но трактир работал круглосуточно, и выставлять их никто не собирался. И лишь на рассвете у Рыбника закончились деньги. — Я хочу отыграться, — сказал он. — Макс, одолжи мне немного! — А рассчитываться чем будешь? — снисходительно спросил Макс. — Я отдам, когда вернёмся в Ехо! — Это не ты отдашь, а Шурф Лонли-Локли, — заметил Макс. — Ты уверен, что ему понравится рассчитываться за твои долги? — Ну, тогда… — Рыбник ненадолго задумался и заметно помрачнел, когда понял, что ему нечего предложить. Но ещё через секунду он просиял, осенённый гениальной идеей. — Давай на желание. — На какое? — Какое хочешь, — отмахнулся он. — Я доверяю твоему занудству и отсутствию фантазии. Ну, так что, идёт? Желание против короны. Макс согласился, поняв, что спорить не имеет смысла. Ему было даже любопытно, в какой момент остановится Рыбник. Следующие две игры Максу карта не шла так злостно, что он даже заподозрил мошенническое колдовство со стороны Рыбника, но потом всё вернулось на круги своя: две упущенные короны вернулись в карман Макса, а потом он стал счастливым обладателем двух обещанных желаний. — Можешь начать расплачиваться прямо сейчас, — сказал Макс, когда солнце уже полностью поднялось, и в трактире снова начали собираться люди. — Чего тебе хочется? — Рыбник улыбнулся так широко, а глаза его так блестели, что Макс вдруг подумал, что он ожидает чего-то конкретного, вот только не сразу понял, чего. — Я хочу спать, — честно сказал он. — И чтобы ты за время моего отсутствия ничего не начудил. — Может, ты хочешь, чтобы я охранял твой сон? — насмешливо спросил Рыбник. — Делай, что хочешь, только без глупостей… Он фыркнул. — Я и так не собирался искать приключений. Как ты сам верно заметил — в моих интересах вести себя прилично. Тебе даже не обязательно было нянчиться со мной всю ночь… — Ага, и тогда мы остались бы без денег, — Макс зевнул и поднялся, чтобы покинуть, наконец, трактир. — В общем, так, сэр Шурф. Надеюсь, карточный долг для тебя — не пустой звук. Так что, будь добр, рассчитывайся. Своё желание я озвучил. — Как скажешь, — смирно отозвался Рыбник, но Макс был настолько измождён, что даже не заподозрил неладного. Едва оказавшись в гостиной дома, который они снимали, он завалился на диван, натянул на себя невесть откуда взявшийся плед и уснул. Рыбник и сам оказался не таким уж затейником, раз ничего лучше, чем отправиться играть в «крак» не придумал. То, как сильно он заблуждался, Макс прочувствовал через несколько часов. Выспался он довольно неплохо, но раскрывать глаза и возвращаться в реальность не торопился. Ему снилось что-то довольно приятное и эротичное, и в этом состоянии лёгкого щекотливого возбуждения хотелось остаться подольше, ещё хотя бы пару минут. Но мечтам его было не суждено сбыться: он почувствовал, как что-то мягкое нежно прикасается к его губам и подскочил от неожиданности. — Шурф, ты что творишь?! Впрочем, с первого взгляда стало ясно, что Лонли-Локли ещё не вернулся, это всё ещё Рыбник. И когда же его отпустит? — Выполняю твоё второе желание, — сказал он, широко и нагло улыбаясь. — Люблю сразу отдавать все долги, знаешь ли. Макс потряс головой и не сразу сообразил, о каком долге и желании речь. А когда вспомнил, то и сам не сдержал смех: — Извини, дружище, ты что-то неправильно понял. Когда я говорил, что хочу «спать» это означало именно спать. А второе желание я озвучу тебе как-нибудь в другой раз. — А я и не про «спать», — ещё шире осклабился Рыбник. — Мне, знаешь ли, не обязательно всё озвучивать. Думаешь, я не вижу, не знаю, чего тебе хочется от Шурфа Лонли-Локли? — Макс вспыхнул и с трудом удержался от того, чтобы отвести взгляд и выдать тем самым все свои грязные мысли, которые безжалостно подавлял в последние несколько месяцев. Но Рыбник не подал вида, что что-то заметил, а продолжил: — Тот факт, что Зануда держит меня в узде, не означает, что я не вижу его глазами. Вот только у него есть Хельна и дурацкие правила не позволят ему дать тебе то, чего ты хочешь, как бы ты ни просил. Я — другое дело. Мне всё можно… — Ты уверен? — с сомнением покачал головой Макс, поднимаясь, наконец, и отсаживаясь подальше от Рыбника. — Что-то я сомневаюсь, что он одобрит это твоё поведение. — Он одобрит всё, что не нарушит его идеальный мир. Сейчас вопрос лишь в том, хватит ли мне проницательности, а тебе мудрости, чтобы прийти к простому и очевидному решению, которое устроит нас всех? — Я не понимаю, о чём ты? — Макс не собирался так просто вскрывать карты, пусть даже его блеф был раскрыт. — Я хочу тебя, а ты хочешь его, — прямо сказал Рыбник, и Макс нервно икнул. — Но я — это он, только без этих его условностей и правил. Я — веселее, и, гарантирую, тебе понравится… — Так, стоп! — перебил его Макс, поднимаясь. Он собирался отправиться в ванную и привести себя в порядок, упорядочить мысли, покончить с этими глупостями. Но почему-то он боялся просто развернуться и уйти — Рыбник явно был ещё больше не в себе, чем несколько часов назад. — Никто никого не хочет, ясно? Я стопроцентный натурал, и ты мне просто друг! И вообще, из-за этой грешной марихуаны ты, наверное, забыл, что я только выгляжу как женщина, а на самом деле я мужчина… — Это ты спросонья забыл, что на меня твоя личина, вообще-то, не действует. И что значит слово «натурал», Макс? — спросил Рыбник. — То есть интуитивно я понимаю, что это связано с чем-то естественным, природным, но тогда ты противоречишь сам себе, потому что я-то знаю, я чую… — «Натурал» — это значит, что я интересуюсь только женщинами, — терпеливо пояснил Макс, чувствуя, как от этого лицемерия у него сводит дёсны, но и не забывая при этом о деликатности, чтобы не обидеть и не разозлить ни Рыбника, ни Шурфа, который потом, скорее всего, всё это будет помнить. — Ты собираешься жениться и заводить детей? — спросил тот. Макс снова ошарашенно захлопал глазами. — В ближайшее время — пожалуй, нет. Я провёл в Ехо слишком мало времени и недостаточно освоился, чтобы брать на себя такую ответственность… — Тогда какая разница, с кем получать удовольствие? — спросил Рыбник. По его выражению лица было видно, что он не издевается, а действительно не понимает. — Это противоестественно, — мягко, словно разговаривая с маленьким несмышлёным ребёнком, сказал Макс, в глубине души уже понимая, чем закончится разговор. — Мужчины и женщины созданы так, чтобы гармонично дополнять друг друга… Рыбник перебил его, фыркнув. — Не надо читать мне лекцию по анатомии, я и сам могу рассказать тебе много чего интересного. Даже, осмелюсь предположить, такого, о чём ты и близко не слыхал. Но эта вся твоя гармония имеет смысл, только если ты по какой-то нелепой причине хочешь стать отцом. А чтобы просто получать удовольствие и жить полноценной насыщенной жизнью главное, чтобы рядом был тот, кто тебя привлекает. — Он вдруг приблизился, но не резко, а плавно, неторопливо, будто боясь спугнуть, и осторожно взял Макса за руку. — А я знаю, кто тебя привлекает, я вижу. Восхищённые взгляды. Прикосновения невзначай. И этот взгляд, вот прямо сейчас… начни с того, Макс, что перестань лгать самому себе. Макс сжал зубы, но руку не отнял. У него язык не повернулся отрицать, что в догадках Рыбника была доля правды, и его аргументы тоже казались вполне логичными. Но всё же… — Шурф Лонли-Локли этого бы не хотел, — сказал Макс. — Не подтверждаю, но и спорить не стану, — отозвался Рыбник. — Понимаешь, в чём дело: хотим мы с ним одно и то же, а делаем разное. Он — то, что должен, а я условностями не ограничен. У него есть Хельна, Перчатки Смерти, Королевская Служба, безупречный упорядоченный мир. А у меня — первый за полсотни лет день свободы от него. И, поверь мне, он этим наслаждается не меньше моего. — То есть ты получаешь от него обратную связь… хм… в режиме реального времени? — с нервным смешком спросил Макс. Рыбник лишь на несколько мгновений задумался, расшифровывая корявый вопрос. — Да. Он сейчас со мной, так же, как и я всегда с ним. — И что он думает по поводу твоей затеи? — спросил Макс. — Он думает, что я могу делать всё, что мне вздумается, если это только не повлияет на твоё к нему отношение. Если ты его не возненавидишь и не станешь требовать невозможного. Макс непонимающе потряс головой. — Что-то я никак не разберусь. Вы один человек, или вас двое? — И то и другое, — ухмыльнулся Рыбник, отпустил руку Макса и отступил на пару шагов, так же медленно и осторожно, словно теперь сам опасался нападения. — Один человек, две личности. Одинаковые воспоминания, разное отношение. Один мир, разное видение. С ним ты можешь продолжать дружбу — к этому не будет препятствий. А меня можешь любить. Он не будет вмешиваться в наши дела. Макс снова нервно засмеялся. Ему было трудно уложить всё это в голове: начиная с неожиданного предложения близости, мысль о которой не вызывала отвращения, но всё равно казалась невероятно дикой, заканчивая тем, что Шурф, получается, всё-таки испытывает к нему некоторое любопытство, которому никогда и ни за что не дал бы проявиться, если бы не этот грешный косяк. — Я вижу твоё любопытство, Макс, не пытайся его скрыть, — сказал Рыбник с некоторым самодовольством. — И незачем его подавлять. Ты видишь меня таким, какой я есть, со мной тебе нечего стесняться. Если хочешь — покури тоже этой штуки, пусть твой безумец тоже выйдет на свободу… Макс тряхнул головой — ему этот