Ex Ovo Omnia

Заметки автора: На это потребовалось довольно много времени, простите. _______________________________________________________ Тайлер спланировала не самый тактичный побег, учитывая, что её голова шла кругом от того, как всё, что она когда-либо знала с детства, рушилось прямо у неё на глазах. Тайлер настаивает, что всё, что произошло после того, как она опустошила желудок в туалете на заправочной станции, где ей пришлось поблуждать глазами с таблички <мужской> на <женский> на дверях в уборные, всё, что произошло после этого, было спонтанным актом его собственной революции, с каждым движением разрастающейся подобно снежному кому, который в итоге вёл к самопознанию. Ей, когда она сбежала, и ему, когда он вернулся, нужно было кое-что доказать. Тайлер, вечно ищущая правду, вечно копающая так глубоко, чтобы добраться до самой сути вещей, обнаружила такую правду, которую ей не смогли бы открыть ни косметическая хирургия, ни притворство. Она наблюдала за тем, как прямо у неё в руках одна часть её увядала. Она знала, что обязана вырвать себя с корнем и посеять свои семена где-нибудь ещё, а затем посмотреть, удастся ли ей вырастить что-то из того человека, которым она является, вместо того, чтобы расти женщиной, которую в ней воспитывали. Слово <обусловливание> заклеймило себя в её сознании как нечто, что ей пришлось подвергнуть коррозии, как теория, которую она не могла принять, как самодовольное удовлетворение, которое она не могла позволить ощутить ни одному взрослому в её жизни. После многолетних попыток изобразить женственность, словно в игре в шарады, нанесения макияжа а-ля карикатура-на-глаза-лани, после саднящей боли от выдёргивания волосков на лице и попыток найти сходство с мягкими, смеющимися чертами её ровесниц, Тайлер ощутила поразительное облегчение, узнав свой диагноз, а ход мыслей её психиатра теперь казался ей просто смешным. Тайлер не девчонка. Свобода от осознания этого факта кружила голову свободой и чувствовалась нереальной. В туалете на заправке Тайлер умылся, так что вся тушь собралась в морщинках у него под глазами. Потом поехал домой. Его мать пылесосила под Линду Скотт на первом этаже, а потому не обратила внимания на то, как её дочь, перевоплощающаяся в сына, осторожно пробралась в спальню через окно и начала упаковывать вещи, запихивая свитшоты, джинсы, укулеле и 350 баксов, которые ей удалось скопить на новые клавишные, в школьную сумку. Миссис Джозеф так увлечённо пылесосила и подпевала, попусту растрачивая нераскрытый музыкальный талант, что не услышала, как её дочь выпрыгнула в темноту. Тайлер собралась по-спартански, положив в сумку только самое необходимое и оставив на месте всё, что могло привести к приступу сентиментальности. Свитер крупной вязки, доставшийся от бабушки, рисунок Мэдисон, на котором они обе изображены непропорционально громадными принцессами в розовом, блокнот с песнями, наши общие фотографии со смазанными лицами и поцелуями — всё это осталось, чтобы создавалось впечатления полного обрубания прошлого. Выбравшись на улицу через окно, он закинул ключи от семейного автомобиля внутрь машины через щёлочку в окне и отправился в путь пешком. Добравшись до шоссе, он вскинул большой палец вверх и поплёлся на запад, пока позади него не притормозил большущий грузовик. Мужчина, потасканный годами ночного вождения, с напоминающей пергамент кожей вокруг глаз и отдающими сигаретным дымом капельками слюны в уголках рта, помахал ему. — Куда направляешься, парниша? — позвал он. Одетый в бини и свитшот, с волосами, валяющимися где-то на дне мусорного контейнера клиники ОгайоХэлс, Тайлер не мог винить этого мужчину. Что-то разлилось в его сердце, когда его назвали парнем; что-то сродни ощущению, возникающему, когда надеваешь туфли нужного размера, после того, как годами носил неподходящие, но он исправил его, ещё не готовый примерить свою новую личность. — Девочка, — заговорил он, забираясь в кабину высокого транспортного средства. — И я поеду так чертовски далеко, как только вы сможете меня отвезти, лишь бы оказаться подальше от Колумбуса. — Это я могу, — заверил его мужчина, обнажая пожелтевшие зубы и покрытые тёмными веснушками дёсны. Все девять часов пути разговор поддерживал Тайлер. Это было единственным условием Билла: он везёт его так далеко, как Тайлер захочет, пока тот делает всё, чтобы водитель не уснул; таким образом, не сдерживаемый более рамками формальной беседы, Тайлер вывалил на мужчину все свои секреты, выпустил на свободу все тревоги, которыми ему не было комфортно делиться с семьёй или парнем. — Щетина? — переспросил мужчина, прикрывая зевок грубой рукой, — у моей третьей жены она тоже была. Да мне было как-то по боку; немножко лишних волос не делают девушку ни хуже, ни лучше. Краткая улыбка вспыхнула на