Ex Ovo Omnia

Заметки автора: Это конец, надеюсь, вы готовы прокатиться с ветерком напоследок. _____________________________________________________________ Через неделю после отъезда Тайлера я ушёл с работы и поехал за ним в Сан-Франциско. Друзьям и семье я сказал, что отправляюсь в небольшое путешествие, не раскрывая тайну возвращения Тайлера, потому что он так попросил. Мне не нужно было спрашивать Тайлера, почему он решил не связываться с семьёй или почему он решил ухватиться за меня и забрать меня с собой, чтобы отныне мы шли нога в ногу. Мне не нужно было спрашивать Тайлера, потому что я выяснил всё это спустя месяц после того, как забронировал билет на самолёт. Он тогда лежал, растянувшись у меня на коленях, и, пока мой ноутбук согревал небольшой участок его спины, я пролистывал сайт в поисках билета на самолёт, и тут Тайлер спросил: — Ты уверен, что хочешь бросить работу ради этого? Он взглянул на меня, причмокнув губами, и принялся облизывать пальцы от сальсы с чипотле, валяющейся сбоку. Я не смог сдержаться и рассмеялся. Когда я захрюкал от хохота, а мой живот заболел, Тайлер ткнул меня пальцем в бок. — Это был серьёзный вопрос вообще-то, — сказал он, хотя сам, несмотря на строгость тона, не мог не улыбнуться. — Тайлер, ты серьёзно думаешь, что моя низкооплачиваемая работа важнее, чем возможность делать то, что я люблю больше всего на свете, с человеком, которого я люблю больше всех? Тайлер наморщил нос и вильнул задницей, так что экран компьютера заходил ходуном. — Твоя правда, — ответил он, показывая язык. Я провёл рукой по его бархатистой черепушке, кликая <забронировать> сейчас. большим пальцем. -- Мне бы хотелось сказать, что это было прекрасным воссоединением. Мне бы хотелось сказать, что мы вместе укатили в закат и воплотили наши мечты. Мне бы хотелось сказать, что мы страстно занимались любовью в его квартире-студии каждую ночь до рассвета, что мы притаскивались домой в поту и со сбившимся дыханием после каждого шоу сливались в поцелуях, которые окрашивали наши губы фиолетовыми, совсем как вино, синяками. Мне бы хотелось сказать, что мы смаковали каждое мгновение, проведённое вместе, после стольких упущенных нами в прошлом, что мы вгрызались в их сладкую мякоть так, что наши подбородки были залиты их соком, а наши лица трескались от тёплых улыбок. Мне бы хотелось, но я не могу. Я не могу, потому что, независимо от того, насколько я был благодарен, что мне вернули Тайлера, где-то глубоко внутри я не мог простить его за долгое отсутствие. Я не сразу это заметил. Меня захлестнул восторг, когда я вырвался из сетей Огайо с маленьким рюкзачком за спиной и спортивной сумкой, забитой всеми сентиментальными штучками, которые мне удалось туда запихнуть; это всё затопило моё сознание. Когда мы приземлились в Сан-Франциско, я был потрясён тем, как там было шумно и солнечно. Когда Тайлер отвёл меня в порт, я видел лишь солёные брызги и морских котиков. Я не чувствовал затягивавшийся в моём животе узел, пока чуть позже он не разорвался во мне в два раза более сильным, чем обычно, приступом тревожности. Тайлер сказал, что почувствовал это задолго до меня. Он сказал, что видел нечто, заставлявшее мою улыбку гаснуть, видел, что я больше не разражался тем неконтролируемым смехом, который он привык от меня слышать. Я блуждал глазами по городу, впитывая новые впечатления, но Тайлер сказал, что я выглядел уставшим. Тайлер сказал, что я слишком сильно держался за него, когда он уходил на работу по утрам. Когда он взял меня с собой к Крису, чтобы забрать барабанную установку для нашего шоу на следующей