метод был недоступен. Марихуана не нивелирует стереотипы в его голове, а просто выведет его из строя на несколько часов. Впрочем, в чём-то Рыбник прав. Он сейчас перед Максом предельно откровенен, беззастенчив, таков, какой он есть, во всей красе. И пусть даже это последствия случайности, не будет ли честным ответить взаимностью, хоть немного? — Какой с безумцев спрос? — продолжил Рыбник, будто чувствуя его сомнения. — Кто будет нашими судьями, кроме нас самих? Если получается хорошо — не о чем сокрушаться, а если не получается — всегда можно сменить планы. Я не собираюсь делать совсем уж глупые вещи. Чего мне Истина точно не простит — так это если ты начнёшь бояться нас, ненавидеть или презирать. — Я не начну, — торопливо пообещал Макс. — Я же… в каком-то смысле сам виноват, что это… с вами произошло. — Это не вина, а заслуга, — с неожиданной горечью сказал Рыбник и снова усмехнулся. — Надеюсь, ты никогда не поймёшь ценность этой временной свободы. Макс задумчиво покачал головой. Сейчас Рыбник был удивительно похож на привычного Лонли-Локли, но всё же проявлял какую-то нетипичную для него уязвимость. И хотя было ясно, что спешных решений на основании этого небольшого разговора принимать не нужно, просто оставить Рыбника наедине с собой казалось неправильным. Пусть даже к глупостям он действительно не склонен. Макс неторопливо приблизился к нему и остановился на расстоянии вытянутой руки. — А ты не обманываешь меня? Шурф действительно не будет раскаиваться потом за твоё поведение? — А что я предлагаю плохого? — лукаво спросил Рыбник. — Только то, чего мы оба хотим, а от этого нет вреда. Да, я надеялся просто развлечься, но в тот момент, когда я понял, что ты не умеешь «легко», тебе всё надо «всерьёз», я объяснил тебе, как обстоят дела на самом деле. Что бы я тут ни творил — Шурф Лонли-Локли к этому отношения не имеет, и с твоей стороны будет несправедливо требовать от него чего-либо, включая объяснения и извинения. Если тебе так будет проще — воспринимай нас как двух разных людей, которые пользуются этим телом по очереди. — А он сможет это так воспринимать? — с сомнением спросил Макс. — Или сам начнёт извиняться и оправдываться, когда ты уйдёшь? Рыбник задумался — прислушался к своему второму «я». А потом сказал: — Мы с ним разберёмся между собой сами. Вопрос в том, почему это беспокоит тебя? Здесь и сейчас я изложил тебе условия задачи, ты можешь её решать. Если я изложил тебе заведомую ложь — что ж, это мои проблемы, потому что Лонли-Локли меня больше не выпустит. Но с той информацией, что я тебе дал, ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится. Ты, мне думается, знаешь Зануду достаточно хорошо, чтобы вообразить себе его реакцию на любое из твоих действий. Так что перестань тратить моё время, Макс. Думаю, довольно скоро он вернётся, и до того момента я хотел бы ещё немного поразвлечься. Не с тобой — так с кем-нибудь другим. — То есть разницы, по сути, нет? — с неожиданной для самого себя горечью сказал Макс. — Болван ты, если не понимаешь разницы, — выплюнул Рыбник, и глаза его заблестели ярче. — Есть что-то, чего я хочу больше и что-то, чего я хочу меньше. Но чтобы получить тебя, мне придётся применить силу, а это разозлит Зануду. Так что я пойду по простому и бесконфликтному пути — найду кого-нибудь более сговорчивого. «Вот так вот просто, — подумал Макс. — Я недоступен — ничего страшного, поищем кого-нибудь другого». Он и сам не понимал, почему испытывает такую злость и обиду из-за этой мелочи. Ну в самом деле, зачем ему такое легкомысленное и непереборчивое создание? Но, в целом, Рыбника можно понять. Если он действительно «освободился» впервые за полвека, немудрено, что он хочет получить максимум от этой свободы. Ну и куда его отпускать? Что он там начудит? И стоят ли меры безопасности того, чтобы запереть несчастного на оставшиеся часы и не позволить развлечься? — Погоди, — сказал Макс Рыбнику, который уже был у самого выхода. — А что Шурф скажет, если я сейчас запрещу тебе уходить? Тот заинтриговано обернулся и снова улыбнулся — широко и беззаботно. — Он спросит, в чём причина: ревность или гиперответственность? И к тому и к другому он, кстати, отнесётся с пониманием, но всё же скажет тебе, что если дело во втором — то в следующий раз тебе не нужно брать на себя слишком много, потому что не только ты за мной приглядываешь, а и он сам. И если от тебя я завишу только в текущий момент, да и то условно, то от него — в долгой, можно сказать, пожизненной, перспективе. Пока он говорил, Макс всё больше понимал, что на самом деле происходит: внутри него просыпается его собственный безумец, который понимает, что Рыбника