губах Тайлера, а потом он заговорил опять: — И вы не могли не заметить, что у меня плоская грудь, не так ли? Типа, как можно не заметить? Мужчина лишь пожал плечами, приставив ладонь к лицу козырьком от садящегося позади них солнца. — Типа как у Кейт Мосс? Теперь и Тайлер передёрнул плечами, мысленно перебирая нечётко сформированный список отклонений, которыми он раньше не мог ни с кем поделиться. Мужчина устало моргал и заваливал Тайлера ничего не значащими вопросами, пока солнечный свет вокруг них не потух, оборачиваясь каскадом падающих звёзд. Билл, мужчина со старым незапоминающимся лицом, стал первым шагом длинного пути, который предстояло пройти Тайлеру, чтобы попрощаться со своей старой жизнью. Их дороги разошлись после скромного ужина из яиц и бекона в небольшой забегаловке в Миссури. — Надеюсь, тебе удастся найти то, что ты ищешь, — сказал пожилой мужчина, похлопывая Тайлера по спине, этим жестом напоминая его дедушку. Лишь выехав из Омахи, Тайлер почувствовал, что держался слишком напряжённо, так что он вытер лицо прежде, чем ответить: — Я тоже. С каждым пересечённым штатом, Тайлер избавлялся от частички своего прежнего гендера, рассыпая его хлебными крошками, за которыми невозможно угнаться. Сменив тушь на полпачки Мальборо, которые он даже не курил, где-то на окраине Канзас Сити, он забрался в машину к женщине, округлой и сочной в тех местах, где Тайлеру таким никогда не суждено было стать; на этот раз он не стал пренебрегать мужскими местоимениями. — И куда направляется такой симпатичный мальчик, как ты? — прохрипела она, выглядывая из-за стёкол большущих солнцезащитных очков, задевая подбородком край, повязанного вокруг головы шёлкового платка. — Настолько далеко от Колумбуса, насколько возможно, — ответил Тайлер, примеряя новую личность. Он ни разу не исправил её, даже когда она протянула свою мясистую ладонь к его темноволосому загривку, предлагая ему что-то, приподнимая бровь. Вытянув губки, за которыми показались её, испачканные помадой, зубы, Минди ответила: — Это я могу. С Минди было весело, он отмахивался от дыма так, что почти разбил окно, и наблюдал, как она ковыряла ногти, а затем — как прижимала его руки к его же бёдрам, чтобы не дать ему сделать то же самое. На протяжении нескольких часов дороги Тайлер в основном бесстрастно расспрашивал свою попутчицу, кивал и хохотал над тем, как много и беззастенчиво болтала Минди. Куда бы она ни держала путь, было ясно только, что ей нужно было утрясти что-то с чьей-то двоюродной сестрой, что-то вроде спасти неустойчивые отношения от измены. Тайлер был рад отвлечься. Когда перед отелем в Денвере их с Тайлером пути разошлись, Минди прижала руку к сердцу. Она оставила смачный поцелуй у него на щеке, след которого Тайлер носил ещё много миль, пока мужчина с потными руками не стёр его. Утерев глаза, он отсыпал несколько Мальборо в её сложенные чашечкой ладони, прежде чем выйти из машины. Не решаясь заглянуть в зеркало или потратить деньги, которые лишь убывали, на бритву, которую он забыл захватить из дома, Тайлер хорошенько вымылся в Мотеле 6 и выкинул лифчик с подкладками в мусорку. На следующее утро, когда он снова прижался к обочине дороги, его розоватый рот уже скрывала под собой тень от щетины. От следующего водителя, остановившегося его подобрать, у Тайлера побежали мурашки, но после часов сводящей скулы скуки и желания, чтобы хоть один автомобиль, наконец, притормозил рядом, Тайлер всё равно вскарабкался на пассажирское сидение. Несмотря на метель за окном, лицо мужчины было красным и покрытым тонким слоем пота, который он непрестанно вытирал носовым платком. — Итак, куда мне тебя отвезти? — прокудахтал он, переводя крохотные поросячьи глазки с дороги на Тайлера. Тайлер пожал плечами и уставился на лежащую перед ним полосу шоссе: — Лишь бы подальше на запад. Правая рука мужчины устроилась на бедре Тайлера. — Это я могу, — сказал он, одной рукой вытирая пот, другой сжимая джинсы Тайлера. Запинаясь, он начал с пустой болтовни и неловких вопросов и вскоре перешёл к теме, которую Тайлер совсем не хотел затрагивать. — Так ты гей или как? — гоготнул мужчина с розовыми руками и розовым же лицом. У него всё было розовым, казалось, у него закупорена каждая пора, и они все вот-вот готовы были лопнуть от скопившихся в них жира и грязи. Почти так же сильно порозовев, Тайлер ответил: — Что-то вроде того. Солнце село, и они условились остановиться на заправке; мужчина хрюкнул и запустил руку Тайлеру в волосы: — Что-то вроде того. Искажённым от члена во рту голосом Тайлер поддакнул: — Что-то вроде того. Когда руки мужчины заскользили по телу Тайлера, как бы предлагая оказать ответную услугу, Тайлер замер и схватил свою сумку. На этот раз, когда Тайлер выскочил из тёплого нутра автомобиля в разыгравшуюся вьюгу, он