неделе, он заметил, как я ощетинился, когда он обнимался с другими своими друзьями, когда они давились Ред Буллом, струёй бьющим у них из носа, от смеха над шутками, которых я не понимал. Тайлер замечал вещи, которые я старался затолкать поглубже, Тайлер слышал тоненький голосок сомнений в моей голове задолго до того, как он оглушил меня. Я обратил на него внимание, лишь оказавшись в эпицентре пожара. Во вторник утром у Тайлера был выходной, я проснулся, задыхаясь. Мне снилось, как Тайлер, забравшийся на что-то внушительное и высокое, тянется к моей руке, а затем выскальзывает из моей хватки. А потом я смотрю, как его лицо искривляется от страха, а тело становится всё меньше и меньше и врезается в асфальт, смотрю, как ломаются его конечности, окрашивая землю кровью. Всё ещё рассеянный после сна я принялся шарить по простыне рукой, чтобы коснуться своего якоря, в надежде, что мне удастся уткнуться носом в мягкое тело Тайлера и выровнять дыхание. Я шарил и шарил по постели, но нашёл лишь пустой, скомканный кокон. Щупальца предательства и тревожности сдавили мне горло. Я ощущал себя презираемым любовником, любовником, сгорающим от неверности. Шторм, который, как он чувствовал, назревал внутри меня, разбушевался во всю мощь. И Тайлера здесь не было. Тайлер ушёл. Тайлер бросил меня ещё много лет назад. Насколько мне было известно, теперь он был моим, и, как подсказывало мне моё рационально мыслящее подсознание, он всего лишь вышел за продуктами, но я не мог ничего поделать с тем, как сжалась моя челюсть, а сердце забилось в сумасшедшем ритме. Я сидел на диване в одних боксерах, варясь в котле собственной злости, пока Тайлер не пришёл домой с двумя коробочками еды навынос. — Детка, привет, — начал он, пиная дверь ногой, чтобы её открыть. — Принёс нам завтр.. Он остановился, когда увидел меня. Тайлер говорит, моё лицо было настолько ужасно напряжённым и розовым, что он переживал, как бы я не лопнул на месте. Наклонившись вперёд и сжав руки, я спросил: — Почему ты ушёл? Тайлер сглотнул и неуверенно шагнул в мою сторону. — Захотел купить нам чего-нибудь вкусненького на завтрак, — сказал он, нахмурившись. Тайлер говорит, что знал, что я имел в виду. Он говорит, что мой взгляд, полный боли, словно от огнестрельного ранения, точно давал понять, что я не был заинтересован тем, что он выходил за едой. — Почему ты ушёл? — твёрдо повторил я. Тайлер снова сглотнул, выражение его лица становилось всё более ровным. — Я не знаю, Джош, — осторожно сказал он. — Почему? — спросил я снова. Лицо Тайлера дрогнуло, и по щеке прокатилась первая слезинка. И хотя мне хотелось обнять его, омыть его поцелуями, растереть его спину, снимая всё его внутреннее напряжение, которому я стал причиной, часть меня, полная презрения, не могла прекратить теребить рану. Когда он не ответил, я задал вопрос снова. — Я не знаю, — он рыдал прямо передо мной, выглядя при этом таким маленьким и потерянным. Я спросил снова. — Я не мог остаться, — всхлипнул он. Его слова крошились, когда он повторил: — Я не мог остаться, Джош, я не мог… Я прервал его, заключив в крепкие объятия. И пока мы рыдали друг другу в плечо, он прошептал: — Я здесь. — Я знаю, — ответил я и обнял его так крепко, что он протестующе взвизгнул. Как презираемый любовник, я знал. Как презираемый любовник, я не мог отпустить ситуацию. По крайней мере, не сразу. Даже когда мы избавлялись от одежды и вылизывали раны друг друга каждый вечер после того, как Тайлер приходил с работы домой, когда он, тяжело дыша, успокаивался и устраивался поудобнее у меня на груди, я задыхался от прочно оплетающих