12 месяцев назад
Брюс открывает глаза от солнца, что слепит глаза: вчера забыл задернуть шторы. Диана рядом ворочается, что-то сонно бормочет и переворачивается на бок к нему спиной. Он смотрит на ее лопатки, чуть выпирающие, все еще торчащие, как у девчонки-подростка; одну из них пересекает шрам, и Брюс ведет по нему прямо до линии позвоночника. Она дергает плечом, сбрасывая его прикосновение. Он придвигается ближе, целует выцветшую белесую линию, чуть выпуклую. Его ладонь скользит по бедру, отодвигая простынь, оголяя кожу; она такая мягкая и податливая под его руками, и он переворачивает ее на спину. Диана жмурится от солнца, закрывает лицо, пока Брюс целует все еще припухшие после вчерашней ночи губы, раздвигает их языком, как и ее бедра — коленом. — Доброго утра, — горячечно шепчет он ей на ухо, и Диана чуть урчит, игриво кусая его за нижнюю губу, пока его пальцы оглаживают внутреннюю поверхность бедер, поднимаясь все выше. Она ерзает, подается ему навстречу, обхватывает первой поясницу ногами, позволяя войти в себя. Брюс протяжно стонет: она внутри тугая, несмотря на возраст, горячая, и прижимается так близко, и кусает за плечо в нетерпении. Он движется резко, почти грубо, но ее это только заводит; она стонет, выгибаясь в пояснице, и пятки ее съезжают на его ягодицы. Он целует шею, яремную впадинку, вычерчивает языком линию выпирающих ключиц, припадает к груди, игриво кусая сосок. Диана пытается задавать ритм: более бешеный и яростный, и Брюс поддается ей, потому что устоять не может. Никогда не мог. Он целует ее, когда чувствует приближение оргазма; стонет в ее приоткрытый рот, и чувствует, как она смеется. В ее глазах цвета топленого шоколада мелькают озорные искорки; Диана переворачивается на живот, укладывает на его грудь подбородок. — И тебе доброго утра, — у нее хрипловатый ото сна голос, а на лбу прилипшие пряди, которые он убирает, нежно ведя пальцами по коже. — Что-то мы сегодня заспались, не кажется? — Брюс подтягивает ее к себе ближе, трется носом о висок. — Мы заслужили право на отдых, — уверенно отвечает он, подкладывая под затылок одну руку, пока другая покоится на ее спине. — У нас до чертовой кучи дел, Брюс, и ты прекрасно это знаешь, — она хмурится, и на ее лбу появляется морщинка, прямо между бровей. — Нам нужен Сионис, Брюс, а мы даже не придумали, что можем ему предложить. А действовать надо быстро, пока Джокер не дорвался и до него. — Он не настолько глуп, чтобы связываться с Джокером. — В таком случае, весь остальной город — полные идиоты. Люди предпочитают дружить с психами, а не бороться с ними, Брюс, ты и сам прекрасно это знаешь, — Диана выскальзывает из его объятий, даже не думает прикрыться хоть чем-то. Она идет в ванную, и теперь в ее голос приходится вслушиваться. — Я не говорю, что мы должны доверять Сионису безоговорочно, но мы должны попытаться отсрочить войну хотя бы с ним; драться в одиночку против целого города не так-то просто, даже с нашими ресурсами. — Всегда любил твой оптимизм, — Брюс ухмыляется, вставая с кровати и направляясь в ванную вслед за ней. Он ловит ее у раковины, обнимает сзади, целуя плечо. — Я не идиот, Ди, и прекрасно все понимаю. Именно поэтому мы пустим в Сиониса пару пуль на встрече, если поймем, что что-то идет не так. — Только если он не сделает это первым, до начала переговоров, — она накрывает его руки, обхватившие ее поперек талии, своими. — Я просто не хочу, чтобы хоть кто-то пострадал, — невысказанное «ты» так и не срывается с ее уст; Брюс все понимает без слов. — Все будет хорошо. Ты же будешь рядом, — он разворачивает ее к себе лицом и кладет ладони на скулы. — Ты лучший начальник охраны, что когда-либо у меня был. И уж точно самый красивый, — он звонко чмокает ее в нос, и она морщится, становясь похожей на милого