не заплакал. Где-то на границе Юты он вытер уголок рта, проговорив: — Что-то вроде того, — и захлопнул дверь. Тайлер до сих пор отвечает <что-то вроде того> на вопросы прилипчивых журналистов. Когда они выкладывают перед ним фотографии из его школьного альбома, где его глаза подведены чёрным, а длинные волосы обрамляют лицо, Тайлер бесстрастно пожимает плечами. Когда очередное фото с моей рукой, лежащей на его пояснице, появляется в твиттере, Тайлер жуёт чипсы, оставляя жирные следы на экране, и твиттит: <Что-то вроде того>. Что-то, что-то, Тайлер всегда был чем-то; чем-то неустойчивым, разрывающимся между двумя полюсами, Тайлер был и тем, и другим сразу, Тайлер был одновременно всем сразу, слишком многим, чтобы уместить это в одном сосуде. Когда всего этого становилось так много, что оно грозило перелиться через край, Тайлер давал себе волю на сцене. Но я снова отвлёкся. В натянутой до бровей бини Тайлер вышел в темноту и выкинул вперёд руку с поднятым большим пальцем. -- Извилистыми путями Тайлер пробирался всё дальше на запад, пока внезапно не очутился в Лас Вегасе. Сейчас Тайлер говорит, что совсем этого не планировал, не то чтобы он вообще планировал что-либо. Но он точно не ожидал, что осядет в Лас Вегасе. Было что-то особенное в том, как яркие огни города омывали его. Тайлер чувствовал себя мотыльком, летящим на свет. Мигающие неоновые вывески, тянущиеся к небу высотки, так и зазывали войти внутрь после долгих-долгих миль пути по голой пустыне, оставляя в сознании Тайлера слишком много свободного места для размышлений. Когда машина, проще говоря — древняя подержанная развалюха, принадлежащая молодой парочке с неординарной внешностью, проезжала по усеянным мусором и безразличными лицами горожан закоулкам, а затем сворачивала на улицы, пышущие распадом и тучными туристами с барсетками на поясе, Тайлер уже знал, что достиг места назначения. В городе, покачивающемся на кончиках пальцев из крайности в крайность, где каждый склонялся то к одному, то к другому, Тайлер нашёл отличное место для того, чтобы исполнить свой балансирующий трюк. Всё вокруг было оглушительным и огромным, созданным с одной лишь целью — заставить людей позабыть родной дом; именно это и было ему нужно. Тайлер умолял молодую пару высадить его на бульваре Стрип*, и они с удовольствием подчинились, хотя было заметно, что неизбежность скорого расставания с ним расстраивала их. Они сдружились за те несколько часов, что провели в пути с небольшим репертуаром, который Тайлер играл на укулеле, пока они слаженно выпевали слова, а Ривер в такт позвякивала по ноге браслетами на запястье, делясь косячками и фруктами, украденными из заброшенных домов, которые они проезжали мимо. В груди Тайлера тоже защемило от понимания, что им суждено разойтись в разные стороны; они были его любимыми людьми, согласившимися его подвезти, за всю поездку на запад, которая завершилась на столь поэтической ноте. Когда Тайлер обнял Ривер, уткнувшись носом в её дреды и вдыхая терпкий аромат пачули и плесени, его глаза всё ещё были сухими от плотных клубов дыма марихуаны, заполняющего автомобиль на протяжении всего пути. — Не пропадай, ладно? — попросила она бесцветным голосом, хотя в её глазах плескалась теплота привязанности. Тайлер кивнул, понимая, что не сможет выполнить этого. — Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь, — сказал Робин, щекоча макушку Тайлера своей бородой, пока целовал его туда. Тайлер почувствовал, что комок в его горле вот-вот выйдет наружу, поэтому сказал: — Я тоже, — а затем развернулся на пятках и поспешил затеряться в полуночной толпе Фримонт-стрит. У Тайлера не было ни водительского удостоверения, ни паспорта, только именная карточка старшей школы, поэтому в большинстве отелей на бульваре Стрип ему отказались сдать номер. Ему хотелось ощутить вкус всего этого окружающего его упадка прежде, чем окунуться в единственную работу на улицах, которую он смог бы получить без образования или опыта работы, но, кажется, это было пустой тратой времени. Тайлер заселился в дешёвый мотель на Ди-стрит. Утомлённая женщина с изогнутыми жёлтыми ногтями не попросила его удостоверение, только сообщила, что необходимо внести небольшой страховой взнос и не курить в одноместном номере, и без того провонявшем старым дымом. Он знал, что с оставшимися 275 баксами из его заначки на клавишные у него было не больше недели, чтобы научиться плавать в этом большом мире. Днём Тайлер использовал свой единственный талант, чтобы заработать немного мелочи. Привыкший к суровым зимам в Колумбусе, он без труда стоял на пересечениях улиц, перебирая струны укулеле покрасневшими руками. Большинство дней бездельничавшие копы гоняли его по бульвару Стрип, большинство дней заканчивались тем, что он попадал в чью-то историю в