моё горло лоз обиды. Вопрос всегда был одним и тем же. — Почему ты ушёл? Учитывая, как часто я выплёвывал его прямо ему в лицо, мне всё ещё трудно поверить, что Тайлер позволил мне быть рядом. Сейчас Тайлер объясняет, что это лишь малая часть того, что он мог сделать. Тайлер говорит, это было справедливо после того, как он ушёл, ничего не сказав, оставив меня в неведении о том, жив ли он, и остаться со мной теперь было наименьшим, что он мог мне дать. — Я был эгоистом, — сказал он. — Нет, ты не был, — ответил я, целуя его в напоминающий вишенку на пломбире нос. — Был. Это был не последний раз, когда я выскочил из пустой постели, одна сторона которой была холодной и покинутой, просыпаясь от того, что Тайлер падал, выскальзывая из моей хватки, как вода, и распадался на миллионы осколков, которые я не мог собрать воедино. С тяжестью в груди я врывался в гостиную, где Тайлер с чипсинкой на полпути ко рту замирал на диване, склонившись над укулеле, и говорил: — Джош. Я усаживался напротив и прижимался своим лбом к его, хватаясь за его рубашку, как за якорь. А он говорил: — Я здесь. И пока он, растопырив пальцы, поглаживал меня по спине, чтобы успокоить, я говорил: — Я знаю. В ответ на бесконечный поток сообщений, что я посылал ему, когда он задерживался на работе на часок, чтобы поболтать с Дженной, Тайлер печатал: <Я здесь>. <Я знаю>, — печатал я в ответ, прибавляя инопланетянина и сердечко. После безумного секса Тайлер слизывал мои слёзы и говорил: — Я не мог остаться. Когда моё лицо искажала ужасная гримаса, Тайлер украшал мои щёки поцелуями. — Мне так жаль, — шептал он, выводя пальцами мой номер на моей же спине, а я не мог перестать дрожать. — Мне тебя не хватало, — продолжал он, когда я немного успокаивался. — Я люблю тебя, — произносил он, касаясь губами моей шеи. — Я, — прикусывая губу, — не мог, — глядя вверх, чтобы не пролить слёзы, — остаться, — хрипел он. И я шептал ему в затылок: <я знаю, я знаю, я знаю>, захлопывая рот прежде, чем из него выскакивало: <Как, как ты мог оставить меня, как ты мог оставаться так далеко от меня все эти годы, я скорбел по тебе, мы похоронили тебя, Тайлер, Тайлер…>. И этот поток останавливало лишь прикосновение Тайлера к моей руке, которую он клал себе на талию; всё прекращалось, когда я чувствовал его устойчивый пульс и сердцебиение под рукой. — Я здесь, — говорил он. — Я знаю, — отвечал я. Время и рука Тайлера удерживали меня в реальности настоящего, далеко от пережитого мной ада прошлого, и потихоньку узлы страхов и сомнений внутри меня начинали распутываться. Видя, как на сцене Тайлер выплескивает эмоциональный вихрь, зеркально отражающий со всей страстью мою игру на барабанах, я чувствовал, как мои глаза пылают от слёз, а давление в груди спадает. Выпевал ли он мягкие ноты, или словно матерился куплетами, или кричал на пределе громкости — Тайлер всегда оборачивался на меня, всегда пытался взять меня с собой в страстное путешествие, которое создавал на шоу и которое вело по извилистым дорогам поисков самого себя через песни, по дороге, которую он прошёл без меня. Точно так же, как тогда, во вторник, моя злость хлынула через край, на одном из его шоу, пока Тайлер обливался потом, пел и смотрел на меня, меня озарило. Я был с ним всё это время. Точно так же, как призрак Тайлера всегда витал где-то неподалёку, пока я пытался набраться смелости перед вторым свиданием с Мариссой, или пока я склонялся, чтобы поцеловать мальчика, с которым познакомился в клубе, Тайлер был с нами на выпускном балу, куда я повёл Мэдисон, как друга, и Тайлер пугал меня, пока я стаскивал