котика. Правда, он бы не рискнул так назвать ее вслух. — Разве? — Диана прищуривается, и Брюс чувствует, к чему она клонит. — А как же Дик? — Только не начинай снова, — он отстраняется, трет ладонями щеки. — Эта тема закрыта, я же просил. — О, нет. Не закрыта. Дик был бы чертовски нам полезен в свете всей этой чехарды с Сионисом и Джокером, и ты знаешь это, но слишком упрям, чтобы признаться. — У нас есть Джейсон. Его более чем достаточно. — Джейсон нестабилен, и он отличный исполнитель, но, как ты отлично знаешь, у него проблемы с тонким и изящным подходом к чему бы то ни было. Нам нужен Дик, давно уже пора забыть ваши разногласия и вернуть сына в семью. — Он сделал свой выбор, как и Хелена. Мы обойдемся без него. Тема закрыта, — резко обрывает разговор Уэйн и включает воду в душевой кабине. Принс складывает руки на груди, буравит его взглядом, а после, закатив глаза, отказывается от дальнейших попыток достучаться до него. — Как дети малые, ей-богу, — шепчет она, но все же заходит в душ к Брюсу; у них не так много времени, чтобы тратить его впустую. # Бар, в котором назначена встреча, выглядит каким-то потрепанным с облупившейся краской на двери, протертой ручкой и покосившейся вывеской с выцветшими буквами названия «Койот». Название отдает пошлятиной, и Кларк почти незаметно морщится, когда все же открывает скрипучую дверь. Где-то раздается звон покореженного колокольчика. За барной стойкой на него с ленивым любопытством смотрит женщина, которой с одинаковым успехом может быть как пятьдесят, так и восемьдесят; в зубах у нее зажата самодельная сигарета и, судя по сладковатому запаху, курит она отнюдь не табак. Кларк неловко мнется у входа, судорожно всматривается в лица посетителей — ни один из них не похож на Ричарда Грейсона — золотого мальчика из Готэма, как его уже успели окрестить СМИ. Посетителям не нравится повышенное внимание к их личностям, и журналист чувствует нарастающее недовольство; любопытство сменяется недоверием, грозящим в любой момент перейти во враждебность. — Не смущай моих парней, малыш, — голос у барменши предсказуемо прокурен, и она хрипло смеется, словно лает, когда стучит ладонью по протертой сотнями рукавов поверхности барной стойки, предлагая сесть; каждое движение отзывается звоном браслетов, коих бесконечное множество нацеплено на запястьях. — Кого-то ищешь? Вряд ли просто зашел поболтать со мной, старухой, — она кокетливо улыбается, и Кларк видит золотые коронки вместо верхних клыков. Он поправляет очки и послушно садится за стойку. — У меня здесь назначена встреча, — он отказывается от пива, просит колу. Старуха хмыкает, но все же достает запотевшую бутылку из небольшого холодильника на полу. Кларк едва касается горлышка губами, незаметно рассматривая женщину, которую явно интересует, кого же он ждет. — С детективом Грейсоном. — А, так тебе Дикки нужен, — она снова заходится лающим смехом и начинает протирать стаканы; браслеты с тихим звоном скатываются вниз по руке к локтю, открывая взору неровные линии шрамов на запястьях. Кларк чувствует себя так, будто пересек запретную линию, и поспешно отводит взгляд. — Что ж ты сразу не сказал, малыш? — она перегибается через стойку и треплет его по щеке. У нее грубая кожа, остро пахнущая табаком. — Друзьям Дикки здесь всегда рады. Можешь называть меня Мэг, малыш, — она подмигивает ему и возвращается к стаканам. Кларку кажется странно неподходящим это прозвище, которым его успели окрестить, но все равно улыбается так мило, как умеет. Лоис всегда говорила, что его улыбка способна открыть множество дверей в их профессии. — Спасибо, Мэг, — говорит журналист и все же делает глоток. Кола холодная, отчего сводит зубы. — Я, пожалуй, сяду вон там, — он кивает в сторону столика в углу, — скажешь детективу, что я здесь, когда