Ultraviolence

Юнги тошнит. Он проговорил с Хосоком почти час, лежа в ванной, и еле из нее выполз, когда съеденный пару часов назад обед попросился наружу. Он сидит на кафельном полу, продолжая обнимать унитаз, и ругает себя, что так долго просидел в ванной, что ему стало плохо. Хотя плохо ему скорее по другой причине. Все мысли омеги сейчас с Чонгуком — где он, с кем он, что делает. Хотя, что он делает — ясно, как день. Это выбешивает на раз. И не понятно, что бесит сильнее — то, что альфа сейчас трахает другого, или то, что Юнги это настолько сильно беспокоит. Разве не этого все это время хотел омега. Разве он не мечтал, что Чонгук найдет другого, отвлечется, переключится и отпустит его. Тогда почему так херово, что внутренности скручивает узлом, и еще немного, и они, не выдержав напряжения, порвутся. Острая ревность пронзает легкие, сдувает их вмиг, и Юнги дышать, и дышать, но не надышаться. Делить Чонгука невыносимо, обладать им нереально. Прополоскав рот, Юнги тянется к полотенцу и идет в спальню. В любой непонятной ситуации лучше пойти спать. Вот только до постели ему дойти не дает прислуга, которая сообщает, что Юнги ждут в другой квартире Чонгука, этажом ниже. Юнги не знает, что он чувствует — радость, от того, что все-таки о нем вспомнили, или злость, что о нем все-таки не забывают, когда по плану должно быть именно второе. Юнги отказывается переодеваться и, как и есть в спортивных штанах и растянутой домашней футболке, следует за одним из охранников Чона в коридор к лифту. В этой квартире Юнги никогда не был, и сейчас, стоя на ее пороге, предпочел бы, чтобы это и не менялось. Запахи, голоса, альфы, омеги, все смешалось, создавая адский коктейль, от которого Мина снова начинает мутить. Омеги… их много разных и полуголых. Все красивые и яркие, Юнги рядом с ними чувствует себя бесцветным и жалеет, что все-таки поленился привести себя в порядок. Конечно, Чонгук будет выбирать других. Его, кстати, нигде не видно. Грохочущая из колонок музыка делает невозможным, расслышать хоть что-то, поэтому Юнги не сразу понимает, что ему говорит охранник, но послушно следует за ним вглубь комнаты. От стонов закладывает уши. Гости вечеринки не стесняются ничего и никого. От всего того, что творят непонятно под чем находящиеся альфы и омеги, Юнги стыдно. Он никогда не видел оргию вживую, и ему приходится идти, не поднимая голову, чтобы не замечать всех этих занимающихся сексом пар. Юнги останавливается перед низким столиком, на котором аккуратными дорожками рассыпан кокаин. Чонгук сидит на диване и со стеклянным взглядом наблюдает за тем, как исчезает очередная дорожка вдыхаемая омегой, сидящим у его ног. По обе стороны от альфы также сидят омеги, но он ни на что не реагирует и пару секунд даже взгляда со столика не поднимает. — Ты хотел меня видеть? — пытается перекричать музыку Юнги. Омеги ластятся к альфе, льнут, а Чонгук и не против. Он не просто угрожал тем, что найдет других омег, и Юнги это и так знал, но все равно где-то глубоко внутри щемит. Хочется поскорее уйти из этого гнезда разврата. Невыносимо видеть чужие руки, ласкающие его альфу. Его ли? Чонгук приказывает убавить музыку и, подавшись вперед, облокачивается на свои колени. Водит кредиткой по порошку, разграничивает дорожку и, нагнувшись, вдыхает. Откидывает голову назад на несколько секунд, а потом помутневшим взглядом смотрит на Юнги. — Мне скучно, развлеки меня. — Я не клоун. — Ты все, что я захочу. И будешь тем, кем я захочу, — Чонгук под кайфом, его расширившиеся зрачки почти полностью затопили радужку. Осознанности в этом взгляде ноль процентов. Юнги знает, что он ходит по лезвию ножа, но уже плевать. Он честно старался подыгрывать, пытался поменять тактику и добиться своего, но все полетело к чертям, благодаря непонятно откуда взявшемуся чувству собственности. То, что он ревнует Чонгука, поставило жирный крест на всех планах. Юнги больше не хочет даже играть. Он вообще уже не знает, чего хочет. — Думаю, мне лучше уйти, — Юнги следует взглядом за рукой омеги, который, накрыв пах альфы, продолжает тереться об него. — Думать тебе я не разрешал. Давай поиграем, — Чонгук отодвигает от себя омегу. — Хочу кое-что проверить. Раз уж ты меня развлекать не хочешь, я сам развлекусь. Ты, — он обращается к альфе слева от него. — Поиграй с лисёнком. Альфа в недоумении смотрит на босса, прекрасно зная, что Юнги его омега, но обсуждать его приказы не собирается. Юнги не до конца понимает, что проверяет Чонгук, и вообще, что он собирается делать, продолжает так и стоять у столика и смотрит на альфу, в надежде, что тот прояснит ситуацию. Долго ждать не приходится. — Хочу, чтобы ты его трахнул. Здесь и сейчас, — говорит Чонгук своему человеку и, потянувшись к бутылке на столе, пьет прямо из горла. Юнги, услышав приказ, отшатывается назад и не веря смотрит на Чона. — Ты больной? — в ужасе произносит омега. Чем ближе подходит незнакомый альфа, тем дальше отходит Юнги, но тот его перехватывает и тянет на себя. Чонгук продолжает пить свой любимый виски, поглаживает по спине присевшего рядом омегу и улыбается хорошо знакомой Юнги адской улыбкой. Юнги понимает, что помощи ждать неоткуда, и что есть силы отталкивает альфу, но тот снова перехватывает рванувшегося было в сторону парня и валит его прямо на столик перед боссом. Юнги больно бьется о покрытие стола и, схватив стоящий невдалеке стакан, замахивается, чтобы ударить альфу по голове, но его руку перехватывают. И делает это сам Чонгук. Он смотрит сверху вниз, сильнее придавливает руку омеги к столу и кривит губы в издевательской улыбке. Юнги растерянно хлопает ресницами, не веря смотрит на того, кто только что положил его на алтарь и отдает на растерзание. Чонгук продолжает вымораживать одним только взглядом, оставляет Юнги на столе, разбитого на тысячи осколков, и не скрывает наслаждения, которое ему доставляет эта картина. Юнги сдается. Обмякает вмиг, не найдя опору в том, кто пусть и измывался над ним столько времени, но никогда не делился. Чонгук поставил жирную точку, вовремя прекратил зарождавшееся внутри омеги доселе непонятное чувство, посадил его на место. Перехватив его руку, Чонгук не дал ему постоять за себя. Сломал его одним легким жестом. Он давно уже в клочья разодрал его душу, и после всего этого, какое имеет значение то, что он творит с его телом, это ведь просто оболочка. Внутри у Юнги и так все разрушено и разбито, сожжено, изодрано и разорвано, внутри хаос, кладбище надежд и мечтаний, разруха. Чонгук прошелся по нему как чума, оставил после себя одни разрушения и запах смерти. И если раньше она шла просто рядом превратившись в вечного путника, то сейчас просочилась под кожу, пропитала Юнги. Уже ничто не имеет значение. Пусть его насилуют, избивают и калечат — какая разница. Юнги всегда знал, что Чонгук — его конец, его финиш, его непробиваемая стена, конечная остановка, но пытался этого не признавать, а сейчас он держит его за руку, взглядом вспарывает кожу и не