одежду с кого-то <нормального>, точно так же и я всё время незримо присутствовал в жизни Тайлера. Я был рядом с Тайлером, когда он задвинул в тень женственную часть себя, я был с ним на тех улицах, где он примерял на себя стиль жизни, который был ему не по размеру, я был с ним, когда он плескался в бассейне с солёной тёплой водой и пытался подавить горечь от того, что люди пялились на него, как на что-то ненормальное. Однажды ночью, когда мы сплелись в потный клубок, слишком утомлённые, чтобы принять душ, я услышал шёпот Тайлера, нежнее шелеста листвы. — Я должен был выяснить, кто я такой прежде, чем отдать всего себя тебе, — вот, что он сказал. Я притянул его ближе, позволяя его аромату окутать меня. — Я написал все эти песни, думая, что, возможно, мы смогли бы сыграть их вместе, что, возможно, ты бы понял, — сказал он. Это был его способ показать мне, как много я значил для него, — через его творчество, каждая строчка которого была пропитана мной. Я поцеловал его бьющийся на запястье и шее пульс. -- Однажды ночью, пока мы смотрели Секретные Материалы, я утыкался в сгиб его руки, когда Тайлер рассеянно произнёс: — Я организовал нам выступление. Правая половина его лица распухла от того, что он постоянно посасывал и прикусывал щёку изнутри. Он делал это, даже не глядя на меня. — Хмм, где на этот раз? — не слишком заинтересованно спросил я. Тайлер постоянно бронировал помещения для шоу, прокладывал нам путь в любое кафе или крохотный дайв-бар, где бы нам разрешили сыграть. — Огайо, — хлюпнув, сказал он и быстренько ввернул: — Колумбус. Я вскочил на ноги. — Быть не может, чел, это охуенно! — просиял я. Меня переполнял восторг от мысли, что мы можем привезти наше творение, над которым мы много трудились, домой. Тайлер же в ответ не улыбнулся. Он обдумывал что-то. И в то же время, я чувствовал, что он видит моё воодушевление, по тому, как он прокручивал это что-то у себя в голове. — Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу, — поставив серию на паузу, сказал он. -- Выступление в Колумбусе заставляло нервничать нас обоих так сильно, как ни одно выступление до этого. Я начинал нервничать, потому что это делал Тайлер. Я был уже на грани от того, как он нервно, но энергично носился по нашему номеру в отеле, каждые полчаса умоляя меня вызвать такси и поехать в клуб, чтобы начать готовиться. — Тайлер, — сказал я, успокаивающе кладя руку ему на талию. — Сейчас полдень. Подвал ещё даже не открылся. Он смиренно вздохнул, а потом снова попросил меня о том же, полчаса спустя. В пять сдаться пришлось уже мне, поэтому мы сели в такси, а затем принялись возиться с кабелями и усилителями, настраивая их для небольшой репетиции, лишь бы чем-то занять наши нервные ручонки. В основном всю полезную работу делал я, Тайлер же, бледный, словно призрак, метался по гримёрке, то хватая кабель, то начиная бренчать что-нибудь на укулеле, прерываясь, только когда его дрожащие пальцы больше не позволяли ему продолжать. — Малыш, — несколько раз повторил я. Он смотрел на что-то, чего я не видел, и это что-то находилось вне этих стен. — Я знаю, — сказал он. У меня получилось. Три часа до начала шоу Тайлер так и метался, словно зверь в клетке. Мы оба знали, что, несмотря на маленький зал, на немноголюдную толпу, это шоу в родном городе станет для нас решающим. Судорожно вдохнув в последний раз, Тайлер застегнул молнию на маске скелета. Я занял место за барабанной установкой. Нервозность Тайлера, которая съедала его живьём целый день, вышла наружу, как только мы очутились на сцене. Его тело задёргалось, словно через него