он придет? — О, малыш, ты и сам его сразу заметишь. Дикки примечательный малый, уж поверь моему опыту, — она снова смеется, и Кларку начинает казаться это милым. Он неловко кивает и отсаживается; гладит ледяной бок бутылки, собирая на пальцы конденсат, и ждет. Детектив приходит через десять минут, и Кент понимает, что имела ввиду Мэг, когда говорила, что он примечательный. Детектив Грейсон залетает в затхлый бар порывом свежего воздуха; он жилистый, подтянутый, хоть и не сильно высокий. На нем черная кожаная куртка с голубыми полосами на рукавах, под мышкой мотоциклетный шлем с изображенной на нем малиновкой. Он встряхивает темными волосами и улыбается лучезарно, когда в несколько шагов преодолевает расстояние до барной стойки. Походка у него пружинистая, будто он больше привык прыгать, чем банально ходить. Он небрежно бросает шлем на стойку, вспархивает на стул коленями и, опираясь локтями на столешницу, звонко целует Мэг в щеку, отчего-то она смеется так громко, что начинает закашливаться. — Давно ты не заглядывал ко мне, Дикки, — ворчит женщина, доставая откуда-то из-под стойки бутылку с вишневой газировкой. — Прости, милая, но на работе зверствуют; чертова контрабанда оружия, — и умиленно хлопает глазами; Мэг тает быстрее, чем мороженое в жаркий полдень. Детектив выглядит моложе своего возраста — Кларк тщательно собирал свое досье; Дик делает жадный глоток, а после Мэг манит его к себе пальчиком, просит наклониться. Со стороны кажется, что ее язык почти забирается к нему в ушную раковину, когда она что-то говорит с кокетливой улыбкой, а после кивает в сторону угла, в котором притаился журналист. У Грейсона цепкий сосредоточенный взгляд, которым он окидывает Кларка; последнему становится не по себе: ему кажется, что его препарируют вместе со вчерашней рубашкой, пальто, купленным на распродаже, и наладом дышащей дужкой очков; глаза у детектива пронзительно-голубые, переходящие в насыщенно-синий на ободке радужки. Он смотрит пару мучительных секунд, а после снова начинает радужно улыбаться; Кларку отчего-то кажется, что именно так он улыбался, когда стоял на манеже в окружении сотен зрителей; когда стоял рядом с приемным отцом на светском рауте; когда ловил взглядом назойливых папарацци, что иногда все же решались поймать его у ночного клуба с очередной пассией. Детектив берет свою бутылку с газировкой и шлем и подсаживается к журналисту; в его источающей приветствие улыбке столько же натуральности, сколько в газировке, от которой исходит химический запах вишни. — Ричард Грейсон. Это вы Кларк Кент из «Дейли Планет»? — у него по-юношески звонкий голос, чистый; вблизи он не лишен изъянов: под глазами темные тени, тонкий шрам на виске, пара шрамов-кратеров, видимо, оставшихся после подросткового периода. — Я, — просто отвечает Кларк и чувствует неловкость; Грейсон делает еще глоток, и на его губах оседает липкий сироп, который он тут же слизывает. — Спасибо, что согласились встретиться со мной, детектив. — Просто Дик, Кларк, — он отмахивается от формальностей, как отмахиваются от назойливой мухи, и движения его выверенные, артистично отточенные. — Так о чем должен идти разговор? Дай подумать, — он допивает содержимое бутылки, а после тарабанит ногтями по стеклу. — Вряд ли это связано с моим цирковым прошлым — оно никого давно не интересует. Да и на работе не произошло ничего выдающего, чтобы кто-то из Метрополиса заинтересовался моей скромной личностью. Значит, — Дик внезапно приближает свое лицо к его, и зрачки увеличиваются, поглощают синеву, — все дело в Брюсе, — отклоняется назад так же внезапно. — Дело всегда в Брюсе, — ухмыляется он. — Да, я бы хотел поговорить о твоем, эм, отце, — Кларк вертит бутылку в руках. — Но ты уверен, что здесь подходящее место? — он с подозрением смотрит