Путь сердца/The way heart.

Рогозина, поддерживая свой живот, неспешным шагом шагая до переговорной, в которой толпились взволнованные родители, понимала, что ее вид вызовет бурю эмоций, но вариантов не было — автобус захвачен черт-знает кем; бандиты требовали выкуп, а с детишками богатых родителей в обычной полиции скандалов не захотели… Мысленно она уговаривала себя не нервничать. Это может навредить малышам, а они еще не должны появиться на свет… Она пребывала на пятом месяце беременности. Причем «пузо» было огромным, так как ожидалась двойня, и, вдобавок, крупные детишки. У нее нещадно ломило спину, часто приходилось отдыхать, больше есть и чаще ходить в туалет. Детишки в животе активно двигались и елозили, толкались, причиняя своей будущей маме постоянный дискомфорт. Гарри отвозил ее на работу и привозил с работы. Родители похищенных был кто где — одним было дурно (от известия) и их поили валерианкой и успокаивающими лекарствами. Кто-то принимал валидол… Остальные пытались куда-то звонить, шумно разговаривали и мерили переговорную комнату шагами. Селиванов шел рядом с ней — и в качестве своеобразной подстраховки, и в качестве сборщика ДНК. — Уважаемые родители, — предстала перед ними полковник. — Разрешите представиться, я — полковник Рогозина. Я отвечаю за освобождение ваших детей. Мы делаем все, что в наших силах, но нам требуется ваша помощь… Борис… — обратилась она к патологоанатому. И тут у нее зазвонил телефон. Сквозь отчет по телефону, она услышала, как Борис обращался к родителям с просьбой — сдать образцы своего ДНК… *** — Галь? — вопросительно обратился к ней Майский, видя, что она все еще разговаривает по телефону. Но беременная злобно просмотра на него, замахав, чтобы он подождал. Она, ступая очень медленно и осторожно, шагала в лабораторию, придерживая свой необъятный живот. Дети, в животе у матери, явно улавливая настроение вокруг и нервную обстановку, вели себя так же неровно — все шевелились и толкались. Иногда Галина даже морщилась — столь больно и неприятно ощущались ею их движения. — Автомобиль, на котором террористы догнали автобус, мы нашли. Он в угоне. Отпечатков и других улик в нем нет. Необходимо с воздуха обследовать весь район поисков… Хорошо, жду результатов… Да, Сергей? — бросив разговаривать по телефону, обратилась она к оперативнику. — Галь, одна из школьниц только что прислала матери на мобильный эту фотографию из автобуса… — Нужно увеличить изображение… Пошли в лабораторию. *** — В салоне автобуса как минимум один вооруженный человек… Вань, покажи школьников… Галина Николаевна, может… Вы сядете, а? Рогозина, чуть наклонившись — насколько ей позволял ее «драгоценный» груз и спина, рассматривала фото. — Нет, Оксан, спасибо большое… Из-за них мне не сесть, — похлопала она сама себя по округлому животу. — Сразу пинаться начинают… Итак, к делу… Похоже, из тех кто в кадре, физически не пострадал… Это хорошо, — перевела она дыхание. — А что с преступником? — Пистолет ПМ, лицо полностью закрыто балаклавой… — Так… А что это на его руке? Иван, увеличь изображение! — Так… — программист-хакер бодро застучал по клавишами, — часы… какие… «Малиновская городская избирательная комиссия»… — Хммм… — задумалась женщина, автоматически начиная гладить себя по животу, что в последнее время случалось у нее чаще… *** — Галина Николаевна, эти часы были изготовлены во время выборов в количестве пятисот штук. — Что-то вроде памятного подарка? — Ага… Их дарили членам избирательной комиссии. Противно запиликал телефон. Рогозина, схватившись за трубку — это могли быть важные новости о заложниках, прервала их разговор: — Иван, извини… Да! Ну что, нашли??? Ну не может целый автобус под землю провалиться!!! — крикнула она в трубку, потеряв разом все терпение, и тут же схватилась за живот. — Ищите в соседних районах! Сбросив вызов, она вернулась к хакеру. — Вертолетчики, чтоб их… — она проглотила