Снэпчате, и за это сотрудничество в его бини не опускали ни доллара, но всё же в большинство дней ему удавалось наскрести достаточно, чтобы перекусить. По ночам Тайлер брал маленькое зеркальце из ванной в номере и раздвигал ноги. Спрятавшийся и вялый, скрытый тёмными кудряшками лобковых волос, его отросток совсем не выглядел большим. Тогда он раздвигал складочки и наудачу погружал внутрь себя палец, пока в его животе не растекалась тупая боль, заставляющая корчиться. Он поглаживал себя ладонью, до тех пор, пока ему не становилось тепло, пока жар не накрывал его с головой. Тяжело дыша и потирая набухающий между ног кусочек плоти, Тайлер плакал, он плакал от одной мысли о скальпелях, отрезающих частичку его существа, о хирургах, копошащихся в складках его кожи в попытках слепить из него что-то более благопристойное, больше напоминающее влагалище. Тайлер плакал, когда скучал по знакомым людям и по дому, который он оставил. Когда отведённая ему неделя в мотеле подходила к концу, а его уличные выступления в большинстве случаев не приносили ему ни цента, Тайлер начал искать работу в долине. Он быстро сообразил, что без удостоверения ему не получить места с небольшой зарплатой в какой-нибудь корпорации, поэтому он сразу отмёл мысли о Уолмартах и 7-11, предпочитая изучить захудалые независимые дайв-бары, выстроившиеся по периметру бульвара Стрип. В большинстве мест ему отказывали сразу же, как только видели его розовощёкое лицо с большими наивными глазами, по которым сразу становилось понятно, что ему далеко до 21, и у него не имеется удостоверения, доказывающего обратное. После ночи, проведённой в тесном кругу таких же унылых лиц у маленького костерка в каком-то тупике, на следующее утро Тайлер возобновил поиски с ещё большим рвением. Но даже с самой яркой из его арсенала улыбкой, с приправленным тонной сахара, сильно отличавшимся от обычного поведением Тайлеру всё равно отказывал один бар за другим. Была уже почти полночь первого дня в качестве бездомного, когда Тайлер забрёл в неприглядный крошечный бар, вскочивший на Ди-стрит подобно прыщику. Он был в меру заполнен людьми и щедро — дымом, на сцене была женщина с невероятно экстравагантным макияжем, поющая под фонограмму нечто заводное и пошлое, нечто, заставлявшее Тайлера притопывать ногами в такт, нечто, что ему точно ни за что не позволили бы слушать дома. — Что тебе принести? — обратился к Тайлеру бармен, когда тот всё же решил устроиться за барной стойкой. — Пиво? — попросил Тайлер голосом, трясущимся от вопроса, который непременно следовал дальше, вопроса, который немедленно отправлял его обратно на заледенелые улицы. Но высокий, худой мужчина только открыл для него бутылку, ставя её перед Тайлером, не требуя никаких документов. Поражённый, никогда в жизни не пробовавший алкоголь, Тайлер выводил сердечки на скапливающемся на стенках бутылки конденсате, обдумывая вертящиеся в его голове вопросы. — Вы нанимаете персонал? — наконец, пропищал он, неуверенный, что бармен вообще услышит его вопрос за общим шумом гостей и музыки. Вышло так, что бармен услышал. И улыбнулся. — Такой молоденькой штучке, как ты, нужна работа? — спросил он, кладя голову на сгиб локтя. Тайлер улыбнулся. -- Пока я пытался собрать себя по кусочкам, заканчивая второй год старшей школы, Тайлер устроился на работу в небольшой драг-бар на Ди-Стрит в Лас Вегасе, штат Невада. Когда я начал четвертый год обучения, Тайлер исполнял песни с карикатурным гримом на лице. Я был сыт по горло подачей заявлений в колледжи, и взрослые ничуть не помогали, только ещё больше давили мне на плечи, будто норовя их сломать, а Тайлер в то же самое время, практически обнажённый, ярко разукрашенный, ходил по сцене и напевал, прикрывая укулеле свою промежность, не имея возможности уйти, независимо от того, насколько шумно вели себя посетители. Когда я подбрасывал шапочку выпускника в воздух, Тайлер начал принимать сигареты в качестве чаевых. И пока очевидный пробел на моих выпускных фотографиях в том месте, где Тайлеру следовало быть, прожигал мне глаза, заставляя проглатывать всхлипы, Тайлер спалил бровь, пытаясь поджечь сигарету, и тоже давился рыданиями. Пока я рассылал заявления о приёме на работу в Тако Белл и ПетСмарт, не беспокоясь о том, что работа на полную ставку в Гитар Сентер разбивала матери сердце, Тайлер в основном отмахивался от рук, тянущихся, чтобы полапать его за задницу, только для того, чтобы позже поехать с их обладателями домой и пошалить в заранее спланированном стиле только с приглушённым светом и только в коленно-локтевой, и никаких ответных ублажений со стороны клиентов. Когда я работал в Гитар Сентер, мне, наконец, удалось немного развеять плотную пелену апатии, окутавшую меня после исчезновения Тайлер, я даже встретился с одной из девчонок, профили