можно не только не стесняться, но и не бояться. Что бы здесь и сейчас ни происходило, он не посмеет переступить черту дозволенного — поводок, на котором его держит Истина, слишком короток. — Тогда вот тебе моё второе желание, Рыбник, — сказал Макс, и сам не узнал свой голос. — Останься со мной. Это было не предложение и не обещание, просто констатация того, что на стороне Рыбнику найти развлечения не светит, уж точно не сегодня. Но тот как будто почуял проснувшегося максова безумца и заулыбался ещё шире, и снова приблизился и жадно втянул воздух, будто по запаху пытаясь понять намерения. — Как скажешь. Я рад выплатить долг. Некоторое время он просто стоял рядом и, казалось, ничего предпринимать не собирался, но потом его будто качнуло вперёд, и Максу показалось, что он вот-вот упадёт, но Рыбник лишь прикоснулся к его губам поцелуем. Коротким и неожиданно чувственным, а через секунду уже отстранился, и смотрел испытующе и со странным торжеством. И снова принюхался. — Пойду-ка я в душ, — с долей смущения сказал Макс. Действительно, после ночи в трактире и нескольких часов сна на диване амбре должно быть ещё то. — Не надо, — сказал Рыбник. — Ты даже не представляешь, как соблазнительно пахнет твоё желание. — Врёшь ты всё, — смущённо сказал Макс. — Ничем оно не пахнет. — Ага, — издевательски поддакнул Рыбник. — И безумие, конечно, тоже никакого запаха не имеет, тебя все сговорились обманывать. И он неожиданно снова качнулся вперёд. Макс ожидал очередного поцелуя и за долю секунды даже подготовился встретить губы Рыбника, но произошло другое — его рука как будто невзначай прошлась по одежде в районе паха, ощупывая всё, что было скрыто тканью. — Хм, — всё с той же издёвкой сказал Рыбник. — Что ж, есть с чем работать. — Да пошёл ты, — нервно фыркнул Макс и развернулся, чтобы всё-таки отправиться в ванную. — Ты не можешь поменять желание! — воскликнул ему вслед Рыбник. — Я уже начал его исполнять! — Это ты о чём? — непонимающе спросил Макс, оборачиваясь. — Я не буду никуда идти, потому что ты сказал мне остаться, и я принял это пожелание к исполнению, — совершенно серьёзно и даже немного сердито сказал Рыбник. Макс отмахнулся. — Делай, что хочешь, только оставь меня в покое. — А вот третьего желания я тебе не проигрывал, так что не указывай мне! Макс проигнорировал его последний выпад и всё-таки начал спускаться в ванную, в надежде хоть ненадолго остаться наедине с собой и привести в порядок смешавшиеся мысли и чувства. — Хочешь, я тебе спинку потру? — громко предложил Рыбник. — А ты умеешь? — с сомнением уточнил Макс уже на лестнице. — Ещё бы! Даже без запретных ступеней магии. Нас в Ордене и не такому учили! — Ох уж эти могучие колдуны, — проворчал Макс. Своего согласия он не дал, но услышал, как Рыбник спускается по лестнице вслед за ним. Это была странная игра. С одной стороны, Рыбник был прав, и кое-какое любопытство Макс к Шурфу действительно испытывал всё это время. Но ему даже в голову не приходило, что этот интерес когда-нибудь может быть удовлетворён! И уж точно не таким образом — через альтернативную безумную личность… И вообще, прежде чем принять новые правила, неплохо бы подумать как следует, взвесить все «за» и «против», поговорить с самим Шурфом, когда он будет в адекватном настроении… Ну и что, что Рыбник утверждает, что они не лезут в дела друг друга. Наблюдать-то он, судя по всему, в любом случае вынужден. Но что тут, в конце концов, действительно плохого… — Ты собираешься лезть в воду прямо в одежде? Рыбник бездарен в «краке», но почему он пытается перенести правила игры в жизнь? Заставляет Макса принять решение вот прямо сейчас, сделать ставку, вскрыть карты… никаких долгих размышлений, никаких дополнительных данных. Что ж, это не «крак», у этой игры правила могут меняться по ходу дела. — Ты можешь не торопить события? — попросил Макс, но лоохи и скабу всё-таки стащил и повесил на небольшой крючок у входа. Местная ванная была совершенно убогой по сравнению с сантехническими стандартами столицы, но Макс чувствовал себя вполне нормально. Он настроил воду на подходящую температуру и замер на мгновение, прислушиваясь: где там Рыбник запропастился, неужели передумал? Оборачиваться не хотелось — с этого безумца станется поджидать совсем рядом, даже не дыша, просто чтобы потом насладиться испугом от неожиданности. Но вот зашуршала ткань — Рыбник снял лоохи. А потом он подставил мочалку под воду и старательно, тщательно, намылил её, и некоторое время даже казалось, что он забыл обо всём, кроме такого ответственного процесса превращения мыла в пену — равномерную и правильную, пузырёк к пузырьку. Максу даже пришло в голову, что вот и