Праздник полностью поглотил деревушку. От каждого веяло то добротой, то храбростью, то чем-то своевольным, но, почему-то, довольно знакомым. Девушка же покинула толпу, чувствуя непреодолимое стремление уйти подальше от всего этого.В лес. Позади остались и беззаботная атмосфера, и шикарный стол, и звучная музыка. Теперь перед её глазами была лишь чёрная бездонная пропасть, а в ушах звенящее эхо отчаянных криков, вторящих друг другу: "Ведьма! Ведьма!". Но она понимала, что в мыслях своих забежала слишком далеко, уже в чужую историю. Её подхватило то упрямое чувство, что всегда было рядом, но всегда ускользало, будто ловкая лисица. Хах, как иронично, дитя Решимости, впервые досигшее красного потока. Оказалось, это так легко, сделать маленький шаг в неизвестность, а после быть поглощённой тьмой под аккомпонемент всё больше удаляющийся отзвук злобных голосов, относящихся даже не к её времени. Но жизнь происходила с ней прямо сечас. — Ты в порядке? Ааа, пожалуйста, не умирай! Я обязательно спасу тебя, только держись!
***
— Фриск, тебе действительно так нравится эта история? — спросила мать, давно привыкшая к жизни в постоянном страхе и осознания грустного будущего собственного ребёнка. Она нервно поглаживала свою дочь по голове пальцами, будто полностью состоявшими из мозолей, ушибов и мелких порезов. Ребёнок тихонько всхлипнул и опустил взгляд в пол, сжимая в кулаке скомканный подол своего грязного платья. То и дело она поглядывала на свою лодыжку, где уже цвёл огромный и болезненный синяк. Дети порой бывают жестоки. — В сказке таких как мы любят. Там мы герои, — сказала малышка, уже хлюпая носом. По её щеке скатилась первая слеза, будто спустившая невидимый рычаг и давшая волю целому ливню. Ей ещё только предстояло понять: слёзы ничего не изменят. — Хорошо, тогда слушай и не перебивай, — сказала худая женщина и, глубоко вдохнув, начала свой рассказ. — Давным-давно, когда люди постоянно бессмысленно воевали между собой, орошая землю кровью собственных братьев, очерняя свои сердца и души, на них обрушилось страшное проклятье за все прегрешения: начали рождаться уроды — дети, чей внешний облик сильно разнился с нашим. — Ах...! — восторженно вздохнула девочка, получив желаемое. Она смирно и выжидающе сидела на коленях матери, стирая с загорелых щёк последние свидетельства собственного недавнего плача. Глаза же её были направлены прямо на рассказчицу, но, казалось, смотрели куда-то вдаль. — Но больше всего их выделял не внешний облик, а сокрушительная сила магии, что принесла так много бед в эти земли. Пожары, наводнения, мор — не счесть несчастья, принесённые этими существами в порывах гнева, — продолжала женщина. — Мамочка, а это как в той сказке, где злой царь не отпускал какой-то народ, а потом на него напала саранча? — Фриск же посмотрела матери в глаза, и на всём лице у неё будто был написан интерес, смешанный с трепетом и грустью, но сам взгляд её оставался таким же пустым. — Почти. Кхм, — женщина слегка откашлялась, а затем продолжила. — Но люди боялись их лишь от того, что не знали собственной силы. Подгоняемые страхом, они начали "охоту", где каждый уродец подлежал уничтожению, но... — А так разве правильно? Им же ведь вроде должно быть больно? Так? — спросила малышка, а грусть на её лице сменило замешательство. — Милая, я же просила не перебивать, — ответила мать, отчего-то на мгновенье улыбнувшись. Её всегда так радовала доброта дочери. — Так где я остановилась? Ах, да. Истребление прекратили семь людей, обладавших старшими Арканами. Чтобы остановить ненужные потери обеих сторон, они запечатали этих монстров глубоко под землёй и оставили им только маленькую расщелину в горе Эббот, через которую те могли бы видеть небо. И люди ликовали, благодарили наших предков, восхищались ими и даже воздвигли в их честь город у подножья той горы. Последняя часть давалась женщине особенно тяжело. Каждое слово её собственной истории будто откликалось в ней, делая уже почти ставши неспешными и размеренными движения снова нервными и дёрганными. Она с каждой секундой всё глубже уходила в свои мысли и бессознательно притянула дочь в объятья, будто найдя в ней спасение, опору. Из этого своеобразного транса её вывели лёгкие подёргивания за рукав не раз перештопанного платья и тихий и мягкий голос. — Мамочка, какая хорошая история, а можно мне теперь идти? — сказала Фриск, уже пытаясь слезть с коленей матери. В этот момент