на сомнительный контингент, собравшийся в баре. — Ты боишься их? — Грейсон с насмешкой показывает рукой куда-то позади себя. — О, не они наша проблема, Кларк. Ты пришел ко мне, очевидно, надеясь, что я дам тебе информацию против него. И что конкретно тебя интересует? Только у меня мало времени, — он стучит по стеклу наручных часов — обычных, неизвестной фирмы. — Я собираюсь писать статью о коррупции в Готэме, — Кларк только раскрывает рот, а Дик уже фыркает от смеха, но тут же извиняется, просит продолжать. — И Брюс Уэйн занимает в ней не самое последнее место. Все знают, кто на самом деле правит Готэмом, но никто не решается говорить об этом вслух. Я думаю, это неправильно. — Кларк, — он начинает разговор, как задушевный друг; того и гляди возьмет за руку, — а ты не думал, что у того молчания есть свои причины? — Я журналист, а не сопливая школьница. Если нужно рискнуть своей шкурой ради восстановления справедливости, я сделаю это, — Кларк полон решимости, и Дик улыбается, когда смотрит на него; от этой улыбки отчего-то становится жутко, словно Грейсон знает так много, что может снисходительно облапывать взглядом его лицо. — Хорошо, что ты не пришел с такими речами к Джейсону, — мягко усмехается детектив, а после в бессчетный раз перегибается через стол; Кларку кажется, что он физически не способен сидеть неподвижно. — Джейсон бы в лучшем случае пустил тебе пару пуль прямо сюда, — Дик давит пальцем в морщинку между бровей журналиста; Кент же пытается вспомнить, откуда слышал имя «Джейсон». Вспоминает чуть позже: Джейсон Тодд, второй приемный сын Уэйна. — А о худшем тебе не стоит знать. — А ты разве не убьешь меня? — почему-то эта мысль приходит ему в голову только сейчас; замечает выглядывающую из-под куртки наплечную кобуру и угол рукояти пистолета; судорожно сглатывает. — А зачем ты пришел ко мне, если думал, что я собираюсь убить тебя? — Дик удивленно приподнимает брови; играет, будто на манеже — это отчего-то четко видится Кенту. — На самом деле, я подумал, что раз уж ты оставил Брюса, уехал в захолустье работать полицейским, то вряд ли из-за того, что тебе нравятся методы своего опекуна, — врать смысла не видит; Кларку кажется, что ошибись он и реши Грейсон прикончить его прямо здесь, никто из завсегдатаев даже не пошевелится, чтобы помочь. — Ты чертовски сильно доверяешь своей интуиции, не так ли, Кларк? — Дик щурится, рука скользит к оружию, а после с громким шлепком падает на столешницу. Кент вздрагивает. — Не зря, — с Грейсона внезапно слетает бравада; он складывает руки на столе, переплетает пальцы и смотрит серьезно, даже черты лица становятся грубее. — Но тебе стоит знать, против кого ты собираешься идти, Кларк. Брюс опасен, он продумывает каждый свой шаг. Обвинение в подкупе? Он отмажется от этого, даже не вступая с тобой в дискуссию. Его адвокаты растопчут и тебя, и твое будущее. Должно быть нечто большее, чтобы зацепить его. — Я знаю, Дик, но говорить не буду, уж прости. — Хорошая тактика, — детектив, кажется, совсем не обижается, даже наоборот — ему нравится такая линия поведения. — Я бы хотел помочь тебе, но я давно уже в изгнании, и нынешние дела семьи мало меня касаются. Однако остались старые связи, с которыми я могу попытаться наладить контакт. Если тебе понадобится что-то более конкретно, то там и будем думать, а пока, — Грейсон разводит руками. — Спасибо и на этом, — Кларк дает ему свою визитку, которую парень небрежно засовывает в карман брюк; на ремне красуется полицейский жетон. — Свяжешься, когда найдешь что-нибудь? — Если найду, — Дик приглаживает волосы, чтобы тут же их взлохматить. — Мне нужно идти, да и не стоит нам светиться вместе. Тщательнее проверяй свои источники, Кларк, — он жмет ему руку на прощание, и ладонь у него сухая и крепкая. Грейсон