всё, игра окончена, Истина вернулась, и, конечно же, подхватывать безумную партию Рыбника не станет. Макс уже хотел обернуться и извиниться перед другом за этот цирк, но натолкнулся на взгляд настолько безумный, что никаких сомнений быть не могло. — Ты себя контролируешь? — спросил он озадаченно. Рыбник, казалось, удивился такой постановке вопроса. — У меня чётко выверен баланс того, что я хочу и того, чего я не хочу. Главное, что тебе стоит усвоить сейчас — я хочу тебя не на один раз. А значит, в моих интересах сделать так, чтобы ни ты, ни Зануда-Истина не возражали против повторения. Это достаточно убедительно для тебя? Макс неопределённо кивнул и отвернулся, не став уточнять, что будет, если даже этот раз у них не состоится по той или иной причине. Похоже, им обоим всё и так было понятно. А значит, будь, что будет! Рыбник возил по его спине мочалкой старательно, но бессистемно, как будто не мог запомнить, какую часть спины он уже тёр, а где мочалка ещё не бывала, но почему-то ему то и дело хотелось спуститься пониже, к пояснице, а потом и к ягодицам, но он, словно чувствуя, что ему этого пока что не позволено, отдёргивал руку и возвращался к плечам. Макс не знал, как долго это может и должно продолжаться, и в какой-то момент он подумал, что Рыбник утратил остатки решительности, и эта нелепая возня будет продолжаться до самой минуты, когда вернётся Шурф. До чего глупо! Макс не выдержал и решил проявить инициативу. Пусть он будет выглядеть смешно и неуклюже, но, по крайней мере, не по его вине они упустят шанс. И, уличив момент, когда Рыбник в очередной раз начал тереть мочалкой его плечо, Макс ухватил его за пальцы и осторожно потянул на себя. — Дошло, наконец-то, — негромко и язвительно сказал Рыбник. — Что дошло? — не понял Макс. — Что в процессе в норме участвуют двое. Макс хотел огрызнуться, но широкая мокрая ладонь накрыла его рот, а другая начала возить мочалкой теперь по шее и животу. Макс исхитрился извернуться и поглядеть на Рыбника. Вид у него был серьёзный и сосредоточенный, как будто он решал сверхсложную задачу по ядерной физике, и любая ошибка на любом из этапов могла привести к фатальным последствиям последующего эксперимента. Макс нервно засмеялся и, осмелев, стащил с него, наконец, тюрбан. — Знаешь, ты можешь перестать изображать Истину, — сказал он. — Хотя с ним я познакомился раньше, чем с тобой, я уважаю его принципы, и если близость со мной не входит в приемлемый для него порядок, то я его не хочу. Будь собой, какой ты есть. Сможешь? Рыбник широко и счастливо улыбнулся. — А ты умница, Макс. Очень, очень сообразительный мальчик. Он двигался порывисто, и оттого казалось, что немного нервно. Рыбник плохо контролировал свою силу, хотя явно старался оставаться чутким и внимательно следил за лицом Макса, а, возможно, и за его мыслями. Рядом с ним легко было забыть об условностях, правилах и привычках, подобие притягивает подобие, безумец вытащил на поверхность другого безумца. Желания, инстинкты, удовольствие ради удовольствия. Они целовались и обнимались, сдавливали друг друга в объятьях, хватали друг друга за волосы и стонали в унисон. — И кто меня попрекал купанием в одежде? — спросил Макс, когда стало ясно, что путь к наслаждению преграждает мокрая белая ткань. — Сними её, — попросил Рыбник. С замирающим сердцем Макс наклонился, схватил подол его скабы и потянул вверх, неторопливо, но и без излишней спешки, чтобы не выдать своего волнения. Первое серьёзное испытание настигло его на половине пути, когда из-под ткани показался возбуждённый член — идеально ровный, как отшлифованный, идеальных пропорций — безупречный, как сама Истина, но головка, казалось, была повёрнута чуть в сторону, словно склонилась в заигрывающем жесте. Едва заметно, и если бы Макс увидел его не так близко, мог бы принять это за игру света и тени. «Неидеален, — подумал Макс. — Как же он великолепно, неповторимо, чудовищно неидеален!» Он знал, что Рыбник наблюдает за его реакцией и изо всех сил старался не проявить своих чувств. — Я знаю, что это может показаться забавным, Макс, — сказал он чуть хрипло и прерывисто от накатывающего волнами возбуждения. — Так что можешь не сдерживать смех, я вижу, что он тебе понравился. Смеяться тут же расхотелось. Фигура Рыбника под скабой полностью соответствовала впечатлению, которое производили открытые части его тела — он был худощав и жилист, и нижние рёбра отчётливо выделялись под тонкой нежной кожей. Но он всё же был намного выше Макса, и, хоть и поднял послушно руки, чтобы можно было стащить скабу через голову, наклониться отказался. Пришлось опереться о его плечо и стать одной ногой на бортик ванной. — Да, так