женщина решилась. Сейчас или никогда. — Нет. Знаешь, она ещё не окончена, — глубоко и шумно вдохнув, а женщина продолжила свой рассказ. — Спустя многие годы на поверхность ступил урод, и символ его был "Луна". — Мамочка, может лучше не стоит? — спросила малышка слабым голосом. Она действительно не знала, как реагировать на непрошенное продолжение. — Люди, не осознавая последствий, начали атаковать его, — продолжала женщина, не слушая своего ребёнка. Ей было нужно завершить свой рассказ хоть раз. Необходимо. — Некоторое время монстр вопил и просил прекратить, пока глаза его не окрасились в красный, тогда... — Мама, хватит! Я не хочу знать, что будет потом! — просила девочка. Мать всегда реагировала на её мелкие замечания. Иногда улыбалась, иногда могла просто пожурить, но всегда прислушивалась. — Тогда монстр сказал лишь одну фразу: "Во всем виноваты лишь вы, людишки," — и начал истреблять всех, кого видел, — не останавливалась мать Фриск. Для себя она уже всё решила. Малышка же потерялась в мыслях. Всё её тело, не только лицо, было напряжено и выражало смятение. Но не глаза, будто застывшие, словно озеро в холодную ночь. — В последний момент, что-то остановило урода и тот отпустил задыхающееся тело наземь. — После настали сложные времена. Голод и холод не давали нам продохнуть, — продолжала женщина, слегка переведя дух. В образовавшуюсю короткую паузу никто не вставил свою кроткую реплику. Фриск тихо сидела, опустив голову. — Тогда люди решили, что те, кого они запечатали столько лет назад были духами природы, а сейчас они пожинают их праведный гнев. Чтобы искупить вину, в определенный срок в расщелину на горе Эббот начали скидывать потомков семерых обладателей Аркан, не достигших совершеннолетия. Шумный выдох облегчения ознаменовал окончание истории. На несколько мгновений движения женщины стали мягче и плавнее, будто не было всех этих лет страха. Ребёнок долгое время не поднимал взгляда, и мать нежно погладила свое чадо по макушке, но, стоило малышке поднять голову, та нервно вздохнула. На неё смотрела не любимая и нежная дочка, а ужасающее чужое существо. Её лицо абсолютно ничего не выражало, было каким-то бледным, а глаза еле закрытыми. И лишь опухшие веки говорили о том, что оно всего час назад заливалось слезами. — Я могу уже идти? — сказала малышка, и ,не дождавшись ответа матери, смахнула любящую руку с головы, направляясь к выходу из ветхого домика. Женщина не смогла ничего сказать в ответ, лишь вздрогнула всем телом. Руками она обхватила свои плечи в тихой и безуспешной попытке хоть немного успокоиться, и то и дело из неё вырывались тихие причитания: «Прости, прости, прости».***
Спустя несколько лет её мать пропала. Она будто испарилась, оставив только колоду гадальных карт на пыльной тумбочке. Фриск ещё никогда так не ревела. Будто вернулась та маленькая девочка, что просила почитать ей перед сном, любила нежные поцелуи матери, а в самой ней души не чаяла. Фриск долго звала на помощь. Но никто не пришёл… Соседи шептались, что женщину не кинули в Подземелье, когда та была нужного возраста, лишь потому, что была ещё одна подходящая «ведьма», а она, в свою очередь, должна была породить следующую претендентку на роль жертвы. Никто не знал, почему она исчезла сейчас. Многие говорили, что она утопилась или повесилась. Кто-то настаивал, что её убили. А некоторые даже предполагали, что её отправили на опыты в столицу. Каждый будто считал своим долгом напомнить Фриск, что теперь она "ведьма", а значение этого слова будто выцарапали ржавым тупым ножом в её разуме. Девочка всегда предпочитала молчание и говорила только во время гаданий. Тихим шёпотом, делая длинные и гнетущие паузы, всегда ожидая крика: «Ведьма! Побыстрее бы тебя сбросили в пропасть!» И Фриск лишь молчала и продолжала гадать, а поток посетителей не иссякал, ведь её карты ещё ни разу не соврали. Она старалась соответствовать ожиданиям окружающих. Всегда была холодной и отстранённой, а её стеклянные глаза будто прожигали своим холодом. Любимым местом для неё стал лес, где можно было собирать разные травы. Всё как и подобает ведьме. Когда Фриск проходила по улице, жизнь будто замирала. А девочка чувствовала людской страх. Ей даже начало это нравиться. Дети иногда бывают жестоки. Они были жестоки, она подстраивалась. Глупо думать, что та не пыталась сбежать. Пыталась. Так, что после остались следы от плетки на спине и синяки на руках. Шрамы, что