пытается даже помочь, наоборот, помогает уже раздевшему его догола альфе, извращаться над его телом. Юнги бы заплакал, завыл бы, бился бы в истерике, если бы мог, но все краны заблокированы, все эмоции отключены, и все слезы высохли. Он просто прикрывает веки, не в силах смотреть в черную бездну, и позволяет незнакомому альфе шарить руками по своему обнаженному телу, по меткам оставленным его же боссом, по укусам и засосам, которые вроде бы означали принадлежность, но Чонгуку на это все похуй, что он сейчас Юнги и доказывает. Чонгуку никого не хочется. Признаться себе в этом сложнее всего. Чонгук думает только о Юнги, представляет только его и хочет только его. Настолько сильная тяга и привязанность к рыжему омеге раньше только бесила, а сейчас беспокоит. Притом очень сильно — сильнее тайного сговора Тэхена и Джунсу. Альфе бы заняться делами, разобраться окончательно с оставшимися Домами, но все мысли заняты лисой. Он смешался с его кровью, с воздухом, которым Чонгук дышит, он заманил альфу в капкан, и Чонгук впервые не может выбраться, хотя понимает, что надо. Омегу надо спустить с пьедестала, надо бросить к своим ногам и перестать позволять ему занимать все мысли. Чонгук хочет проверить, хочет понять, насколько далеко он может зайти с ним, это какой-то экзамен, и альфа рассчитывает его сдать, хочет позволить одному из своих головорезов тронуть то, что принадлежит ему, альфа должен пройти этот тест. Так он думал, отдавая приказ, а сейчас он понимает, что идет на дно. Он заваливает тест. Та обида, которая блеснула в глазах Шуги, стоило перехватить его руку, добивает. Когда охранник, раздев омегу, заваливается сверху, Чонгук не выдерживает. — Я передумал, — заявляет он и встает на ноги, но охранник, видно, вошел во вкус, лису не отпускает и продолжает зажимать в руках не сопротивляющееся тело. Чонгук выхватывает пистолет из рук второго охранника и, не дав никому опомниться, стреляет прямо в затылок. Кровь вперемешку с мозгами забрызгивает все вокруг, а больше всего Шугу. Юнги даже не вскрикивает. Наверное вот он тот самый этап, когда к крови привыкаешь настолько, что очередная смерть больше не пугает. Юнги отталкивает от себя безжизненное тело и сползает со столика. Его снова рвет прямо на ковер, он не слышит криков, беготни вокруг, его тошнит всем тем, что не успело выйти в ванной наверху, запах крови и пороха усугубляет. Плохо настолько, что Юнги чуть ли не ползает по полу от спазмов скрутивших желудок. Охрана выводит остальных омег, отключает музыку и наступает тишина. Юнги так и сидит на коленях, уткнувшись в пол и монотонно покачивается. Он знает, что в гостиной их осталось только двое, не считая трупа. Знает, что Чонгук стоит совсем рядом, но поднимать голову нет сил. Он смотрит на свою грудь забрызганную чужой кровью и тянется к валяющейся невдалеке футболке, натягивает ее на себя и продолжает сидеть. — Ты испортил мне вечер, — Чонгук возвращается к дивану и опускается на него. — Я? — молчать больше не получается. Злость, обида, отчаяние — все соединяется внутри, и Юнги кажется, что его сейчас разорвет. Он на грани нервного срыва. — Я испортил тебе вечер? Ты больной ублюдок! — омега, наконец-то, поворачивается к альфе и смотрит на него с дикой неприкрытой ненавистью. — Да, ты, — хмыкает Чонгук и откидывается на диван. — Я больше не могу. Я старался, я очень старался, но я не могу больше. Ты ужасный человек, ты психопат, ты худшее, что я встретил и когда-либо встречу. Я ненавижу тебя! Ненавижу твою долбанную метку. Ненавижу твой запах, твои руки на своем теле. Ненавижу то, как ты смотришь, твой голос. Ненавижу! — срывается на крик омега, но Чонгук не реагирует. Закуривает сигарету и смотрит будто бы сквозь. — Я тебе ничего не сделал! Ты убил Сэмуэля, а я назвал твое имя! Я уже сполна расплатился за это, я прошел все круги ада! Ты меня через них провел! Оставь меня уже в покое, прекрати надо мной издеваться. Я не могу так больше. Не могу! — Юнги продолжает кричать и пытается встать на ноги, но его будто придавило к полу, сил двигаться нет. — Ненавижу истеричек, — бесцветным голосом говорит альфа. — Ты хоть выговорился? Или еще тебя послушать? — Отпусти меня, — Юнги подползает ближе. — Давай закончим этот ад. Прошу. Тебе это не нужно и мне тоже, давай разойдемся, прекратим этот цирк, — просит омега. — Нет. От меня ты уйдешь только на тот свет. Другой дороги нет, — Чонгук встает на ноги и поправляет ворот рубашки. Приказывает охране привести в порядок гостиную и зовет Риза. Занимается обычными делами, раздает указания, и вообще, ведет себя так, будто не он только что вышиб мозги другому человеку. — А ты, — Чонгук подходит к так и оставшемуся на полу омеге. — Поднимайся в пентхаус, видеть тебя не могу. Легко сказать «поднимайся в пентхаус». Юнги на ноги встать не может. Пытается и получается только со второй попытки. Будто на плечах у него тонна груза, каждый шаг — это огромный труд, но он идет, медленно, не останавливается и не оборачивается, хотя лопатки и горят под взглядом черных глаз. Придя в пентхаус, Юнги наспех принимает душ, натягивает пижаму и, приняв снотворное, ложится спать. Даже таблетки не помогают — уснуть не получается. Он долго ворочается на постели и думает. Тьма снова подбирается ближе, просачивается внутрь и располагается будто у себя дома. Хотя может, так и есть, он уже сросся с ней, у него даже кровь черная, такая же как глаза его личного чудовища. Он идет к окну, глубже вдыхает прохладный вечерний воздух и думает, как бы все сложилось, если бы он не встретил Чонгука той ночью в казино. Сейчас даже думать об этом сложно, даже представлять. Таков Чонгук — он не только лишает жизни и здоровья — он лишает мечтаний. Он словно стены в пустой комнате, все сдвигается и сдвигается, и когда-нибудь наступит тот день, когда он окончательно его задавит, перекроет доступ к кислороду и прекратит его жалкое существование. Скорее бы уже. Юнги выдохся весь, износился, устал тащить себя, точнее то, что от него осталось. Он будто зубами, ногтями цепляется за жизнь, и каждый новый шаг — это изодранные в кровь колени, стертые до костей ладони. Юнги сам не понимает, зачем он идет дальше, куда и кому несет это разодранное тело. От дум только хуже. Зацепиться все равно не за что. Юнги закрывает окно и возвращается в постель, в надежде, наконец-то, отключиться. Юнги просыпается среди ночи, чтобы попить и присаживается на кровать. Стоит раскрыть будто налитые свинцом веки, как он понимает, что в постели не один. Чонгук лежит рядом прямо в одежде и обуви и, скрестив руки на груди, смотрит на омегу. В комнате темно, но даже под попадающим внутрь лунным светом, Юнги отчетливо видит впившиеся в него глаза. Пить больше не хочется. Он с силой выдергивает одеяло из-под альфы и, завернувшись в него, как в кокон, демонстративно отворачивается. Чонгук усмехается, поворачивается боком и, подтащив к себе смешной комок, обнимает. — Ненавижу, — совсем тихо и треснуто произносит омега. — Взаимно.