которых пролистывал в Тиндере, в это же самое время Тайлер истекал слюной на вершине Стратосферы**. Хватаясь за задницу своего партнёра, Тайлер то выпускал, то всасывал ниточку слюны с края Стратосферы, угрожая облить ею одного из копошащихся внизу человечков-муравьёв. — Прекрати это, — прошептал партнёр ему на ухо, опустив мясистую руку на его зад. — Это мерзко. Тайлер втягивал последнюю ниточку слюны обратно в рот, пока я набирался смелости взять Мариссу за руку после чашечки кофе. Пока Марисса, действуя мне на нервы, стучала накладными ноготками по экрану моего смартфона, а я жалел, что согласился обменяться номерами, Тайлер выводил на волосатом плече своего безымянного клиента единственный номер, который он помнил. Мой номер. Даже облив все старые контакты бензином, даже после того, как он продал свой телефон коллеге, чтобы получить немного дополнительной наличности, Тайлер выводил мой номер на потных плечах, бессонными ночами баюкая себя им, как колыбельной. Внутри меня всё саднило. Потому что меня не было там, рядом с ним, и я не знал, каково это, но я довольно часто забрасывал Тайлера вопросами об этом. — Я не знаю, — говорит он. — Это была не жизнь. Утыкаясь носом в углубление у меня между грудью и плечом, он говорит: — Это было кое-что. Тайлер провёл пару лет, живя, словно в чистилище, в том же самом мотеле, в той же прокуренной комнате, по ночам изливая сердце и душу на сцене Атомик Ликерс***. Это была не жизнь, и это было далеко не тем, чего он хотел от жизни. Не то чтобы он разобрался, как всё устроено в этом мире, когда ему было 16, 17, 18, не то чтобы хоть кто-то из нас разобрался в этом, но это было кое-чем. Итак, Тайлер работал в баре Атомик Ликерс, он открывал ночное шоу какой-нибудь душещипательной песней собственного сочинения, пока поток публики был неважным. Днём он растрачивал полученные чаевые, покупая блокноты, ручки, новые струны для укулеле и прочие вещи, чтобы прокормить песни, которые он создавал, когда чувствовал себя на вершине одиночества и чуждости всему окружающему. Это была не жизнь, поэтому Тайлер старался извлечь из этого кое-чего лучшее при помощи песен, которые далеко не всегда мог исполнять на сцене. Большинство ночей он пел простенькую I Can’t Help Falling in Love With You, растапливая сердца завсегдатаев заведения, порой, для разнообразия, переключаясь на альтернативную версию Build Me Up, Buttercup. Его попытки донести до публики свои собственные сочинения — вопли об умирании, рождении и ценностях — сталкивались с нерешительными аплодисментами пятничной публики и насмешками начальника. — Люди приходят сюда, чтобы стать капельку счастливее, Тайлер, — говорил молодой человек, поджимая губы. И Тайлер мог только кивать. — Играй своё дерьмо по вечерам в понедельник или ещё когда-нибудь, ага? — предложил его начальник. — Когда тут никого нет. Тайлер снова кивал и подчинялся. Однажды, самой обыкновенной ночью, начавшейся с Build Me Up, Buttercup, положение вещей изменилось. Той, ничем не примечательной, ночью Тайлер стал участником кастинга неожиданно, как это и бывает ничем не примечательными ночами. Завершив выступление, Тайлер предоставил место на сцене личности, куда более вызывающей, цветастой и пышно разукрашенной. Он обошёл кругом, собирая на поднос пустые бокалы из-под коктейлей, пока не столкнулся с обворожительной женщиной, очевидно, слишком красивой для подобного места. — Я знаю, что ты такое, — проговорила женщина с точёными, точно у мраморной статуи, чертами лица, пропуская слова сквозь облака пара своего вэйпа. Не отрывая взгляда от практически раздетой, гибкой фигурки Тайлера, она подхватила парочку счетов с его подноса. Под взором этой женщины Тайлер ощущал себя голым. — Ты мог бы заработать намного больше, работая на меня, — по-кошачьи проурчала она, обволакивая лицо Тайлера облачком прохладного пара. — Я знаю, что ты такое, — повторила она Тайлеру в шею, заставляя его вздрогнуть. -- Для человека без диплома, Тайлер отлично справлялся. Большинство дней кожа на пальцах его ног сморщивалась от тёплой воды, в которую была погружена нижняя часть его тела. Пока публика пялилась и указывала на него пальцами, некоторые посетители кидали в прорезь монетки, чтобы изображение оставалось чётким; пока они ублажали себя рукой по другую сторону окошка, Тайлер пролистывал романы, и их страницы разбухали и изгибались под воздействием влаги. Он отталкивался ногами так, чтобы его бёдра оказывались прямо у круглого окошка. Его промежность, усыпанная розовыми перчинками раздражения после бритья, правила бал, пока он читал о двадцати одном пилоте, которые разбились о землю. В тёплой воде Тайлер ощущал нечто умиротворяющее, нечто, напоминающее плавание в амниотической жидкости в утробе его матери, а вокруг него путались