Что приносит морской ветер

      Сколько прошло времени с тех пор, как он оказался в воде, Ройс не помнил. Сознание уплывало, голова отяжелела и кружилась, будто под ромом. Он всё меньше понимал, почему до сих пор жив, почему не стал акульим кормом, а в голове навязчиво звучала успокаивающая мысль: «Осталось недолго. Скоро море и солнце всё исправят».       Он хотел присоединиться к людям, с которыми смеялся только прошлым вечером. К людям, с которыми делил обед и воду, которые не раз спасали его во время шторма и учили правильно ставить парус в непогоду. Теперь они плавали вокруг него пахучим трупьём, а Ройс даже не пытался отплыть от них. Какой смысл? Да и среди обломков было не так одиноко.       Бороться он перестал, ещё когда рассветное небо окрасилось лазурью, — теперь же солнце было в зените и медленно клонилось к морю. Первое время он пытался кричать в надежде, что кто-то всего лишь без сознания и вскоре очнётся. Когда горло охрипло, он предпринял попытку напиться хотя бы соли. Стало только хуже: вкус до сих пор не отпускал, жёг губы и горло, вызывая тошноту. Ройс понимал, что это было глупо, но тогда он ещё отчаянно хотел жить. Спустя несколько часов он перестал вглядываться в даль в поисках кораблей, а спустя ещё время лёг на обломок кормы, служивший ему плотом, прикрыл глаза и стал дожидаться своей участи. Голова кружилась всё сильнее, и начало клонить в сон. Ройс не противился. Он с радостью отдал бы себя вечным объятьям Морфея.       — Посмотри там!       Сон отогнали крики. Поначалу казалось, что ему только кажется: ветер усилился, море ожило и подняло волны, которые разбивались об остатки корабля, поднимая шум. Но больше это походило на иллюзии от обезвоживания: так было проще объяснить человеческую речь. Навязчивые видения мешали заснуть, и, тяжело застонав, Ройс попытался подвинуть руки, чтобы заткнуть уши. Шум усилился, и крики раздались совсем рядом:       — Живой! Один живой!       Речь звучала столь громко и отчётливо, что легко удалось разобрать слова. Сердце будто ожило, забилось быстрее. Не веря в собственные надежды, Ройс открыл глаза и медленно поднял голову. Солнечный свет ослепил, затем лицо накрыла тень. Кто-то схватил его под руки и затащил в шлюпку.       Спина встретилась с твёрдым деревом и какой-то торчащей балкой, упёршейся прямо в позвонки. Ройс снова застонал, но уже от боли: тело немилосердно ныло после долгого пребывания в одной единственной позе. Перед глазами всё плыло, поэтому он никак не мог разглядеть своих спасителей. Когда шлюпка стукнулась о корабль, он уже набрался достаточно сил и, перевернувшись на живот, приподнялся на локтях. Его тут же подхватили под руки и бесцеремонно подняли. Ройс лениво подумал, что так с потерпевшими кораблекрушение не обращаются. Словно в подтверждение его подозрений, едва шлюпка поднялась на корабль, как его швырнули на палубу к чьим-то начищенным до блеска сапогам.       Чейр с глубоким разочарованием смотрел на тело, которое они выловили из воды: живым человеком это пока назвать было сложно. Когда они только заметили издали обломки, он понадеялся на наживу. Но сколько бы они ни искали, на плаву не осталось ничего ценного, а парень, которого они спасли, вряд ли принесёт выручку. Он был слишком «стар» — на чёрном рынке ценились только совсем молодые юноши и мальчики, этот же уже стал мужчиной. Неприметная и неяркая внешность самого простого матроса его также не красила: смуглая от загара кожа, сильные руки при широких плечах, невысокий рост — в его команде каждый второй схожего возраста был таким. Волосы повязаны куском верёвки в короткий хвост, грязные и спутанные, промокшие насквозь — разглядеть их цвет сейчас было невозможно.       — Пить…       Чейр едва разобрал, что произнёс выживший: голос его ослабел, и он еле шевелил губами. Присев перед ним на корточки, Чейр брезгливо взял его за подбородок, заставив поднять голову выше, и вгляделся в лицо. Щетины у паренька не было: видимо, он относился к тем, кто лишь покрывался пушком, не в силах отпустить бороду. Из-под пушистых ресниц на него смотрели мутные тёмно-серые глаза. И Чейр в очередной раз испытал разочарование: он не любил этот цвет, считая его слишком неопределённым. Его собственный взгляд потемнел от гнева и досады. Оттолкнув от себя паренька, Чейр поднялся на ноги, окинув команду насмешливым взглядом.       — Не знаю, как вы, а я бы предпочёл, чтобы этот парень стал симпатичной дамочкой, — он весело ухмыльнулся под одобрительный хохот окруживших его людей. Пленник (теперь уже пленник) пытался что-то сказать, но Чейр не разобрал слов из-за шума. Выбрав из толпы взглядом несколько человек, он обратился к ним, кивая на кусок мяса у своих ног: — Отнесите его ко мне в каюту. Тряпки снять: они полны соли. И дайте ему воды, но не слишком много. Ещё неизвестно, сколько он плавал.       Парня подхватили под руки и потащили прочь. На время забыв про него, Чейр подошёл к борту, пристально разглядывая обломки. Когда последняя вернувшаяся к кораблю шлюпка доложила, что никто больше не выжил, он раздражённо тряхнул головой — худшего улова у них ещё не было.       — Поднимайтесь! Нечего ковыряться в могильнике.       Ройс и не пытался сопротивляться, пока его тащили, отчасти радуясь тому, что не нужно прилагать усилия, чтобы удержаться на ослабевших ногах. Каюта встретила его тенью, прохладой и колючим ковром, на который его бесцеремонно кинули, и всё Ройс воспринимал, как избавление, почти что с благодарностью. Только когда его начали раздевать, он было подумал: стоит возразить и заверить моряков, что он справится сам, но… поленился и позволил им сделать всё самим. Лишь взявшаяся из ниоткуда кружка, полная ледяной воды, коснувшись губ, заставила его очнуться.       Не помня себя, Ройс схватился за неё и с жадностью начал пить. Зубы сводило от холода, от боли в них и пересохшем горле, на глазах выступили слёзы, но Ройс в жизни не получал такого наслаждения! Уже через несколько глотков воду попытались отнять, но он вцепился в неё с невиданной силой. Даже если не дадут напиться, он хотел оставить её у себя, чтобы иметь возможность в любой момент сделать глоток! Кружку выбили из рук сапогом, едва не переломав пальцы, и Ройс тут же затих. Сознание прояснилось, и он уже мог оценить ситуацию. Никто не станет с ним церемониться — это он усвоил быстро. Моряки покинули каюту, прихватив с собой остатки воды и его одежду, а Ройс только проводил их тяжёлым взглядом.       Оставшись один, он огляделся, рассчитывая понять, куда и зачем плывёт подобравшее его судно. Просторная, но тёмная каюта была обставлена подобно рабочему кабинету: тяжёлый дубовый стол прямо напротив двери и такое же тяжёлое, обитое красным бархатом кресло (только одно, для «гостей» не нашлось даже стула), шкафы и книжные полки вдоль стен, громоздкий сундук с вещами и небольшой диван с разбросанными на нём подушками и пледом. На приборы и глобус для навигации Ройс не обратил никакого внимания, привыкнув к ним, куда больше его заинтересовало отсутствие каких-либо гербов в декоре. Не было и портретов или гобеленов — ничего, что могло говорить о причастности корабля к какому-либо королевству. Всё это наводило на подозрение, но пока не хотелось спешить с выводами. Как и предстать перед капитаном абсолютно голым. Посомневавшись для приличия около минуты, Ройс подполз к дивану и стянул с него бордовый плед. Едва он успел укутаться, как дверь распахнулась, и в каюту вошёл капитан.       Ройс узнал сапоги, к которым его кинули, подняв на корабль. Удивительно чистые для моряка, высокие, до голени, и вдобавок тяжёлые. Свободные тёмные брюки, заправленные в них, завершались поясом с двумя пистолетами и коротким ножом. Камзола не было, только свободная же рубашка, запахнутая до груди. Но даже такая одежда не могла скрыть изящную фигуру капитана. Он был молод, слишком молод и чрезмерно красив для такой должности. Высокий рост, длинные каштановые волосы, собранные в хвост, узкое, прямо-таки породистое лицо и ореховые глаза миндалевидной формы. Единственное, что портило его — небольшой, уже побелевший шрам, тянувшийся вдоль внешнего уголка правого глаза, и взгляд, настолько холодный и жестокий, что Ройсу захотелось поскорее уйти отсюда.       Сев за стол, капитан откинулся в кресле и одарил его усмешкой, словно готовился к представлению. Но прежде, чем он сказал слово, Ройс поспешил вставить своё, повторяя то, что твердил ещё на палубе:       — Я могу пригодиться. У меня сильные руки, я умею обращаться с парусом, — уверенность, с которой он начал, разбилась об улыбку капитана. Он словно смеялся над ним, и закончил Ройс уже тише: — Да и за любую другую работу готов взяться…       — Расскажи мне, кто ты и что случилось с твоим кораблём.       Ройс ответил не сразу. Говорить о себе правду не хотелось, и, в итоге, он решил не говорить ничего.       — Мы везли товары в порт. Не свои — от нас требовалась только доставка. Налетели на что-то. Или оно налетело на нас… Был сильный удар: корабль тряхнуло так, что все попадали с коек. Выбежали на палубу… В правом борту была дыра, словно кто-то выдрал огромный кусок. Корабль начал тонуть так быстро, что мы не успели даже опустить шлюпки. Потом удар последовал снова, будто из-под воды… — с каждым словом Ройс всё больше терял уверенность: он вдруг усомнился в том, что ему поверят. Он видел, как блеск любопытства в карих глазах капитана сменяется скукой и брезгливостью, и, слыша себя сейчас, пусть и видел всё своими глазами, понимал, насколько абсурдно звучит его история. — Корабль разломило пополам. Кого-то убило обломками, кого-то утянул за собой сам корабль… Я не знаю, что это…       Его оборвали на полуслове. Резко поднявшись, капитан ударил по столу кулаком, и Ройс испуганно вздрогнул.       — И всё это сделал страшный Кракен, да? Мне не десять лет, чтобы верить в сказки про морских чудовищ. Либо у тебя от жары помутился рассудок, либо ты считаешь меня идиотом, — обойдя стол, капитан подошёл к Ройсу. Наклонившись, он заглянул ему прямо в глаза и понизил голос так, что только дурак не почувствовал бы угрозы: — Запомни: в этих водах боятся не морских чудовищ, а меня.       Распрямившись, капитан отвернулся от него и, с явным раздражением в каждом движении, заходил по комнате, меряя её шагами. Ройс проводил его холодным, колючим взглядом. Он и не рассчитывал, что ему поверят, но всё же издёвка, что он услышал в словах капитана, задела его. Ему хватило ума промолчать, но язык чесался очень сильно. Вот только спорить с пиратом было себе дороже.       Теперь он уже не сомневался, к кому именно попал на корабль. Все детали сошлись, и зародившиеся ещё на палубе подозрения подтвердились. Вот только для Ройса это ничего не меняло. Торговцы также не стали бы с ним церемониться, а военные корабли в этих водах плавали крайне редко. В море у него не было никаких прав, если те не были подкреплены монетой. Но что мог дать потерпевший кораблекрушение? Расписку, что дома у него сбережения в сундучке под кроватью?       Пират остановился, повернулся к Ройсу и удостоил его тяжёлым взглядом. Когда он заговорил снова, нотки раздражения всё ещё слышались в его голосе.       — Значит так. Во-первых, ты забываешь про все те глупости, что сказал мне сейчас. Будем считать, что у тебя помутился рассудок. Но если я услышу на своём корабле такие слухи — ты очень сильно пожалеешь, что выжил — это я тебе обещаю.       Ройс навострил уши. Внезапно появилась надежда, что его всё же оставят на корабле, а не выкинут за борт, как лишний груз. Сердце забилось чуть быстрее, взгляд стал ярче. Меж тем пират обошёл его и устроился на диване рядом, настолько близко, что можно было рукой дотянуться. Взгляд его стал мягче, и по коже Ройса побежали мурашки. Он чувствовал, что это не к добру.       — Во-вторых, — продолжил пират, — ближайшие несколько дней ты физически работать не сможешь, а кроме физической работы на корабле другой и нет, а значит, ты абсолютно бесполезен. Можно, конечно, продать тебя в ближайшем порту, но тогда придётся отрезать тебе язык. Или же…       Он протянул руку и легонько коснулся волос Ройса. Тот тут же настороженно замер, словно почувствовал опасность в виде хищника, и, когда в глазах пирата мелькнула усмешка, понял, что так оно и есть.       — Или же можно отдать тебя матросам. Хоть какое-то развлечение для ребят.       К горлу подкатило отвращение, которое немедленно отразилось на лице. Взгляд Ройса снова стал холодным и колючим, раздражение было таким сильным, что он просто послал самоконтроль к морским чертям. Уж лучше он умрёт, причём с удовольствием и за благое дело.       — Во-первых, — в тон капитану, копируя его манеру речи и смотря прямо в глаза, начал отвечать Ройс, — мне плевать, веришь ты мне или нет. Мне нет смысла лгать, но если, конечно, ты умеешь превращаться в гигантскую русалочку, тогда, так уж и быть, я поверю, что ты умеешь топить корабли и бояться надо тебя. Во-вторых, я провёл в воде не больше суток. Мы затонули перед рассветом. Я смогу восстановиться быстро, потому что хочу жить. В-третьих… — Ройс поморщился, вспомнив «главный» пункт, но, пусть и не сразу, подобрать цензурные выражения для ответа удалось, — твоим матросам будет попросту противно развлекаться с тем, кто провонял рыбой и трупьём. Или хочешь сказать, что вас именно такие запахи и возбуждают, а?       