ругательство, вертящееся на языке. — Ой! Извини, — чуть более спокойнее произнесла она, — что ты сказал? Что часы дарили членам избирательной комиссии? — Да. Списков счастливчиков нет, зато есть списки тех, кто был в этих комиссиях… И я нашел там… — Классную руководительницу… Так, ее на допрос. Пусть ее Котов допрашивает… Где там он? Рогозина «завязала» с допросами еще на четвертом месяце беременности — ее гинеколог, услышав, кем она работает, пришла в полнейший ужас, и, пригрозив ее посадить на больничный гораздо раньше, велела ей заканчивать с опросами подозреваемых — мало ли что. Бывают попадаются и больные физически, и больные на голову — могут причинить ей физический вред. Как бы не стремилась Рогозина сама проводить допросы, ей пришлось отступить, так как она понимала правдивость слов врача. А на больничном она выдержала всего неделю — и ее ноги сами принесли ее в ФЭС. Дома делать было настолько нечего, и было так скучно, что она взвыла… *** Учительница ей показалась на вид вполне адекватной. Но то, что она лопалась от зависти при виде богато одетых детей, которые хвастались друг перед другом тем или другим новейшим гаджетом, было видно невооруженным взглядом… Она сразу вспомнила свой разговор с Гарри. Как-то они коснулись такой темы как образование. И она спросила, почему Кваетус, который учился по всем предметам на «отлично» (ну, кроме геометрии), не учится в элитной школе для таких «особых» деток. В Москве же были и такие. Гарри ответил, что не хочет связываться с богатенькими детьми — он сам не привык жить в роскоши. Они могут легко «испортить» его. Он не зависит от мнения окружающих — не пользовался всем новейшим, не покупал дорогую бредовую одежду и не ел в дорогущих ресторанах… Да, он мог себе позволить это, но он до сих пор не считал себя высшим «классом». И его ребенок будет учиться только в обычной школе. Никаких элитных лицеев. Он хотел привить то, что работать — не зазорно, а наоборот, полезно. То, что владение дорогущим мобильником, ношение фирменных и брендовых вещей еще не делает тебя настоящим человеком… — Она не врет, — проговорила Рогозина, наблюдая за классной руководительницей в теневой из-за стекла. Соколова, рядом, дернулась от неожиданности. — Это очевидно. Значит, мы в тупике… — Н-да… Это еще мягко сказано, Галина Николаевна… Тут вбежала Оксана: — Галина Николаевна, нашелся один из похищенных школьников… *** Рогозина, сидя за столом, слушала рассказ паренька. Но ее разозлило то, что одна из террористок сказала парню лично перевезти эти злополучные деньги. — Нет! — яростно и настойчиво проговорила полковник, — мы не можем идти у них на поводу! — Вы просто их не видели… — возразил ей парень. — Они всех убьют… *** Рогозина была категорически против, но в операцию поневоле пришлось включить и подростка. Чтобы еще больше не нервничать, она ушла из лаборатории, где на пацане закрепляли все датчики и жучки. Откинувшись на стуле, она шумно дышала, пытаясь успокоиться и выровнять дыхание. Очевидно, придется ей сегодня выпить успокаивающее, прописанное ей врачом «на всякий случай». Крайний случай насупил — уже живот чуть начало жать снизу, а в ее положении это очень опасно. Две таблетки были тут же запиты водой. Она, ожидая их действия, расслабилась, все так же пытаясь успокоиться. Конечно, ей бы лучше прилечь, но… В кабинет вежливо постучались. Она повернула голову, и увидела Тихонова. Паренек, как и все, волновался за нее — программист, наверное, единственный кто знал, как трудно Рогозиной дается ее беременность. Сохранить ее — это было главным для женщины. Вероятно, это ее самый последний шанс стать матерью. — Входи… — Галина Николаевна, с вами все в порядке? — парень подошел к ней. — Может, скорую вызвать? Вы бледны… — За меня не беспокойся. — Ласково проговорила она чтобы его успокоить. — Сейчас я уже приняла лекарство… Оно подействует… и мне будет лучше… Тем более, мы сейчас все на