пропустили электрический заряд: это энергия готовилась выплеснуться из него во что-то могущественное и неподконтрольное ему. В какой-то момент он расстегнул молнию и показался толпе. Его лицо раскраснелось и покрылось влагой от выступившего на нём пота и, возможно, чего-то ещё, но он лишь отряхнулся, как пёс после ванной. Когда я тоже снял маску и теперь мог видеть больше, чем через узенькие прорези для глаз, я заметил небольшую группу фанатов в толпе. Мой взгляд остановился на стоящей сбоку от сцены девушке с руками, прижатыми ко рту, которая, похоже, привела на шоу всю свою семью. Глаза Мэдисон встретились с моими. Она ткнула локтем мать, которая лениво печатала что-то в телефоне. Затем подтолкнула отца другим локтем, пока он оживлённо болтал о чём-то с Заком и Джеем. Они все повернули головы, и их взгляды одновременно устремились на Тайлера. Я помню, как раззявила рот его мать. Я помню, как его отец положил руку ей на плечо, чтобы она не упала, или, возможно, он сделал это, чтобы самому устоять на ногах. Ещё я помню, как Зак и Джей буквально уставились друг на друга, в шоке похлопывая друг друга по спине, притопывая ногами в такт музыке, живо и шумно подпрыгивая, не веря своим глазам. Помню спокойно стоящую Мэдисон, помню, как она утирала беспрестанный поток слёз, стекающий вниз по её лицу. Помню, как её глаза постепенно превратились в обугленные тушью щёлочки. Я помню, что Тайлер смотрел куда угодно, кроме толпы перед ним, что было ему совершенно не свойственно. Он не пытался достучаться до них, пока пел о воде, которая его омывала, вместо этого он взывал к небесам. Он тряс головой снова и снова, чтобы выровнять голос. Когда шоу кончилось, его грудная клетка высоко вздымалась от сбитого дыхания, он был истощён. С завершающими аккордами последней песни из небольшого сетлиста, наше правление было окончено. Джозефы не стали ждать, пока Тайлер поблагодарит толпу, пока объяснит, что это было его первое шоу в родном городе, пока он вообще хоть что-нибудь скажет. Они ворвались на сцену, практически сражаясь за то, кто коснётся его первым, кто докажет, что перед ними не мираж, а он сам, настоящий. Победила его мать. Она обернула вокруг него свои руки. Мне не удалось разобрать, что она сказала, и, думаю, Тайлеру тоже, но она всё бормотала и бормотала что-то, уткнувшись ему в шею. Тайлер задыхался и всхлипывал в ответ: — Мам, — и. — Я люблю тебя, мам. Мэдисон подошла ко мне, рухнув в мои объятия. — Спасибо, — всхлипнула она. — Спасибо, что привёз её домой. — Мы были правы, — сказала она, отстраняясь, на её сопливом, заплаканном лице появилась ухмылка. — Да, — сказал я с тяжестью на сердце. В каком-то смысле, мы были правы. — Он вернулся, — сказал я, снова прижимая её к себе. — Он вернулся, — пробулькала она, уткнувшись мне в грудь. -- Мэдисон не была дурочкой. Позже, когда мы все собрались на диване в доме Джозефов, она сказала, что у неё было предчувствие. У неё было предчувствие, когда я позвонил и пригласил её на шоу, делая упор на то, как важно, чтобы она привела туда семью. У меня были веские отговорки насчёт приближающегося дня рождения Тайлера, который я не смогу пережить без моральной поддержки, насчёт того, что этот музыкальный стиль им всем придётся по вкусу, насчёт того, как мы отчаянно нуждались в том, чтобы пришло как можно больше поклонников. — Я знала, — сказала она, пихая меня, теперь её лицо снова было чистым. — Почему ты хотел, чтобы мы все были там, но не пригласил свою мать? Она же дружит с моей, помнишь? Дубина. Несмотря на то, что она шутила, я покраснел. Я забыл про свою семью, когда