Повисла тишина, которая, как показалось Ройсу, длилась целую вечность. Видимо, до сих пор капитану пиратского судна никто не смел перечить или же это было так давно, что он уже и забыл, каково это. Иного объяснения, кроме шока, тому, что его не только не убили немедленно, но даже позволили договорить, Ройс найти не мог. Вот только в глазах капитана не было смятения. Только холодная ненависть, как если бы он в эту самую минуту представлял, как одну за другой ломает ему кости и вырывает их из конечностей вместе с мясом. Словно в подтверждение его домыслов, на губах пирата мелькнула безумная улыбка. И Ройс испугался по-настоящему. Запоздало он подумал, что смерть — это ещё не всё и за подобные слова его могло ожидать кое-что похуже. По коже побежали мурашки от ужаса, но его собеседник ухмыльнулся и как ни в чём не бывало откинулся на спинку дивана. И резко ударил его носком ботинка по лицу.       Ройс охнул от боли и завалился набок, прижимая пострадавший подбородок к ковру. Глаза защипало от слёз, и он с силой зажмурился, чтобы скрыть их. Все ощущения он перетерпел молча, отчасти признавая, что сам напросился.       — Запомни, щенок, на этом корабле мне не перечат! — зазвучал голос пирата над ним. — Так что прикуси свой язык, пока я не нашёл ему более достойное применение. Виркс!       Ройс всё ещё пытался справиться с болью и проверял языком, не выбиты ли зубы, поэтому не спешил открывать глаза, но он слышал, как распахнулась дверь в каюту. Да и капитан в дальнейшем обращался явно не к нему.       — Наш мальчик считает, что способен работать. Вывести его на палубу, пусть драит её. Одежду не давать, кроме какого-нибудь тряпья, чтобы прикрыть пах. Не сметь давать ему ни воды, ни еды. Спать он тоже не должен.       Боль утихла, но прежде, чем Ройс открыл глаза, с него рывком сдёрнули плед. Он тут же поёжился, поднимая раздражённый взгляд на пиратов. Плед держал в своей руке капитан и, покосившись на него, с отвращением бросил подчинённому.       — Перед этим помой его, а то от него и правда несёт. А эту тряпку выброси, она уже никуда не годится. А ты, щенок, — он снова посмотрел на Ройса, — подумай как следует над тем, что я тебе сказал.       «И это всё, серьёзно?!» — Ройс не мог поверить в то, что отделался так легко. Это скорее походило на спасение, чем наказание. То, что он успел придумать в своей голове, было куда страшнее! Но несчастный вид, когда его поволокли прочь, на всякий случай всё же состроил, пытаясь всеми силами изобразить, в каком он ужасе от предстоящей кары.       Виркс оказался низкорослым, загорелым до шоколадного цвета моряком лет тридцати с выгоревшими до золотистого цвета волосами и очень грубыми руками. Мозоли на его ладонях царапали нежную кожу плеч Ройса, пока он тащил его за собой. Ройс просто не поспевал за ним на ослабевших ногах и потому всё время падал, но его тут же жёстко поднимали и подталкивали вперёд. Но Ройс не жаловался. Не жаловался он и не протестовал и пока его мыли, обливая ледяной водой и болезненно натирая противного вида мочалкой. Наоборот, к этой неприятной во всех смыслах процедуре он отнёсся едва ли не с благодарностью. Запах дешёвого мыла после запаха гнилья и разложения казался слаще самых благоуханных цветов, а воду, которой его ополаскивали, он время от времени глотал, утоляя жажду. И даже когда это заметили и наказали ударом по почкам, Ройс нисколько не пожалел.       В качестве одежды ему в самом деле дали какое-то «тряпьё», в прошлом бывшее чей-то рубашкой. Пришлось изрядно поломать голову над тем, как её повязать, чтобы прикрыть хоть что-то, но времени на это никто не дал. Ройс буквально на ходу пытался завязать на бёдрах узел из рукавов, пока его тащили на палубу под свист и улюлюканье пиратов. Молчал Ройс и тогда, когда ему всучили в руки швабру и пнули ведро под ноги с такой силой, что он едва устоял. Работа давалась тяжело. Голова кружилась от жары и истощения, ноги и руки дрожали, отказываясь подчиняться, а когда сознание уплывало, увлекая его в пустоту, по спине прилетало плетью. Не столько болезненные, сколько раздражающие удары, мешающие провалиться в беспамятство. Но Ройс твёрдо решил снести всё без слов.       Ему сказали молчать, и он будет молчать. А уж жалоб или мольбы от него точно никто не дождётся.