нервах… — Это да. Может… я с вами останусь? — Конечно… Давай. *** — Все, — с облегчением выдохнула Рогозина, услышав отчет оперативников по телефону. — Слава Богу! — Все живы? — Да… — Рогозина потянулась на своем неудобном стуле. — Отлично! — Галина Николаевна! — в дверях появилась Алла Семенчук. — Там вас… муж и сын ждут… Давно уже… — призналась она. — Ой-ей! — Рогозина резко встала со стула, и ее повело в сторону. Постояв несколько минут, она «отошла» от состояния качки и пошла к рецепшен. — Иду! Я совсем забыла их отпустить! Похоже, они были тут давно, и не мешали ей. Гарри и Кваетус, на лавочке, прислонившись друг к другу, спали, приоткрыв рты. — Гарри! — тихо позвала она. Гарри сразу же распахнул глаза. Спал он всегда чутко — Рогозина, за практически год жизни с ним, узнала и о том, что однажды его в школе хотели придушить, и поэтому ему пришлось провести на ногах и не смыкая глаз около недели. С тех пор, малейший шум — и он моментально просыпается. — Галь? Ну, что, нашли детей? Рогозина не удивилась, что муж все знает. Ему все, что касается детей, известно. А это — тем более… Тем более, были подняты по тревоге все городские службы. Проверялись все автобусы. — Да… Все живы… Здоровы. — Вот и хорошо… Галь… тебе-то домой можно? — Нужно! — рассмеялась женщина. — Меня уже Султанов по телефону оповестил, что я могу уехать… Пожурил меня, что мне, беременной, давно надо бы баиньки… Тут зашевелился и крепко спящий Кваетус. — Мама? Ты? — Все, — улыбнулась женщина, подходя ближе к нему, и прижимая его к себе (как раз на уровне живота), — сейчас поедем… Гарри, ты машину везти в состоянии? — Да. Я у тебя славно выспался… — Надо же… Толкаются, — проговорил мальчик, слушая и кончиками пальцев касаясь живота женщины. Вот раз пульс — большой, сильный… Вот два… Три… Четыре… — Что за четыре? Квай, мы двух вообще-то ждем! — мягко поправил его отец. Но Кваетус, отлипнув от нее, сказал, помотав головой и повернув голову на звук отцовской речи: — Не-а. Меня не обманешь. Одно сердце — сильное, это сердце матери. Два маленьких сердечка бьются неровно с большим пульсом… А еще один — такт в такт с большим сердцем… Я хорошо слышу! — Елки, — выдохнула Рогозина, понимая, что парень-то не лжет. На узи, возможно, не увидели или не все увидели… — ты… Похоже, мне нужно сделать еще одно узи… И срочно! *** — А ваш старший прав… — проговорила ей врач, водя по животу «сканером». — Вот, смотрите… Очевидно, его эти двое на том узи загородили, а сейчас… Вот, красавец… Только опять к нам спинкой… Так что пол я не смогу сказать… — Господи… Тройня! Я, когда узнала, что у нас двойня — в шок пришла… А теперь их три! — мысленно женщина уже хваталась за голову. — Зато теперь вам не придется их рожать. По медицинским показаниям, вас теперь кесарят. Трое, в вашем возрасте, опасно… Я советую вам уйти в декрет немедленно… — Я дома просто взвыла… Мне недели хватило… — Ну, тогда… Еще месяц — и я вас, клянусь, насильно положу сюда! — Месяц, так месяц… — смирилась женщина, одеваясь. Рогозина, все сжимая в руке съемки нового узи, вышла в коридор. Гарри, ожидавший ее, заулыбался. Но тут же прочитал в глазах жены шок. — Галь, что? Правда… — Гарри… У нас тройня! — Коротко проговорила она. — Я делать не знаю, что… — Ты моя хорошая!.. — ликовал будущий отец. — Гарри, прекрати. Я в ужасе… — проговорила беременная, зная, о чем говорит. — Справимся… — отмахнулся Гарри. — А вдруг что! Трое… — Не бойся… Если что — и тебя, и детей вытащат… Лиха беда начало, а ты уже большую часть срока выносила… Я больше нервничаю, когда ты на работе… — честно сказал он. — Уже нет. Через месяц буду уже в больнице. Врач поклялась, что насильно меня положит, если я ее не буду слушаться… *** — Галина Николаевна… — Да, Алла? — подняла глаза на нее начальница ФЭС. Она убирала свой стол — завтра она уже останется дома… До предварительной даты кесарева сечения. Его, возможно, проведут и