лучше, — сказал Рыбник, порывисто прижимаясь к Максу и придавливая его к прохладной стене. — Это безумие. — Вне всяких сомнений. Наслаждайся, пока наши зануды не вернулись. Чёрт возьми, сколько в этих словах было правды! Макс не знал, кем он был в тот момент, как умудрился так сорваться с цепи, которой, вообще-то, и не было никогда. Нет, он никогда не был ханжой, и в целом к предпочтениям других людей относился абсолютно демократично — ровно до того момента, как что-то навязать пытались ему самому. Так почему же он так легко поддался на уговоры Рыбника и изменил своим собственным убеждениям? Да всё просто: здесь и сейчас он получал удовольствие ради удовольствия, жизнь ради жизни. Потому что Рыбник прав: Шурф Лонли-Локли зацепил Макса с первой встречи, и лишь ненужная труха условностей мешала ему это понять. И теперь он познавал тёмную сторону этого загадочного идеального парня — и у них было намного больше общего, чем Рыбник или сам Истина готовы были признать. Вот и сейчас Рыбник тёрся о него с такой деловитостью и самоотдачей, как будто от этого зависели их жизни. Разве что не на счёт, хотя… Раз-два-три, поцелуй, раз-два-три, ущипнул за задницу, раз-два-три, лизнул в ухо. — А на «шесть» слабо? — задыхаясь, не удержался Макс. Рыбник расхохотался и снова начал двигаться рвано и хаотично, и эта нарочитая неправильность, бессистемность, ритм со сбоями, начали выводить безумие на новый уровень. — Я же о тебе заботился, дурачок! Макс уже и так это понял. Трудно было не заорать от злости и возбуждения, когда Рыбник, не доведя удовольствие до предела, вдруг отстранялся и снова хватался за мочалку, а потом вдруг снова прижимался животом к животу Макса и замыкал его в крепкий захват и снова начинал двигаться — раз, два, три, четыре… а на полпути к «пять» вдруг двигал бёдрами в сторону, так что каждый раз Макс думал: «Ну всё, ещё раз он так сделает, и я буду брать дело в свои руки». Но Рыбник не давал ему перехватить инициативу. Изворотливый, и куда более смелый, чем Макс, он раз за разом навязывал свои правила и уговаривал наслаждаться. — Да можешь ты дело до конца довести, или нет?! — взвыл Макс после очередного отката. — Ох-х, какой нетерпеливый мальчик, — прошипел Рыбник, снова подтаскивая его к себе и подставляя под горячие струи душа. — А я вот по-другому хочу. А ты хочешь по-другому? — Я уже не знаю, чего я хочу, — простонал Макс в его горячие губы. А потом мыльная мочалка скользнула у него между ягодиц, а свободной рукой Рыбник поддёрнул его под коленку и заставил поставить ногу на бортик ванной. Макс напрягся. — Ты уверен, что это хорошая идея? — спросил он. — Я уверен, что могу сделать хорошо, — хрипло ответил Рыбник. — Ты можешь довериться мне или нет, я приму любой ответ. Несколько мгновений Макс не решался ответить. Ему хотелось больше. Ему хотелось меньше. А потом Рыбник осторожно провёл одной ладонью по его члену, а другой — между ягодиц, лишь слегка надавив. — Не спеши, — попросил Макс. — Не поймёшь тебя, — проворчал Рыбник. — До «доводи до конца», то «не спеши». Макс хотел уже возмутиться этим вечным безумным недопониманием, но Рыбник заткнул ему рот поцелуем и продолжил то, что начал ранее. Давая немое согласие на эту часть эксперимента, Макс был готов встретиться с монстром. Он здраво, как ему казалось, оценивал ситуацию и прекрасно понимал, кому открывается. В конце концов, даже если произойдёт неладное, он теперь живёт в мире, где можно без особого труда залечить любую травму. Главное, чтобы Шурф впоследствии не обвинял Рыбника в несдержанности. А значит, тем или иным способом ему надо дать понять, что Макс понимает риски и соглашается на них. — Да, я хочу, — сказал он. — Сегодня я тоже безумец, и когда мы придём в себя, мы не будем иметь отношения к тем психам, которые находятся здесь и сейчас. — Умница, — шепнул Рыбник. После этого Макс был готов ко всему. Поэтому настоящим шоком для него стала та деликатность и аккуратность, с которой Рыбник к нему прикасался с того момента — снаружи и внутри. Как будто ставки выросли тысячекратно, и любой неверный вдох, любая неверная мысль могли всё испортить. «Я не стеклянный», — хотел сказать Макс, но промолчал. Лучше уж так, чем неизвестная более страстная альтернатива. Потом Макс почувствовал, как какое-то заклинание горячими струйками проникает под кожу, бежит по позвоночнику вниз, а от копчика — в бёдра и в низ живота, расслабляя мышцы, снижая чувствительность. Рыбник прижал его одной рукой к себе, регулируя положение, а другой направлял свой неповторимый член — всё так же медленно и осторожно. Макс охнул — немного испуганно, но больше удивлённо — никаких неприятных