теперь никогда не заживут. Отрубленные крылья. Она хотела бежать через лес, но её быстро вразумила стража. Кулаками и ногами, а после и показательным "крещением" змеей. Либо убиться самой, либо ждать пока тебя скинут к уродам — вот и все варианты. Стоит признать, довольно сложно сходиться с людьми, будучи чуть ли не врагом всей расы. Скорее невозможно. Даже самые лояльные к ней опасались сокращать дистанцию. Не то чтобы Фриск это тяготило или заботило, но такое положение делало её удобной жертвой. Мальчишки из местного приюта постоянно старались испортить ей жизнь: ставили подножки, выливали на неё помои и совершали многие другие шалости пусть и неприятные, но безвредные. Однако со временем это заходило всё дальше и дальше. Фриск возвращалась из леса своим обычным путём — по кривому переулку в стороне от главной дороги. Там всегда было так тихо и спокойно, что было даже странно увидеть такое место в живом и шумном городе. Но привычную атмосферу рушили перешёптывания где-то со спины и шуршание чьих-то шагов на соломенных крышах. Шум следовал за ней по пятам, а остановиться было равносильно громкому крику, что слежка обнаружена. Девчушка надеялась только на то, что успеет добраться до более оживлённой улицы раньше, чем что-либо дурное произойдёт. Где-то в глубине у неё копошился зыбкий страх, что за ней пришли, чтобы бросить в дыру. Она решилась на небольшой риск и слегка ускорила шаг, но тут же кто-то запрыгнул на неё сверху, повалив на землю. — Парни, сюда! Я завалил ведьму! — По голосу Фриск узнала одного из детдомовских хулиганов. Что-ж, очередную их пакость она легко переживёт. Несколько мальчишек окружили её, противно посмеиваясь. Лучшим методом борьбы с ними было безразличие: если не реагировать, то им просто станет скучно, и они скоро отстанут. Тот охотник на ведьм, что прыгнул на неё, теперь слез и лишь придерживал её хрупкое тело, желая только припугнуть. Остальные детдомовцы же решили сделать игру чуть веселее и, ведомые стадным чувством, стали по очереди подходить к ней и пинать в грудь и живот. В их глазах сверкал азарт, их будто окрыляло чувство безнаказанности. Но в какой-то момент простого насилия им показалось мало. У них же есть целая живая ведьма, можно придумать что-то поинтереснее! — Эй, я как-то раз слышал, что ведьм надо сжигать! — крикнул один из мальчишек. В воздухе повисло неловкое молчание. Даже хватка на её руках и спине, казалось, ослабла. У них же осталось хоть немного здравого смысла? Может они сейчас прекратят весь этот цирк? В тишину разорвала чиркнувшая о коробок спичка. Фриск могла бы стерпеть побои, но сгорать заживо ей никак не хотелось. Она начала яростно брыкаться, но её только сильнее прижали к земле. Один из хулиганов поднёс горящую спичку к её волосам, и те вспыхнули быстрее чем бумага, пропитанная керосином. Фриск не кричала и не плакала, но её лицо всё равно исказила маска страха. — Вы совсем больные?! — вскрикнул кто-то из мальчишек, и тут же на её голову вылился ушат грязной воды из ближайшей канавы. Больше девочку никто не держал, но она какое-то время просто не могла подняться, осознавая происходящее. Всё случилось так быстро, но будто тянулось несколько часов. Обступившие её мальчишки, казалось, были напуганы даже больше, чем она сама несколько секунд назад. Простым бездействием. Чего же можно добиться, будучи чуть более активной? — Ф-Фриск? Ты к-как? — спросил уже знакомый ей голос. Этот мальчик даже помог ей как-то раз, но какое это имеет значение сейчас, когда он принял участие в этой маленькой репетиции её казни, — Встать можешь? — даже протянул руку. Она не приняла помощь. Девочка, пусть и медленно, поднялась самостоятельно. Она не пожалела времени и посмотрела в глаза каждому хулигану, не вкладывая во взгляд ничего особенного, но они были в ужасе, а затем неторопливо пошла своей дорогой, не сказав ни слова. Мальчишки на мгновенье застыли в оцепенении, а затем сбежали в противоположном направлении и скрылись за углом ближайшего переулка. — Зачем вообще было её трогать? — громко кричал, видимо, их главарь, чуть ли не заглушая собственным голосом всех остальных. — Но сначала же было весело... — ответил мальчик, притащивший спички. — Серьёзно, весело? Хочешь домой дорогу потерять или что? — У нас и так нет дома. А ведь прекрасная мысль. Потом Фриск ещё долго рассматривала в зеркало свои неровно выгоревшие грязные волосы. Даже она, апатичная к своей внешности, не