***

Чимин после расставания с Тэхеном страдал ровно три дня. Эти дни он сидел взаперти, плакал и отказывался принимать пищу. Так бы длилось и дальше, если бы друзья не доложили, что часто видят Тэхена в клубе с разными омегами. Чимин понял, что лить слезы в подушку из-за того, кто вовсю гуляет, не поможет, и решил пойти другим путем. Уже на четвертый день омега ушел вразнос. Всю неделю Ризу докладывали приставленные к Чимину люди, что омега не трезвеет, торчит на вечеринках и гуляет до утра. Риза такое поведение Чимина раздражает и злит, но Чонгук разрешил брату не посещать занятия и лечить свои душевные «раны» — Риз тут бессилен. Очередной вечер. Риз нервно ходит вокруг машины и с силой сжимает в руке мобильный. Уже второй час ночи, и ему доложили, что Чимин в клубе в центре. Нормальный омега в это время должен лежать в своей постели, а не шляться по клубам. Но Чимин и понятие «нормальный» несовместимы. В этот раз Риз не выдерживает — звонит Чонгуку и, узнав, что он ему не нужен, садится за руль. Ризу надо привести Чимина в чувства, пока не стало совсем поздно. Подъехав к клубу, Риз сразу идет внутрь, искать загулявшего омегу. На танцполе Чимина нет, у бара тоже. Риз звонит охране омеги и узнает, что тот в одном из кабинетиков. «Сука», — рычит про себя альфа и поднимается на второй этаж. Зачем нужны эти кабинетики Риз прекрасно знает, так же, как и то, что обычно происходит за их дверями. Риз влетает в комнатку без стука и сразу же застывает на пороге. Где-то он такое уже видел. Чимин полуголый сидит на коленях какого-то перекаченного альфы и одновременно самозабвенно сосется с другим. В комнате еще двое альф, которые пьяные в дупель и продолжают хлестать алкоголь прямо из бутылки. Риз идет в сторону веселящихся на диване, но двое альф сразу подлетают к нему и преграждают путь. Риз медленно стягивает пиджак и, резко накинув его на голову одного, сразу бьет его в солнечное сплетение, второго он отключает ударом в челюсть и, перешагнув через него, подходит к троице на диване. — Ты идешь со мной, — Риз хватает омегу за руку и стаскивает с альфы. Чимину требуется несколько секунд, чтобы его затуманенный алкоголем разум смог понять, что происходит. — Ты кто такой? И никуда он не идет! — альфа, на котором сидел Чимин, встает на ноги и сильно толкает Риза в грудь. Другой поднимается за ним следом. — Малыш, не стоит, — мурлычет Чимин тому, на чьих коленях сидел, но его голос тонет в крике альфы, которому Риз до хруста скручивает руки и, что есть силы, прикладывает головой об стену. Альфа отключается моментально и остается лежать на полу. — Говорил же, не стоит, — хмыкает Чимин и тянется к блузке на кресле, попутно наблюдая за тем, как Риз бьет второго лицом об столик, притом несколько раз, пока вместо лица у несчастного не остается кровавая кашица. — Плохо себя ведешь Риз-и, — Чимин натягивает блузку, но не застегивает. — Приревновал? Омега подходит вплотную, пальцами пересчитывает пуговицы на рубашке альфы и размазывает по ней чужую кровь. Она невероятно притягательна. Риз притягателен. Чимин от одного его безумного взгляда течет, как сучка. Он даже себя в обратном не убеждает больше. Есть в Ризе что-то, чему нет названия, но Чимин это чувствует. Это именно то, что так к нему тянет, что заставляет коленки в его присутствии дрожать. Риз — зверь, которому хочется подчиниться. И только что Чимин увидел его без масок, без прикрас, таким, какой он есть. Омега трется об альфу, мурлычет, обхватывает его разбитые костяшки и, поднеся к губам, слизывает с них кровь. — Ты очень плохо себя ведешь, — говорит Риз и старается глубоко не вдыхать. Чимин пьян, у него лохматые волосы, покрасневшие губы и мутный взгляд, такой Чимин невероятно соблазнителен, и Ризу приходится мысленно успокаивать клокочущее внутри желание. Скользящий по костяшкам розовый язычок добивает. — Ты пойдешь со мной, — Риз отнимает свою руку и начинает застегивать на Чимине блузку. — И не подумаю. Чонгук мне разрешил, а ты никто, и слушать я тебя не буду. Ты мне альф вырубил, с которыми я собирался интересно провести время, лишил удовольствия. Так что я немного обижен, — подергивает плечами омега. — Я сказал, иди на выход. Ты слишком маленький, чтобы шляться до утра в клубах и затевать оргии. — А маленькие так могут? — Чимин кладет руку на пах Риза и сильно сжимает сквозь брюки его член. Улыбается, почувствовав под пальцами реакцию, и царапает ногтями жесткую ткань брюк. — Или так? — он прижимается к альфе и, поднявшись на цыпочках, пытается дотянуться до его губ, но Риз отворачивается и легонько отталкивает от себя омегу. — Пошли в машину, или я тебя вырублю и потащу к ней. — Ну Риз-и, — ноет Чимин и падает на диван. — У меня тут дохуя алкоголя, отличный диван, на котором меня можно разложить по-разному, ну давай пошалим? Хочу посмотреть твои татуировки, особенно тот рисунок, который пропадает за поясом. Давай же, трахни меня, ты ведь всегда этого хотел, так вот и я сейчас хочу. — Ты пьян. — Похуй, хочу, чтобы ты меня выебал. Ты ахуенно смотришься сейчас, хочу на своих бедрах твои руки, которыми ты разбил эти морды, давай же, — Чимин широко разводит ноги и смотрит так, что еще секунда, и у Риза лопнет выдержка или ширинка брюк. — Ты жалок, — Риз смеряет омегу презрительным взглядом и идет на выход. Стоит двери за альфой закрыться, как об нее разбивается бутылка. Риз только усмехается и, позвав охранника, наказывает ему увести Чимина домой. Риз отказал. Чимин открыто предложил ему переспать, а он отказал. Риз только что растоптал остатки гордости Чимина. Омега сгорает от желания, он хочет Риза до звездочек перед глазами, хочет прямо сейчас и здесь. И пусть Риз в этот раз ушел — Чимин не из тех, кто так легко сдается.