выскальзывает из бара с тем же фурором, с которым явился, посылая Мэг на прощание воздушный поцелуй. Кент сидит на месте еще какое-то время, прежде чем встать; за колу денег с него не берут. — За счет заведения, малыш, — золото зубов блестит под искусственным желтым светом ламп. Кларк выходит на улицу и думает, насколько же он отчаялся, если готов довериться мальчишке, бунтующем против отца. # — Черт, Брюс, я не прошу тебя не убивать людей Джокера — можешь хоть по трупу на каждой автобусной остановке оставлять, мне плевать. Я прошу тебя не убивать их в моих доках, — Артур Карри эмоционален, он упирается ладонями о столешницу, нависает над бумагами, аккуратными пачками разложенными на поверхности из красного дуба; Уэйна это ни капли ни пугает. — Меня задолбало собирать трупье на пристани, а потом разбираться с копами. — Копы не создают нам проблем, как и федералы, — спокойно отвечает Брюс; где-то за его спиной хмыкает Джейсон. — Они копаются в моих доках, Брюс. На моей пристани. Это моя территория, и я не собираюсь участвовать в ваших соревнованиях по выяснению того, чей член больше. Прекращай эти разборки, иначе можешь забыть о поставках, — Артур похож на медведя-гризли с его длинными лохматыми волосами, шубой, к которой он питает какую-то нездоровую привязанность, хоть и выглядит она как минимум потрепанной, как максимум — будто животное, что отдало на нее свою шкуру, умерло еще пару раз уже после смерти. — Вообще-то, от прекращения поставок через порт останетесь в проигрыше только Вы, мистер Карри, — дверь внезапно распахивается, а наглый мальчишеский голос заставляет всех присутствующих повернуться в сторону выхода. На пороге кабинета стоит молодой парень, почти подросток; смуглая кожа, язвительно прищуренные зеленые глаза. Джейсон не выдерживает первым. — Кажется, кто-то сбежал от своей нянечки. Пацан, тебя воспитатели не потеряют? — у него грубый хрипловатый голос и абсолютное нежелание создавать впечатление воспитанного молодого человека; впрочем, их гость сдержанностью тоже не отличается. — А тебя твои дружки не потеряют? Ой, подожди-ка, у тебя же нет друзей, разве что бракованный Грейсон, которого сослали за плохое поведение, — Тодд напрягается, но действий не предпринимает: Брюс властно поднимает руку, предупреждая удар; лишь сверлит злобным взглядом дерзкого юнца. — Что ты здесь делаешь, Дэмиан? — сурово спрашивает Брюс, что не имеет никакого воздействия на его сына. — Мама решила, что я теперь твоя забота, — Брюс щурит глаза, и взгляд этот не предвещает ничего хорошего. Артур хмыкает. — Я зайду позже. И помни, Брюс: никаких трупов на моей территории, — он делает мало понятный жест на прощание, который можно расценить с одинаковым успехом как оскорбление и как пожелание удачи, и уходит; Джейсон продолжает стоять позади Уэйна — немая статуя с пламенным взором. Дэмиан садится в кресло перед столом отца, явно не испытывая ни капли смущения; оголенная самоуверенность. — Какого черта, Талия?! — она берет трубку только после четвертого гудка, и этого предельно много для терпения Брюса. — Что значит, у тебя нет на него времени? Мы же договаривались, что он твоя забота. Тебе он был нужен, позволь напомнить, не мне; у меня уже есть сыновья, а он — твоя забота. У меня нет на него времени, Талия, не смей бросать трубку, Талия, — разговор обрывается короткими гудками, а после номер телефона перестает принимать вызовы, срываясь на механический женский голос. — Значит, я все же остаюсь у тебя, — Дэмиан выглядит молодо, но ведет себя, будто он старше минимум на десять лет; раскидывает руки по спинке кресла, чуть склоняет голову набок. — Может, мне даже понравится здесь. — Ты не задержишься здесь надолго, — грубо обрывает его мечтания Брюс. — А разве тебе не нужен наследник? — разыгрывает удивление