многочисленные искусственные морские водоросли, прижимая его к иллюминатору бассейна. Монетки позвякивали внутри шатра с надписью <Гермафродиты>, и Тайлер с головой погружался под воду, выделывая плавные кульбиты для анонимных зрителей по ту сторону стекла. Дженна похитила его из Атомик Ликерс, где ему приходилось трудиться до изнеможения. Дженна привезла его в Сан-Франциско. Дженна настаивала, чтобы он брился и нырял в бассейн каждую ночь, позируя в качестве гермафродита на её чудаковатой выставке. Вместо еженощных смен в баре Дженна убедила Тайлера уехать с ней. Забираясь в её натёртый до блеска спортивный автомобиль с затемнёнными стёклами, Тайлер задохнулся от мысли: — Что если вы собираетесь убить меня? Всё ещё вдыхая пар из вэйпа, Дженна свернула за угол на шоссе и ответила: — Немного поздновато задумываться об этом, не находишь? Тайлер улыбнулся. Несмотря на идеальность черт Дженны и её строгий бизнес-костюм, её отношение к нему не как к чему-то экстраординарному, успокаивало его. Он сосредотачивался на командных, почти материнских, нотках в её голосе. — Откуда вы узнали? — поинтересовался Тайлер, всё ещё скрытый слабым освещением бара, закинув ногу на ногу, чтобы очертания его промежности не были заметны через спандекс. — Нужно самому пройти через это, чтобы знать, с чем имеешь дело, — ответила Дженна, не разрывая зрительного контакта, и обхватила трубочку коктейля губами. Теперь же, в машине, Дженна пыталась успокоить Тайлера пустой болтовнёй. — Так вот, — начала она, — я знаю наверняка, что хотя бы у одного из нас есть яйца. Она взглянула на Тайлера с изогнутой бровью и нечитаемым выражением лица. Тайлер смотрел куда угодно, только не на Дженну. — На самом деле, я понятия не имею, что именно у меня есть, — ответил он, покусывая большой палец. За годы пролитых слёз и ночных гугл-сессий мне было известно куда больше, чем Тайлеру. У меня была его фотография, которую я вырвал из медицинского журнала и вклеил в дневник, так что я знал. У Тайлера тоже были яйца. Улыбка трещиной расползлась по лицу Дженны. — Так вы мужчина? — отважился спросить Тайлер, всё ещё изучая пейзаж за окном, стремительно проносящийся мимо них. — Нет, — сказала Дженна, надув губы. — Я не мужчина, и я не женщина. Я что-то между. — Оу, — только и ответил Тайлер, делая вид, что понял. Прожив большую часть жизни как девушка, а потом, прячась в тёмных нишах бара, где скрывалась маскулинность, Тайлер не знал, о чём она говорит. Дженна зацепилась за это, как её взгляд вечно за всё цеплялся. — Если тебе когда-нибудь придётся говорить обо мне, — сказала она, — чего тебе не следует делать, потому что я теперь твой начальник. Тайлер слабо усмехнулся. — Используй местоимение <они>, ага? Сделай вид, что не знаешь гендер человека, о котором идёт речь, потому что, что ж, ты и правда, нихуя о нём не знаешь. — Типа, <Дженна, они мои новые начальники>? — произнёс он, перекатывая местоимения во рту. [После просьбы Дженны использовать местоимение <они>, автор также пишет про неё <они>; в русском, к сожалению, глаголы прошедшего времени имеют род и число, поэтому я попытаюсь перевести, как действие множественного числа, но не обещаю, что это будет легко для чтения/восприятия. Это не грамматическая ошибка, если что] — п.п. Дженна кивнули. — Именно так. Когда окружавший их город начал рассеиваться в открывающейся впереди пустыне, Дженна снова заговорили. — У меня есть парень. — Я никогда не замечали, чтобы что-то было не так. Я росли в религиозной семье, знаешь? — и Тайлер знал. — Я пытались забеременеть, пока родители не сообщили, что в детстве у меня был рак яичников. — Мне очень жаль, — прошептал Тайлер в ответ на их признание. — Слушай, дурашка, у меня же есть яйца, не забыл? — напомнили Дженна, изгибая губы в полуулыбке. Тайлер покраснел. — Родители лгали мне. Они лгали мне двадцать один год, скрывали тот факт, что у меня была нечувствительность к андрогенам. Только представь, как я охуели, когда всё же пришли к гинекологу, потому что всего лишь хотели завести семью, а он сказал, что у меня даже нет матки, зато есть яйца, — грубо выплюнули Дженна, присасываясь к вэйпу, ведя автомобиль свободной рукой. — У вас и правда есть яйца, — признал Тайлер. Они фыркнули, несильно толкая его ребром ладони. — И что вы сделали потом, — продолжил Тайлер, — типа, после того, как выяснили это? — Сбежали. Наконец, переведя взгляд на их профиль, Тайлер ответил: — И я. Дженна мягко накрыли его руку своей. -- Тайлер обрёл убежище среди бородатых женщин, низкорослых мужчин и людей со сросшимися, недостающими или лишними конечностями. Он всё ещё уверяет меня, что не чувствовал себя дома, пока не оказался в маленьком аттракционе чудес Дженны, пока не слился с другими изгоями, другими сломанными людьми. Пригородная жизнь, в которой