***

Утро встречает Юнги адским сушняком и головной болью. Он сползает с уже пустой постели и, абсолютно разбитый, плетется чистить зубы. Когда он возвращается из ванной, его ждет смс от Хосока: «У меня смена сегодня с обеда. Не хочешь ко мне на кофе?» «Хочу», — отвечает Юнги и идет собираться. Надев белую футболку и любимые скинни джинсы, он идет в гостиную и замирает на ее пороге. Чонгук сидит на диване, пьет кофе и разговаривает по телефону. «Черт. Он же не разрешает к Хосоку», — думает Юнги и, проглотив остатки гордости, подходит к альфе. Омега топчется перед Чонгуком, ходит вокруг столика, ожидая, когда тот скинет звонок и уже обратит на него внимание. — Куда собрался? — альфа отбрасывает телефон на диван и смотрит на парня. — Об этом и хотел поговорить. Я к Хосоку пойду. — Не пойдешь. — Но Чонгук… — Я сказал, что не пойдешь. Не делай так, чтобы я тебе вообще из дома выходить запретил, — альфа встает на ноги и, обойдя стол, подходит к омеге. — Он мой друг, я хоть кому-то же должен рассказывать, как тебя ненавижу. — Поговорите по телефону или сходите пообедать. Мой секретарь забронирует вам лучший ресторан. — Как же бесишь! — Веди себя хорошо и не зли меня. У меня и без тебя сейчас забот хватает, — Чонгук проводит ладонью по лицу парня и, повернувшись, идет на выход. — Чтоб ты сдох! — Мы умрем вместе и в один день, — смеется альфа и выходит за дверь. Стоит Чонгуку уйти, как Юнги набирает Хосока и просит встретиться в центре. Хоуп не спорит. Парни встречаются в парке и, погуляв немного, опускаются на скамейку. Юнги пытается заразиться настроением Хоупа, который рассказывает смешной случай, произошедший с ним утром в супермаркете. Не получается. Последняя сцена на квартире Чонгука и утро из головы не уходят. Юнги кажется, он все еще чувствует запах крови того несчастного, будто он крепко осел внутри омеги, и от него не избавиться. — Что с тобой? — Хосок сразу заметил, что Юнги мрачный и поникший, даже улыбка у него натянутая. Просто, Хоуп думал, что друг сам расскажет, если захочет, но не спросить не удалось — слишком уж Юнги разбит. — Ничего, — бурчит омега и утыкается взглядом в свои руки. — Ну да, — хмыкает Хоуп. — Ничего именно так и выглядит. — Я хочу уйти от него. Очень хочу, но не могу. Только если умру. — Эй, что за мысли! — восклицает Хоуп. — Я, вообще, не понимаю о чем ты, поэтому мне сложно, но я уверен, если ты расскажешь мне подробнее, что у тебя за отношения с ним, мы что-нибудь придумаем. И Юнги рассказывает. Впервые за все то время, что он встретил Чонгука — он кому-то все рассказывает. Без остановки утирает руками слезы, периодически умолкает, чтобы затянуться хосоковской сигаретой, и продолжает говорить. Хосок оказывается отличным слушателем, он не перебивает, внимательно слушает и поглаживает, покоящуюся на его коленях руку Мина. Хосок знал, что у его нового друга проблем выше крыши, и подозревал, что человек, с которым он живет вовсе не ангел, но такого он все равно не ожидал. Все, что говорит Юнги, звучит чудовищно. Хосоку приходится побежать в ларек за новой пачкой сигарет, потому что без них представить сцену, когда Чонгук в него выстрелил или насиловал перед другими не удается. Хоуп отпрашивается с работы и настаивает пойти к нему. Юнги нельзя оставлять одного, не в таком состоянии. Юнги после того, как он выговорился, стало еще хуже. Возвращаться в пентхаус не хочется до поднимающихся к горлу рыданий. Хочется еще побыть с Хосоком. Он отпускает шофера, сказав, что просидит в кофейне, и идет с Хоупом ловить такси. Парни долго сидят в маленькой кухне Хосока, едят наспех приготовленную лапшу и разговаривают, пока не стемнело. Юнги даже забыл на мгновенье про все, он освободил душу, погрелся в заботе друга и, нехотя вылезает из долгих и крепких объятий Хосока. Хоуп обещает подумать и придумать выход, точнее план побега, Юнги только улыбается, понимая, что живьем от Чонгука не сбежать, и вновь грустнеет. Хоуп тащит его в свою комнату, где Юнги долго удивляется сильно откровенным нарядам друга и даже соглашается их померить. Хоуп врубает любимую музыку и парни в течение часа перемеряют весь, как говорит Хосок, «блядский» гардероб. — Ты серьезно в этом выходишь? — Юнги держит в руках белые чулки и, недоумевая смотрит на друга. — Ты не боишься? Изнасилований, например? — Я могу за себя постоять, — смеется Хоуп. — И потом, по-другому на меня не клюнут, а деньги нужны. Кстати, — Хосок