Дэмиан. — Вокруг тебя нет никого, кто был бы достоин твоего бизнеса. Ну, теперь появился я и решил эту проблему, — он явно ожидает похвалы, но никак не хмурого равнодушного взгляда. — Ты наследник бизнеса своей матери. Мой бизнес достанется моей семье, — Джейсон на заднем фоне продолжает молчать, но хмыкает весьма выразительно, насмешливо. — Я твоя семья, — взвивается Дэмиан, чуть ли не подпрыгивает на месте. — Семья — это те, кому доверяешь жизнь. Тебе я бы не доверил даже стакан воды принести, — Брюс утыкается носом в бумаги, показывая всем своим видом, что разговор окончен; Дэмиан считает иначе. — А тому сброду, что ты пригрел у себя, значит, доверяешь, отец? — его голос полон праведного гнева. — Твой горячо любимый Грейсон — шлюха, трахающая все подряд, в том числе и твою горячо любимую доченьку, с которой сбежал в другой город, бросив тебя. Про Хелену даже говорить нечего — внебрачный выродок, думающий, что имеет хоть какое-то значение. Тодд, — он кивает в сторону Джейсона, — просто чокнутый. Социопат, имеет проблемы с гневом и ориентацией. Про Дрейка я вообще молчу: бесполезный кусок биомусора. И вот они тебе дороже собственного сына? — Дэмиан практически задыхается от переполняющих его эмоций; ледяной взгляд Брюса бодрит не хуже контрастного душа по утрам. — Ты все сказал, что хотел? — Уэйн-младший кивает, скрестив руки на груди; он все еще ждет золотую звездочку на грудь. — А теперь выметайся вон из моего кабинета и даже не вздумай заходить сюда, пока не научишься с уважением говорить о людях, которые принесли больше пользы моему бизнесу, чем ты, — Брюс смотрит пристально, выжигает дыры в безупречно выглаженной рубашке; Дэмиан все же сдается. — Зазнавшийся малолетка, — бросает Джейсон Брюсу, хоть и с расчетом на то, чтобы новоявленный наследник услышал. — Тебе бы тоже стоило последить за языком, Джейсон, — жестко замечает Уэйн; Тодд лишь хрипло смеется, поднимая перед собой руки. — Я уже слишком стар для этого дерьма, Би. Тебе не перевоспитать меня, — он достает из кармана мятую пачку сигарет. — Если еще буду нужен, ты знаешь, где меня найти, — впрочем, сигарету он поджигает после выхода из кабинета приемного отца. — Я еще избавлюсь от тебя, Тодд, — Дэмиан поджидает его в коридоре; воинственный и серьезный. Джейсон выдыхает дым прямо ему в лицо, заставляя брезгливо морщиться. — Вставай в очередь, пацан, — хмыкает он, убирая седую прядь, лезущую в глаза; он достает телефон и открывает сообщения. «Заявился сынок Би. Редкостный обмудок. Ты бы оценил.» Он жмет «отправить» и курит в открытое окно; ответ приходит через несколько минут. «Не думаю, что хоть кто-то может посоревноваться с тобой в мудачестве, Джей :D» «Ну, у него отличный потенциал.» Он выбрасывает окурок в окно, и тот приземляется прямо между двух кустов коллекционной чайной розы, за что, Джейсон уверен, ему еще достанется от Альфреда. На горизонте занимается закат, а для него рабочий день только начинается. Новых сообщений больше нет. # Кларк едва успевает закрыть за собой дверь, как перед ним предстает Лоис — в гневе она напоминает греческую богиню; ее глаза пылают, а руки скрещены на груди. — Ты встречался с Ричардом Грейсоном? Так вот зачем ты ездил в Бладхейвен? Чтобы встретиться с Ричардом, мать его, Грейсоном? Кларк, ты в своем уме? — она чуть глотает окончания слов из-за раздражения, пока он бросает сумку на пол и аккуратно вешает плащ на плечики в шкаф. — Он и сам не в восторге от Уэйна, даже согласился помочь, — шея затекла, и он ведет ею, разминая: заснул в неудачной позе в поезде по пути назад в Метрополис. — Да какая разница, на что он там согласился. Уэйн практически вырастил его. Ты действительно думаешь, что кто-то, подобный Грейсону, выращенный в цирке в атмосфере взаимопомощи и святости семейных