он вырос, в сравнении с этим меркла. Не то чтобы он совсем не скучал по семье. Не то чтобы его пальцы не чесались набрать телефонный код Огайо по ночам, когда он вертелся на кровати, словно уж на сковородке, припоминая бурлящий смех Мэдисон, тёплое картофельное пюре, что готовила мать, и мои губы, целующие основание его черепа. В Острове Нелетающих Птиц, самом большом циркоподобном аттракционе Калифорнии, он нашёл себе подобных — квадратные колышки, собравшиеся вместе, чтобы сразиться с круглыми отверстиями; он встретился с теми, кто тоже не мог вписать себя в узкие рамки здорового тела, предписываемые гетеронормативным обществом. Вместе они зарабатывали на своих отклонениях, они наваривали деньги за счёт тех же самых вещей, которые вынуждали членов их семей и друзей отворачиваться с отвращением на лице. В Острове Нелетающих Птиц одиночество не мучило его так сильно, как в Лас Вегасе. На какое-то мгновение это было жизнью. На какое-то мгновение это было даже чем-то большим. Они начали творить музыку — Тайлер и несколько его коллег. От одного звука высокого голоса Тайлера и его текстов Ник утирал глаза. Крис торжественно кивал. В Тайлере они обрели недостающий для их эксперимента голос. Вместе со своими коллегами Тайлер начал давать маленькие представления. В районе Залива Тайлер перебирал струны укулеле, Крис отбивал ритм на барабанах, а Ник играл на басу, эта троица прославилась в одночасье, после того как Остров Нелетающих Птиц задёрнул шторы шатра. Вот это и была жизнь, а Тайлер был так счастлив. Это было жизнью, пока Ник не покинул группу. Он заявил, что ему надоело подчиняться Дженне, надоело выставлять себя напоказ, будучи дешёвым развлечением для публики с набедренными барсетками, липнущей к нему с селфи-палками в мясистых ладонях. Ник заключил Тайлера в объятья и пожелал ему всего хорошего, прежде чем укатить в другой штат с миловидной подружкой и надеждой найти более достойную работу где-нибудь на севере. Ник скрылся за горизонтом, и Тайлеру пришлось довольствоваться синтетическими басами, подключая электрогитару к ноутбуку перед каждым выступлением. Когда и Крис решил выйти из игры, Тайлер решительно запротестовал. — Но ты же бесплоден! — кричал он, хлопая крышкой маленького пианино на сцене Острова Нелетающих Птиц. — Слушай, Тайлер, — не сдавался Крис, — я планирую обзавестись семьёй и не могу больше жить так, как сейчас. — Ты бесплоден, — проронил Тайлер сквозь закушенную, чтобы не заплакать, губу. И Крис сказал: — Я знаю, — похлопал его по спине и ушёл. Тайлер упёрся кулаками в бёдра и сделал вид, что не заметил водопада слёз, ринувшегося вниз по его щекам. -- Ночью, ничем не отличавшейся от предыдущей, мой телефон зазвонил. Ночью, ничем не отличавшейся от предыдущей, все форты, что я строил с тех пор, как Тайлер ушёл, с тех пор, как мы потеряли всякую надежду, с тех пор, как на пакетах с молоком перестало появляться его изображение, эти форты содрогнулись. Ворочаясь в постели далеко после полуночи, мучимый тревожной бессонницей, которая неизбежно посещала меня в преддверие утренней смены, за 2451 милю отсюда, я услышал, как мой телефон завибрировал. Недолго думая, я провёл по экрану, прикладывая телефон к уху. — Првт? — пробормотал я в полусне, одной ногой уже находясь в мире сновидений. — Я ищу барабанщика, — сказал голос по другую сторону. Голос на другом конце резко разбудил меня, голос на другом конце стряхнул с меня остатки сна. Прошли годы, а лирический тенор его голоса не изменился. Я пересчитал пальцы, молясь, чтобы я не спал. — Я и есть барабанщик, — глупо ответил я. По его голосу я понял, что он улыбается. — Я знаю. -- Прошли годы, а я так и не похоронил его. Прошли годы, а я всё ещё ощущал это саднящее чувство внутри. Прошли годы, а мои ноги в ботинках всё ещё дрожали, пока я ждал Тайлера в Подвале****. С позволения Дженны он взял недельный отгул на работе и прилетел в Колумбус. В сообщении он попросил меня не связываться с его семьёй. В сообщении он сказал мне прийти в Подвал в 8 вечера пятницы. В 7:30 я уже был там, перекатывая в ладонях банку Ред Булла, конденсат которой смешивался с потом. В 7:45 меня вывел из ступора осторожный хлопок по плечу. Тайлер. Тайлер с щетиной и в мужской одежде. Тайлер был настоящим. Тайлер вернулся. Я обернул свои руки вокруг него и уткнулся лицом в шею. Место его привычного цветочного шампуня заняло что-то более терпкое, мужественное, но мне было так наплевать. Я вдыхал его снова и снова, крепче сжимая его в объятиях, умирая от желания, чтобы он был настоящим, обещая беспрекословно служить богу, если это значило бы, что Тайлер не обратится в пыль у меня в руках, как уже неоднократно случалось в моих снах. В последний раз хлопнув меня по спине, Тайлер отстранился. Даже в этом приглушённом свете я заметил, что