ощущений, только странная неестественная переполненность, а затем сразу — искры удовольствия по всему телу… — Охренеть, — прошептал он на ухо Шурфу. — Научишь меня этому заклинанию? — Кеттарийца попросишь, он оценит, — отозвался Рыбник и двинул бёдрами, всаживая до конца, а потом вдруг заскулил от удовольствия, которое уже не мог удерживать в себе. Он больше не сбивался с ритма, лишь в конце чуть замедлился, чтобы растянуть удовольствие, и тогда Макс начал двигаться сам, хотя это было довольно затруднительно, с двумя ногами обхватившими талию Рыбника. И ему было плевать, если они вдруг упадут, по сравнению с теми невероятными ощущениями, которые дарил толкающийся внутри него член Рыбника, и его рука, ни одно падение не может иметь значения. Макс всхлипывал и дрожал, и мысли у него в голове безжалостно путались. «Никогда прежде… ничего более правильного… чёрт, ради этого стоило родиться… ну же, ну!» Какая-то часть его мозга воображала его дальнейшую жизнь: он устроит Хельне несчастный случай, чтобы не надо было делить с нею Шурфа, а потом уговорит короля издать какой-нибудь закон, по которому Истина и Смерть на Королевской Службе просто обязаны регулярно… ох-х-х… А другая часть его мозга дрожала в предвкушении взрыва, и ни о чём другом думать не могла: «Хоть бы никогда не прекращалось… ну давай уж скорей!» Рыбник что-то неразборчиво бормотал, с придыханием, почти жалобно, постанывая. А Макс подумал: чувствует ли он что-то, когда Шурф любит свою жену? Или это его первый секс за пятьдесят лет? И чувствует ли что-то сейчас Шурф? Или бесстрастно наблюдает, отмечая каждое движение не в такт? — НЕ ДУМАЙ О НЁМ! — злобно зарычал Рыбник и сдавил рёбра Макса так сильно, что раздался едва заметный хруст, а дыхание сбилось. Но боли не было, и мыслей тоже. Они вколачивались друг в друга жадно, сердито, страстно, а потом словно что-то сломалось — внутри или снаружи, или в самом ядре реальности, и удовольствие потекло густой горячей патокой вверх и вниз, вокруг, везде, и дышать уже было невозможно, мир утопал в удовольствии, ему нельзя было отказать, это было бы кощунство двести тридцать пятой ступени, и Макс расслабился — до конца, до самой последней капли. Сквозь полуобморок он чувствовал какое-то кружение, потом прохладу, и, наконец, мягкость. Он слышал дыхание — своё и Рыбника, а в мышцах блуждала приятная истома, и, несмотря на то, что он только недавно проснулся, хотелось снова вздремнуть, но… — Эй, не спи, — напомнил он Рыбнику. — Тебе нельзя, помнишь? — Помню, Макс, не беспокойся. — А после недолгой паузы добавил: — Зануда интересуется, в порядке ли ты. Макс фыркнул, отмечая про себя, что интересуется «Зануда», а не сам Рыбник. — Я и сам чувствую, что с тобой всё хорошо, — сказал тот. — А он почему-то испытывает потребность спросить об этом вслух. — Со мной не всё хорошо, — пробормотал Макс, и, мстительно дождавшись настороженной задержки дыхания, добавил: — Со мной всё превосходно, охренительно, отлично просто до безобразия. Но только знаешь что, Рыбник? Завязывай мои мысли читать. Как я смогу тебе доверять, если ты мне не доверяешь? Рыбник хмыкнул. — Слепой не может требовать у других, чтобы они выкололи себе глаза, — заметил он. — Учись закрываться или сам тренируйся читать мысли. Или ты думаешь, что Зануда этого не делает? Или Кеттариец? Скажи ещё спасибо, что мы честно тебе в этом признаёмся — считай это данью уважения. Макс вздохнул. Жизнь постепенно и неохотно возвращалась к его конечностям. Пришло время для бальзама Кахара, но спускаться за ним в гостиную было всё ещё лень. — Но всё равно мне не нравится, когда все подряд ковыряются в моих мыслях. Я ещё могу понять, если это надо для дела, но в личных интересах… — Хорошо, я не буду, — неожиданно покладисто сказал Рыбник. — Но ты всё-таки научись закрываться, это хорошее дело. Потом он повернулся на бок и потёрся лбом о плечо Макса. Этот жест должен был что-то значить, но что? Макс неуклюже погладил его по волосам. Сухим, как и у него. Какой заботливый безумец. Совсем как сам Шурф Лонли-Локли. Интересно, сколько ещё времени осталось у Рыбника? Макс заметил, что его мысли начали принимать опасный оборот. Хоть он и заручился обещанием, что его мысли без надобности лезть не будут, насколько можно верить этому обещанию? Да и вообще, как с ним разговаривать, когда он вернётся? Грешные магистры, как неловко-то теперь перед Шурфом… — Ты куда? — спросил Рыбник. — Пойду, прогуляюсь, проветрю голову, — затараторил Макс, изо всех сил стараясь выглядеть непринуждённо. — Заодно с городом получше познакомлюсь, а там, глядишь, и ясно станет, с какого конца за работу браться… — Давай пойдём вместе, — предложил Рыбник. — Я бы тоже не отказался прогуляться напоследок… — Давай, — с притворной лёгкостью согласился Макс. — Хотя тебе, пожалуй, лучше дождаться твоего Зануду в спокойной обстановке, чтобы он сразу смог приступить к своим дыхательным упражнениям и как следует выспаться… Рыбник поглядел на него с некоторым недовольством, но всё же сказал: — Наверное, ты прав. — И, подумав немного, добавил: — А твой зануда, я смотрю, уже на месте, да? Макс усмехнулся и махнул рукой. — Рад был познакомиться, Рыбник. Надеюсь, ещё увидимся. — Угу. Прощание вышло неловким, и Макс это чувствовал, но вернуться и сделать всё по-человечески так и не решился.***