могла с таким мириться. Пришлось самой обрезать кончики тупыми старыми ножницами. Почти весь следующий день девочка провела в библиотеке, ведь на дом книги удавалось взять довольно редко, что вовсе не было поводом отказывать себе в любимом занятии. Когда Фриск уже собиралась вернуть прочитанное за сегодня руководство по садоводству, она услышала небольшой разговор библиотекаря с какой-то посетительницей. — Ох, Мэри, ты слышала, что случилось вчера ночью? — Да, так ужасно. Бедные дети… Им и так не сладко в жизни приходилось, а тут такое! — Что случилось? — тихо вмешалась Фриск в их разговор, попутно протягивая книгу. — Ты не знаешь? Детский дом на… — начала было библиотекарь, но была прервана своей собеседницей. — Мэри, что ты делаешь? Зачем ты говоришь с ведьмой? Хочешь сто лет несчастий на свою семью? — причитала женщина с платком на голове, готовая в любой момент ретироваться из здания. — Да будет тебе! Она же такая хорошая девочка, всегда оправдывает ожидания. Так? — резко ответила библиотекарь с улыбкой оборачиваясь к девочке. Фриск не ответила и отвела взгляд. — Так вот. Вчера подожгли детский дом на окраине. Есть несколько пострадавших, а кухня так и вовсе до тла сгорела. Такой ужас! Говорят, что на ограде там была нарисована семиконечная звезда, а значит кто-то точно хотел им зла. — Да это всё точно эта маленькая колдунья! Кто ещё мог навести на людей проклятье?! — не унималась посетительница. — Ещё одно такое слово, и я вышвырну тебя отсюда и не посмотрю, что библиотека общественное место! Как можно обвинять в поджоге ребёнка! Кем бы она там не была… — Жалко… — Фриск сжала свою маленькую ручку в кулачёк и приложила к груди. — Малышка, там вроде жил твой друг, надеюсь, он не пострадал. Такой хороший был мальчик, такой умный, даже язык жестов знал. Ох, как же это всё печально. Но ничего страшного, мы проведаем его, верно? — сказала библиотекарь, ища Фриск взлядом. Но та уже ушла. После того случая подобные несчастья участились. И часто обвинения падали на Фриск, но в ответ на них та ли молчала и хмурилась. Она здесь ни при чём. Это всё их наказание за грехи. С каждым годом, месяцем, днём, часом, её боялись всё больше, но даже в такой обстановке были и те, кто видел в ней не порождение кары природы, не "ведьму", а просто маленькую девочку. Хозяйка пекарни в тайне каждый год готовила небольшой торт ко дню её рождения. Каждый раз они были разными, и с каждым годом всё более незаурядными, украшенными талантливыми рисунками на сахарной глазури. Фриск, каждый год приглашала женщину в свою чистую лачужку, наливала чаю и обнимала ту, что помнила о её дне рождения. И таких людей было много, кто-то впутывал свою ниточку совсем незаметно, кто-то напоказ, а кто-то с осторожностью. Но каждый знал, что до момента жертвоприношения осталось совсем чуть-чуть. Через два месяца за ней пришли. Так дерзко, беспрерывно и жестоко. Её вывели из деревни под восторженный гул ликующей толпы. Им было все равно, что в тот момент девушка ела, что та не успела обуться, и теперь холод земли жёг её босые ноги. То и дело она спотыкалась о камни, прикусывая нижнюю губу от боли. А теперь любимое и единственное платье протыкали острые ветки, сдирая мелкие клочки ткани. Вместе со стражниками отправились многие жители деревушки, в основном дети и сильно верующие люди. Те то и дело кричали ей вслед: «Ведьма! Ведьма!». Она лишь смиренно принимала ругань. А что могла сделать хрупкая девушка, когда двое высоких мужчин держали её руки, а спереди и сзади было ещё двое. Их ждал совершенно другой сюрприз по приходу домой. Долгожданная дыра. Для кого-то. Не для неё. Смотря вниз, Фриск понимала, что если упадёт туда, то точно не выживет. А может духи добрые и постелили ей там много матрасов, чтобы она ничего не сломала? Как никак она изрядно постаралась для этих существ. Её пихнули, и девушка осталась совсем на краю. Со всех сторон её обступили жители соседних деревень, каждый что-то говорил, в чем-то обвинял. Среди толпы она увидела женщину в слезах, Мери, но та лишь отвела взгляд. Предательница. Грубый толчок, и её лицо обдали острые порывы встречного ветра, заставляя зажмуриться. Дышать стало невозможно, порывы воздуха будто вырывали жизнь, такую никчемную и совершенно грязную. Её что-то сьело. Не надкусило, а именно заглотнуло, и тут же стало так тепло и спокойно. Я оправдала свой образ? Так, пожалуйста, сгорите и не существуйте без меня.