раньше. — К вам пришли. Из Управления привезли документы… — Пусти. Мне теперь трудно подниматься на ноги… Семенчук провела гостя. Им оказался Круглов. — О, какие люди! Ну, здравствуй, Коль… Садись… Алла, принеси чай, — велела секретарше начальница. Та испарилась из виду. — Здравствуй, Галь… В декрет собралась? — Да. Сегодня последний день… Оставляю родные стены… — вздохнула она с грустью. Теперь женщина не испытывала к нему какого-либо желания или чувства ревности. Жизнь все расставила по своим местам, и по полочкам. Теперь все шло так, как и должно было идти… — А кого ждешь? — На узи только одного разглядели. Мальчик. И двое других не желают показываться, и отворачиваются… — У тебя… тройня? — Да. — Улыбнулась она. Алла как раз принесла чай в чашках и, закрыв дверь, направилась по своим делам дальше. — У нас с Гарри будет большая семья… Как он мечтал… Ее рука с нежностью провела по большому животу. — Что же… Желаю вам всем счастья… Документы я привез… — нейтральным голосом проговорил мужчина. Круглов ни словом, ни выражением лица не выдавал своих истинных чувств. — Спасибо… Да, их-то мне и надо… — Ладно, — мужчина в два глотка выпил остывший чай. — Мне пора, Галь… У меня дела еще… Еще в одно место нужно съездить… — Да? Жаль… Я-то думала, что ты тут подольше побудешь. Но, коль служба… Тогда пока… — Пока, Галь… На выходе из ФЭС Круглов столкнулся с Майским. — Гальку видел? Округлая вся как мяч… Говорят, ждет трех малышей… Муж с нее пылинки сдувает, любит ее безумно. — Да-да, — через силу улыбнулся мужчина. Обыкновенное человеческое счастье мусолило ему глаза. Его жена постоянно жаловалась на недостаток его внимания. Но он не виноват, что работает как вол чтобы ее содержать. Петрович чувствовал, что у нее уже завелся любовник. Она им, как игрушкой, поиграла, а затем надоело — и ему грозило быть выброшенным на улицу побитым щенком. — Здорово… *** Кесарево пришлось делать на почти что девятом месяце. Чуть-чуть не доносила до девятого месяца. Галя, лежа на сохранении в больнице, одним утром почувствовала себя плохо. Голова жутко болела, есть не хотелось… Когда смерили давление, то врач моментально приняла решение об операции. Рогозину погрузили под наркоз и прооперировали. *** Глаза открылись с трудом. Женщина, все еще одурманенная «отходом» от наркоза, с трудом понимала, где находится. Белый потолок только через десять минут перестал вертеться. Неожиданно откуда-то пришел звук, и она услышала звонкий младенческий плач. Она с трудом поверила голову — яркий свет заставил глаза слезиться, но все-таки они привыкли к освещению. Кто-то откуда-то вскочил и закрыл весь обзор. — Галя! Как ты? — Гарри был в белом халате. И маске на лице. Очевидно сидел с ней. — Гарри… — язык ворочался во рту с трудом. Сил не было. — Где… — Все-все хорошо, не шевелись. Сейчас я тебе дам ребеночка… И еще двух… Тише… — Гарри нажал на кнопку, и в палату вбежал медсестра. Коротко велев ей позвать врача, Гарри осторожно взял один сверток в одеяле. — Это первый… Мальчик… — он аккуратно положил новорожденного ей на грудь. — Он-то тебя и разбудил… Рогозина не могла даже поднять рук. Гарри помог ей коснуться маленькой черной головушки. Она самыми кончиками пальцев изучала своего ребенка. А потом смогла все-таки и на него наглядеться. У мальчика уже открылись черные глазки. Он, почуяв, что мать рядом, успокоился и перестал плакать и кричать. И начал ползать по ней. — О! Ну, наконец-то вы очнулись! — врач вошла к ним. — Как себя чувствуете? Уже знакомитесь? — Более-менее… Да… — Это первый… Но есть еще два… — Так, — Гарри вновь поднес к ней еще один сверток, — второй… Тоже мальчик… — Мальчик… — младенец был сонный, и даже не пошевелился когда его ей принесли. Так, глаза приоткрыл и снова закрыл. — И третий… Тоже мальчик. Рогозина, вся окруженная детьми, не могла на них наглядеться… Гарри счастливо улыбался. Все темное и все страхи теперь далеко позади…