уз, может так просто предать человека, ставшего отцом? — Он выглядел чертовски серьезным, Лоис. Ты бы только видела, — Кларк пытается обнять ее, чтобы успокоить, но она вырывается из его хватки, выскальзывает. — Я видела его, Кларк. Я пыталась раскопать то же самое дерьмо, в котором ты сейчас роешься. Грейсон не тот, кем ты себе его представляешь; и уж точно не тот, кем его делают СМИ. Просто оставь это дело, пожалуйста, — она переходит от угроз к увещеваниям, берет край галстука и начинает наматывать себе на палец. — Ты же знаешь, что Уэйн сделал с моей матерью. Уверен, что готов рискнуть? — Я сделаю то, что тебе доделать не дали, Лоис, — он обхватывает ее, прижимает к себе; руки замыкаются на лопатках. — И правда всегда стоит риска, разве не ты научила меня этому? — Брюс Уэйн — другой дело, Кларк, — она улыбается чуть печально, и он целует ее в лоб. — С Брюсом Уэйном ничто не работает так, как должно; только так, как нужно ему. — Я это исправлю, — тихо обещает он; она лишь мотает головой, не веря, и прячет лицо на его груди. — Я все исправлю, Лоис. # Дик заходит домой, небрежно бросает ключи на тумбочку; лифт за спиной закрывает с тихим шипением. Он стягивает с себя куртку, вешает в шкаф, когда под рубашку забираются холодные тонкие пальчики, очерчивают линии мгновенно напрягшегося пресса. — Я все же совершенно не понимаю, зачем тебе все эти игры в детектива, — Хелена чуть растягивает слова, трется о него, как кошка; пальцы меняют направление движения и теперь пробираются под линию ремня на брюках. — Это забавно, — в его голосе появляются урчащие интонации; он разворачивается к ней лицом, кладет ладони на талию и притягивает к себе. Она стоит босиком, и он подхватывает ее; Хелена с готовностью обхватывает его торс ногами. — И мне чертовски идет роль идеалиста, несогласного с преступной деятельностью приемного отца, — томно заканчивает Дик. — Ты бы больше пригодился мне в офисе. Управлять филиалом не так просто, как могло показаться на первый взгляд, — его ладони поддерживают ее под ягодицами, и она, пользуясь тем, что у нее больше свободы, ведет пальчиком по его губам; он клацает зубами, пытаясь укусить ноготок, покрытый темно-фиолетовым лаком. — Уверен, ты и в одиночку отлично справляешься, — Дик тычется носом в ее щеку, опускаясь ниже, лижет выступающий угол нижней челюсти. — От меня больше пользы в участке — за этими продажными тварями нужен глаз да глаз. — Я все равно хочу, чтобы ты оставил все это, — у нее в голосе прорываются капризные нотки — избалованный ребенок слишком занятого родителя, которому было проще откупиться, чем уделить время. Грейсон прижимает ее к стене, начинает выцеловывать шею. — Благодаря моей роли и моей работе ко мне сегодня приходил один журналист из Метрополиса. Якобы хочет писать статью про коррупцию, но это все белыми нитками шито, — ее пальцы крепко сжимают его плечи. — Он копает под Брюса, и ему нужен был кто-то из семьи. Ему показалось, что я отличная кандидатура. — Ты согласился? — Хелена кусает его подбородок, а после оттягивает зубами нижнюю губу, борясь с желанием прокусить ее до крови. — Я сказал, что ничего не могу обещать, — Дик мягко усмехается, гладит ладонью бедро, оголившееся из-за задранного подола домашнего платья свободного покроя. — Но он дал мне свою визитку и просил позвонить, если что-нибудь найду. — Ты уже придумал, что ему скормить? — она самодовольно улыбается, когда он обнаруживает, что на ней нет нижнего белья. — Я надеялся, что ты мне поможешь с этим, — ее руки уже во всю воюют с его ремнем. — Чуть позже, дорогуша, — жарко шепчет Хелена в самое ухо, облизывая мочку. — Пока у меня на тебя есть другие планы, — Дик хмыкает, впиваясь в ее губы поцелуем. Кларк и правда может подождать....задумал предательство
28 июня 2017 г. в 23:17