срывается к шкафчику. — Надень чулки и вот это, — омега приносит ему ободок с лисьими ушками и долго смеется над выражением лица Юнги. — Ну же! Ты похож на лису! Хвоста у меня нет, но ушки и чулочки будут выглядеть ахуенно, а я тебя пофоткаю! Давай! Инициативность Хосока заразительна. Юнги уже знает, что Хоуп просто так не отцепится, и потом, он и так почти уже все перемерил, почему бы и не чулки. Мин обреченно садится на постель и, стянув с себя джинсы, натягивает чулки. Юнги вертится перед зеркалом в одних чулках и футболке, подтягивает их за кружевную резинку и не сопротивляется, когда Хоуп водружает ободочек с ушками ему на голову. — Ахуенно, — выносит вердикт Хосок и тянется за мобильным. Настроить камеру омега не успевает, так как в дверь стучат. Юнги остается вертеться перед зеркалом, Хоуп идет в коридор. Стоит Хосоку открыть дверь, как он упирается носом в грудь огромного альфы, который кажется даже в дверь не пройдет, но альфа отходит сразу же, и перед Хоупом уже стоит другой, молодой и очень красивый мужчина, вот только дружелюбия в нем ноль процентов. От него исходит аура опасности, будто в его теле заперт зверь и, судя по мраку, сгущающемуся в этих глазах — он готов выпрыгнуть в любую секунду. — Вы к кому? — заикаясь, спрашивает Хоуп, прекрасно зная, кто это — от Юнги пахнет именно этим альфой. — Моя лиса у тебя? Ответить Хосок не успевает, альфа аккуратно толкает его в грудь и проходит в дом. Он, видимо, идет по запаху, так как сразу двигается в сторону спальни Хоупа. Хосок бежит на кухню за припрятанной под мойкой битой, ясно, что ему в этой битве не выиграть, но попробовать можно. Юнги поправляет ушки и слышит, как открывается дверь в спальню, но повернуться не успевает. Юнги видит в зеркале Чонгука. В глазах альфы сворачивающаяся в спирали темнота, перед такой даже солнце померкнет. Юнги с трудом отрывает взгляд от зеркала и поворачивается лицом к самому опасному человеку города. Альфа подходит ближе, скользит взглядом по вмиг сжавшемуся омеге и дьявольски улыбается. Белые чулки, облегающие эти стройные блядские ноги, замыкают Чонгука. Он собирался прибить омегу за самовольность, а сейчас стоит, как вкопанный, и даже дышать боится, вдруг это мираж, и все рассеется. Шуга — лиса. Самая настоящая лиса. Чонгук не зря называет его так. Он точно накажет его, но не сейчас, не сегодня. Этой ночью он хочет вжимать Юнги в простыни, хочет эти обтянутые чулками ноги вокруг своего торса, хочет послушать, как скулят лисы. — Я звонил, — Чонгук касается пальцами лисьих ушек, заставляет омегу вжаться в зеркало. — Раз пять. Ты отпустил шофера. Я предупреждал не шалить, и я приехал, чтобы свернуть твою тонкую шею. Но, блять, лисёнок, я тебя выебу, притом так, что ты, сука, голос сорвешь и неделю ходить не сможешь. Юнги страшно настолько, что еще секунда, и он позорно упадет в обморок. С Чонгуком никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту, а это вообще квартира Хосока и именно последний, а точнее его безопасность, беспокоит Мина больше всего. Придется вновь притворяться. — Я маленький и безобидный омега, — пытается улыбаться Юнги, но не выходит. Омега уходит вправо, выбираясь из ловушки, и делает два шага назад, стоит альфе сделать шаг к нему. — Ну же, иди ко мне, не включай послушного и беззащитного, я знаю, что ты за сучка, — еще шаг, и Юнги уже вжимается лопатками в стену. — А где хвост? — Чонгук подходит вплотную, и Юнги перестает дышать. — Хотя я засуну в тебя кое-что другое и покруче хвоста. Альфа не дает Юнги опомниться, как приподняв его, перекидывает через плечо и сильно шлепнув по попе, идет в коридор. — Дай мне джинсы надеть, — молотит кулаками по спине Чонгука Юнги. — Не нужно тратить время на то, что ты и так снимешь, оставим только чулки, — ухмыляется Чонгук и останавливается, перед выскочившим на его путь Хосоком с битой. — Съебался, — приказывает ему альфа. — Хосок, отойди, он психопат, пожалуйста, отойди, — но Хоупа аккуратно отодвигает в сторону пришедший с Чоном «шкаф». — Я позвоню тебе, — кричит уже с лестничной площадки другу Юнги и продолжает молотить альфу, чтобы тот отпустил его. Но Чонгук снова шлепает его по попе и отпускает только на переднее сиденье автомобиля. Альфа садится за руль и выруливает на дорогу, увозя притихшего омегу, отчаянно натягивающего футболку чуть ли не до колен, к его гробнице, его тюрьме, его личному аду. Сам дьявол сидит рядом в предвкушении крови.