Тайлер озвучил свою идею, когда попросил меня об <услуге>. И всё же, Мэдисон хранила свои предположения в секрете, и с тем, как всё в итоге получилось, детали не были столь важны. Мать Тайлера не отходила от него с тех пор, как он приехал. Она села рядом с ним на диван, делая невероятное усилие над собой, чтобы время от времени не разражаться рыданиями, пока он отвечал на её вопросы о том, как справлялся со всем этим в одиночку все эти годы. Он умолчал о малоприятных деталях, поделившись ими позже только со мной, но даже без них его мать не могла представить, как это её 16-летняя дочь на попутках пересекла штаты, осела в Лас Вегасе, а потом — в Сан-Франциско. Она беспокоилась задним числом, потому что она была его матерью. — Мы просто так счастливы, видеть тебя в целости и сохранности, — сказал его отец, сидевший справа, и похлопал его по спине. Зак с Джеем уселись напротив, по-турецки скрестив ноги на ковре. Они не могли отвести глаз, зачарованно пялясь на него. Тайлер повернулся к ним. — Вы, парни, такие большие теперь, — прошептал он, ероша Джею волосы. — Не могу поверить, что пропустил всё это, — его голос предательски дрогнул. Джей крепко обнял его, а Зак интенсивно, почти болезненно, принялся тереть костяшками его макушку. Где-то посреди этого безобразия они рассмеялись. — Теперь-то ты здесь, — заметил Джей. — Лучше поздно, чем никогда, — сказал Зак с беззлобной ухмылкой. — Я была права, — позади Тайлера раздался ещё один голос. Полный приятного волнения, торжества и целого букета эмоций, голос, которому уделяли мало внимания, принадлежащий засохшей кочерыжке в кресле. Бабуля указала крючковатым пальцем на отца Тайлера, а затем на самого Тайлера. — Мальчик, — сказала она, — Мальчик, мальчик, мальчик. Тайлер усмехнулся и поднялся с дивана. Он обхватил лицо бабули ладонями и поцеловал её пергаментный лоб. Она всегда была чопорной, даже сейчас, когда на неё опустилась вуаль дряхлости, она всё-таки отмахнулась от него, но я заметил, что её глаза влажно заблестели. -- Всё остальное история. Всё остальное вы, наверняка, знаете сами. Мы с Тайлером продолжили играть музыку. Тайлер продолжил свою борьбу при помощи музыки, и я продолжил быть источником его вдохновения и отчаянно барабанил по установке, так сильно, чтобы его песни не унесло порывом ветра, подобно воздушному шарику. Из уст в уста. Как-то так вышло, что люди прониклись гениальностью голоса Тайлера. Каким-то образом у нас стало намного больше фанатов в Сан-Франциско и Колумбусе, так что уже на втором домашнем шоу, которое мы отыграли в Подвале, зал был забит под завязку. И так далее, и тому подобное. Тайлер звонит семье каждый день, приезжает домой на дни рождения и Рождество, и все потихоньку отпускают Тайлер, угрюмую неловкую девочку, они позволяют ей умереть. Они празднуют, что у них есть ещё один сын, здоровый и счастливый, что он вернулся к ним. Они пересмотрели свои приоритеты и были благодарны, что Тайлер… просто за Тайлера, не углубляясь в детали. И я цепляюсь за Тайлера, просто, чтобы удержать его, чтобы знать, что он не выскользнет на этот раз. И Тайлер в цветочном кимоно и с трёхдневной щетиной улыбается мне и говорит: — Мне нужно было уйти, но теперь я вернулся и отдаю тебе всего себя без остатка. И я целую его снова и снова. __________________________ Ещё немного заметок от автора: Хотелось сказать, что все ваши комментарии были такими? Чудесными? Огромное спасибо всем, потому что это действительно мотивирует — получать такие потрясающие отзывы! Надеюсь, мне удалось закончить эту историю справедливо. Большое спасибо, что читали! <3