— Шурф тогда извёлся весь, — сказал Макс Джуффину, который выслушивал историю внимательно и без привычных ехидных комментариев. — Он не мог понять, куда я запропастился, и почему-то думал, что я сбежал из-за Рыбника и того, что между нами произошло. Это мне сам Рыбник потом объяснил, при следующей встрече. А когда я вернулся в тот дом, который арендовали мы с Шурфом в Кеттари, он лишь окинул меня пристальным подозрительным взглядом, а больше ни словом, ни намёком не подавал вида, что был свидетелем чему-то необычному. Похоже на него, правда? — Не только на него, — пожал плечами Джуффин. — В конце концов, ничего необычного действительно не произошло. Конечно, обычно любовью принято заниматься без свидетелей, но если выбора нет и вряд ли когда-нибудь будет, то что ж тут поделаешь. Другое дело, что тебе, Макс, действительно стоило бы быть более проницательным и понять, что ты действительно имеешь дело с двумя разными личностями. Ты принял это как факт, как правило игры, но вместо того, чтобы просто смириться, что Рыбник не всегда тебе доступен, а большую часть времени является твоим безупречным другом Шурфом, ты начал искать между ними сходство, убеждать себя, что это один и тот же человек… — Но ведь так и есть! — возразил Макс. — Это же всего лишь маска, узда для безумия, личина… — Так-то оно так, — сказал Джуффин. — Но всякая маска работает по-своему. Вот мои, к примеру, личности, вполне гармонично уживаются со мной настоящим и при необходимости могут сменять друг друга очень быстро и без ущерба делу, а иногда и сотрудничать друг с другом для достижения цели. Шурф и Рыбник пока что не доросли до этого, они не успели научиться достаточной гибкости, если ты меня понимаешь… — То есть их действительно двое? Джуффин фыркнул. — Можно сказать и так. Возможно, обычному человеку трудно уложить в голове — каково это, быть одновременно одним человеком и двумя. Но они — именно это и есть. Они оба черпают силу в желаниях и стремлениях самого Шурфа, причём не подавленных, как это бывает у настоящих безумцев, а вполне осознанных, потому они вполне могут при необходимости сотрудничать, только каждый действует своими методами. Вот только они настолько непохожи, что помимо самого факта разделения ролей они выстроили между собой почти непроницаемую стену, что действительно сделало их разными… проявлениями одной и той же, по сути, личности. Макс поколебался лишь несколько секунд, прежде чем задать следующий вопрос: — А ваши личности, Джуффин? Кеттарийский Охотник и Чиффа — тоже ведь своего рода противоположности. Как вы с ними справлялись? У вас тоже были проблемы, как у Шурфа? Джуффин пожал плечами. — Когда на смену Чиффе пришёл Кеттарийский Охотник, это была всего лишь рабочая потребность, а не жизненная необходимость. Чиффа не ставил мою жизнь под угрозу — ну то есть ставил, конечно, но не в том смысле, как Безумный Рыбник Шурфа. У меня никогда не было внутреннего конфликта между способами взаимодействия с реальностью — я всегда выбирал ту личину, которая лучше всего приспособлена, чтобы справиться с ситуацией. Впрочем, справедливости ради надо признать, что трудности всё-таки были. Довольно часто Чиффа сердился на Охотника за то, что тот убивал какого-нибудь интересного мятежного магистра, которого можно было ещё немного поизучать… Однако эти конфликты не слишком жёстко терзали меня, хотя и прекратились только с появлением Почтеннейшего Начальника. Макс задумчиво покачал головой, всё ещё плавая в воспоминаниях о Кеттари, о том, что тогда говорили и делали Рыбник и Зануда — две стороны одной короны. — Интересно, какой будет моя следующая личность, — произнёс он. — Меня тоже будут разрывать противоречия? Трудно представить, как это может быть ещё хуже, чем это иногда случается с нынешним Максом… — Думаю, совсем скоро нам предстоит познакомиться с твоей новой личиной, — сказал Джуффин. — Но перед этим не помешало бы разобраться с текущей. Смотрю, ты довольно спокойно воспринял первую порцию воспоминаний. Готов продолжить?