***

Хосок долго не может уснуть, все ворочается в постели и думает о Юнги. Ему искренне жаль друга, и омега ненавидит себя, что помочь фактически ничем не может. Утром Хосок не выспавшийся, с кругами под глазами и злой. Он накрывает папе завтрак и идет в душ, чтобы потом собраться на работу. Вот только стоит выйти из душа, как в дверь стучат. Хосок, ругая хозяина квартиры и всех, кто обычно так рано приходит за оплатой, в одних наспех натянутых шортах, идет к двери, по пути полотенцем высушивая волосы. Омега открывает дверь и сразу же роняет полотенце. На пороге стоит одетый с иголочки и как всегда потрясающе выглядящий Тэхен. — Я принес тебе кофе, — ослепительно улыбается альфа и протягивает омеге бумажный пакет. У Хосока паника, он тщетно пытается проглотить застрявший в горле ком, думает, как бы хлопнуть дверью, чтобы сразу закрылась, как бы в эту же минуту провалиться под землю, пусть пол захлопнется над головой. — Кто там? — кричит с комнаты папа и его голос возвращает Хоупа в реальность. — Никто, — выкрикивает омега и пытается прикрыть дверь. — Я Тэхен, и я хочу познакомиться, — заявляет альфа, и, легонько оттолкнув омегу, проходит внутрь и идет прямо в гостиную. Хосок так и остается в коридоре, прислонившись к стене, и медленно сползает по ней на пол. Обнимает колени и утыкает в них лицо. Может он все еще спит, это просто плохой сон, Тэхен не приходил, всего этого не видел. Тэхен выяснил адрес в тот же вечер, после того, как подвез омегу. Он долго боролся со своей тягой увидеть Хоупа, но сдался. Снова поехал к клубу, но вчера омеги там не было, поэтому Тэхен решил приехать к нему. Он знал, что омега нуждается, но не думал, что настолько. Сколько бы Тэхен ни пытался скрыть удивление на лице, войдя в квартиру, видимо, у него не получилось. И кажется, он обидел омегу. Тэхен здоровается с папой парня и возвращается в коридор. Альфа подходит к противоположной стене и, отложив пакет на шкафчик, тоже опускается на пол. Садится напротив — между ними три шага, омега голову не поднимает, ничего не говорит, не возмущается. Он только из душа: вода все еще капает с волос, и он полуобнажен. Много царапин на плечах, старые шрамы, он худой совсем, видно, что плохо питается. Влажные волосы у него теперь цвета бургунди, и пахнет он вишней так ярко, что Тэхен бы затянулся. Приблизился бы и попробовал. Но он, кажется, и так сделал много лишнего сегодня. — Прости, я без предупреждения, мне просто очень захотелось. — Главное ведь, что хочется тебе, — Хоуп поднимает лицо и говорит так спокойно и обреченно, что у Тэхена от его тона сердце щемит. — Я и вправду хотел тебя увидеть. — Поздравляю, увидел. И что, понравилось? — Очень. — А теперь уходи. — Я хочу поужинать с тобой, или позавтракать, пообедать … придумай сам. — Ты на машине? — вдруг меняет тему омега. — Да. — Отлично. Подожди меня там пять минут. Хосок встает на ноги и идет в спальню. Тэхен не знает, что задумал омега, но следует его указаниям. Альфа успевает выкурить одну сигарету, как дверца авто открывается, и рядом опускается одетый в драные джинсы и футболку Хоуп. — Куда мы едем? — спрашивает Ким и заводит автомобиль. — Ты мне скажи, — Хосок тянется к пачке Тэхена. — Можем и в машине, если парканешься на какой-нибудь безлюдной улочке, но давай лучше в мотель. — Не понял, — Тэхен выключает мотор и поворачивается к Хосоку. — Ты же, вроде, не тугодум, — криво улыбается омега. — Ты меня от альфы спас, довез, кофе купил, с папой познакомился, к чему столько стараний, чтобы меня трахнуть. Окей, я тебе дам, прям сейчас, найди только место. Сам понимаешь, к себе я тебя пригласить не могу. Потрахаемся и разойдемся, ты перестанешь изображать рыцаря, а я спокойно заживу. Тэхен молча слушает монолог омеги до конца, и Хоуп отчетливо видит, как мрачнеет его лицо. Альфа тянется к кнопке на руле и разблокировывает двери. — Пошел вон из моей машины. Хосок бы испугался этого тона, если бы совсем недавно не видел Тэхена в ярости. А это так, цветочки. — Как хочешь, — омега открывает дверцу и выходит. Тэхен догоняет его у самого подъезда и разворачивает к себе. — Ты, сука, думаешь, я, чтобы трахнуть омегу, вот так вот извожусь, бью морды и хожу по домам? Ты, блять, даже не знаешь, кто я и что я. Мне нахуй все это не надо, — Тэхен трясет за плечи испуганно смотрящего на него парня. — Я хотел по-человечески. Хотел правильно, хотел поухаживать, что ты за язва такая? Почему с тобой нельзя нормально! Почему ты ведешь себя так, хотя не такой! Ты заебал своими выкидонами. Я хотел с тобой свидание, но ведь я могу тебя купить. Я же видел, где и как ты живешь! — переходит на крик Тэхен. — Я могу тебя против твоей воли забрать, да я, блять, дохуя чего могу, но я так не хочу. Что с тобой не так в конце концов? — Что со мной не так?! — взрывается Хоуп и отталкивает альфу. — Мне это все не нужно, я не хочу так, я не смогу так… Ты же знаешь, кто я, ты видел все, я не подниму этот груз, я не справлюсь, умоляю, держись от меня подальше, у меня внутри борьба, и я ее проигрываю рядом с тобой, будь подальше, позволь мне дышать, — Хосок отворачивается и пытается зайти в подъезд, чтобы спрятать предательски скопившиеся в глазах слезы, но Тэхен перехватывает его и, прижав к себе, целует. Жестко, глубоко, не дает увернуться, не позволяет освободиться, притягивает сильнее, делится своей болью, забирает чужую, обнимает крепче и шепчет прямо в губы: — Я свою уже проиграл. И я буду приходить раз за разом, я перебью всех твоих демонов, всех до единого, у меня багажник полон оружия, — улыбается Ким. — Ты просто болей за меня, и я справлюсь. Альфа отпускает Хоупа, который, опустив голову, забегает в подъезд и, пролетая через три ступеньки за раз, запирается в квартире. Прислоняется к двери и прикладывает ладонь к сердцу. Папа что-то говорит из гостиной, зовет, но Хоуп не слышит — единственное, что он слышит — это голос Тэхена в голове и биты своего сердца. Оно скачет в груди, бьется о стенки, заходится в сумасшедшем ритме, и Хосок впервые не может его контролировать. Сильнее надавливает на грудь ладонями, будто оно и вправду может выскочить, и идет на кухню за водой.