его глаза блестели. — Итак, ты, типа, — начал он, принимаясь разглядывать свои руки, — готов стать моим барабанщиком? Мои же слёзы перелились через край, и я рьяно кивнул. — Ты даже не представляешь, насколько, чел. -- В шестнадцать я любил Тайлера, тоскуя по тому, как безмятежно он нажимал на клавиши пианино в церковном хоре. Я любил Тайлера после наших развлечений на его койке в лагере, я любил Тайлера, пока мы целовались на заднем сидении минивэна моей семьи, я любил Тайлера, пока мы сидели на крыше в полной тишине и встречали рассвет, я любил Тайлера, когда он шептал куплеты мне на ухо, я любил Тайлера. И сейчас я люблю Тайлера точно так же. Но за годы, что мы провели порознь, между нами пролегли океаны миль и часов. После нашей встречи в баре Тайлер крепко обнимал меня и похлопывал по спине. Две ночи спустя мы обсуждали музыкальные амбиции Тайлера, сравнивали их с моими, и, когда выяснилось, что они схожи, как две капли воды, Тайлер поцеловал меня в щёку. А когда я сказал, что прилечу в Сан-Франциско, что брошу работу, чтобы выступить на его предстоящем концерте, Тайлер поцеловал меня уже в губы и юркнул в ближайшее такси. В последний вечер в Колумбусе Тайлер пригласил меня к себе. Он извинился, сообщая, что ему нужно принять душ, пока я устраивался поудобнее в его номере, переключая бесплатные каналы. Я доел наполовину пустой пакетик с чипсами, пока Тайлер был в душе, а потом я услышал его голос, эхом отражающийся от стенок ванной. — Джош? — позвал он. — Тайлер? — ответил я, выключая телевизор. — Джош, — продолжил он. Я подошёл к двери, ведущей в ванную. — Заходи, — позвал он. Я осторожно протиснулся в приоткрытую дверь, скромно опуская глаза от вида голого тела Тайлера. Вместо этого я взглянул на себя в зеркало, смахнув ресницу со щеки. — Джош, — продолжил Тайлер, — ты можешь помочь мне с бритьём? — Что? — спросил я своё отражение в зеркале, нахмурив брови. — Ты меня слышал, — сказал Тайлер из ванны, позади меня. И я действительно слышал его. Я повернулся к нему, сосредоточивая взгляд на его лице, умоляя каждую частичку себя не начать пожирать его тело взглядом. Периферийным зрением я увидел Тайлера, сидящего на бортике ванны с раздвинутыми ногами и фиговым листиком пены, скрывающей его промежность. С дрожащими руками я упал на колени между его ног, словно мальчик, прислуживающий у алтаря. Тайлер передал мне бритву. Я мягко провёл безопасной бритвой по его щетинистым волоскам, убеждаясь, что не забыл оттянуть его кожу там, где она образовывала складочки, действуя очень осторожно, чтобы не задеть чувствительную плоть. Я заметил, что под моими прикосновениями и согревающим его промежность дыханием он начал набухать. Он смотрел на меня сверху вниз уставшими глазами с абсолютно нечитаемым лицом. — Почему ты бреешься? — завершающими штрихами удаляя тёмную пыль, спросил я, чтобы отвлечься. Я провёл пальцем по его нежной, розоватой и выставленной теперь напоказ, коже. Интимность этого момента была почти нереальной, так что я накрыл его ладонью, убеждая себя в том, что он всё ещё здесь, во плоти, и спустя столько лет он раздвигал для меня ноги. — Просто мне так больше нравится, — сказал он сверху, пожимая плечами. Я убрал руку, уткнулся носом в беспорядок, оставленный пеной и сбритыми волосками, и зарылся в складочки, наплевав на то, что могло попасть мне в рот в процессе. Впервые за столько лет я почувствовал, что я дома. — Ты отрастишь их для меня? — спросил я, пока мои губы блуждали по его промежности, заставляя его дрожать. — Я подумаю об этом, — сказал он, запустив пальцы в волосы на моём затылке. На пробу я обернул язык вокруг него. — Как же я скучал по твоему рту, — выдохнул он. — А я скучал по тебе, — сказал я приглушённым о его бёдра голосом. Потянув меня за волосы, чтобы наши лица находились друг напротив друга, Тайлер убрал лобковый волосок с моих губ и поцеловал меня. ___ *Лас-Вегас-Стрип (Las Vegas Strip) — примерно семикилометровый участок бульвара Лас-Вегас в округе Кларк в штате Невада, США. Здесь находится большинство крупнейших гостиниц и казино агломерации Лас-Вегаса, при этом Стрип лежит за пределами самого города. (wiki) ** The Stratosphere Tower is a large hotel and casino with 2,444 room on the Las Vegas Strip [Башня Стратосфера — это крупный отель-казино с 2444 номерами на бульваре Стрип в Лас Вегасе] *** Atomic Liquors — Las Vegas' Oldest Freestanding Bar [один из старейших свободных баров в Лас Вегасе] ****The Basement — клуб в Колумбусе, Огайо, вместительностью около 300 человек, где выступали Twenty One Pilots на рассвете своей деятельности ___ Заметки автора: Я хотела завершить этот фик, но не получилось? Думаю, нас ждёт ещё одна глава прежде, чем я погружусь в ковбойскую AU-шку и напишу хакер!тайлер. Спасибо за то, что читаете!!!