***

Риз весь день проводит с боссом, ездит с его поручениями, проверяет поставки, грузит себя работой, заваливает, но ничего не помогает. Чимин, смотрящий на него своим выворачивающим душу взглядом, из головы не выходит. Риз хочет его до умопомрачения. Не помогает ни работа, ни снятые по ночам омеги, которых он трахает до потери пульса, ни алкоголь, которым он заливается литрами — перед глазами у него неизменно обтянутые кожаными брюками блядские бедра блядского брата его шефа. Желание туманит взор, доводит до исступления, разносится по венам-сосудам, собирается в тугой узел где-то в паху, и хочется биться головой об стену, может, хоть так можно выбить из себя Чимина. Риз вылетает на пустую автостраду, давит на педаль газа и выжимает из своего порше максимум. Опускает стекла в надежде, что хоть прохладный воздух выветрит из его головы образ развязного мальчишки, прочно засевшего внутри. Постоянный стояк мешает нормально функционировать, и Риз не знает, сколько еще он сможет продержаться, сколько еще его разум будет выигрывать и задвигать желание в дальний угол сознания. У Риза был секс полчаса назад — он кончил в рот красивому омеге, который выкладывался на все сто, но желание не убавилось. Стоит прикрыть веки, и Риз видит чиминовы бедра, чиминову задницу и чиминовы губы. Он заходит в свою квартиру с мыслью напиться до отключки, но замирает сразу на пороге. Стоит сенсорам света осветить огромную квартиру, как Риз понимает, что что-то не так. В доме чужой и в то же время знакомый запах. Альфа тянется к поясу за пистолетом и медленно идет в сторону спальни. Кто бы это ни был — он не прячется, более того, даже напевает. Риз двигается как пантера, без шума проскальзывает в спальню и сразу опускает оружие. На его постели, прикованный наручниками к спинке кровати лежит обнаженный Чимин. Голый Чимин. В его постели. У Риза в горле пересыхает вмиг, он прокашливается и, отложив пистолет на шкафчик, подходит к изножью кровати. Старается не смотреть на голого омегу, но не выходит. Обнаженное тело притягивает и манит. Эту картину Риз уже видел не раз, но только в своих снах. — Я мог тебя убить. — Но не убил же. — Как ты вошел? — Я брат Чон Чонгука, мне все двери открыты, — ослепительно улыбается омега и проводит языком по губам. — Ты понимаешь, что играешь с огнем, — Риз нагибается ниже и, схватив омегу за лодыжку, тянет к себе. — Я играю со зверем, а не с огнем. Я хочу его увидеть, хочу почувствовать его на себе, в себе, — медленно тянет Чимин. — У этих наручников нет ключей. Ты грозился меня привязать и наказать, я сам себя привязал, так покажи мне его. Покажи мне того, кого до сих пор видел только Чонгук. Мне понравилась сцена в клубе, настолько, что колени сводит от твоего запаха, голоса, от одного вида этих рисунков на твоем теле. Я же вижу, что ты хочешь не меньше. Выпусти его. Тем более, я тут, пока тебя не было, осмотрелся, и мне понравилось все, что в том шкафчике, — омега кивает головой в сторону зеркального шкафа слева. — И само зеркало тоже, я хочу смотреть на то, как ты будешь меня трахать, — омега приподнимает ступню, кладет на пах альфы, легонько водит по нему и давит. — У меня нет «стоп» слова, малыш, поэтому я даю тебе последний шанс уйти, потому что потом уже не отпущу, как бы ты ни умолял и ни просил. Ты стоишь у меня поперек горла, у меня руки чешутся отшлепать твою непоседливую задницу и надавать тебе по губам за все, что ты творишь последние дни. Боль для меня тоже удовольствие, и нежничать я с такой развязной сучкой, как ты, не собираюсь. Поэтому думай. — Я тебя хочу, — медленно, делая паузы после каждого слова, проговаривает Чимин и, натянув цепочку от наручников, присаживается на постель. Риз отходит от кровати, прикрывает дверь в спальню, стягивает с себя пиджак и подходит к шкафу. Альфа отодвигает зеркало и, достав оттуда все, что нужно, кладет свои инструменты «пыток» на тумбочку и взбирается на постель. Омега оказывается зажатым между его ног. Риз медленно водит ладонями по обнаженному телу, царапает ногтями бока, пересчитывает ребра и поднимается к горлу. Чимин упускает момент, когда альфа достает кожаный ошейник, но чувствует, когда тот замыкается вокруг его шеи. Омега улыбается. Пока. Риз проводит пальцами по губам парня, проталкивает два пальца ему в рот и давит на язык, Чимин сразу начинает их посасывать, пытается втянуть глубже, но Риз вытаскивает пальцы и вновь просовывает уже четыре, Чимин чуть не давится, Риз двигает пальцами у него во рту глубоко, омега еле удерживает рвотные позывы, но закрыть рот не может, скапливающаяся слюна течет по подбородку, и Риз размазывает ее по губам парня и снова дает ему пососать свои пальцы. Чимин расслабляет горло, уже принимает всю ладонь, но в следующую секунду Риз уже вынимает руку и, вложив в рот омеге пластиковый шарик-кляп, фиксирует его ремнем. Чимину страшно, но совсем немного. Интерес и желание все равно берут верх. Омега возбужден до предела, он елозит под альфой, трется об него и уже жалеет, что наручниками лишил себя возможности двигаться. Риз и не думает раздеваться, снова тянется к коробке и, достав оттуда кольцо, надевает на член Чимина. Омега хочет возмутиться, вот только кроме того, чтобы разок дернуться, ничего не выходит. Риз приподнимает обе ноги Чимина и, соединив в одной ладони его лодыжки, давит их к его груди, второй рукой альфа грубо и без смазки разрабатывает вход. Чимин виляет задницей, пытается соскочить с раздирающих его изнутри пальцев и получает сильный шлепок по попе. Больно и обидно, но Чимин терпит, сам же напросился. Омега лежит полностью раскрытый перед альфой, давит поднимающуюся к горлу панику и чувство унижения, пытается расслабиться. Риз продолжает грубо трахать его пальцами, оглаживает изнутри нежные стенки и не сводит взгляда с глаз напротив. Считывает его эмоции, нарочно двигается грубо и делает больнее. Чимин это видит. Также и то, как поменялся взгляд альфы, как Риз за несколько минут снял свою обычную маску непроницаемого головореза брата и превратился в хищника, перед которым разложили жертву. И пусть жертва сама себя подала — от этого не легче. Чимин, кажется, начинает жалеть, что разбудил зверя. Когда Риз достает из коробки плеть и, обхватив ее за толстую рукоятку, водит по груди омеги, Чимин просто испуганно следит за действиями альфы, но страх, что он отхлестает его этой кожаной плетью быстро вытесняется ужасом, когда Риз, выдавив на ладонь смазку, проводит ею по рукоятке. Чимин начинает биться под альфой, поняв, что тот собирается сделать, хрипит в кляп, смотрит так отчаянно, как может, но Риз только усмехается, широко разводит его ноги и прикладывает рукоять ко входу. — Если примешь ее, примешь и меня, будь хорошим мальчиком, не дергайся, я не хочу тебя порвать, — говорит альфа и проталкивает рукоять наполовину в омегу. Чимин выгибается, слезы брызгают из глаз, он часто-часто дышит, но Риз все равно делает еще один толчок и вся рукоять оказывается в омеге. Чимин беззвучно плачет, боится опустить задницу на простынь, деревянная, покрытая лаком рукоять, распирает его изнутри, омеге кажется, что он полностью заполнен ею. Риз приподнимает его ноги и разворачивает задницей к зеркалу. — Смотри, твоя задница не дает мне покоя столько лет, и знаешь, — альфа вытаскивает рукоять и снова с силой вгоняет до конца, — она того стоит. Риз не может оторвать взгляда от зеркала — он смотрит, как черная рукоять пропадает в омеге, как выходит целиком и снова исчезает в дергающемся в его руках парне. Боль сменяется желанием, Чимин снова возбуждается, уже сам насаживается на рукоять, отчаянно хочет кончить, но кольцо вокруг члена этого не позволяет. Омега продолжает скулить в кляп, хрипеть и плакать, только в этот раз не от боли, он глазами умоляет Риза снять кольцо, но тот неумолим. Альфа отбрасывает плеть в сторону и сползает с постели. Риз расстёгивает брюки и, достав член, ведет по нему ладонью. Теперь Чимин понимает, что рукоятка была всего лишь подготовкой. У Риза обалденный член — толстый, обвитый венами и с тату, заканчивающейся прямо на лобке. Чимин уверен, что вся предыдущая растяжка мало ему поможет. Риз подходит к изголовью постели и тянет омегу к краю, заставляя его свесить голову с кровати прямо напротив зеркала. Альфа расстегивает кляп и, не дав Чимину прийти в себя, пихает ему в рот свой член. — Соси. И Чимин сосет. Он готов делать сейчас все, что захочет Риз, лишь бы тот не выгнал, лишь бы продолжил так сладко мучить. Чимин пропускает член в горло, сосет смачно и пошло, периодически смотрит на себя в зеркале и возбуждается вдвойне, причмокивает от удовольствия. Риз трахает его в рот грубо, до упора пропихивает в глотку свой совсем не малых размеров член и, стоит омеге немного отвлечься, чтобы набрать в легкие воздух, шлепает его по лицу. Чимин хрипит, уголки губ саднят, изодранное горло горит, но член не выпускает, наоборот запускает за щеку и в душе жалеет, что не поставил камер, потому что полностью одетый Риз трахающий его в рот — это искусство. Риз оттягивает за волосы голову омеги назад, вынимает член и снова загоняет в глотку, размазывает им смазку по лицу омеги и повторяет. Чимин водит языком по головке, надавливает губами, пытается обхватить весь и сразу, и доводит Риза до предела своей ненасытностью и нетерпеливостью. — Проглотишь всё, иначе я тебя выебу не только одной рукояткой, — усмехается альфа и, толкнувшись до упора, кончает. Чимин глотает, вылизывает член и разочарованно вздыхает, стоит альфе отстраниться. — Позволь мне кончить, — ноет омега. — Умоляю. — Кончишь от моего члена в тебе. Риз взбирается на кровать, смотрит на раскрасневшегося омегу с потекшим макияжем и безумным взглядом и стягивает с себя рубашку. Глаза у Чимина снова загораются, он смотрит на обнаженное тело, покрытое татуировками, и пытается дотянуться до него, но наручники этого не позволяют. Риз доволен реакцией, он подтаскивает омегу под себя, снимает кольцо с его члена и переворачивает животом вниз. — Таких сук, как ты, и ебать надо по-сучьи, — ухмыляется альфа и широко разводит ягодицы парня. Давит сильнее на поясницу, заставляя максимально выгнуться, и водит своим членом между половинок, нарочно дразнит. Чимин хнычет, сам подается назад, молит вставить ему по самые яйца, и альфа уступает — загоняет свой член до упора. Чимин вскрикивает и замирает, не узнавая свой голос. Омега не может оторвать взгляда от зеркала, смотрит на возвышающегося позади альфу, грубо натягивающего его на себя, и готов кончить только от одного вида. Риз сжимает в руках чужой ствол, с каждым толчком выбивает из легких кислород и вырывает сладкие стоны, Чимин выгибается как кошка, вертит бедра вокруг каменного члена, насаживается и отодвигается, не переставая лижет губы, и смотрит через зеркало на альфу, заставляя того думать о чем угодно, но только не о дико сексуальном омеге на своем члене. Пусть Риз только кончил, сдерживаться с Чимином нереально. Вот оно удовольствие, вот то самое чувство насыщения так тонко балансирующее с голодом, именно то, чего Риз не мог найти в других. Риз больше искать и не будет, лишь бы сейчас протянуть, а не кончить позорно от одного вида, лижущего свои губы омеги под ним. Спальню наполняют шлепки голых тел друг о друга, тяжелое дыхание Риза, блядские стоны Чимина и запах секса. Риз обхватывает пальцами ошейник, с силой тянет омегу назад, фактически нанизывает парня на свой член. Чимин рвет под пальцами простынь, бьется в дикой агонии, умирает от плавящего его внутренности пожара и просит еще. Риз переворачивает его на спину, трахает и, одновременно обхватив пальцами горло, душит. Риз мстит Чимину за всех, кто был «до», за всё, что он успел увидеть своими глазами, за то, что тот позволял прикасаться к себе, двигается яростнее, втрахивает омегу в постель и чуть ли не рычит «моё», так невовремя вспомнив Тэхена. Чимин в своем блядстве совершенен. Этот ребенок никогда не был пай-мальчиком, никогда и не пытался им казаться, и Риз всегда это знал и продолжал хотеть именно его. И только сейчас Риз понимает насколько это правильно, насколько Чимин «правильный», идеальный для него. От остроты ощущений, от распирающего его члена и пальцев, остановивших доступ кислороду, Чимин чуть ли не теряет сознание, но Риз убирает руку за секунду до темноты и продолжает трахать, оставляя синяки и царапины по всему телу. Впивается в пухлые и раскрасневшиеся губы, сминает их в жестком поцелуе, вылизывает чужой рот, топит стоны омеги в пошлом мокром поцелуе. Чимин выгибается, впивается ногтями в сильные плечи и с протяжным стоном кончает себе на живот. Сжимает альфу между своих ног, подрагивает от прошившего все тело оргазма и рвано дышит. Риз выходит из него и, проведя ладонью пару раз по члену, тоже кончает на его живот. Размазывает их сперму по плоскому животу и дает Чимину попробовать. Омега долго и смачно посасывает пальцы и возмущается, когда Риз отстраняется и встает с постели. — Мы только начали. Имей терпение, — усмехается альфа и закуривает сигарету. — Дай затянуться, — ноет омега. — И я не шутил, когда сказал, что ключей нет. Сломай эти чертовы наручники, я хочу к тебе прикоснуться. Риз подходит к постели и прикладывает к губам омеги сигарету, тот сразу глубоко затягивается и медленно выпускает дым. — Освободи меня, я хочу на тебе покататься, — обиженно дует покусанные губы Чимин. — Пока не заслужил, впереди вся ночь, и я могу передумать, все зависит от тебя, — хмыкает альфа и тушит в пепельнице сигарету. — Иди ко мне, и я отвоюю себе свободу, — соблазнительно улыбается омега. — Этими губами, — Чимин медленно проводит языком по губам и в душе ликует, наблюдая за тем, как Риз идет к изголовью кровати.